История англии. глава 1-5

Автор: Аноним. Дата выхода: 11 мая 2016 года.
***
СОДЕРЖАНИЕ


 ГЛАВА I.

 ВЕЛИКОЕ ВОССТАНИЕ. СТРАНИЦА

 Положение Ирландии-Паломничество Роджера Мура-Переговоры
 Англо-ирландцев с Чарльзом-Хью Мак-Магон предает заговор-Восстание
 коренных ирландцев-Резня протестантов-Меры,принятые
 английский парламент - Возвращение Карла в Лондон- Грандиозный
 Протест -Ответ короля - Его наместник в Тауэре-Беспорядки
 в Лондоне — ошибка епископов — попытка ареста пяти
 членов парламента — Карл покидает Лондон — королева отправляется в Голландию — Карл
 в Йорке — его отступление из Халла — подготовка к войне — королевский
 штандарт поднят — упрямая глупость принца Руперта — битва при Эдж-
 Хилле — Карл идёт на Лондон — он возвращается в Оксфорд — Кромвель на
востоке — королева в Йоркшире — смерть Хэмпдена — парламент
 Катастрофы — битва при Ньюбери — смерть лорда Фолкленда — переговоры
 с шотландцами и ирландцами — смерть Пима — королевский парламент в
 Оксфорд — битва при Марстон-Муре — сокрушительный провал Эссекса в
 Корнуолле — вторая битва при Ньюбери — указ о самоотречении —
реорганизованная армия 1


 ГЛАВА II.

 ВЕЛИКОЕ ВОССТАНИЕ (_продолжение_).

 Ассамблея в Вестминстере — суд над Лодом и его казнь — переговоры
 в Аксбридже — встреча уполномоченных — невозможность
достижения соглашения — надежда на помощь королю с
континента — Карл соглашается на требования ирландских
 католиков — дисциплина и дух парламента
 Армия — Кампания новой армии — Охота на короля — Битва при Нейзби — Фэрфакс на западе — Подвиги Монтроза — Попытки Карла присоединиться к нему — Битва при Килсите — Падение Бристоля — Битва при Филихо — Последние попытки роялистов — Карл предлагает заключить мир — Обнаружение его переписки с Гламорганом — Карл
 Интриги с шотландцами-Бегство из Оксфорда-Капитуляция перед
 шотландцами в Ньюарке-Последующие переговоры-Предложения о мире
 Мир -Капитуляция Карла перед парламентом 34


 ГЛАВА III.

 КОНЕЦ ПРАВЛЕНИЯ КАРЛА I.

 Различия между пресвитерианами и индепендентами — Король
в Холмби — Попытка распустить армию — Последующие петиции
 в парламент — Адъютанты — Собрание в Ньюмаркете — Захват
короля — Наступление армии на Лондон — Упрямство
пресвитериан — Армия проходит через Лондон — Её
 Предложения Карлу — их отклонение — король упускает свой шанс — левеллеры — усилия Кромвеля от имени Карла — возобновление интриг Карла — бегство в Карисбрук — попытки спасти короля — Карл заключает договор с
 Шотландцы - Последовавшая реакция в его пользу -Битва при Престоне и
 Подавление восстания-Кромвель в Эдинбурге-Принц Уэльский
 Командующий флотом-Переговоры в Ньюпорте-Растущий
 Нетерпение армии -Петиции о королевском суде -Карл
 Слепота и двуличие - Его переводят в замок Херст-Прайд
 Чистка -Верховенство независимых -Сторонники Вигов -Хью Питерс
 Проповедь в церкви Святой Маргариты, Вестминстер -Постановление короля
 Судебный процесс -Суд и казнь Карла I. 59


 ГЛАВА IV.

 СОДРУЖЕСТВО.

 Провозглашение принца Уэльского вне закона — упразднение
пэрства — _Ultimus Regum_ — установление республиканского
правительства — упразднение Палаты лордов и монархии —
Государственный совет — трудности с присягой —
присяга — религиозная терпимость — суды над роялистами —
недовольство народа — левеллеры — деятельность Джона
 Лилбёрна — подавление мятежа в полку Уолли — Локьер
 Похороны — арест Лилбёрна — распространение недовольства на другие полки — подавление восстания — Кромвель
 назначен лордом-наместником Ирландии — Движение роялистов
в Шотландии — Сын Карла провозглашён королём — Шотландская
 делегация в Гааге — Двор Карла — Убийство доктора Дорислауса —
События в Ирландии — Кампания Кромвеля — Поражение и смерть Монтроза —
Кромвель в Шотландии — Битва при Данбаре — Перемещения Карла —
Его марш в Англию — Битва при Вустере — Карл бежит во Францию —
Энергичное правительство — Внешняя политика
 Трудности — Закон о судоходстве — Война с Голландией — Противостояние между
 парламентом и армией — Изгнание Румпеля — Маленький
 Парламент — Кромвель стал протектором 90

 ГЛАВА V.

 СОДРУЖЕСТВО АНГЛИИ И ШОТЛАНДИИ (_продолжение_).

 Морская победа над голландцами — Смерть Ван Тромпа — _Квази_-королевское
 Государство лорда-протектора — Недовольство Кромвелем — Его
 Энергичное правление — Карл II предлагает награду за его
 Убийство — Восстания в Шотландии — Отношения Кромвеля с
португальским послом — Реформа Канцлерского суда — Комиссия
по очищению церкви — Реформированный парламент — Исключение
ультрароялистов — Роспуск парламента — Опасность заговоров — Несчастный случай
 защитнику -Смерть матери Кромвеля-Восстания роялистов
 -Генералы-майоры Кромвеля-Внешняя политика-Война с
 Испания — резня пьемонтцев — захват Ямайки — призыв евреев к терпимости — третий парламент Кромвеля — заговоры против его жизни — петиция и рекомендации — Кромвель отказывается от королевского титула — блестящая победа Блейка при Санта-Крус — смерть Блейка — успехи в борьбе с Испанией — провал восстановленного  парламента — наказание заговорщиков — победа в Нидерландах — абсолютизм Кромвеля — его тревоги, болезни и
 Смерть-Провозглашение Ричарда Кромвеля-Он созывает парламент -Он
 распущен-Снова появляется Крестец-Ричард уходит в отставку-Роялист
 Восстания -Ссоры армии и крестьян -Генерал Монк- Он
 Идет на Лондон-Требует свободного парламента-Роялисты
 Реакция-Декларация Бреды-Радостный прием Карла 123


 ГЛАВА VI.

 ПРОГРЕСС НАЦИИ ПРИ ЯКОБЕ I, КАРЛЕ I И В ПЕРИОД СОДРУЖЕСТВА.

 Промышленность и торговля — торговля при Стюартах — английская
 торговля и конкуренция с голландцами — Ост-Индская компания
 Компания — перипетии её ранней истории — конкурирующие компании —
 американские колонии и Вест-Индия — рост Лондона — национальный
 Доходы — расточительность Стюартов — изобретение титула баронета — незаконные монополии — расходы на правительство — деньги и чеканка монет — сельское хозяйство и садоводство — драматурги того времени — Шекспир и его современники — поэты оккультной школы — Герберт, Геррик, Куорлз — богатство поэзии — писатели-прозаики — «Новый Органон» Бэкона — «Потерянный рай» Мильтона
 Прозаические произведения — Хейлз, Чиллингворт, Джереми Тейлор, Фуллер и
 другие богословы — «Океана» Харрингтона — сэр Томас
 Браун — историки и летописцы — первые газеты — открытие Харви
 о циркуляции крови — открытие Непера
 Изобретение логарифмов-Музыка-Живопись, гравюра и
 Скульптура-Архитектура-Манеры и обычаи-Спорт и
 Развлечения-Мебель и украшения для дома-Костюмы-Оружие и
 Доспехи-Положение людей 165


 ГЛАВА VII.

 КАРЛ II.

 Характер Карла II.-Первый тайный совет короля-
 Конвенционный парламент — подчинение пресвитерианских
 лидеров — бедственное положение тех, кто принимал участие в суде над покойным королём
 — уступчивость простолюдинов — доходы Карла — законопроект
 о продажах — законопроект о министрах — урегулирование церковных вопросов — суд над цареубийцами — их казнь — брак герцога Йоркского — осквернение останков Кромвеля — пресвитериане
 Обманутый — Доходы — Пятый мятеж монархов — Урегулирование в Ирландии и Шотландии — Казнь Аргайла — Восстановление епископата — Новый парламент — ярый роялист — Брак короля — Его
 Жестокое обращение с королевой — положение при дворе — суд над Вейном и Ламбертом — казнь Вейна — убийство цареубийц — продажа Дюнкерка — Акт о единообразии — религиозные преследования — странное  дело маркиза Бристоля — отмена Акта о трёхгодичном сроке —
 Условные и пятимильные акты-Война с Голландией-Появление эпидемии
 Чума -Вопиющая распущенность двора-Деморализация
 Военно-морской флот -Битва Монка с голландцами-Великий пожар 193


 ГЛАВА VIII.

 ПРАВЛЕНИЕ КАРЛА II. (_ продолжение_).

 Требования парламента — фиктивная комиссия — подавление ковенантеров в Шотландии — голландцы на Темзе — паника в Лондоне и при дворе — унижение Англии — подписание мира — падение Кларендона — заговор — сэр Уильям Темпл в Гааге —
 Тройственный союз — скандалы при дворе — распутство короля и герцога Бекингема — попытка лишить герцога Йоркского права на престол — преследование нонконформистов — суд над Пенном и Мидом — права присяжных — тайный договор с Францией — подозрительная  смерть сестры Карла — «мадам Карвелл» — нападение на сэра
 Джон Ковентри — национальное банкротство — война с Голландией — битва при Саутволд-Бэй — Декларация о помиловании — падение клики — события в Шотландии и Ирландии — успехи на континенте
 Война -Мария выходит замуж за Вильгельма Оранского-Людовик интригует с Оппозицией
 Нимегенский мир-Папистский заговор -Импичмент
 Денби-Схема правления Темпла -Законопроект об исключении -Убийство
 архиепископа Шарпа-Босуэлл Бридж-Антикатолическая ярость-Обвинения
 против Джеймса-Казнь лорда Стаффорда 221


 ГЛАВА IX.

 ПРАВЛЕНИЕ КАРЛА II. (дополнено).

 Затруднительное положение Карла — Интриги, связанные с исключением из парламента — Парламент
 распущен — Король снова отправлен в изгнание Людовиком — Новый парламент
в Оксфорде — Насилие со стороны вигов — Карл распускает
Оксфордский парламент — Казнь архиепископа Планкета — Арест
Шефтсбери — Паника в банде клятвопреступников — Оутса выгнали из
Уайтхолла — Списки Шефтсбери — Визит Вильгельма Оранского — Яков
 в Шотландии — поражение сторонников Кэмерона — Манифест Каргилла —
 Тирания герцога Йоркского — Бегство Аргайла — Пытки в
 Эдинбурге — Высокомерие Монмута — Противостояние между двором и
 Город — Смерть Шефтсбери — Заговор в Рай-Хаусе — Самоубийство графа Эссекса — Суд над лордом Уильямом Расселом — Чрезвычайная декларация Оксфордского университета — Суд над Алджерноном Сидни —
 Герцог Монмутский помилован-Подлое поведение Монмута-Судебный процесс над
 Хэмпденом-Судебные процессы в Шотландии-Абсолютизм Чарльза-Конфискация Корпорациями
 Хартий-Влияние герцога
 Йорк-Противостояние Галифакса-Болезнь и смерть короля 267


 ГЛАВА X.

 ПРАВЛЕНИЕ Джеймса II.

 Речь Джеймса в Совете-Рочестер заменяет Галифакс-Другое
 Изменения в правительстве — Джеймс собирает таможенные пошлины без
 участия парламента — Продолжение выплаты пенсий французам — Шотландский парламент — Оутс и Дэнджерфилд — Заседание парламента — Он предоставляет право на
 пожизненное содержание — Монмут и Аргайл — Экспедиция Аргайла — Его пленение и казнь — Экспедиция Монмута — Он входит в Тонтон — Его надежды рушатся — Битва при Седжмуре — Казнь Монмута — Жестокость Кирка и Джеффриса — Кровавый суд присяжных — Дело леди Элис
 Лайл — упадок власти Якова — он нарушает Акт о престолонаследии — отмена
 Отмена Нантского эдикта — роспуск парламента — оправдание Деламера — отчуждение церкви — придворные партии —
 подтверждение права назначения — предоставление католикам приходских должностей — возобновление работы Высокой комиссии — армия на Хаунслоу-Хит — суд над «Джулианом»
 Джонсоном — беззаконие Джеймса в Шотландии и Ирландии — Декларация о помиловании — партия принца Оранского и принцессы
 Мария — изгнание членов совета колледжа Магдалины — новая декларация о помиловании — протест семи епископов — рождение принца
 Уэльс — суд над епископами и их оправдание — приглашение Вильгельма Оранского — глупость Якова — подготовка Вильгельма — слепота Якова и предательство его министров — декларация Вильгельма — Яков убеждён, идёт на уступки — Вильгельм высаживается в Торбее — его наступление
 в Эксетер — измена Черчилля — бегство принцессы Анны и её
мужа — Яков отправляет уполномоченных для переговоров с Вильгельмом —
бегство Якова — беспорядки в Лондоне — возвращение Якова — его последнее
бегство во Францию — Конвенция — вопрос о престолонаследии — Декларация
 Права — Вильгельм и Мария, соправители 289

 ГЛАВА XI.

 ПРОГРЕСС НАЦИИ ОТ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ ДО ВЕЛИКОЙ РЕВОЛЮЦИИ.

 Религия: секты нонконформистов — тюремное заключение Буньяна — Фокс и Общество друзей — наказание Джеймса
 Нейлора — изгнание Роджера Уильямса — другие религиозные
 Секты — Литература: Мильтон — Его произведения — Коули — Батлер — Драйден — Младшие
 поэты — Драматурги эпохи Реставрации — Прозаики: Мильтон и
 Драйден — Гоббс — Кларендон — Бакстер — Баньян — Уэйт — Ивлин и
 Пепис — основание Королевского общества — физические науки — открытия Непера, Ньютона и Флемстида — математики и химики — Харви и Вустер — живопись, скульптура и гравюра — чеканка монет — музыка — мебель — костюмы — манеры и обычаи — состояние Лондона — спорт и развлечения — сельская местность
 Жизнь — Путешествия — Духовенство — Йомены — Сельские виды спорта — Рост доходов и торговли — Растущее благосостояние севера Англии — Закон о судоходстве — Норвич и Бристоль — Почтовая  система — Преимущества, получаемые от промышленности
 Иностранные беженцы — Ост-Индская компания — Положение народа:
 Заработная плата — Закон о бедных — Усилия филантропов 352

 ГЛАВА XII.

 ПРАВЛЕНИЕ ВИЛЬГЕЛЬМА И МАРИИ.

 Приход к власти Вильгельма и Марии — Недовольство церкви и армии — Первое правительство Вильгельма — Его голландские последователи —
 Конвенция становится парламентом — Клятва верности — Урегулирование
вопроса о доходах — Приостановление действия закона о хабеас корпус — Мятеж
 Билль — Урегулирование вопроса о религии — Коронация — Объявление войны
Франции — Насилие во время революции в Шотландии — Партии
 в шотландском парламенте — письмо от Якова — отделение Данди — вооружённое восстание в Эдинбурге — формирование правительства — Данди в Хайленде — битва при Килликрэнки — Маккей завершает войну — революция в Ирландии — паника среди англичан — гарнизон в Лондондерри и Эннискиллене — переговоры с Тирконнелом — его
 Временный успех — высадка Джеймса — он входит в Дублин — его путешествие в Ольстер — осада Лондондерри — город спасён — законодательство ирландского парламента — прибытие Шомберга — фракционность
 Английские виги — состояние английской армии в Ирландии — возобновление
 Насилия со стороны вигов — отмена Закона о корпорациях — Уильям
 Угрожает покинуть Англию — роспуск парламента — тори
 Реакция — продажность нового парламента — урегулирование
налоговых вопросов — предложения вигов — Акт о помиловании — подготовка к
войне — заговор якобитов — Вильгельм отправляется в Ирландию — ход
войны под командованием Шомберга — постепенное улучшение его
положения и разгром армии якобитов — битва на реке Бойн — бегство
Якова — Вильгельм входит в столицу Ирландии — новости из
 Англия — осада Лимерика — битва при Бичи-Хед — высадка французов в Торбее — мужество английского народа — заселение Шотландии — успехи Мальборо в Ирландии — парламент  предоставляет либеральные субсидии — заговор Престона раскрыт — Уильям
 Отплывает в Голландию — Энергичность Людовика — Падение Монса — Суд над заговорщиками-якобитами — Предательство в высших кругах — Наказание тех, кто не присягнул — Континентальная кампания — Положение в Ирландии — Прибытие Сент-Рута — Осада Атлона — Битва при Агримсе — Вторая осада и
 Капитуляция Лимерика 396

 ГЛАВА XIII.

 ПРАВЛЕНИЕ ВИЛЬГЕЛЬМА И МАРИИ.

 Заседания в парламенте — Жалобы на адмирала
 Рассела — Измена во флоте — Законодательство против
 католиков — Ост-Индская компания — Закон о государственной измене
 — Подушный налог — Изменения в правительстве — Мальборо
 лишён своих должностей — Его предательство — Королева
 Ссора с принцессой Анной — Вильгельм отправляется за границу — Падение Намюра — Битва при Стейнкирке — Итоги кампании —
 Резня в Гленко — предполагаемое вторжение в Англию — Декларация Джеймса
 — нерешительность Рассела, преодоленная королевой — Битва при Ла-Хоге —
Галантное поведение Рука — Притворный заговор Янга — Основание
Гринвичского госпиталя — Неудача флота — Недовольство народа —
Жалобы в Палате лордов и Палате общин — Земельный налог —
Происхождение государственного долга — Свобода прессы —
Континентальная
 Кампания — Битва при Лэндене — Потеря флота в Смирне — Нападение на флот — Новое законодательство — Банковские схемы Чемберлена
 и Патерсон-Учрежден Банк Англии-Министры
 Изменения -Переговоры о мире -Измена Мальборо и
 Смерть Талмаша-Болезнь и смерть королевы Марии 448


 ГЛАВА XIV.

 Правление Вильгельма III. (_ continued_).

 Растущие надежды якобитов - Изгнание Тревора за
 Продажность - Изучение книг Ост-Индии
 Компания — Импичмент Лидса — Расследование в Гленко — Дариенская
 схема — Примирение Мальборо с Вильгельмом — Кампания 1695 года — Капитуляция Намюра — Триумфальное возвращение Вильгельма — Генерал
 Выборы и победа вигов — новый парламент — восстановление
денежной системы — принятие закона о государственной измене — двойной якобитский
 заговор — подготовка Барклая — провал восстания в Берике
 план — Уильям избегает ловушки — предупреждения и аресты — сенсация
в Палате общин — суд и казнь заговорщиков — закон об ассоциации вступает в силу — Земельный банк
 Установление — Коммерческий кризис — Крах Земельного банка —
Банк Англии предоставляет Уильяму деньги — Арест сэра Джона
Фенвика — Его признание — Уильям игнорирует его — Хорошее настроение
 Общин-они занимают признательные показания Фенвика--молчание--законопроект
 Конфискацию проходит обеих палат--исполнение--Фенвик министров
 Изменения-Луи желает мира--противодействие союзников-французов
 Успехи-Условия мира- Рисвикский мирный договор -Энтузиазм в Англии
 476


 ГЛАВА XV.

 ПРАВЛЕНИЕ Вильгельма III. (дополнено).

 Вильгельм встречается со своим парламентом — сокращение постоянной
 армии — визит Петра Великого — планы Людовика — Ост-Индская
 компания — план раздела Испании — его начало и
 Прогресс — колебания Сомерса — подписание договора — новый
 парламент — реакция тори — увольнение голландской
 гвардии — Вильгельм намеревается покинуть Англию — нападки
на прежнее правительство — кумовство в Адмиралтействе — план Патерсона
 по захвату Дариена — возражения Дугласа — энтузиазм
шотландцев — отправление первой экспедиции и её жалкий провал — безвременная гибель второй
 Экспедиция — второй план раздела — двойная игра французов — новый парламент — нападение на Сомерса — доклад об ирландцах
 Гранты — законопроект о возобновлении действия — непопулярность Вильгельма — смерть герцога Глостерского — заключение нового договора о разделе — его результаты — Карл передаёт свои доминионы французскому  кандидату — его смерть — отвращение Вильгельма к двуличию Людовика — тори  настроение палаты — вопрос о престолонаследии — дебаты о внешней  политике — принятие закона о престолонаследии — новые переговоры с
 Франция — нападки на министров-вигов — признание испанского  короля — импичмент вигам — петиция из Кента — её принятие
 Палата общин — Мемориал Легиона — Паника в Палате общин — Жестокая
 борьба между двумя палатами — Импичменты отменены — Вильгельм
 отправляется за границу — Великий союз и его цели — Начало
 войны — Смерть Якова II. — Людовик признаёт претендента — Реакция
 в Англии — Новый парламент и правительство — Речь короля — Британцы
 Пробуждается патриотизм-Голосование по поставкам-Законопроекты о приобретении имущества
 и отречение от престола-Болезнь и смерть Уильяма-Его характер 502


 ГЛАВА XVI.

 ПРАВЛЕНИЕ КОРОЛЕВЫ АННЫ.

 Восшествие на престол королевы - Собрание Палат
 Парламент — Шотландия и Ирландия — власть Мальборо —
 Доходы — Цвет тори в правительстве — Коронация — Объявление войны — Мальборо отправляется на театр военных действий — Общий обзор событий — Трудности Мальборо — Его кампания — Морские операции — Заседание парламента — Снабжение — Герцогство Мальборо — Законопроект о периодическом соответствии — Отставка Рочестера — Начало кампании 1703 года — Падение Бонна — Неудачная попытка взять
 Антверпен — Савойя и Португалия присоединяются к союзникам — Визит эрцгерцога
 Карла в Англию — Буря — Заговор якобитов — Эшби
 _против_ «Щедрости» королевы Анны — «Великих  планов» Мальборо — Обманутые Генеральные штаты — Его марш — Паника французов — Соединение с Евгением — Наступление на Дунай — Штурм Шелленберга — Высокомерие принца Баденского — Приближение
 Таллард — канун битвы при Бленхейме — битва — завершение кампании — дипломатия Мальборо — захват Гибралтара — битва при Малаге — заседания в парламенте — кампания 1705 года — попытка вернуть Гибралтар — подвиги Питерборо в Испании — предложение пригласить курфюрстину Софию в Англию — последствия
 Законодательство - Битва при Рамиллисе-Юджин освобождает Турин-Катастрофы
 в Испании-Встреча уполномоченных Союза-Условия
 договора-Оппозиция в Шотландии-Беспорядки в Эдинбурге-Поведение
 оппозиции -Мера, осуществляемая путем подкупа -Ее обсуждение в
 английский парламент - Королевское согласие, данное в 535 г.


 ГЛАВА XVII.

 ПРАВЛЕНИЕ КОРОЛЕВЫ Анны (_ continued_).

 Переговоры о мире — Министерство становится
 вигом — Харли — Мальборо и Карл Шведский — Союзники в
 Испания — битва при Альмансе — триумф французов в Испании — нападение на Тулон — уничтожение флота Шовела — якобитизм в Шотландии — первый парламент Великобритании — Эбигейл  Хилл — дело Грегга — уход Харли и Сент-Джона из министерства — попытка вторжения в Шотландию — кампания 1708 года — битва при Ауденарде — захват Лилля — Лик занимает
 Сардиния и Менорка — смерть принца Георга Датского — Хунта — ужасное положение Франции — планы Мальборо на 1709 год — переговоры Людовика с Голландией — условия Торси — ультиматум
 Союзники — отказ от условий — патриотизм французов
 Нация — падение Турне — битва при Мальплаке — заседание парламента — проповеди доктора Сашеверелла — решение об его импичменте — позиция суда — суд и Сашеверелл
 Защита — Беспорядки — Разгон толпы — Приговор — Предвзятость
королевы — Тори у власти — Новые попытки заключить мир — Их провал — Кампании в Нидерландах и Испании — Брихуэга и его последствия — Конец правления Мальборо — Непопулярность Мальборо — Отставка герцогини — Триумф
 Тори — нападение Гискара на Харли — популярность Харли — последняя кампания Мальборо — провал атаки на Квебек — министерство решает заключить мир — переговоры с претендентом — он отказывается сменить религию — Гуальтьери
 Миссия в Версале — возмущение голландцев — основа
переговоров — подписание предварительных условий —
волнения за границей и в стране — приостановка работы
парламента — усиление министерства — дебаты в обеих
палатах — виги принимают законопроект о временном
 соответствии — создание пэрства — отставка Мальборо
 его назначения — Уолпол исключил Палату общин из 574




СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ


 СТРАНИЦА

 Крайст-Черч, Оксфорд, со стороны Сент- Олдейтс (вид на запад) 1

 Часовая башня, Дублинский замок 5

 Карл требует выдачи пяти членов парламента 9

 Лорд Фолкленд 13

 Церковь Святой Марии, Ноттингем 17

 Хэмпден смертельно ранен в битве при Чалгроуве 21

 Библиотека архиепископа Лода, Восточный двор, Колледж Джона, Оксфорд 25

 Принц Руперт 28

 Осадная монета Карла I. — Ньюарк (полкроны) 29

 Осадная монета Карла I. — Понтефракт (шиллинг) 29

 Осадная пушка Карла I. — Бистон (два шиллинга) 29

 Осадная пушка Карла I. — Колчестер (десять шиллингов, золото) 29

 Сент-Маргарет, Вестминстер 33

 Интервью между Карлом и графом Денби 36

 Солдаты-круглоголовые 37

 Карл в битве при Нейзби 41

 Солдаты-кавалеры 45

 Замок Раглан 49

 Бегство Карла из Оксфорда 53

 Гостиная и спальня королевы Генриетты, Мертон-колледж, Оксфорд 57

 Лорд Фэрфакс 61

 Интервью Корнета Джойса с Чарльзом 64

 Фэрфакс-хаус, Патни 65

 Лорд Кларендон 69

 Замок Кэрисбрук, остров Уайт 73

 Восстание лондонских подмастерьев в поддержку Чарльза 76

 Казнь сэра Чарльза Лукаса и сэра Джорджа Лайла 77

 Прибытие Чарльза под охраной в замок Херст 81

 Суд над Чарльзом 85

 Прощальное интервью Чарльза с герцогом Глостерским
и принцессой Елизаветой 89

 Оливер Кромвель 93

 Убийство доктора Дорислауса 97

 Большая печать Содружества 101

 Данбар 105

 Кромвель на пути в Лондон после битвы при Вустере 108

 Генри Айртон 109

 Королевский музей и картинная галерея, Гаага 113

 Кромвель в последний раз обращается к Долгому парламенту 117

 Знак Содружества (медный) 121

 Знак Содружества (золотой) 121

 Корона Содружества (серебряная) 121

 Большой зал дворца Хэмптон-Корт 125

 Джон Мильтон 129

 Заговорщики-роялисты в Солсбери оскорбляют шерифа 132

 Расписная палата, Вестминстер 133

 Адмирал Блейк 137

 Кромвель отказывается от короны 141

 Арест заговорщиков в «Русалке» 145

 Джон Терлоу 149

 Мэнор-Хаус, Уимблдон (1660) 153

 Ричард Кромвель 156

 Приём Монка в лондонском Сити 157

 Интерьер Расписной палаты, Вестминстер (смотрит на восток) 161

 Высадка Карла II в Дувре 164

 Сесил, второй лорд Балтимора 169

 Чипсайд и Крест в 1660 году 172

 Театр "Глобус", Саутуорк (с театром "Роза"
 вдалеке), в 1613 году 173

 Хоторнден, 1773 год 177

 Сцена на похоронах Чиллингворта 181

 Уильям Харви. 184

 Уменьшенное факсимиле титульного листа № 26 журнала «A Perfect Diurnall». 185

 Лавочник и подмастерье во времена Карла I. 189

 Большая печать Карла II. 193

 Карл II. 197

 Арест Аргайла. 200

 Шиллинг Карла II. 205

 Полпенни (с изображением Британии) Карла II. 205

 Корона Карла II. 205

 Пятигинейная монета Карла II. 205

 Сэр Гарри Вейн прощается с женой и друзьями 209

 Великая чума: сцена на улицах Лондона 213

 Винт для больших пальцев 214

 Великая чума: маньяк, предрекающий гибель Лондона 217

 Пи-Корнер, Смитфилд, где Великий пожар достиг своих пределов 220

 Джордж Монк, герцог Альбемарль 221

 Форт Тилбери 225

 Сэмюэл Пипс 229

 Нападение на сэра Джона Ковентри 232

 Энтони Эшли Купер, первый граф Шефтсбери 237

 Вид на Гаагу: Гевангенпорт, в котором были заключены Корнелиус
 и Джон Де Витт (1672) 241

 Сэр Уильям Темпл 245

 Титус Оутс перед Тайным советом 249

 Томас Осборн, первый герцог Лидский 253

 Отель де Виль в Париже в XVIII веке 257

 Убийство архиепископа Шарпа 260

 Герцог Монмутский 265

 Прибытие Карла в Оксфорд 268

 Побег Аргайла 273

 Дом в Рае 277

 Суд над лордом Уильямом Расселом 281

 Басс-Рок 284

 Большая печать Якова II. 289

 Яков II. 293

 Последний сон Аргайла 297

 Крест в Бриджуотере, где Монмут был провозглашён королём 300

 Беседа Монмута с королём 304

 Судья Джеффрис 309

 Четырёхпенсовая монета Якова II. 311

 Пятигинейная монета Якова II. 311

 Виндзорский замок, из коллекции Брока 313

 Парламент-холл, Эдинбург 317

 Джон Драйден 321

 Яков II отдаёт дань уважения папскому нунцию 324

 Семь епископов входят в Тауэр 329

 Вид в Гааге: Рыцарский зал в Бинненхофе 333

 Вильгельм Оранский отправляется на «Брилл» 337

 Вильгельм Оранский входит в Эксетер 341

 Яков I узнаёт о высадке Вильгельма Оранского 345

 Роджер Уильямс покидает свой дом в Массачусетсе 353

 Мильтон диктует «Потерянный рай» своим дочерям 357

 Сэмюэл Батлер 361

 Джон Баньян 364

 Грешем-колледж, где впервые разместилось Королевское общество 365

 Сэр Исаак Ньютон 369

 Эвелин «открывает» ухмыляющихся гиббонов 372

 Костюмы времён Карла II. 377

 Больница Челси 380

 Первомайские гулянья во времена Карла II. 384

 Корабли времён Карла II. 385

 Старый Ост-Индский дом в 1630 году 389

 Большая печать Вильгельма и Марии 396

 Кенсингтонский дворец 397

 Вильгельм III. 400

 Мария II. 401

 Ковенантеры изгоняют епископального священника 405

 Битва при Килликрэнки: последняя атака на Данди 409

 «Маунтджой» и «Феникс» прорывают заграждение в Лондондерри 416

 Высадка маршала Шомберга в Каррикфергусе 417

 Монета Уильяма и Мэри стоимостью в пять гиней 420

 Корона Уильяма и Мэри 420

 Четвертак Вильгельма и Марии 420

 Полпенни Вильгельма и Марии 420

 Часовня Генриха VII, Вестминстерское аббатство 424

 Уильям Пенн 425

 Яков II входит в Дублин после битвы на реке Бойн 429

 Французы отступают из Торбея 433

 Эдинбургский замок в 1725 году 436

 Герцог Мальборо 441

 Штурм Атлона 444

 Сцена вывода ирландских солдат из Лимерика 445

 Джордж Сэвилл, маркиз Галифакс 449

 Леди Мальборо и принцесса Анна в гостиной королевы 453

 Гленко: место резни 457

 Гринвичский госпиталь 464

 Сожжение брошюры Блаунта обычным палачом 465

 Людовик XIV. 469

 Костюмы времён Вильгельма и Марии 473

 Уильям Патерсон 477

 Пятигинейная монета Вильгельма 480

 Полукрона Вильгельма 480

 Капитуляция буффлеров 481

 Высадка заговорщиков в Ромни-Марше 485

 Епископ Бернет 489

 Старый Мерсерс-Холл, где был основан Банк Англии 492

 Леди Фенвик заступается за своего мужа 493

 Лорд Сомерс 497

 Триумфальное шествие Вильгельма в Уайтхолл 500

 Вид на Гаагу: Старые ворота в Бинненхофе с гербом графства Голландия 505

 Чарльз Монтегю, граф Галифакс 509

 Сцена отплытия Дариенской экспедиции из Лейта 513

 Королевский дворец Уайтхолл, вид со стороны Темзы, в начале
 XVII век 520

 Капитан Кидд перед Палатой общин 525

 Претендент провозглашён королём Англии по приказу Людовика XIV. 529

 Вид на Гаагу: палата Генеральных штатов в Бинненхофе 533

 Епископ Бернет объявляет Анне о её восшествии на престол 537

 Лорд Годольфин 541

 Вид на Лиссабон: площадь Дона Педру, 545

 Король Испании в Виндзоре: его галантность по отношению к
герцогине Мальборо 549

 Принц Евгений Савойский 553

 Битва при Бленхейме 557

 Королева Анна 561

 Большая печать королевы Анны 568

 Жители Эдинбурга сопровождают герцога Гамильтона
во дворец Холируд 569

 Костюмы времён правления королевы Анны 572

 Гибель флота сэра Клаудсли Шовела 577

 Сара, герцогиня Мальборо 581

 Лондонская кофейня времён правления королевы Анны 585

 Пятигинейная монета времён правления королевы Анны 588

 Фартинг времён правления королевы Анны 588

 Двухгинейная монета времён правления королевы Анны 588

 Роберт Харли, граф Оксфордский 589

 Выпьем за здоровье доктора Сашеверелла 592

 Как подружиться с миссис Мэшем 593

 Беседа герцога Мальборо с королевой Анной 597

 Фраки в Тайном совете 601

 Мальборо-хаус во времена королевы Анны 604

 Генри Сент-Джон (впоследствии виконт Болингброк) 605




СПИСОК ТАБЛЕТОК

 КАРЛ I ПО ДОРОГЕ НА КАЗНЬ, 1649.
 (_Эрнест Крофтс, Королевская академия_) _Фронтиспис_

 КАРТА АНГЛИИ В ПЕРИОД ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ, 1642–1649 гг. _На развороте стр._ 50

 ДЕТИ КАРЛА I. (_Мисс Маргарет И. Дикси_) " 71

 СМЕРТЬ ПРИНЦЕССЫ ЭЛИЗАБЕТЫ, ЗАМОК КЭРИСБРУК,
 8 СЕНТЯБРЯ 1650 ГОДА. (_Автор: Ч. У. Коуп, Королевская академия искусств_) «102

 КРОМВЕЛЬ ОТКАЗЫВАЕТСЯ ОТ КОРОНЫ.  (_Автор: Дж. Шекс_) «145

 СПАСЕНИЕ ОТ ЧУМЫ, ЛОНДОН, 1665.
  (_Автор: Ф. У. У. Топхэм, Королевская академия искусств_) «209

 КАРЛ II.  И НЕЛЛ ГВИНН». (_Э. М. Уорд, член Королевской академии искусств._) «210

 Великий лондонский пожар 1666 года.
» (_Стэнхоуп А. Форбс, член Королевской академии художеств._) " 225

 ПОЗОРИЩЕ ЛОРДА КЛЭРЭНДОНА ПОСЛЕ ЕГО ПОСЛЕДНЕГО ВСТРЕЧАНИЯ
 С КОРОЛЕМ ВО ДВОРЦЕ УАЙТХОЛЛ, 1667.
 (_Э. М. Уорд, член Королевской академии художеств._) " 233

 ПРИХОЖАНСКАЯ КОМНАТА УАЙТХОЛЛА В ПОСЛЕДНИЕ МИНУТЫ
 КАРЛ II., 1685. (_Автор: Э. М. Уорд, член Королевской академии._) " 289

 "ПОСЛЕ СЕДЖМУРА." (_Автор: У. Рейни, член Королевского института._) " 302

 ПРОПОВЕДИ КОВЕНАНТЕРОВ. (_Автор: сэр Джордж Харви, член Королевской академии._) " 402

 ВИЛЬГЕЛЬМ III. В БИТВЕ ПРИ БОЙНЕ. (_Автор: Ян Вик_) " 430

 ПРОИГРАННОЕ ДЕЛО: БЕГСТВО ЯКОВА II. ПОСЛЕ БИТВЫ ПРИ
БОЙНЕ, 1690. (_Автор: Эндрю К. Гоу, член Королевской академии_) " 433

 ОСНОВАНИЕ БАНКА АНГЛИИ, 1694.
 (_Автор: Джордж Харкорт_) " 471

 ПЕТР ВЕЛИКИЙ В ДЕПТФОРДСКОЙ ВЕРФИ.
 (_Автор: Дэниел Маклайз, член Королевской академии_) " 503

 ЕЁ ВЫСОЧЕСТВО ПРИНЦЕССА АННА ДАТСКАЯ, В БУДУЩЕМ КОРОЛЕВА АНГЛИИ.
 (_Авторы: У. Виссинг и Дж. Вандерварт_) " 545

[Иллюстрация: _С разрешения компании S. Hildesheimer & Co., Ltd._

КАРЛ I ПО ДОРОГЕ НА КАЗНЬ, 1649.

С КАРТИНЫ ЭРНЕСТА КРОФТСА, ЧЛЕНА АКАДЕМИИ ИСКУССТВ]



[Иллюстрация: ХРИСТОВА ЦЕРКОВЬ, ОКСФОРД, СО СТОРОНЫ СВЯТОГО АЛЬДАТА (ВИД С ЗАПАДА.)]




КАССЕЛЛ.

ИЛЛЮСТРИРОВАННАЯ ИСТОРИЯ Англии.




ГЛАВА I.

ВЕЛИКОЕ ВОССТАНИЕ.

 Положение в Ирландии — паломничество Роджера Мура — переговоры англо-ирландцев с Карлом — предательство Хью МакМагона — восстание коренных ирландцев — резня протестантов — меры, принятые английским парламентом — возвращение Карла в Лондон — Большой
 Ремонстрация — Ответ короля — Его лейтенант в Тауэре — Беспорядки
 в Лондоне — Ошибка епископов — Попытка ареста пяти
 членов парламента — Карл покидает Лондон — Королева отправляется в Голландию — Карл
 в Йорке — Его отступление из Халла — Подготовка к войне — Королевский
 штандарт поднят — Упрямая глупость принца Руперта — Битва при Эдж
 Хилл — Карл идёт на Лондон — Он возвращается в Оксфорд — Кромвель на востоке — Королева в Йоркшире — Смерть Хэмпдена — Парламентские
 катастрофы — Битва при Ньюбери — Смерть лорда Фолкленда — Переговоры
 с шотландцами и ирландцами — смерть Пима — королевский парламент в
 Оксфорде — битва при Марстон-Муре — сокрушительная неудача Эссекса в
 Корнуолле — вторая битва при Ньюбери — Акт о самоотречении —
Новая армия.


 Причины, побудившие ирландцев к восстанию, по большей части были давними. Их религия подвергалась безжалостным гонениям; их собственность конфисковывалась целыми провинциями; их древних вождей изгоняли с их земель, а многих из них истребляли. Елизавета, Яков и Карл предлагали им новые
Они получили титулы при условии, что принесут большие жертвы, но так и не сдержали своего слова.
В этот момент обещания Карла II о терпимости к их религии и подтверждении титулов их владений не были выполнены.
Пример шотландцев пробудил в них надежду на подобный триумф. Их главный враг, граф Страффорд, пал, но, с другой стороны, парламент угрожал им ещё более жестокими преследованиями и даже открытым истреблением их религии. Они верили, что шотландские пресвитериане поддержат их.
Они с жадностью присоединились к попытке подчинить их и получить свою долю от разграбления их владений. Теперь они ухватились за идею восстать и вернуть себе древнюю власть и собственность. Правда, они не были единым народом, как шотландцы: были древние ирландцы и англо-ирландцы, то есть англичане, поселившиеся в Ирландии и владевшие землями изгнанных местных вождей, но державшиеся в стороне от ирландцев. Тем не менее многие из «бледных» были католиками,
и католическая религия была предметом единодушной привязанности
со стороны коренных жителей. Парламент и шотландские поселенцы
на севере были настроены против этой религии, и это привело к
противостоянию между коренными жителями-католиками и католиками
за пределами Англии. Ни одна из этих сторон не могла рассчитывать
на поддержку британского парламента в вопросах религии; но королю
нужна была помощь в борьбе с парламентом, и им пришло в голову, что
они могут объединиться с ним.

Роджер Мур, джентльмен из Килдэра, с присущей его народу пылкостью включился в этот план. Он увидел земли своих предков
по большей части в руках английских и шотландских поселенцев,
и он совершил паломничество почти во все уголки Ирландии, чтобы
подстрекнуть своих соотечественников воспользоваться этой
возможностью, пока король и парламент Англии были поглощены
своими спорами, и вернуть себе свои права. Повсюду его слушали
с энтузиазмом, и местные жители были готовы восстать и жестоко
отомстить узурпаторам их земель при первом же сигнале. Великие вожди Ольстера
Корнелиус Магуайр, барон Эннискиллена, и сэр Фелим
О’Нил, ставший вождём клана Тирона после смерти сына покойного Тирона, подвергшегося гонениям, разделял его взгляды.
Все их последователи разделяли эти взгляды. Католики, проживавшие в Пейле, были скорее склонны вести переговоры с Карлом, чем поднимать восстание против его власти. Они знали, что в данный момент в его интересах было
примирить своих ирландских подданных, и перед его поездкой в
Шотландию отправили к нему делегацию с требованием подтвердить
те милости, за которые он получил
тринадцать лет назад они вложили деньги в покупку и в ответ предложили свою самую горячую поддержку его власти в Ирландии. Карл принял их
очень любезно, пообещал полностью удовлетворить все их
требования, а через лорда Горманстауна, который возглавлял
делегацию и которому он уделил самое пристальное внимание,
он отправил сообщение графам Ормонду и Антриму, чтобы те
обеспечили в его интересах восемь тысяч солдат, набранных
Страффордом, поддерживали в них дисциплину, увеличивали, а не
уменьшали их численность и
Они застали врасплох Дублинский замок, где обнаружили двенадцать тысяч солдат, готовых к бою.


Но английский парламент ни в коем случае не был осведомлён об опасности, исходящей от армии в Ирландии, которая почти полностью состояла из католиков.

Они настаивали на её роспуске, как и обещал король после усмирения Шотландии. Он не смог этому помешать и подписал приказ, но в то же время отправил секретные инструкции через Горманстаун в
Ормонд и Антрим решили помешать этому, записав всех желающих в добровольцы для службы королю Испании во Фландрии.

В то время сэр Уильям Парсонс и сэр Джон Борлейс возглавляли английское правительство в Ирландии.
Они действовали в интересах парламента, и их ненавидели почти все слои ирландского общества.
Сэр Джон Клотуорти в Палате общин открыто заявил, что
«обращение папистов в Ирландии должно происходить с Библией в одной руке и мечом в другой».
Сообщалось, что Пим сказал, что они не оставят в Ирландии ни одного священника.
На публичном мероприятии Парсонс поддержал эти настроения, заявив
что "через год в этой стране не останется ни одного католика".
Ирландцы были, таким образом, в восторге от своего успеха у короля,
и Горманстаун со своими сподвижниками поспешили домой с двумя векселями,
подписанными королем, предоставляющими во владение земли, которые были
удерживаемый шестьдесят лет и отбрасывающий все секвестры, произведенные
Страффорд. Но Парсонс и Борлейз, осознавая, что уход этих
Законопроекты, которые должны были подчинить Ирландию интересам короля, победили цель
, отложив работу парламента за несколько дней до прибытия депутатов
.

Теперь Ормонд и Антрим решили отложить любые действия до
возобновления работы ирландского парламента в ноябре, когда они
могли бы одновременно захватить Дублинский замок и арестовать
Парсонса и Борлейса, а также от имени обеих палат парламента
провозгласить уступки его величества народу Ирландии. Но коренные
ирландцы, воодушевлённые речами Мура, не могли ждать так долго.
Они решили восстать 23 октября, не дожидаясь объединения сил.
Двести двадцать человек должны были внезапно напасть на замок, но в тот момент
На назначенный день явились только восемьдесят человек. Они решили подождать до следующего дня, пока не прибудут остальные, но в ту ночь Хью МакМахон в пьяном угаре выдал тайну Оуэну О'Коннелли, слуге сэра Джона Клотуорти и протестанту. Он тут же сообщил об этом сэру Уильяму Парсонсу; городские ворота были закрыты, и заговорщиков быстро нашли. Все, кроме Мак-Магона и лорда Магуайра, сбежали,
но замок был спасен.

Не зная о провале заговора, жители Ольстера восстали в назначенный день
. Шарлемонт и Дангэннон были застигнуты врасплох сэром Фелимом
О'Нил, Маунтджой — О'Куину, Тандераджи — О'Ханлану, а Ньюри — Макгиннису.
Чуть больше чем за неделю вся открытая местность в Тироне,
Монагане, Лонгфорде, Литриме, Фермане, Каване, Донеголе, Дерри и
части Дауна оказалась в их руках. Другие колонии, в которых были английские или шотландские плантации, последовали их примеру, и большая часть Ирландии погрузилась в ужасающую анархию и террор.
 Протестанты на плантациях пали жертвой кровавой мести повстанцев или в панике бежали в укреплённые города.
Ужасы Ирландской резни 1641 года заняли позорное место в истории.
Жестокость, изгнания и притеснения, длившиеся годами,
были вознаграждены самой яростной жестокостью. Мужчины, женщины и дети
пали без разбора под натиском нападавших, а те, кому удалось спастись, говорят
Кларендон: «У них отняли всё, вплоть до рубашек, и они остались совсем нагими, чтобы пережить суровые времена года.
Из-за этого и из-за отсутствия помощи многие тысячи из них погибли от голода и холода».
 Католические писатели приложили немало усилий, чтобы опровергнуть эти
отчёты и представлять совершённые зверства как нечто не выходящее за рамки обычного. Они напоминают нам, что в отчётах для английского парламента не было никаких упоминаний об этих варварских расправах, которые были бы только рады распространить и даже преувеличить кровавые деяния католиков. Они сокращают число
погибших во время всего восстания примерно до десяти тысяч,
вместо сильно преувеличенных заявлений Мильтона в его
«Иконокластах» о том, что только в Ольстере погибло сто пятьдесят
четыре тысячи человек, или сэра Джона Темпла о том, что погибло
триста тысяч
были убиты или изгнаны. Но ничто иное, кроме самой ужасной резни, не могло оставить то ужасное впечатление, которое до сих пор живёт в преданиях.
По подсчётам умеренных историков, число убитых не могло быть меньше
пятнадцати-двадцати тысяч. Граф Каслхейвен, католик, говорит, что
вся вода в море не смогла бы смыть с ирландцев пятно того восстания.
Однако, помня о мести, мы не должны забывать и о долгих и мучительных предпосылках к ней.
Вице-губернаторы Борлейс и Парсонс, запершись в безопасном Дублине, не предприняли никаких мер для подавления мятежников. Их обвинили в том, что они намеренно допустили распространение мятежа, чтобы
можно было провести больше конфискаций, от которых они сами
выиграли бы. Но не стоит забывать, что у них было мало солдат, на
которых они могли положиться, поскольку почти все они были
католиками. Кроме того, во многих местах мятежникам не удалось
ускользнуть от сурового наказания, поскольку везде, где был надёжный гарнизон, солдаты легко отражали атаки.
беспорядочная толпа мародёров; и сэр Фелим О’Нил в ноябре понёс серьёзные потери.


Прежде чем Карл добрался до Англии, О’Коннелли, раскрывший заговор, прибыл в Лондон с письмами от лордов-судей и был вызван в Палату лордов, чтобы рассказать всё, что ему известно. Они немедленно пригласили Палату общин на совещание по поводу положения дел в Ирландии и о том, как лучше обеспечить безопасность Англии. Они подарили О'Коннелли пятьсот фунтов наличными и назначили ему ежегодную ренту в размере двухсот фунтов. Было решено, что он будет хорошо выглядеть
после католиков в Англии и привести порты в состояние обороны. Палата общин проголосовала за выделение двухсот тысяч фунтов на нужды Ирландии; за набор шести тысяч пехотинцев и двух тысяч кавалеристов для службы там; а также за то, чтобы флот тщательно охранял побережье. Графу Лестеру, лорду-наместнику, было предложено составить список наиболее подходящих офицеров для службы, а также в спешном порядке подготовить оружие и боеприпасы для отправки в Дублин. Всем мятежникам было предложено помилование
которые сложат оружие к определённому дню, в то же время, когда за головы лидеров будет назначена награда. Но Палата общин не остановилась на этом; она приняла резолюцию, запрещающую католическое богослужение как в Ирландии, так и в любой другой части владений его величества.
Были назначены уполномоченные для разоружения непокорных во всех частях королевства; во всех направлениях были разосланы судебные приставы для поимки священников и иезуитов; был отдан приказ о судебном разбирательстве в отношении всех таких лиц; королю посоветовали не миловать и не щадить их.
Часовня королевы была закрыта, её священники уволены, а духовник отправлен в Тауэр.
Не менее семидесяти лордов и джентльменов-католиков были осуждены палатой общин и переданы палате лордов как лица, которых следует изолировать, чтобы они не нанесли ущерб государству.

 Таково было положение дел, когда Карл прибыл в Лондон. Он был хорошо принят лорд-мэром и членами городского совета.
В ответ он устроил для них приём в Хэмптон-Корте.
Но он был очень огорчён действиями палаты общин и сказал им, что они
Он превращал гражданскую войну в Ирландии в религиозную.  Он также был возмущён тем, что парламент заседал с охраной вокруг здания.  Граф Эссекс по прибытии короля
передал ему командование войсками к югу от Трента и объявил лордам, что, сложив с себя полномочия, он больше не может обеспечивать охрану. Палаты отправили королю послание с просьбой вернуть им стражу, но он отказался, сказав, что не видит для этого причин. Однако Палата общин дала ему понять, что многие
опасные личности, ирландцы и другие, скрываются поблизости, и что
«Инцидент» в Шотландии и недавняя попытка захватить замок в
Дублине предупредили их об опасности; и что они должны не только
иметь охрану, но и сами назначить её командира.

 Пока Карл размышлял над ответом на это нежеланное послание, в Хэмптон-Корте появился сэр Ральф Хоптон с ещё более зловещим обращением от Палаты общин. Документ носил тревожное название «Возражение против положения дел в королевстве».
был составлен и принят Палатой общин до возвращения короля из
Шотландии, то есть 22 ноября; и было решено представить его королю по возвращении. Это был акт, принятый только Палатой общин,
и даже там он не был принят без ожесточённых дебатов, которые
продолжались до двух часов ночи, а палата заседала в тот день
восемнадцать часов. Споры, вызванные этим предложением, были настолько жаркими, что
Сэр Филип Уорвик говорит: «Мы бы всадили мечи друг другу в кишки, если бы не проницательность и спокойствие мистера Хэмпдена, который мягко
Речь Кромвеля помешала этому». Кларендон сообщает, что Кромвель сказал лорду Фолкленду, когда они вышли, что, если бы речь не была произнесена, он бы всё продал и уехал в Америку. «Так близко, — добавляет историк-роялист, — было бедное королевство к своему спасению».
 И всё же эта знаменитая «Ремонстрация» была принята большинством всего в девять голосов, по словам Кларендона; по другим данным, в одиннадцать. Это было, как описывает Кларендон, «весьма горьким напоминанием обо всех незаконных действиях, совершённых с первого часа правления короля».
«Обращаясь к короне, к этой минуте». Он состоял из двухсот шести пунктов и касался, среди прочего, войны против французских протестантов; церковных нововведений; незаконного взимания корабельных денег; принудительных займов; жестокости Звёздной Палаты и Верховной комиссии; навязывания епископата в Шотландии;
навязывание его ирландцам Страффордом и все прочие незаконные действия; противодействие короля и его министров необходимым реформам; и сговор королевы с папистами в
дома и за рубежом. Он пошел дальше, чтобы напомнить королю, что они сделали
в потянув вниз его злых советников, и сообщил ему, что другие хорошие
вещи были в стадии подготовки.

[Иллюстрация: ЧАСОВАЯ БАШНЯ ДУБЛИНСКОГО ЗАМКА.]

На следующий день король выступил с ответом в Палате лордов.
Как обычно, он заявил о своих благих намерениях и сказал Палате общин, что, прежде чем он устранит злых советников, они должны указать, кто они такие, и привести против них реальные факты.
В то же время он многозначительно напомнил им, что покинул Шотландию в полном согласии с ними.
чтобы они могли сделать вывод, что им не следует искать там поддержки против него, и призывал их принять участие в подавлении восстания в Ирландии. Отношения между королём и парламентом продолжали ухудшаться с каждым днём. С 8-го по 20-е число декабря между ними царило мрачное настроение. Вместо того чтобы предоставить парламенту обычную охрану, Карл выставил собственную охрану возле палаты общин. Они вызвали к себе начальника стражи,
назвали его присутствие нарушением их привилегий и
потребовал, чтобы его убрали. 14 декабря Карл
возразил против их приказа о наборе солдат из Ирландии,
что было его прерогативой, но он согласился на это при условии,
что его право не будет нарушено. На следующий день Палата
общин приняла постановление о печати и публикации их
Ремонстрации, которую они не смогли принять одновременно с
самой Ремонстрацией. Это произвело большое впечатление на публику, и король, пребывавший в беспокойном и раздражённом состоянии,
ничего не имея против Палаты общин, стремился укрепить свои позиции, добившись
принятия в Тауэр лейтенанта из своей партии. Но в этом движении он
был столь же неразумен, сколь и несчастлив. Карл уволил сэра
Уильяма Бальфура, который честно сопротивлялся его приказу и отказался
от взятки Страффорда, чтобы тот позволил ему сбежать; но чтобы лишить
общину возможности ссылаться на вмешательство в то, что, несомненно,
было его прерогативой, ему следовало заменить его человеком с характером.
Вместо этого он назначил на эту должность полковника Лансфорда, человека
отчаянное положение и самая беспринципная репутация; объявлен вне закона за жестокие нападения на разных людей и, как известно, способен
на осуществление самых беззаконных замыслов. Город немедленно обратился к палате общин с петицией против того, чтобы Тауэр находился в руках такого человека;
палата общин созвала совещание с лордами по этому вопросу, но лорды отказались вмешиваться в то, что явно было прерогативой короля.
Затем Палата общин призвала их присоединиться к протесту, который они выразили
в своих книгах; но Палата лордов не торопилась с ответом. В четверг
23 декабря в Палату общин была подана петиция, якобы от имени лондонских подмастерьев, против папистов и прелатов,
которые, по их словам, своими заговорами разрушали торговлю и сеяли страх,
из-за чего состоятельные люди теряли уверенность в завтрашнем дне, а они,
подмастерья, «были подавлены в зародыше», едва появившись на свет.
В воскресенье, 26-го числа, Корпорация явилась к его величеству, чтобы заверить его в том, что ученики замышляют восстание и намерены взять Тауэр штурмом, если Лансфорда не отстранят от должности.
Купцы уже забрали свои слитки с Монетного двора, опасаясь его, а владельцы кораблей, прибывающих с новыми слитками, не хотели их туда везти. В тот вечер Карл забрал ключи у своего нового заместителя и назначил на его место сэра Джона Байрона.

 И теперь, несмотря на своё нежелание, лорды были вынуждены рассмотреть этот вопрос, поскольку они обнаружили, что лорд Ньюпорт, констебль Тауэра, также вступил в конфликт с королём. Оказалось, что
во время отсутствия Чарльза в Шотландии на собрании ряда
Сообщалось, что лорд Ньюпорт, находясь в Кенсингтоне, сказал пэрам и членам Палаты общин по поводу слухов о заговорах против парламента:
«Не волнуйтесь, у нас есть его жена и дети». Ньюпорт заявил в Палате общин, что в тот момент он находился при королеве и заверил её, что таких слов не произносил. Однако в прошлую пятницу король напомнил ему об этом и дал понять, что верит в это. Теперь настала очередь лордов призвать к совещанию с Палатой общин. Это было одобрено
в понедельник, и пока шло заседание, Палата общин была
в окружении шумной толпы, кричащей: «Остерегайтесь заговоров!  Никаких епископов!  никаких епископов!»
 Бедняга Уильямс, назначенный архиепископом Йоркским 4-го числа этого месяца, был окружён этой толпой и сильно напуган; но он ушёл невредимым, если не считать его душевных терзаний из-за проклятий, которые сыпались на епископов. Однако некий Дэвид Хайд, грубый офицер, который служил в армии на севере, а теперь был назначен на службу в
Ирландии, обнажил шпагу и поклялся, что «перережет глотки
тем _круглоголовым_ псам, которые лают на епископов», и с помощью
Это выражение, как пишет Кларендон, положило начало названию «круглоголовые», которое сразу же стало повсеместно применяться к парламентской партии. Термин «кавалеры» вскоре появился для обозначения роялистов.  В тот же день Лансфорд имел наглость пройти через Вестминстер-холл с тридцатью или сорока своими сторонниками за спиной.  Толпа набросилась на них, и они обнажили мечи и начали рубить людей направо и налево. Вскоре в Вестминстер хлынули сотни новых учеников с мечами, дубинками и
Другие протестующие размахивали оружием и кричали: «Рубите нас сейчас!  Рубите нас сейчас!»
На следующий день, 28 декабря, тысячи людей снова вышли на улицы с теми же лозунгами: «Рубите нас сейчас, пока мы ждём от достопочтенного парламента ответа навашу петицию." Некоторых молодых людей заперли в аббатстве и привели к Уильямсу, в то время как те, кто остался снаружи, кричали, что, если их не отпустят, они ворвутся внутрь и разнесут органы. Однако им помешали это сделать люди епископа, которые вышли на крыльцо аббатства и стали бросать в них камни, в результате чего многие получили ранения. Сэр Ричард Уайзман, который случайно оказался поблизости, был так сильно ранен, что скончался от полученных травм.

Уильямс, архиепископ, был так возмущён криками против
епископам, что он забыл о своей обычной хитрости и убедил одиннадцать других епископов присоединиться к нему в обращении к королю, в котором говорилось, что епископы не могут попасть на свои места из-за буйствующей толпы и из страха за свою жизнь; и поэтому, поскольку епископы всегда были неотъемлемой частью Верхней палаты, эта палата, пока они не могут в ней заседать, больше не является компетентной, и все её решения, какими бы они ни были, будут полностью недействительными. Предполагалось, что это был манёвр короля, направленный на то, чтобы избавиться от власти
Парламента на данный момент и, следовательно, о его злополучной передаче полномочий по отсрочке заседаний.
Но лорды, не обращая внимания на протест епископов,
потребовали провести совещание с палатой общин, а затем
осудили протест епископов как посягательство на фундаментальные
права парламента. Палата общин, со своей стороны, вместо того чтобы ограничиться
принятием резолюции, осуждающей глупость епископов,
немедленно объявила их виновными в государственной измене и призвала
палату лордов арестовать их, что и было сделано, и десять из них
Епископов заключили в Тауэр, а двоих, из-за их возраста, отдали под опеку смотрителя Чёрного жезла.

 В последний день этого насыщенного событиями года Дензил Холлс ждал своего
Ваше Величество, по поручению Палаты общин, доводит до вашего сведения, что, в то время как ваш верный парламент готов пролить последнюю каплю своей крови в защиту вашего Величества, он сам ежедневно подвергается опасности со стороны заговорщиков и головорезов, которые осмелились пролить кровь людей, пришедших с петицией к самым дверям Палаты. Поэтому они требуют
охрана. Карл позаботился о том, чтобы окружать свой дворец днем и ночью
после беспорядков. Такая охрана была неохотно предоставлена три дня спустя
.

Но если 1641 год был удивительным, то 1642-му суждено было отбросить
даже его в тень, и само его начало было ничем иным, как
первым трубным звуком гражданской войны. 3 января Карл
направил в Палату общин ответ по поводу гвардии, согласившись с
просьбой, но сразу же выдвинул требование, которое взбудоражило
обе палаты и вскоре должно было взбудоражить всю страну. Пока Палата общин
обсуждали королевское послание, нового генерального прокурора короля,
Герберт выступил в коллегии адвокатов Палаты лордов и представил
статьи о государственной измене против шести ведущих членов парламента,
одного пэра и пяти простолюдинов. Этими членами были лорд Кимболтон из
пэров и Холлс, Хейзелриг, Пим, Хэмпден и Строуд из Палаты общин.
Против них было предъявлено семь статей о государственной измене и
другом мелком правонарушении. Они были изложены в следующих словах: «Во-первых.
Они предательски пытались подорвать основополагающие законы
и правительство королевства Англия, чтобы лишить короля его
королевской власти и наделить подданных произвольной и тиранической властью
над жизнью, свободой и имуществом подданных его величества.
2. Что они предательски пытались, распространяя множество гнусных клеветнических
наговоров на его величество и его правительство, отвратить от него
народ и сделать его величество ненавистным для него. 3. Что они
пытались склонить бывшую армию его величества к неповиновению приказам его
величества и встать на их сторону в их предательских замыслах.
4. Что они предательски пригласили и поощрили иностранную державу вторгнуться в королевство Англии, принадлежащее его величеству.
5. Что они предательски пытались подорвать права и саму суть парламентов.
6. Что они предательски пытались подорвать права и саму суть парламентов. Что для осуществления своих предательских замыслов
они пытались, насколько это было в их силах, силой и террором
заставить парламент присоединиться к их предательским замыслам
и с этой целью фактически поднимали и поддерживали мятежи против
короля и парламента. 7-е. И что они вступили в предательский сговор
взимать налоги и фактически развязали войну против короля".

"Палата пэров, - говорит Кларендон, - была несколько поражена этим сообщением"
тревога, но потребовалось время, чтобы обдумать ее до следующего дня, чтобы они могли
посмотрим, как поведут себя их хозяева, Палата общин". Господи
Кимболтон заявил о своей готовности ответить на обвинения: лорды направили сообщение по этому поводу в палату общин.
В то же время стало известно, что королевские чиновники опечатывают двери, сундуки и документы Пима, Хэмпдена и других членов парламента, подвергшихся импичменту.  Палата
немедленно приказал снять печати с дверей и документов их
членов, а тех, кто осмелился совершить такой поступок, схватить и
представить им. В этот момент к дверям палаты подошёл королевский оруженосец.
Они приказали впустить его, но без булавы, и, выслушав его требование выдать пятерых членов парламента, велели ему уйти и отправили лорда Фолкленда и трёх других членов парламента сообщить королю, что они удерживают членов парламента и готовы ответить на любые выдвинутые против них обвинения. Но на следующий день
Капитан Лэнгуиш сообщил палате общин, что король во главе своих джентльменов-пенсионеров, за которыми следовали несколько сотен придворных и офицеров, вооружённых шпагами и пистолетами, направляется в сторону палаты. Палата была хорошо вооружена алебардами, которые они заранее заказали, когда король отозвал свою охрану. Но они поняли, что лучше предотвратить вооружённое столкновение, и приказали обвиняемым членам палаты удалиться.

 Карл вошёл в палату, а его свита осталась в Вестминстере
Холл, у дверей Палаты общин. Он направился к
Подойдя к креслу спикера, он взглянул в сторону того места, где обычно сидел Пим, и, приблизившись к креслу, сказал: «С вашего позволения, мистер спикер, я ненадолго одолжу ваше кресло».
При его появлении палата встала и обнажила головы. Лентолл, спикер, упал на колени, и Чарльз, сильно взволнованный, сказал: «Джентльмены, я сожалею о том, что мне пришлось обратиться к вам с этой просьбой». Вчера я отправил сержанта-распорядителя арестовать
некоторых из тех, кого по моему приказу обвинили в государственной измене.
Я ожидал повиновения, а не послания. И я должен сообщить вам об этом здесь.
хотя ни один король, когда-либо правивший в Англии, не будет так заботиться о ваших привилегиях, чтобы отстаивать их всеми силами, как я буду заботиться о них;
тем не менее вы должны знать, что в случае государственной измены ни у кого нет привилегий, и поэтому я хочу знать, здесь ли кто-нибудь из тех, кого я обвинил не в мелком преступлении, а в государственной измене.
Я не могу рассчитывать на то, что этот дом будет таким, каким я его искренне желаю видеть.
Поэтому я пришёл сказать вам, что должен забрать их, где бы я их ни нашёл.
Он внимательно оглядел дом.
но, не увидев никого из них, спросил у спикера, где они.
 Лентхолл, всё ещё стоя на коленях, заявил, что у него нет ни глаз, чтобы видеть, ни языка, чтобы говорить, но он подчиняется воле Палаты.  «Что ж, — сказал король, — раз я вижу, что все птицы улетели, я ожидаю, что, как только они вернутся, вы пришлёте их ко мне». И, заверяя, что он не собирается применять силу, но не без угрозы, он удалился. Когда он вышел, раздались громкие крики: «Привилегия! Привилегия!»
Палата представителей немедленно объявила перерыв.

 Палата общин заявила, что больше не чувствует себя в безопасности
Члены Тайного совета покинули свой дом и отправились в Сити, где, учредив постоянный комитет, который должен был заседать в Бакалейном зале, они объявили перерыв до 11 января. На следующий день Карл, взяв с собой своих обычных сопровождающих, отправился в Сити и в Гилдхолле потребовал от лорд-мэра и олдерменов, чтобы они выследили и выдали ему обвиняемых членов Тайного совета, которые нашли у них убежище. Его требование было холодно встречено, и после обеда с одним из шерифов он вернулся. Его
проход через город сопровождался непрекращающимися криками «Привилегия!
»Привилегия парламента!" А некто Генри Уокер, торговец скобяными изделиями и
политический памфлетист, бросил в карету его Величества бумагу
со словами: "В свои шатры, о Израиль!" Едва Чарльз успел
добраться до Уайтхолла, как к нему прибыла депутация от Корпорации
с жалобами на то, что Башня передана в ненадежные руки, на
укрепление Уайтхолла, ранение граждан по пути в парламент
петиция в парламент об опасном примере вступления короля в Палату общин
в сопровождении вооруженных людей и молитв о том, чтобы он прекратил
преследование пяти членов парламента и выдворение из Уайтхолла и Тауэра всех подозрительных лиц.

 Поскольку Карл по-прежнему настаивал на том, чтобы силой захватить пятерых членов парламента, и поскольку из Тауэра в Уайтхолл была перевезена сотня ружей с порохом и пулями,
тысяча морских пехотинцев и лодочников подписали меморандум для комитета
Палаты общин, заседавшего в Гилдхолле, в котором предлагалось охранять их в назначенный день в Вестминстер-холле. Комитет принял предложение,
за которым сразу же последовало выступление учеников. Видя, что
город, моряки и все остальные единодушно осуждают его
насильственное вторжение в национальное святилище — Палату общин,
Карл 10 января, за день до очередного заседания парламента,
тихо уехал с семьёй в Хэмптон-Корт, а на следующий день оттуда
перебрался в Виндзор. Он и представить себе не мог,
каким плачевным будет его отступление и что он никогда больше не вернётся в свою столицу,
пока не окажется в плену у этого оскорблённого
Парламент. Однако его чувства в тот момент, должно быть, были крайне меланхоличными. «В таком печальном состоянии, — говорит Кларендон, — король находился в Виндзоре. За десять дней он опустился с высот и величия, которых боялись его враги, до такого ничтожества, что даже его собственные слуги едва осмеливались признаться, что ждут его».
 Теперь Карл решился на войну. Но ему нужны были деньги, и он решил отправить королеву за границу. Предлог был найден без труда.
 Принцесса Мария, которая некоторое время была помолвлена с принцем Оранским, была ещё совсем ребёнком, ей было всего десять лет.
Она должна была отправиться ко двору в Нидерландах, и не было ничего более естественного, чем то, что её мать должна была сопровождать её. Даже суровые реформаторы, которые дважды запрещали ей покидать королевство, не могли найти оправдания для запрета этого материнского долга. 9 февраля
Карл и двор вернулись из Виндзора в Хэмптон-Корт, а на следующий день королевская чета отправилась в Дувр, где 23 февраля королева и её дочь отплыли в Голландию. Принц Оранский
принял её величество со всей любезностью, которой он действительно был ей обязан, за
она всегда была на стороне короля и его страны в противостоянии с Ришелье;
но гражданские власти были не так рады её видеть, опасаясь, что
она может втянуть их в конфликт со всемогущим английским парламентом.
Они вошли к ней в шляпах, сели в её присутствии и ушли, не поклонившись и не сказав ни слова. Но Генриетта
сдержала своё отвращение лучше, чем это сделал бы её муж, потому что
она преследовала важные для себя цели и своими льстивыми
ухаживаниями настолько растопила голландскую флегму, что в конце концов
Ей удалось занять у властей Амстердама восемьсот сорок пять тысяч гульденов, в Роттердаме — шестьдесят пять тысяч, у купцов в Гааге — сто шестьдесят шесть тысяч, кроме того, она заложила свой жемчуг за двести тринадцать тысяч и шесть рубинов за сорок тысяч, таким образом собрав для своего мужа два миллиона фунтов стерлингов.

[Иллюстрация: КАРЛ ТРЕБУЕТ СДАЧИ ПЯТИ ЧЛЕНОВ СОВЕТА.
(_См. стр._ 7.)]

Пока король находился в Кентербери в ожидании отъезда королевы,
Палата общин убеждала его подписать два законопроекта об отмене
епископов из парламента, а также их и духовенство из всех светских должностей, а также за право набирать солдат для службы в Ирландии.
 Он принял их, второй законопроект будет действовать только до 1 ноября. Палата общин выразила своё удовлетворение, но по-прежнему настаивала на
отставке всех членов Тайного совета и государственных служащих, за исключением тех, кто занимает должности по наследству, и на назначении других лиц, пользующихся доверием парламента. Затем они вернулись к обсуждению законопроекта о милиции, согласно которому вся армия должна была
в руках парламента; но там Карл занял твёрдую позицию. Он
отдал приказ, чтобы принц Уэльский встретил его в Гринвиче. Парламент,
который следил за каждым его шагом и, без сомнения, был осведомлён о его намерениях,
направил королю послание с просьбой позволить принцу остаться в Хэмптон-Корте;
но Карл, недовольный этими подозрениями, приказал губернатору принца,
маркизу Хартфорду, привезти его в Гринвич. В воскресенье, 27 февраля, несколько лордов отправились в Гринвич, чтобы попытаться вернуть принца.
Карл не согласился с этим, заявив, что принц должен сопровождать его, куда бы он ни направлялся. Он переехал в Теобальдс, и там его снова настигла делегация, которая убеждала его согласиться на создание ополчения, иначе парламент будет вынужден взять на себя ответственность за безопасность королевства. Они также вновь обратились с просьбой о возвращении принца. Карл был очень удивлён этими настойчивыми просьбами и отклонил обе.

Получив этот ответ, обе палаты издали указ о снаряжении флота и передаче его под командование графа Нортумберленда.
Лорд верховный адмирал. Лорды, которые не решались присоединиться к Палате общин в
требовании установления контроля над ополчением, теперь приняли постановление за
это с очень небольшим количеством несогласных. Пятьдесят пять лордов и палат общин были названы
лордами-лейтенантами графств, многие из них были роялистами, но все же
не такими, чтобы палата общин опасалась открытого разрыва с королем.
Затем Палата общин выступила с заявлением, в котором выразила свои опасения по поводу благосклонности двора к ирландским повстанцам.
о намерении злых советников короля сломать шею
Парламент, а также слухи о помощи из-за границы в достижении этих целей
от Папы Римского и королей Франции и Испании. Лорды, за исключением
шестнадцати несогласных, присоединились к этому заявлению, и графы
Пембрук и Холланд передали его королю в Ройстоне. Услышав, как зачитывают эту откровенную бумагу, Карл выразил сильное негодование, назвав некоторые утверждения в ней откровенной ложью. А когда графы стали умолять его дать согласие на создание ополчения на какое-то время, он воскликнул: «Нет, ей-богу, ни на час.  Вы просили
то, о чём никогда не просили ни одного короля и что я не доверил бы даже своей жене и детям». Это было правдой, но раньше он говорил, что скорее лишится жизни, чем согласится на законопроект против епископов, и всё же он его подписал. То, что он при первой же возможности нарушит своё слово, было очевидно; то, что в этот самый момент его жена из кожи вон лезла за границей и закладывала свои драгоценности, чтобы купить оружие и подавить восстание парламента и народа, было известно не менее хорошо. Поэтому тщетными были его торжественные заверения в том, что он
больше всего на свете желает удовлетворить своих подданных.

В этот момент он ускользнул и направился на север. Он добрался до
Ньюмаркета, оттуда в Хантингдон, расположенный рядом со Стэмфордом, и оттуда написал в обе палаты, сообщив, что намерен на время поселиться в Йорке. Депутаты настойчиво уговаривали его вернуться в окрестности его парламента; таков был его ответ, сопровождаемый категорическим отказом передать им в руки ополчение.
Палаты тут же приступили к действиям. Война была неизбежна; король намеревался застать их врасплох. Поэтому они проголосовали за то, чтобы
Отсутствие короля самым пагубным образом сказалось на делах Ирландии; что короля легко было ввести в заблуждение и что парламенту было необходимо
что власть над ополчением должна принадлежать исключительно парламенту, и с этой целью были изданы приказы для лейтенантов и заместителей лейтенантов графств.

 Тем временем Карл проследовал через Донкастер в Йорк, куда прибыл 19 марта. 26-го числа лорды Уиллоуби и Дангарван вместе с сэром Энтони Эриби прибыли из парламента с оправданием
Они признали, что по их инициативе он принял много удовлетворительных
законопроектов, но в то же время предпринимались попытки
сорвать их принятие. Они сообщили ему, что у них есть
определённая информация о подготовке за границей и о планах
вторжения в Халл с иностранными войсками. Карл отрицал
правдивость этих обвинений и заверил их, что вернётся и будет
жить рядом со своим парламентом, как только будет уверен в своей
безопасности.
Однако он не забыл слова, сказанные о Халле. Это было
Захват этого места имел бы огромное значение, но оно находилось в руках крепкого сэра Джона Хотэма и его сына, которые заявили в парламенте: «Отступайте, отступайте, мы выполним волю парламента». Поскольку Карл не мог надеяться захватить его силой, он решил взять его хитростью. Он отправил графа Ньюкасла с просьбой передать ему город и арсеналы. Ньюкасл назвался сэром Джоном Сэвиджем, чтобы попасть в город, но его разоблачили, и этот неуклюжий трюк сработал лишь
усилили подозрения народа. Затем парламент направил приказ
об изъятии оружия и боеприпасов и их отправке в лондонский Тауэр; но
Карл сказал им, что, по его мнению, они были куплены на деньги, взятые в долг
на его имя, и попросил оставить его в покое, чтобы он мог распоряжаться своим имуществом. Он также сообщил им, что намерен отправиться в Ирландию, чтобы подавить восстание; что для этой цели ему потребуется всё оружие и боеприпасы и что они понадобятся для его гвардии, состоящей из двух тысяч пехотинцев и двухсот кавалеристов
лошадь, которую он собирался отправить в Ирландию.

 22 апреля он отправил герцога Йоркского, принца Пфальцского, своего племянника, лордов Ньюпорта, Уиллоуби и некоторых других знатных особ, но без вооружённого сопровождения, осмотреть город Халл.
 Сэр Джон Хотэм и мэр приняли их со всеми почестями и оказали им приём, соответствующий их статусу. Им показали это место, и на следующий день они должны были обедать с губернатором, поскольку был День святого Георгия.
Однако незадолго до обеда Хотэм был встревожен внезапным появлением сэра Льюиса Дайвза, зятя объявленного вне закона
Лорд Дигби сообщил ему, что его величество намерен оказать ему честь и отобедать с ним, и что он уже в миле от города в сопровождении трёхсот всадников. Сэр Джон, разгадав уловку,
незамедлительно приказал поднять подъёмные мосты и закрыть ворота перед лицом короля, поскольку к тому времени тот уже подъехал к воротам Беверли.

Карл приказал сэру Джону открыть ворота и впустить его и его
стражу, но сэр Джон ответил, что, хотя он и верный подданный его
Величества, он не может этого сделать без согласия парламента, который
передать город в его распоряжение. Если его величество соблаговолит войти в город вместе с принцем и двенадцатью сопровождающими, ему будут рады; но Карл отказался войти без всей своей свиты. Он простоял у ворот с часу до четырёх, продолжая переговоры и надеясь, что вид своего государя повлияет на народ и заставит губернатора впустить его. Но он был разочарован и в четыре часа, уходя на час, дал Хотэму время всё обдумать.
Когда он вернулся в пять, Хотэм по-прежнему отказывался впускать его.
Чарльз объявил его предателем и уехал с принцем и
его охраной в Беверли. На следующий день он послал вестника предложить Хотэму
помилование и повышение по службе в случае сдачи города, но тщетно; и тогда он
вернулся в Йорк.

Теперь каждая сторона поспешила собрать силы и подготовиться к борьбе.
5 мая парламент опубликовал заявление о том, что, поскольку король
отказался дать согласие на законопроект о милиции, они призывают всех мужчин подчиниться
их собственному постановлению о сборе войск и защите короля. В этом постановлении они назначили лейтенантов графств,
которые назначали своих заместителей-лейтенантов с одобрения парламента.
Среди этих заместителей были Хэмпден, Уайтлок, Сент.
Джон, Селден, Мейнард, Гримстон и другие лидеры парламента,
которые теперь с таким же рвением набирали и обучали солдат.
Король, со своей стороны, осудил этот приказ как предательский и незаконный,
запретил всем подданным подчиняться ему и созвал в Йорке собрание графства для
содействия набору войск для его службы. На этом собрании мы видим
сэра Томаса Фэрфакса, выступающего в качестве лидера парламента, и
на луке седла короля было написано резкое возражение от
землевладельцев и фермеров Йоркшира, которые советовали королю
прийти к соглашению со своим парламентом.

Страна подошла к тому
моменту, когда каждый должен был определиться и показать, на чьей
стороне он в этом споре. Это был день удивительного
исследования характеров и интересов, и произошло много странных
перемен. Города, деревни, семьи — всё это теперь было охвачено
суматохой и раздорами, и кто-то пал в одном бою, кто-то — в другом, не
без сердечной боли и слёз, расставаясь со старыми друзьями и родственниками
Они разошлись, чтобы снова встретиться и пролить кровь друг друга. Затем последовало странное провозглашение и опровержение провозглашений, одна сторона осуждала и отрицала действия другой. Король собрал
всего лишь конный отряд и пехотный полк; парламент вскоре
оказался во главе восьмитысячного войска, состоявшего из шести
полков под командованием рьяных офицеров, и в мае поля Финсбери
были усеяны белыми палатками, а генерал-майор Скиппон командовал
своими обозами.

Следующей задачей был флот. Граф Нортумберленд был болен,
или, что более вероятно, из-за плохого самочувствия, Палата общин приказала ему передать командование графу Уорику на время своего отсутствия. Палата лордов колебалась, так как для такого назначения требовалось одобрение короля;
но Палата общин решила этот вопрос самостоятельно. Кларендон пишет, что король
оставался пассивным, полагаясь на преданность моряков, которым он повысил жалованье. Но из других источников мы знаем, что Карл
постарался настроить моряков против себя, как и остальных своих подданных, назвав их «водяными крысами». Вскоре его популярность среди них подверглась испытанию.
ибо он приказал отстранить Уорика и назначить на его место Пеннингтона;
но моряки не приняли его. Без боеприпасов и оружия силы
Карла были малоэффективны, и палата общин провозгласила,
что любой, кто привезёт такие материалы без согласия
парламента или принесёт деньги, вырученные от продажи
драгоценностей короны, будет считаться врагом страны.

Поскольку флот бдительно охранял побережье, Карл теперь обратился к шотландцам, лидеров которых он надеялся привлечь на свою сторону почестями и милостями, оказанными им во время его последнего визита. И, по правде говоря,
Члены Совета, казалось, были вполне готовы пойти навстречу его желаниям, но английская Палата общин, узнав об этом, вскоре изменила ситуацию, дав понять и Совету, и народу, что в их интересах, как и в интересах Англии, чтобы король пришёл к взаимопониманию со своим парламентом, который, как они утверждали, стремился лишь к благу короля и народа. Однако теперь парламент столкнулся с тем, что значительная часть его членов покинула его ряды, поскольку многие считали, что они зашли слишком далеко и что король уступил
больше, чем было разумно, и что Палата общин сама стремилась к чрезмерной власти. Среди тех, кто отправился к королю, были
лорд Фолкленд, сэр Джон Коулпеппер и мистер Хайд (впоследствии лорд
Кларендон и историк восстания). Фолкленд и Коулпеппер,
Чарльз перед отъездом назначил их своими министрами, а Хайд уже давно тайно встречался с королём, передавал ему все новости по ночам и писал его заявления. Палата общин по стилю письма прекрасно понимала, кто
написал эти статьи, но не могла доказать это напрямую
Но графы Эссекс и Холланд нашли его запертым с королём в Гринвиче, а маркиз Гамильтон — в Виндзоре. В апреле
король вызвал Хайда к себе в Йорк; но даже тогда, словно
опасаясь парламента, он отправился туда инкогнито, под предлогом
что ему нужно поправить здоровье; и даже добравшись до окрестностей
Йорка, вместо того чтобы открыто заявить о своей поддержке
короля, он скрывался поблизости и занимался перепиской короля. Он прибыл в Йоркшир в
в конце мая; но перед тем, как покинуть Лондон, он устроил так, что
лорд-хранитель Литтелтон сбежал с Большой государственной печатью к королю.
Это был немаловажный вопрос, поскольку от него зависела подлинность всех
государственных документов.

Многие лорды и члены Палаты общин продолжали перебегать на сторону короля, особенно, как пишет Мэй, юристы и духовенство, «чьи профессии позволяли им получать от короля более легкие и щедрые вознаграждения, чем другим людям, и поэтому они были склонны склоняться в ту сторону, где можно было получить повышение».
Палата общин призвала девять пэров, уехавших в Йорк, явиться в
Они заняли свои места в Вестминстере, а когда те отказались, обвинили их в государственной измене. Это были Спенсер, граф Нортгемптон, графы Девоншир, Дувр, Монмут и лорды Ховард из Чарльтона, Рич,  Грей из Рутвена, Ковентри и Кейпел.

2 июня лорды и палата общин направили королю предложения
о мирном урегулировании национальных вопросов на постоянной
основе, но с Карлом всё изменилось настолько, что он был не в
настроении слушать. В тот же день одному из кораблей,
гружённых оружием и боеприпасами, которые королева отправила
в Голландию, удалось ускользнуть от флота
и запасы продовольствия на побережье Йоркшира. С этим, а также с перспективой получить ещё больше, в окружении лордов и придворных Карл
тотчас же отбросил смиренный и примирительный тон, назвал парламент
гнездом интриганов и предателей, которые не имеют права диктовать ему,
потомку сотни королей, свои условия, и заявил, что никогда не согласится
с ними, если будет связан и окажется в их власти.

С этого момента всякая надежда на примирение была потеряна, и король
и парламент со всем усердием принялись готовиться к судебному разбирательству
сила в оружии. Вопрос, который предстояло решить, заключался в том, должна ли Англия
быть жалким деспотизмом или свободной нацией. Если парламент
были камвольная, то необходимо Англия опускаться до уровня остальных
царь ездил Объединенных Наций. Со стороны короля его сторонники присоединились к нему в его торжественном обещании поддерживать протестантскую религию и не претендовать ни на что, кроме своих законных прерогатив. Со стороны парламента было сделано столь же торжественное заявление о том, что они сражаются не против короля, а за него и его корону, а также за свободы и
о привилегиях народа, которым угрожали злые советники короля.

[Иллюстрация: ЛОРД ФОЛКЛЕНД. (По портрету Ван Дейка.)]

 10 июня Палата общин выступила с обращением, в котором
заявила, что получит деньги и посуду для продолжения борьбы, обязавшись выплачивать восемь процентов. и назначив сэра
Джон Волластон и трое других олдерменов были казначеями Лондона. За очень короткое время в Гилдхолле накопилось огромное состояние.
Бедные жертвовали так же щедро, как и богатые. Карл написал в Корпорацию
из Лондона, запрещающий эту коллекцию, но безрезультатно. Он предпринял
также попытку обезопасить флот, убедив графа Уорика
передать командование адмиралу Пеннингтону, но только пять капитанов
согласились, и они были быстро обеспечены и заменены. 12 июля
Парламент назначил графа Эссекса командующим
армией, и многие члены парламента, как лорды, так и члены палаты общин, получили
должности под его началом. Среди них были сэр Джон Меррик, лорд Грей из Гроуби, Дензил Холлс, сэр Уильям Уоллер, Хэмпден и Кромвель.
Полк Хэмпдена был одет в зеленую форму и нес знамя,
на одной стороне которого был его девиз "_Vestigia nulla retrorsum_"; на другой
другой: "С нами Бог". Кромвель, который также был произведен в полковники,
был чрезвычайно активен в восточных графствах. Вся страна была
приведена в состояние полнейшего хаоса из-за попыток
дворян и джентльменов захватить стратегически важные
места и привлечь народ на свою сторону. Никогда ещё не
было такого состояния анархии, противостояния и раскола
по старым связям. По большей части южные графства и торговые города поддерживали парламент, а более аграрные и отдалённые районы — короля. Однако во многих графствах интересы были примерно равны, и шла ожесточённая борьба за превосходство.
 В Линкольншире лорд Уиллоуби из Парэма был очень успешен в поддержке парламента. В Эссексе таким же был граф Уорик, а Кент, Суррей, Мидлсекс и морское побережье Сассекса были сильно
Парламентский. Кромвель творил чудеса в Саффолке, Норфолке и Кембридже.
В Беркшире Хэмпдену и графу Холланду противостояли граф Беркшир, лорд Ловелас и другие.
Но Хэмпден схватил графа Беркшира и отправил его в парламент.  В Бакингемшире  Хэмпден почти добился своего. Полковник Горинг, который был губернатором
Портсмута, получив от парламента крупную сумму за то, чтобы привести город в полную боевую готовность, предал его, как ранее предал королевскую партию.
Но парламент арестовал графа Портленда, союзника Горинга, и передал остров Уайт под управление графа
Пембрук. Уорикшир был разделён между лордом Бруком, поддерживавшим парламент, и графом Нортгемптоном, поддерживавшим короля; Лестершир был разделён между графом Хантингдоном, поддерживавшим короля, и графом Стэмфордом, поддерживавшим парламент. Дербишир почти полностью поддерживал короля, и так далее на север; однако в Йоркшире лорд Фэрфакс был на стороне парламента, как и сэр Томас Стэнли и Эгертоны в Ланкашире. Граф Дерби и его сын, лорд Стрэндж, встали на сторону королевской власти;
и первая кровь в этой войне была пролита лордом Стрэнджем, который пытался
чтобы захватить Манчестер, где он был разбит и изгнан.
Роялисты возлагали большие надежды на помощь многочисленных католиков в Ланкашире и Чешире, но те были либо равнодушны, либо запуганы.
На западе Англии у короля была сильная партия.
Карл в своём приказе о сборе войск назначил маркиза Хартфорда генерал-лейтенантом Запада, включая семь графств в
В Уэльсе произошла вторая стычка между ним и заместителем лейтенанта графства Сомерсетшир, в которой десять человек были убиты и много ранено.

В то же время парламент не жалел усилий, чтобы склонить короля к соглашению.
Но он показал, что в глубине души остался непреклонен.
В ответ на их предложения он по-прежнему настаивал на том, чтобы ему выдали лорда Кимболтона и пятерых членов Палаты общин, а также олдермена Пеннингтона, лорд-мэра Лондона, и капитана Венна, командующего отрядами. Он потребовал предъявить обвинения в государственной измене графам Эссексу, Уорику и
Стэмфорд, сэр Джон Хотэм, генерал-майор Скиппон и все остальные
осмелился ввести в действие постановление парламента о создании ополчения.
В то же время он вёл тайные переговоры с
Хотэмом о предательстве Халла; и Хотэм запятнал ту репутацию патриотической храбрости, которую приобрёл, прислушиваясь к нему.
Однако жители, гарнизон и его собственный сын оказали ему решительное сопротивление. Затем король осадил Халл и вступил в сговор с некоторыми предателями
внутри города, чтобы поджечь его и напасть на него в суматохе.
Но заговор был раскрыт, и разгневанные жители
совершил вылазку под командованием сэра Джона Мелдрама и обратил силы короля в поспешное бегство.


Затем Карл отправился в Ноттингем, где 25 августа, по словам Кларендона, или 22 августа, по словам Рашворта, поднял свой штандарт. Это было самое неспокойное время; знамя, которое
было поднято на Замковой горе, возвышенном и открытом месте,
было снесено ночью, что, по мнению как солдат, так и горожан, было зловещим предзнаменованием. Прошло три дня, прежде чем его удалось поднять снова из-за сильного ветра. Помимо этого, знамя было повержено
Что касается положения дел короля, то оно было столь же плачевным. Народ не проявлял особого энтузиазма, стекаясь под королевское знамя, оружие и боеприпасы не поступали из Йорка, а королевские войска потерпели сокрушительное поражение при Ковентри. Пришло известие о том, что
граф Эссекс во главе пятнадцатитысячного войска находится в Нортгемптоне.
Граф Саутгемптон и другие его офицеры умоляли короля
предложить парламенту мир, говоря, что, если они откажутся, это изменит отношение народа к королю.
 Сначала Карл с гневом выслушивал такие советы, но в конце концов отправил сэра Джона Коулпеппера в Лондон для переговоров.
Но парламент и слышать не хотел ни о каких уступках, пока король не
снял свой штандарт и не отозвал обвинения в государственной измене
против графа Эссекса, обвиняемых членов парламента и всех, кто их поддерживал. На самом деле все попытки договориться были
бесполезны, а поведение племянника Чарльза, принца Руперта, и его младшего брата Мориса, сыновей
Сестра Карла, Елизавета Богемская, прибыла в Англию и встала во главе королевской кавалерии. Пока Коулпеппер пытался заключить мир в Лондоне, Руперт с той безрассудной отвагой, которая впоследствии стала такой печально известной и такой роковой для армии Карла, вёл военные действия в центральных графствах, оскорбляя всех, кто выступал за мир, приказывая, а не приглашая людей под знамёна короля, и грабя города и деревни, чтобы обеспечить своих солдат продовольствием.

 Примерно в середине сентября Карл выступил из Ноттингема,
намереваясь добраться до запада Англии и объединить свои силы с силами маркиза Хартфорда. Он вёл себя совсем не так, как вспыльчивый Руперт, или Разбойник, как его называли в народе. Он повсюду заверял в своей любви к народу и в своей решимости защищать его свободы, но эти заверения не подкреплялись его действиями, которые выдавали тот факт, что он играл роль. Однажды он пригласил оркестры, сопровождавшие поезда, на свой марш в качестве охраны, но когда они прибыли, он сказал:
Он усомнился в их преданности, силой отобрал у них оружие и прогнал их. Несмотря на свои заверения в уважении к правам своих подданных,
он по-прежнему взимал деньги и реквизировал припасы в прежнем произвольном порядке. 20 сентября он был в Шрусбери, где заверил жителей, что никогда не допустит появления армии папистов, и на следующий день
23-го числа он написал графу Ньюкаслу, сообщив ему, что восстание
достигло такого размаха, что он должен собрать всех солдат, которых сможет,
без оглядки на их вероисповедание. Он получил пять тысяч фунтов
Он получил наличные от католиков в Шропшире, продал титул барона ещё за шесть тысяч фунтов и с большим рвением начал чеканить деньги из меди.
 А чтобы окончательно продемонстрировать свою неискренность, он отправил в Ирландию приказ прислать ему как можно больше солдат, которые почти все были католиками.


 Но граф Эссекс внимательно следил за успехами короля.
он отправил ему парламентские предложения о компромиссе, которые
он отказался принимать от тех, кого назвал предателями. Эссекс
добрался до Вустера, намереваясь отрезать королю путь к
Лондон, как раз в то время, когда принц Руперт и полковник Сэндис устроили стычку в
этом городе, из которого Руперт был вынужден бежать. Там Эссекс оставался
бездействующим в течение трёх недель, пока наконец Карл, воодушевлённый его бездействием,
не решился покинуть Шрусбери 20 октября и смелым маршем через Вулверхэмптон, Бирмингем и Кенилворт фактически
миновал позиции Эссекса на пути к Лондону. Парламентский генерал,
однако, быстро пустился в погоню и 22-го числа достиг Кинетона в
Уорикшире, как раз в тот момент, когда король разбил лагерь на Эдж-Хилл, прямо над ним.

Путь для Карла был открыт, но военный совет рекомендовал атаковать Эссекса, который двигался с такой скоростью, что большая часть его войск отстала. На следующее утро, 23 октября, — это было воскресенье — Эссекс обнаружил, что королевская армия выстроилась в боевом порядке на высотах Эдж-Хилл. Парламентской армии было невыгодно атаковать с возвышенности, и обе стороны не спешили наносить первый удар. Поэтому они так и стояли, глядя друг на друга, примерно до двух часов дня. Чарльз был на
Он вышел на поле боя в полном доспехе и подбодрил солдат воодушевляющей речью. Он носил титул генералиссимуса своих войск; его генералом был граф Линдси, опытный солдат, сражавшийся бок о бок с Эссексом в зарубежных войнах, против которого он теперь выступал. Однако он был настолько возмущён юношеской дерзостью принца Руперта, что не стал утруждать себя и просто командовал своим полком. Сэр Джейкоб Эстли был генерал-майором кавалерии под командованием
Линдсея. Принц Руперт командовал правым флангом кавалерии, а лорд
Уилмот слева, два конных резерва также под командованием лорда Дигби и сэра Джона Байрона. По численности как конницы, так и пехоты королевская армия превосходила ту, что была у Эссекса на поле боя; но у Эссекса была более мощная артиллерия.

 Эссекс расположил свою армию у подножия холма в широкой долине Ред-Хорс. Сэр Джон Мелдрам, который совсем недавно прогнал королевские войска из Халла, возглавлял авангард. Справа были размещены три кавалерийских полка под командованием сэра Филипа Стэплтона и сэра Уильяма Бальфура.
 Слева находились двадцать кавалерийских отрядов под командованием сэра Джеймса Рамзи.
В центре, за кавалерией, была размещена пехота. Собственный полк Эссекса занимал основную позицию, а по флангам располагались два кавалерийских резерва под командованием лорда Брука и Дензила Холлса.

 По словам одного историка, в два часа дня Эссекс приказал своей артиллерии открыть огонь по противнику. По другой версии, кавалерам
надоело бездействие, и они потребовали, чтобы их повели в бой против врага.
И король собственноручно выстрелил из пушки, подавая сигнал к штурму.
Роялисты начали спускаться с холма.  Когда они подошли на расстояние мушкетного выстрела, их боевой дух значительно поднялся при виде сэра Фейтфул
Фортескью выстрелил из пистолета в землю и встал в боевую позицию с двумя отрядами кавалерии на своей стороне. Парламентская кавалерия атаковала центр королевской армии и попыталась захватить знамя, но не смогла противостоять пикам роялистов. Принц Руперт предпринял яростную атаку на левое крыло парламентских войск, прорвал его и с головой окунулся в погоню за противником до самой деревни Кинетон, где, обнаружив обоз врага, позволил своим людям грабить его в течение часа.  Такое безрассудное поведение Руперта продолжалось на протяжении всего сражения.
Он был таким на протяжении всей войны, и никакие катастрофические последствия этого не смогли его излечить. Поставьте его во главе кавалерийского отряда, и его доблесть и напор будут таковы, что он поведёт всех за собой.
Но его редко можно было увидеть на поле боя до окончания сражения, когда он возвращался после стремительной погони и часто обнаруживал, что его друзья полностью разбиты.

Сегодня, в отсутствие Руперта, основные силы пехоты были введены в бой Эссексом и Линдсеем, каждый из которых шёл пешком во главе своих людей. Стойкость «круглоголовых» поразила
Кавалеристы. Левое крыло армии Карла под командованием лорда Уилмота укрылось за отрядом пикинеров, но Бальфур, один из командиров правого крыла парламента, развернул свой полк и атаковал фланг королевской пехоты, прорвался через две дивизии и захватил артиллерийскую батарею. На другом участке поля боя королевская гвардия проявила необычайную доблесть и отбросила всех, кто противостоял ей. Эссекс, заметив это, приказал двум пехотным полкам и эскадрону кавалерии атаковать их с фронта и фланга, и в то же время
В это время Бальфур, бросив захваченные им пушки, атаковал их с тыла. Они были разбиты и обратились в бегство. Сэр Эдвард Варни, знаменосец, был убит, а знамя захвачено; но поскольку Эссекс доверил его своему секретарю Чемберсу, оно было по предательству или ошибке передано капитану Смиту, одному из королевских офицеров, которого Карл за эту услугу прямо на поле боя сделал баронетом. Карл с ужасом
наблюдал, как его гвардейцев режут на куски превосходящие силы противника,
и во главе резерва бросился им на помощь. В этот момент
В этот момент Руперт вернулся с охоты, и остатки гвардии были спасены. Лорд Линдсей получил смертельное ранение, его сын, лорд
 Уиллоуби, и полковник Вавасур были взяты в плен при попытке спасти его, а полковник Монро и другие офицеры погибли. Если бы
 Руперт вернулся после того, как обратил в бегство правое крыло парламента, всего этого можно было бы избежать. Как бы то ни было, пылким сторонникам короля был дан отпор, стрельба прекратилась, и обе армии стояли, глядя друг на друга, пока не стемнело. Затем каждая из них отошла в сторону.
Роялисты вернулись на свой холм, а парламентарии — в Кинетон.

 Обе стороны заявили о своей победе, но если оставаться на поле боя и уйти последним — это критерии успеха, то они были на стороне Эссекса. Его люди провели на поле всю ночь, в сильный мороз, без укрытий, но с мясом и пивом.
На следующее утро Карл отправился в Банбери. Говорили, что у армии Эссекса закончился порох или что он погнался бы за королевской армией вверх по склону. Так или иначе, несмотря на усиление
Когда большая часть его войск осталась под Хэмпденом, он не счёл нужным преследовать Карла на следующий день, а позволил ему продолжить путь, а сам отступил в Уорик. Это не было поступком победителя, так что нельзя сказать, что кто-то из них победил. Число убитых оценивается по-разному; большинство авторов называют цифру около пяти тысяч, но священник из Кинетона, который хоронил погибших, сообщает, что их было всего двенадцать сотен.

Чарльз отправился из Банбери в Оксфорд, где несколько джентльменов, хорошо экипированных, услышав о его помолвке в Эдж-Хилле, представились как
одержал победу и, таким образом, рекрутировал истощенные силы своей кавалерии.
Руперт, во время пребывания короля, продолжал вести тот вид войны, которым
его научили восхищаться в графе Мансфельде, в Германии. Он совершил
быстрые поездки по стране, в Абингдон, Хенли и другие города,
где без зазрения совести взимал пожертвования с Круглоголовых
партизан. Лондонцы были в величайшей тревоге, узнав о растущей армии короля в Оксфорде, и отправили срочный приказ в
Эссекс, чтобы тот поспешил на защиту столицы. Походные оркестры были
Все были постоянно начеку, вокруг города рыли окопы,
войска были отправлены удерживать Виндзорский замок, моряки и лодочники были
отправлены вверх по Темзе, чтобы предотвратить любое приближение с той стороны, а
учеников поощряли записываться в армию, обещая, что время, которое они
отслужат, будет засчитано в срок их обучения.
 Наконец Эссекс добрался до Лондона, 7 ноября разместил своих людей в Эктоне и отправился в Вестминстер, чтобы отчитаться о своей кампании. Нельзя сказать, что он проявил себя как выдающийся полководец, но
Не время было слишком придирчиво относиться к военачальникам: блестящий военный гений Кромвеля ещё не проявился в полной мере, поэтому парламент от всей души поблагодарил его, выделил ему пять тысяч фунтов и поручил ему охрану столицы.

[Иллюстрация: церковь Святой Марии, Ноттингем. (_С фотографии компании Frith & Co._)]


Едва Эссекс прибыл на место, как пришло известие о том, что Карл покинул
Оксфорд и направлялся маршем в Лондон. Генри Мартин, член Палаты общин, командовавший в Рединге, считал этот город
Потерпев неудачу, он отступил в Лондон. В столице царила паника.
Была отправлена делегация в составе графа Нортумберленда и трёх
членов Палаты общин, чтобы встретиться с королём и подать петицию
о примирении. Они встретили его в Колбруке: он очень любезно
принял петицию и призвал Бога в свидетели, что больше всего на свете
желает мира и спасения своей истекающей кровью страны.
Об этом сообщили в парламенте, и они приказали Эссексу приостановить военные действия и отправили сэра Питера Киллигрю с просьбой сделать то же самое на
со стороны короля, предполагавшего, что после этого любезного послания, в котором он обещал оставаться недалеко от Лондона до тех пор, пока не будут улажены разногласия, он прекратит все наступательные операции. Но едва Киллигрю ушёл, как парламент был встревожен звуками артиллерии.
Эссекс выбежал из палаты и помчался в ту сторону, откуда доносились звуки.
Он обнаружил принца Руперта, за которым по пятам следовал король, в полном составе атакующего Брентфорд, который защищали небольшие силы кавалерии Холлса.
Король воспользовался густым ноябрьским туманом, чтобы попытаться
совершить марш-бросок на Лондон; но конница Холлса, хоть и немногочисленная, была крепкой и выдержала всю тяжесть атаки, пока не подоспели полки Хэмпдена и Брука.  Таким образом, замысел короля был сорван.
На следующий день, 13 ноября, в воскресенье, из Лондона прибыло столько
походных оркестров и рьяных горожан, что Эссекс оказался во главе двадцати четырёх тысяч человек, выстроенных на Тёрнхем-Грин. Хэмпден, Холлс и все члены парламента
посоветовали отправить отряд солдат в обход, чтобы попасть в
Хэмпден со своим полком был отправлен на эту службу. Но Эссекс быстро отозвал его, сказав, что не будет разделять свои силы.
Таким образом, королю не только оставили путь для отступления, но и отозвали три тысячи солдат, которые были расквартированы у Кингстон-Бридж, чтобы усилить войска в Лондоне. Таким образом, Карл, обнаружив перед собой очень грозную силу, а позади себя — свободный путь, отвел свои войска и отступил в Рединг, а затем снова в свои старые покои в Оксфорде. Снова
Эссекс продемонстрировал крайне неэффективную тактику, иначе он мог бы с лёгкостью окружить и рассеять королевские войска.
Парламентские лидеры напрасно призывали Эссекса немедленно
преследовать отступающую армию; другие офицеры также считали, что
королю лучше позволить уйти. Парламент, возмущённый поведением короля, принял резолюцию о том, что больше никогда не будет вести с ним переговоры.
Карл, изображая такое же удивление и негодование, заявил, что парламент направил три полка в Брентфорд
после того, как они отправили к нему переговорщиков. Но следует помнить, что они предложили это соглашение в Колбруке, и что же тогда делал король в Брентфорде? Марш и время его проведения были достаточно убедительными доказательствами того, что король был агрессором.


Карл зимовал со своей армией в Оксфорде, а принц Руперт проявлял свои мародерские таланты в окрестностях. О парламентских заседаниях и подготовке к ним нам мало что известно,
кроме того, что парламентарии в целом были недовольны
Эссексом, который действовал медленно, отнюдь не был проницательным и, по мнению многих, не
 Сэр Уильям Уоллер, однако, выгнал Горинга из Портсмута и занял его.
Народ прозвал его Уильямом Завоевателем, и было решено поставить его во главе армии вместо Эссекса.  Но теперь заговорили о другом человеке.  Это был Оливер Кромвель, который покинул свою ферму и собрал собственный полк.  Теперь он был полковником Кромвелем. Он сказал Хэмпдену во время битвы при Эдж-Хилле, в которой они оба участвовали, что нельзя доверять кучке жалких трактирщиков и городских подмастерьев
за то, что сражались против людей чести. У них тоже должны быть люди, проникнутые ещё более высоким принципом, и это должна быть религия. Хэмпден сказал, что это хорошая идея, если её можно реализовать; и с тех пор Кромвель держал её в поле зрения, собирая и обучая полк серьёзных религиозных людей, известный как его непобедимый «Железнобокий». Кромвель
всю зиму активно действовал на восточном побережье, в Кембриджшире,
Хантингдоншире, Эссексе и других местах, собирая припасы, препятствуя
поставкам противника и формируя объединения графств для взаимной защиты.
Было сформировано четыре или шесть отрядов, но все они вскоре распались, кроме отряда из графств Норфолк, Саффолк, Эссекс, Кембридж и Хартфордшир, командиром которого был лорд Грей из Уорка, а его заместителем — Оливер.
Эта ассоциация сохраняла свой округ на протяжении всей войны.
В феврале мы видим Кромвеля в Кембридже, замок которого с его складами он взял штурмом и теперь собрал там большие силы из Эссекса, Норфолка и Саффолка.

Приезд королевы в Йоркшир в начале февраля вызвал огромный энтузиазм среди кавалеров. Её дух, её манеры, её
Её снисходительность очаровывала всех, кто оказывался рядом с ней. Теперь она была героиней во всех смыслах.
Тот факт, что парламент обвинил её в государственной измене и что её голова будет отрублена, если она попадёт к ним в руки, только укрепил её решимость и преданность всех, кто её окружал. Её сопровождала в Йорк охрана из двух тысяч кавалеристов во главе с самим маркизом Монтрозом, а также шесть пушек, две мортиры и двести пятьдесят повозок с боеприпасами. Лорд Фэрфакс, единственный генерал парламента
Единственным, кто мог противостоять ей на севере, был губернатор Халла, и он был достаточно галантен, чтобы предложить ей свою помощь вместе с его «круглоголовыми»; но она знала, что объявлена вне закона, и отказалась от этой чести. Во время похода она ехала верхом, называя себя «ваше величество генералиссимус», ела на виду у армии, под открытым небом, и радовала солдат, разговаривая с ними на равных. Она провела в Йорке почти четыре месяца,
оказывая неоценимую помощь королю и, как мы увидим,
благодаря графу Ньюкаслу даже преуспев в подрыве веры
о Хотэмах из Халла. Ее приезд придал новый дух королевскому делу,
но, несомненно, в то же время был самой роковой вещью, которая могла с ним случиться
, поскольку это укрепило короля в его упрямом
решимость отказаться от любых договоренностей с парламентом.

И хотя парламент, возмущенный предательством короля
в Брентфорде, поклялся никогда больше не иметь с ним дела, в марте 1643 г.
он сделал ему новые предложения. В состав делегации, отправленной к нему, входили
графы Нортумберленд, Пембрук, Солсбери и Холланд,
Виконты Венман и Дангарван, Джон Холланд и Уильям Литтон, рыцари, и Уильям Пирпойнт, Балстрод Уайтлок, Эдмунд Уоллер и Ричард Уинвуд, эсквайры. Они были приняты королём в саду Крайст-Черч, и им было позволено поцеловать его руки. Когда Уоллер проводил эту церемонию, Карл милостиво сказал:
«Ты последний, но не худший и не наименее благосклонный ко мне».
На самом деле Уоллер в тот момент был вовлечён в заговор против короля, отсюда и это многозначительное замечание.  Поскольку обе стороны настаивали на своих требованиях, встреча затянулась
ни к чему не привело. Каким бы учтивым ни был король по отношению к Уоллеру, в остальном он был другим.
ни в коем случае не таким по отношению к депутации. Королева находилась в стране с
обильными запасами оружия и боеприпасов, и он был в восторге от этого факта
. Он так грубо и так
часто прерывал графа Нортумберленда во время чтения парламентских предложений, что граф
остановился и гордо спросил, позволит ли ему его величество
продолжать. На что Чарльз коротко ответил: «Да!  Да!»
Переговоры продолжались несколько недель, но так и не увенчались успехом
военное движение продолжалось. Эссекс взял Рединг после десятидневной осады
, и Хэмпден предложил окружить Оксфорд и закончить войну одновременно
, что, по признанию Кларендона, сделало бы это, поскольку город был
плохо укрепленный, он был так переполнен людьми, что не мог долго продержаться
и Чарльз тогда еще не получил своих боеприпасов от королевы.
Однако медлительный дух Эссекса и его офицеров возобладал, и
эта возможность была упущена. В мае прибыли боеприпасы, и пока
Карл готовился к выступлению, а парламент был занят разборками
против них плелись разные заговоры. Одним из них был тот, в котором участвовал Уоллер.
 Это был самый дерзкий заговор. Уоллер был одним из самых решительных противников короля в парламенте, но теперь он перешёл на сторону лорда Фолкленда и участвовал в плане по передаче Лондона роялистам и захвату лидеров оппозиции. В эту аферу, помимо него самого, были вовлечены Томкинс, его шурин,
Чаллонер, Блинкхорн и другие. Через леди Обиньи, чей муж погиб на Эдж-Хилл, в Сити тайно провезли военное снаряжение.
которые все склонялись к службе королю, могли получить должную власть.
Но слуга Томкинса подслушал заговорщиков, сообщил об этом Пиму, и они вскоре оказались под стражей. Томкинса и Чаллонера повесили на виду у их собственных домов; Блинкхорна, Уайта, Хэселла и Уоллера помиловали по заступничеству Эссекса, но Уоллер был оштрафован на десять тысяч фунтов и на год заключён в Тауэр.

Примерно в то же время был раскрыт аналогичный заговор с целью предательства Бристоля.
Его раскрыл полковник Файнс, губернатор, сын лорда Сэя и Селе.
Заговорщиками были Роберт и Уильям Йомансы, которых приговорили к смертной казни.
Но одного из них спас король, объявивший, что он повесит столько же своих заключённых. Перспектива террора и варварства, которую открывало такое возмездие, положила конец заговору и спасла в то время полковника Лилбёрна, взятого в Брентфорде. Лилбёрн был ультрареспубликанцем и в то же время декламировал отрывки из Библии о вреде королей. Его выпороли в Вестминстере, но это только усугубило его поведение. Он был настолько драчлив, что
говорили, что если бы его оставили одного в мире, Джон был бы против
Лилберн, а Лилберн против Джона. Чарльз приказал казнить его,
но угрозы парламента о широком возмездии спасли
демократического оратора и солдата.

Парламент теперь изготовил новую Большую печать и принял под ней не менее
пятисот постановлений за один день. Все остальные события, однако, отошли
на второй план по сравнению с тем, которое произошло сейчас. Принц
Руперт расширил географию своих кавалерийских рейдов и совершил крупные грабежи в Глостершире, Уилтшире, Хантсе и даже в
как и в Бате; и хотя граф Эссекс расположил свои войска в Тейме и Брикхилле в Бакингемшире, он был настолько инертен, что Руперт вторгся в Бакингемшир и Беркшир прямо у него на глазах. Полковник Харри, перешедший от Эссекса на сторону короля, сообщил Руперту, что два парламентских полка стоят в Уикоме, отдельно от остальной армии, и их легко отрезать. Пылкий принц сразу же решил напасть на них ночью. 17 июня он выехал из Оксфорда с двумя тысячами всадников и проехал мимо Тейма, где находился Эссекс
Они шли без сопротивления и достигли деревушки Посткомб в три часа утра. Здесь, к своему удивлению, они обнаружили отряд кавалерии, выставленный для их остановки. На самом деле Хэмпден, который должен был возглавлять армию, беспокоился о том, что два полка в Уикоме не защищены, и тщетно убеждал Эссекса отозвать аванпосты из Уикома, Посткомба и Чиннора. Не сумев склонить его к этой разумной мере, он продолжал быть начеку и, узнав о походе Руперта в том направлении, отправил гонца.
Он во весь опор помчался к Эссексу, чтобы посоветовать ему немедленно направить конницу и пехоту к Чизлхэмптонскому мосту — единственному месту, где Руперт мог переправиться через Черуэлл. Не удовлетворившись этим, он сам поскакал с небольшим отрядом кавалерии в том направлении и нашёл Руперта на поле Чалгроув, посреди неубранного урожая. Когда Руперта остановили в Посткомбе, он свернул в сторону Чиннора, застал врасплох тамошний аванпост, убил пятьдесят человек и взял в плен ещё шестьдесят. Заметив отряд
Хэмпдена, спускающийся с Бикон-Хилл, он занял позицию
на широком поле Чалгроув, где на него напали войска капитанов Гюнтера и Шеффилда, с которыми был Хэмпден.
Они смело атаковали Руперта, но Гюнтер вскоре был убит, а Хэмпден, который с нетерпением ждал подкрепления от Эссекса, но так и не дождался, подъехал, чтобы повести солдат Гюнтера в атаку, и получил смертельное ранение.
Он не упал, но, почувствовав смертельный удар, развернул коня и поскакал в сторону дома своего тестя в Пиртоне, где женился на своей первой жене, чья ранняя смерть так сильно изменила его жизнь
в нём. Солдаты Руперта преградили ему путь в этом направлении, и он направился к Тейму, добравшись до дома Иезекииля Брауна. Он прожил ещё неделю и всё это время с оставшимися у него силами убеждал парламент исправить очевидные военные ошибки кампании и особенно медлительность Эссекса, которая, по сути, стоила ему жизни. Он скончался 24 июня и был похоронен в своей приходской церкви в Хэмпдене.
За гробом следовал его полк в зелёных мундирах с повёрнутыми вверх рукавами и приглушённым барабанным боем.

Известие об этой национальной катастрофе повергло в смятение Лондон и всю страну.  Благоразумие, рвение и активность, присущие Хэмпдену, сделали его одним из самых эффективных людей в Палате общин и на поле боя.  Учтивость его манер, великодушие его характера, здравый смысл его суждений снискали ему всеобщее доверие.  Было ясно видно, что им движет только глубочайшая и самая патриотическая забота о реальном благополучии страны.
Хотя он был искренне убеждён в пагубности политики
Будучи епископом, он придерживался доктрин англиканской церкви.
И хотя он, как и Пим, был твёрдо убеждён, что ничто, кроме самых строгих обязательств и крайней необходимости, не заставит Карла соблюдать границы Конституции, он был далёк от мыслей о своей смерти или от идеи свергнуть монархию, чтобы освободить место для республики. Ещё немного, и он, должно быть, встал бы во главе армии, а с таким помощником, как Кромвель, он, должно быть, вскоре завершил бы кампанию. Его смерть казалась закономерной
Это поражение стало самым глубоким и неизгладимым ударом для общественного сознания.
Время только усилило почтение к имени Джона Хэмпдена, которое стало символом свободы и объектом народного обращения в каждый великий кризис в истории его страны.


 В тот же период на парламент обрушились и другие неудачи.
Граф Ньюкасл установил настолько сильную власть на Севере, что сопротивление Фэрфаксов практически сошло на нет. Его армия состояла в основном из папистов, а среди офицеров было много шотландцев-ренегатов.
Среди них выделялся сэр Джон Хендерсон. Он владел замком Ньюарк и даже дал отпор Кромвелю в Линкольншире. Но его величайшим триумфом стало то, что он соблазнил Хотэмов, отца и сына, и почти добился того, чтобы они предали Халл.
 Ньюкасл победил Фэрфаксов в Атертон-Муре, и если бы Халл был потерян, то на Севере было бы потеряно всё. Поэтому было решено поставить
Халл попал в руки лорда Фэйрфакса и его сына сэра Томаса, что, вероятно, ускорило переход Хотэмов на другую сторону. Однако заговор был
Их вовремя разоблачили; Хотэмов схватили, их бумаги конфисковали, письма перехватили, вся измена стала достоянием общественности, а преступников отправили в Лондон. Какими бы значительными ни были их заслуги в Халле, их отступничество перечёркнуло все прошлые заслуги, и они были осуждены и казнены на Тауэрском холме.

 Эти печальные события были значительно смягчены растущими успехами Кромвеля, который, казалось, был почти везде одновременно, всегда сражался и в основном побеждал. 13 марта он ворвался в Сент-Олбанс и схватил шерифа, который записывал солдат в армию.
Он подчинился королевскому указу и отправил его в Лондон. 17-го числа он выступил из Норвича и взял Лоустофт, взяв в плен множество людей, в том числе сэра Томаса Баркера, сэра Джона Петтуса и сэра Джона Вентворта, которые были рады пойти на компромисс и заплатить хорошие штрафы. Вентворт заплатил тысячу фунтов. Затем он предпринял попытку отвоевать замок Ньюарк у графа
Ньюкасла, но безуспешно (он оставался в руках противника до конца войны).
Однако он снял осаду с Кройленда, появился в Ноттингеме и Линне, а в июле разбил войска Ньюкасла под Грэнтэмом.
Он захватил Бёрли-Хаус и Стэмфорд и ещё до конца месяца
провел ожесточённое сражение под стенами Гейнсборо, чтобы освободить лорда
Уиллоуби, которого в этом городе сильно теснили силы Ньюкасла,
и если бы Кромвель не подоспел ему на помощь, его бы разорвали на куски.
Кромвель атаковал осаждавших на песчаных холмах недалеко от города, рассеял их и убил генерала Кавендиша, двоюродного брата
Ньюкасл. Однако после этого подвига основная армия Ньюкасла обрушилась
на них, и они были вынуждены отступить к Линкольну и даже
за его пределы.

[Иллюстрация: Хэмпден смертельно ранен в битве при Чалгроуве. (_См. стр._ 20.)]

Тем временем на Западе дела у парламента шли из рук вон плохо.
Уоллер, получивший прозвище Завоеватель за быстрое взятие Портсмута, Винчестера, Малмсбери и Херефорда, теперь потерпел поражение от восьмитысячной армии принца Мориса под Батом и от лорда Уилмота под Девайзесом. Вся его армия была рассеяна, и он поспешил в Лондон, чтобы пожаловаться на бездействие Эссекса, ставшее причиной его поражения.  Действительно, армия Эссекса этим летом отличилась
Пока что он бездействует, в то время как Руперт на западе осаждает Бристоль.
За три дня он захватил город из-за некомпетентности
Файнса, губернатора, которого военный совет приговорил к смерти, но Эссекс помиловал его, лишив должности.

Предполагалось, что Карл, получивший подкрепление в виде
французов и валлонцев, прибывших с королевой, и воодушевлённый победой, предпримет масштабное наступление на столицу. Там не было ни малейшей тревоги. Эссекс, который за всё лето ничего не сделал,
наблюдая за тем, как его люди отступают, он рекомендовал парламенту
прийти к соглашению с королём, и лорды были с ним согласны. Многие из них
были готовы перейти на сторону Карла при первой же возможности.
 Бедфорд, Холланд, Нортумберленд и Клэр, отец Дензила Холлса,
подозревались в измене, и вскоре выяснилось, что эти подозрения
были небезосновательными. Четырём дворянам было поручено собрать новые войска,
но, видя, как обстоят дела, все они отказались от своих полномочий,
кроме лорда Кимболтона, который после смерти отца стал графом
Манчестер. Он принял командование Восточной ассоциацией, имея под своим началом
Кромвеля и трех других полковников, и вскоре у него были прекрасные силы
в этих графствах.

Парламент, не прислушиваясь ни к Эссексу, ни к малодушным опасениям
пэров, отказался начать новые переговоры с королем. Они
призвали лондонцев активизировать свои оркестры и поставить
Город был приведён в состояние обороны, и на их призыв откликнулись с готовностью.
Дамы и господа взялись за лопаты и кирки, чтобы выкопать траншею вокруг города. Пим и
Святого Иоанна отправили в армию, и, похоже, он вселил в солдат надежду.Эссекс проникся духом
Эссекса, назвав его стойким в этом деле. Карл, если он когда-либо и помышлял о нападении на Лондон, увидев там дух сопротивления, обратил своё внимание на
Запад и осадил Глостер. Эссекс был отправлен на помощь этому городу и совершил марш-бросок, который был гораздо более активным и эффективным, чем обычно. Он выступил в поход 26 августа, и в ночь на десятый день — хотя по пути его преследовали летучие отряды Руперта и лорда Уилмота — то есть 5 сентября жители Глостера увидели его сигнальные огни на вершине Престбери-Хилл, среди
дождь и темнота. Король тоже увидел их, утром поджег свои шатры и двинулся в путь. С этого часа перспективы Карла стали еще мрачнее.

 Эссекс, освободив Глостер и оставив там хороший гарнизон под командованием храброго полковника Мэсси, поспешил обратно, чтобы король не опередил его и не занял позицию перед Лондоном. Карл не оставил без внимания попытку отрезать ему путь к отступлению.
В битве при Оберн-Чейзе Эссекс был атакован летучими эскадронами Руперта,
и, отбив атаку, он обнаружил, что король преграждает ему путь в
Ньюбери, 20 сентября. Королевская армия заняла берег реки, протекающей через город, чтобы преградить ему путь.
Все места, где парламентские силы могли попытаться переправиться, были укреплены брустверами, а в домах, выходящих на реку, стояли мушкетёры.
Предполагалось, что Карл сможет легко сдерживать «круглоголовых» и вынудит их отступить или голодать.
Однако Эссекс с большим мастерством расположил свои силы на возвышенности под названием
Биггс-Хилл, примерно в полумиле от города, и Чарльз были готовы
нужно было дождаться удобного случая, чтобы застать его врасплох. Но опрометчивость
молодых кавалеров под командованием Дигби, Карнарвона и Джермина привела к
стычкам с парламентариями, и вскоре Карл оказался настолько втянутым в
это дело, что был вынужден отдать приказ о всеобщем наступлении. Королевская конница атаковала конницу Эссекса с безрассудством, граничащим с презрением.
Но хотя они и обратили их в бегство, с пехотой, состоявшей из
обозных и подмастерьев Лондона, дело обстояло иначе. Они приняли кавалеристов
Они выставили пики и стояли неподвижно, как скала, демонстрируя такую решимость и стойкость, что вскоре позволили лошадям прийти в себя, и вся армия сражалась до темноты.
 Эффект был таков, что Карл не стал рисковать и продолжать бой.
Уоллер находился в Виндзоре с двумя тысячами всадников и таким же количеством пехотинцев, и если бы он подошёл, как должен был, король оказался бы в ловушке и подвергся бы неминуемой опасности. Но Уоллер лежал совершенно неподвижно — как многие думали, намеренно, — предоставив Эссексу самому о себе позаботиться, как и подобает графу
Ранее он оставил его у Раундауэй-Хилл. Поэтому утром Эссекс обнаружил, что королевские войска отступили и путь свободен.
Карл снова отступил к Оксфорду, оставив свои пушки и боеприпасы в замке Доннингтон, старой резиденции Чосера, которая находилась в пределах видимости, и приказав Руперту преследовать парламентскую армию на марше. Эссекс добрался до Рединга, откуда поспешил в город, чтобы
пожаловаться на пренебрежительное отношение Уоллера и предложить
сдать свои полномочия. Это предложение не было принято, но единственной альтернативой было
Было принято решение отозвать Уоллера с поля боя, что и было сделано 9 октября, хотя и с большой неохотой.

 Парламентарии потеряли в сражении пятьсот человек, король — в три раза больше и много офицеров; но самой большой потерей стала гибель любезного и добросовестного лорда Фолкленда, человека, которого роялисты уважали не меньше, чем Хэмпден — парламент. Он поддерживал парламент до тех пор, пока не решил, что они
получили всё, на что имели законное право, и слишком сильно давил на короля, в то время как считал своим долгом поддерживать корону, и
занял пост государственного секретаря. Он был человеком очень жизнерадостным, сердечным и вежливым, но с началом войны его жизнерадостность улетучилась. Казалось, он чувствовал на себе раны и страдания своей истекающей кровью страны. Он всегда был сторонником мира, и его часто можно было увидеть сидящим в задумчивости и произносящим вслух и неосознанно слова: «Мир! мир!» По мере того как продолжалась война, его меланхолия усиливалась; он перестал следить за своим внешним видом и стал раздражительным и вспыльчивым. Он заявил, что «сама агония войны
война и вид бедствий и разрушений, которые королевство
пережило и должно пережить, лишали его сна и разбивали ему
сердце». Уайтлок пишет, что «утром перед битвой он попросил
подать ему чистую рубашку и, когда его спросили, зачем,
ответил, что, если он погибнет в бою, его тело не должны
находить в грязной одежде». Друзья отговаривали его от участия в сражении, говоря, что у него нет к этому призвания, ведь он не военный. Он ответил, что устал от происходящего и предвидит много бед для своей страны, и действительно верил в это
он должен был выйти из боя до наступления ночи, и его нельзя было переубедить,
он должен был вступить в бой и был там убит.
Его смерть глубоко опечалила все стороны. Кроме него, пали графы Сандерленд и Карнарвон.


Когда дела короля пошли в гору благодаря успехам на Западе, взятию Бристоля и поражению Уоллера при Раундауэй
Хилл, недалеко от Девайзеса, графы Бедфорд, Нортумберленд, Холланд и
Клэр покинули ряды парламента. Нортумберленд, будучи осторожным,
удалился в Петворт, чтобы посмотреть, как поведут себя другие лорды, намеревавшиеся перейти на сторону
Чарльза следует принять. Бедфорд, Клэр и Холланд предложили свои услуги королю и отправились в Уоллингфорд, где им пришлось долго ждать, к их большому огорчению. Затем они отправились в Оксфорд, пока Чарльз был на западе, и получили приказ ждать его возвращения.
Тем временем королева и придворные относились к ним не как к ценным
и влиятельным союзникам, чей радушный приём наверняка привлечёт
многих других, а с величайшей глупостью — как к ренегатам, утратившим
всякое уважение из-за того, что они примкнули к врагам короля. Они последовали
Они последовали за королём в Глостер, где их встретили довольно прохладно, а затем сражались на его стороне при Ньюбери. Но ничто не помогло им завоевать то уважение, которое они могли бы получить, если бы проявили благоразумие.
Они заключили мир с парламентом и вернулись в Лондон, где, однако, обнаружили, что сильно упали в глазах общественности, и им не разрешили занять свои места в Палате пэров или получить должность.
Их бегство снизило общественную оценку лордов, а их приём в Оксфорде нанёс серьёзный удар по позициям короля.
Король и королева продолжали вести себя бестактно, и не было никакой надежды привлечь на свою сторону друзей из числа их противников. Было ясно, что ни время, ни трудности ничему их не научили. Более того, со страниц Кларендона мы узнаём, что в лагере в Оксфорде царили раздор и разобщённость. Каждый завидовал малейшему продвижению по службе или проявлению благосклонности к другому.
Кавалеры, по его словам, стали неуправляемыми и занялись разграблением народа, в то время как парламентская армия становилась организованной, усердной и преданной делу.
и эффективно. До такой степени, что одна сторона, казалось, сражалась за монархию с оружием в руках, а другая — за уничтожение короля и правительства, опираясь на все принципы и законы монархии.


Это проявлялось во всём, в том числе в управлении Шотландией. Для обеих сторон было крайне важно заручиться поддержкой шотландцев. Во время своего последнего визита Карл льстил
народу, поддавшись влиянию ковенантеров, и оказывал почести их лидерам.
Но Монтроз, который хорошо знал ковенантеров,
заверил короля, что ему никогда не удастся заставить их сражаться на его стороне.
Они были слишком близки по интересам и взглядам к пуританскому
парламенту, чтобы не поддерживать его. Поэтому он предложил создать в Шотландии ещё одну силу — силу знати и горцев,
которая могла бы по крайней мере разделить страну, задержать, если не помешать,
армии ковенантеров покинуть страну и таким образом спасти короля
от опасности вторжения с этой стороны, первым результатом которого
стала бы потеря его влияния в северных графствах
Англия. Когда королева прибыла в Йорк, Монтроз явился к ней и сделал всё, что было в его силах, чтобы пробудить в Шотландии чувство опасности. Он предложил собрать там десять тысяч человек и парализовать планы ковенантеров.
Но когда эти предложения были сделаны Карлу, маркиз Гамильтон, ныне ставший герцогом, решительно выступил против совета Монтроза. Он заявил, что чудовищно настраивать шотландцев против шотландцев и что он готов успокоить их. Он одержал победу, и
Монтроз, разочарованный, снова вернулся в Шотландию, чтобы наблюдать за ходом событий
о событиях. Гамильтон отправился в Шотландию с полномочиями от короля, чтобы
возглавить все движения роялистов.

Как и было предвидено, английский парламент обратился к шотландцам с просьбой о помощи
, и шотландцы ни в коем случае не были против предоставить ее,
при условии, что они смогут предложить выгодные условия. Комиссия была направлена в
Эдинбург для лечения, и шотландцы, со своей стороны, решили созвать
Парламент для получения их предложений. Время, назначенное для созыва шотландского парламента, наступило не через год, а через полтора. Герцог Гамильтон особенно старался угодить королю, чтобы
помешать его проведению. Однако 22 июня, несмотря на его возражения, собрание состоялось, а 20 июля
 прибыли уполномоченные от английского парламента, которых с ликованием встретили и парламент, и Генеральная ассамблея.
Их письма от английского парламента были зачитаны с триумфальными криками, а многие плакали от радости. Их прибытие было воспринято как национальная победа.


 Поведение Гамильтона теперь вызывало подозрения. Если честно, он ввёл короля в заблуждение, потому что понял, что не в силах противостоять народу
В Шотландии царили те же настроения, но общее мнение совпадало с мнением Монтроза о том, что он был предателем. Роялисты призывали его
призвать их на помощь, собрать их в большое войско, конное и вооружённое, и, заручившись их поддержкой, запретить заседание парламента как незаконное. Но Гамильтон заверил их, что это напугает народ и приведёт к беспорядкам. Он предложил провести собрание, на котором должны были присутствовать все члены роялистской партии.
Затем он объявил бы собрание незаконным и распустил его.
Однако, к их удивлению, Гамильтон не отверг его, а позволил ему быть. После этого Монтроз отправился в Англию, последовал за королём в Глостер и представил ему поведение Гамильтона как подтверждение всех прежних заявлений о его вероломстве. После битвы при Ньюбери Карл стал более благосклонно относиться к этим заявлениям. Он был настолько убеждён, что подумывал приказать графу Ньюкаслу послать за Гамильтоном и его братом лордом Ланарком и заключить их под стражу в Йорке. Но в этот момент оба брата, вероятно, осознав
Участники восстания Монтроза сами явились в Оксфорд, где Карл
приказал Совету рассмотреть выдвинутые против них обвинения.
Ланарку удалось бежать из-под стражи, и он поспешил прямиком в Лондон, к парламенту, который принял его с большим радушием, что стало убедительным доказательством взаимопонимания.
Это убедило Карла в соучастии Гамильтона, и он отправил его под стражей в Бристольский замок, оттуда в Эксетер, а затем в Пенденнис в Корнуолле.

В Шотландию были отправлены уполномоченные Генри Вейн-младший и Армин.
Хэтчер, Дарли и Маршалл, а также Най, независимый кандидат. Шотландцы
предложили вторгнуться в Англию при условии, что парламент примет
Ковенант и обязуется установить единообразие в религии в обеих
странах «по образцу наиболее реформированной церкви», что,
конечно же, означало пресвитерианство. Но члены комиссии знали, что это невозможно.
Хотя значительная часть населения придерживалась пресвитерианской доктрины, ещё больше людей были независимыми христианами и столь же твёрдыми в своей вере, не говоря уже о большой части
той части населения, которая добросовестно придерживалась как епископата, так и католицизма. Сам Вейн был убеждённым индепендентом и в то же время одним из самых искусных дипломатов. Он согласился с тем, что Шотландская церковь должна быть сохранена в своей чистоте и свободе, а Англиканская церковь должна быть реформирована "в соответствии со Словом Божьим." Поскольку шотландцы не могли возражать против реформирования в соответствии с
Слово Божье и «пример первых реформатских церквей», который они особенно часто приводили в пример, обязывали их довольствоваться
с помощью этой расплывчатой формулировки. Вейн также добился включения в документ слова «Лига», что придало альянсу не только религиозный, но и политический характер. Было решено отправить делегацию с уполномоченными в Лондон, чтобы увидеть, как две палаты парламента подписывают «Лигу и Ковенант».
Во главе делегации отправился Александр Хендерсон, известный модератор Ассамблеи. Пока они были в пути, шотландские священники с готовностью провозглашали с кафедр, что теперь Господь Иисус выступил против антихриста.
что Иуда вскоре будет порабощен, если Израиль будет уведен в плен, и
что проклятие Мероза падет на всех, кто не придет на помощь
Господу против сильных мира сего.

[Иллюстрация: БИБЛИОТЕКА архиепископа ЛАУДА, ВОСТОЧНЫЙ ЧЕТЫРЕХУГОЛЬНИК, КОЛЛЕДЖ ДЖОНА
, ОКСФОРД.]

25 сентября, в тот самый день, когда Эссекс прибыл в Лондон
после битвы при Ньюбери и получил благодарность от парламента,
обе палаты встретились с вестминстерскими богословами в церкви Святой
Маргариты, где после различных проповедей, обращений и благословений
обе палаты подписали Лигу и Ковенант, и их примеру последовали
за ними последовали шотландские уполномоченные и богословы. Затем было
приказано, чтобы все жители страны подписали это в каждом приходе.

Было решено, что шотландские сословия отправят в Англию армию из
двадцати одной тысячи человек во главе со старым графом Левеном.
Они должны были получать тридцать одну тысячу фунтов в месяц, из них сто тысяч фунтов авансом и ещё одну сумму по заключении мира. Вскоре было переведено шестьдесят тысяч фунтов, начался набор рекрутов, и через несколько месяцев Лесли собрал свою армию в Харлоу.

Союз шотландцев с парламентом стал тревожным сигналом для роялистов.
 Если им было трудно справиться с парламентом в одиночку,
то как они собирались противостоять парламенту и шотландцам?  Чтобы
укрепиться перед лицом этой грозной коалиции, Карл обратил внимание на
Ирландию.  Там армия фактически выросла до пятидесяти тысяч человек.
Как сторонники восстановления английского влияния, они должны были получать жалованье из
владений восставших ирландцев, и многие англичане и шотландцы стекались туда. Большая группа шотландцев высадилась под
командованием генерала Монро, жаждущий отомстить за убийство своих
Пресвитериане братьев в Ольстере. Аборигены были отброшены, и
захватчики были заняты распределением эвакуированных земли. Два миллиона
с половиной акров были обещаны английским парламентом в качестве
награды победителям.

Чтобы противостоять буре, которая угрожала им уничтожением, ирландцы
Католики объединились в конфедерацию и создали своего рода парламент в Килкенни.
Они во всём подражали мерам, с помощью которых шотландцам удалось добиться равноправия для своей религии. Они
Они заявили о своей глубочайшей преданности государю и утверждали, что взяли в руки оружие только для защиты своей религии и своих жизней. Они учредили синод, который обладал той же религиозной властью, что и Шотландская ассамблея, и приказали заключить договор, по которому каждый обязывался сохранять католическую веру и уважать права государя и подданных. Они назначили генералов в каждой провинции и всех необходимых офицеров для командования своими силами. Карл, который подозревал графа Уорика в нелояльности,
Он задумал свергнуть его и назначил на его место маркиза Ормонда.
Ему католики-конфедераты передали свою петицию, в которой
заявляли о своей непоколебимой преданности и утверждали, что взяли в руки оружие только для того, чтобы защитить свои жизни и имущество от людей, которые были врагами как короля, так и их самих, — от тех самых пуритан, которые, по их словам, стремились лишить короля короны. Эти петиции, переданные Карлу, натолкнули его на мысль извлечь пользу из этих сил. Они умоляли его созвать новый парламент
в Ирландии, чтобы предоставить им свободу вероисповедания и права
подданных, он поручил Ормонду договориться с ними, чтобы
после их умиротворения они могли выделить значительный
отряд войск для его помощи в Англии. Это было сделано в
сентябре 1643 года, и конфедераты напрямую выделили тридцать
тысяч фунтов на поддержку королевской армии, пятнадцать тысяч
фунтов наличными и пятнадцать тысяч фунтов в виде пенсий.

Это не осталось незамеченным англичанами
Парламент направил уполномоченных, чтобы попытаться переманить на свою сторону протестантов из армии Ормонда, но безуспешно. В ноябре Ормонд отправил королю пять полков. Они были направлены в Честер в качестве гарнизона под командованием лорда Байрона, но были скорее мародёрами, чем солдатами; они были набраны парламентом, но сражались против него на стороне короля; и дисциплина у них была такая же слабая, как и принципы. Примерно через шесть недель после их прибытия их навестил сэр Томас
Фэйрфакс в Нантвиче, и пятнадцать тысяч из них сложили оружие
Среди них был и впоследствии прославившийся генерал Монк. И это было не единственное зло, которое эти ирландские войска причинили королевскому делу.

Их прибытие вызвало отвращение у королевских войск под командованием Ньюкасла на севере, которые заявили, что не будут сражаться с католиками и ирландскими мятежниками.


Пока шотландцы собирались для вторжения в Англию, маркиз Ньюкасл оказывал сильное давление на парламентские войска в Йоркшире. Он очистил от них всю страну, кроме Халла, который он осаждал;
и Линкольншир тоже был настолько наводнён его войсками, что лорд
Фэрфакс, губернатор Халла, был вынужден отправить своего сына, сэра Томаса,
через Хамбер на помощь графу Манчестеру. Фэрфакс
объединился с Кромвелем близ Бостона, и в Уинсби-он-зе-Уолдс, примерно в
пяти милях от Хорнкасла, объединённая армия под командованием Манчестера вступила в
бой с войсками Ньюкасла и полностью разгромила их, тем самым очистив от них почти весь Линкольншир. Под Кромвелем была убита лошадь, а сэр Ингрэм Хоптон из армии Ньюкасла был убит.
Сражение было выиграно кавалерией Кромвеля и Фэрфакса.

Конец 1643 года был омрачён для парламента смертью
Пима (8 декабря). Это была действительно серьёзная потеря после смерти
Хэмпдена. Ни один человек не сделал столько для того, чтобы придать палате общин твёрдости, а целям, к которым она стремилась, — ясности. Его разум был сформирован на основе старой классической модели патриотической преданности. У него не было желания свергнуть
короля или церковь, но он хотел, чтобы одно из них
ограничивалось реальным служением стране, а другое —
общением с прихожанами. Поэтому он строго рекомендовал
сопротивление королевской власти — предпочтение гражданской войны вечному рабству — и освобождение епископов и священнослужителей от всех гражданских обязанностей.  С самого начала определив цели, которых он хотел достичь, руководствуясь самыми торжественными и ясными принципами, он никогда не отступал от них ни под давлением лести, ни перед лицом трудностей и не позволял государству отклоняться от курса. Его красноречие и умение обращаться с людьми, но в ещё большей степени его бескорыстное рвение позволили ему одержать верх над палатой общин и запугать палату лордов.
 Он смело заявил пэрам, что они должны присоединиться к спасению
спасти свою страну или увидеть, как она будет спасена без них, и принять последствия в виде уважения или презрения народа. Им было бы лучше, если бы они прислушались к его предостережению. Пим был Аристидом своего времени: он не искал выгоды для себя, ничего не получил ни от своих усилий, ни от своего выдающегося положения, кроме удовлетворения от того, что его страна была спасена благодаря его трудам. Он не пользовался влиянием благодаря своему богатству или титулу, потому что у него не было ни того, ни другого. Весь его авторитет основывался на интеллекте и нравственности. Он жертвовал собой ради общественного блага и умер в нищете
Когда он начал свою деятельность, единственным подарком, который он получил от государства, было почётное захоронение в Вестминстерском аббатстве.


В начале 1644 года Карл разработал план по подрыву авторитета парламента, а именно по изданию прокламации о его роспуске.
Кларендон, который теперь был лордом-канцлером, очень мудро заверил его, что члены парламента, заседающие в
Вестминстер не обратит внимания на его прокламацию, и лучшим решением будет созвать парламент в Оксфорде. Это даст возможность каждому члену обеих палат, который хоть немного склонен к тому, чтобы снова
признать королевскую власть, возможность присоединиться к нему; и, с другой стороны, парламент, собравшийся по призыву и с разрешения короля при его дворе, будет считать другой парламент незаконным и мятежным.
 Совет был принят, и по призыву сорок три пэра и сто восемнадцать простолюдинов собрались в Оксфорде. Однако в их число входили те, кто уже вышел из парламентской партии.
Король утверждал, что в Оксфорде заседает весь его парламент:
восемьдесят три лорда и сто семьдесят пять членов палаты общин.  Согласно
По словам Уайтлока, в Вестминстере собрались всего двадцать два лорда, и ещё одиннадцать были освобождены от участия по разным причинам, так что всего их было тридцать три.
 Палата общин насчитывала более двухсот восьмидесяти человек. Король в своём парламенте пообещал все те привилегии, в которых так упорно отказывал всем предыдущим парламентам.
Графу Эссексу было адресовано письмо, подписанное всеми членами обеих палат, в котором его просили сообщить «тем, кто ему доверяет», что они желают принять уполномоченных и попытаться прийти к соглашению.
мирное урегулирование всех спорных вопросов. Эссекс вернул письмо, отказавшись пересылать документ, в котором не признавались полномочия адресата. Этот пункт был принят, и Карл
сам направил ему письмо, адресованное лордам и членам парламента, собравшимся в Вестминстере, от своего имени, в котором просил, по совету лордов и членов парламента, собравшихся в Оксфорде, назначить таких уполномоченных «для урегулирования прав короны и парламента, законов страны, а также свобод и собственности
предмета ". Но не было никакой вероятности достижения соглашения, и поэтому
Оксфордский парламент приступил к провозглашению шотландцев, вступивших
Англия, выступающая против умиротворения, и все, кто их поддерживал
виновен в государственной измене.

Шотландцы приняли Твид 16 января 1644 года. Зима
была очень суровой, и марш армии был ужасным. Однако они направились в Ньюкасл, где маркиз Ньюкаслский
только что опередил их в захвате города. Затем они двинулись в Сандерленд. Ньюкасл предложил им сразиться, но шотландцы, хотя и
страдая от непогоды и нехватки провизии, заняли
прочную позицию, решив дождаться прибытия парламентских сил, которые придут им на помощь. Поражение лорда Байрона в Нантвиче
позволило сэру Томасу Фэйрфаксу и лорду Фэйрфаксу, его отцу,
присоединиться к ним, и эти генералы, одержав также победу в Лидсе над
роялистами под командованием лорда Белласиса, сына лорда Фальконберга,
отправились в Йорк, куда за ними последовали Фэйрфаксы и шотландцы.


Карл находился в Оксфорде с десятитысячным войском; Уоллер
и Эссекс с парламентской армией попытались окружить его в
этом городе, но, поскольку они наступали на него с двух разных
сторон, он вышел из города с семью тысячами человек и направился
в Вустер. Поскольку эти два генерала ненавидели друг друга и не
могли действовать сообща, Эссекс повернул на запад Англии,
где находился принц Морис, а Уоллер пустился в погоню за королём. Чарльз, сделав ложный выпад в сторону Шрусбери, вынудил Уоллера двинуться в том направлении, а затем внезапно изменил курс у Бьюдли и вернул себе
Оксфорд. Разорив парламентские кварталы в Бакингемшире,
он столкнулся с Уоллером у Кропреди-Бридж и потерпел поражение, а затем двинулся на запад вслед за Эссексом.

[Иллюстрация: ПРИНЦ РУПЕРТ. (_По портрету Ван Дейка._)]

Пока шли эти манёвры, граф Манчестерский, имея своим генерал-лейтенантом Оливера Кромвеля, двинулся на север, чтобы
объединиться с Лесли и Фэрфаксами в Йорке против Ньюкасла.
Карл, который видел неминуемую опасность для Ньюкасла и понимал, что в случае поражения потеряет весь Север, отправил принцу Руперту сообщение о том, что
поспешите ему на помощь. Руперт доблестно сражался в
Ноттингемшире, Чешире и Ланкашире и везде одерживал победы.
 Он вынудил парламентскую армию снять осаду с Ньюарка,
взял Стокпорт, Болтон и Ливерпуль и снял осаду с
Лэтем-Хауса, который в течение восемнадцати недель доблестно защищала
графиня Дерби. Получив приказ короля, он собрал все возможные силы и 1 июля добрался до Йорка. Парламентские генералы, узнав о его приближении, сняли осаду и отступили в Марстон
Мур, примерно в четырёх милях от города. У Руперта было около двадцати тысяч человек, с которыми он совершал ужасные набеги на Ланкаширские холмы.
Теперь он пришёл на помощь маркизу и мог бы успешно защитить город, но он всегда был готов к бою, а у Ньюкасла было шесть тысяч человек, что вместе с его собственными силами составляло двадцать шесть тысяч.
Руперт убедил его выступить и наказать круглоголовых.
 У англичан и шотландцев было примерно одинаковое количество людей. Парламентарии настолько не ожидали битвы, что даже не успели вооружиться
Они отвели свои войска на большее расстояние, когда Руперт атаковал их с тыла своей кавалерией. После этого они развернулись и выстроились перед большим рвом или канавой, а роялисты расположились напротив. Шотландцы и англичане заняли большое ржаное поле, ограниченное этим рвом, и выстроили свои войска в шахматном порядке, чтобы между ними не возникло соперничества. Только к пяти часам вечера 2 июля две армии приготовились к бою и застыли, глядя друг на друга
Противники стояли друг напротив друга в течение двух часов, не решаясь первыми пересечь ров. Ньюкасл, который не хотел сражаться, в дурном расположении духа вернулся в свою карету, и все начали думать, что сражения не будет до завтрашнего дня, когда Руперт, находившийся на правом фланге со своей кавалерией, а другой отряд кавалерии прикрывал фланг пехоты на левом фланге, предпринял одну из своих внезапных и отчаянных атак.
Как и все его подвиги, это было настолько стремительное нападение, что оно отбросило парламентскую кавалерию на левом фланге.
Офицеры и их лошади быстро обратились в бегство, преследуемые
пылким Рупертом, который, по своему обыкновению, забыл обо всех, кроме преследуемых им беглецов, и с тремя тысячами кавалеристов скакал за ними несколько миль.  Пехота роялистов довершила дело, атаковав парламентскую пехоту с такой яростью, что та пришла в замешательство, и три генерала — Манчестер, лорд Фэйрфакс и  Лесли, — решив, что всё потеряно, бежали вместе с остальными в направлении
Тадкастер и замок Ковуд. Кромвель, командовавший правым флангом
Таким образом, парламентской армии оставалось либо сражаться, либо бежать, что могло произойти в любой момент. Но это не смутило Ньюкасла, и он атаковал кавалерию роялистов с такой силой, что полностью обратил её в бегство, а затем развернулся, чтобы противостоять коннице Руперта, которая как раз возвращалась с охоты и обнаружила, что её противник обратился в бегство. Они и отряд пикинеров — «белые мундиры» Ньюкасла — сражались отчаянно. Кавалерия, исчерпав свой боезапас,
бросила пистолеты в головы врагов, а затем пошла в атаку с мечами.  В конце концов победа осталась за Кромвелем, Руперт отступил.
и Кромвель оставался на поле боя всю ночь. Он отправил гонцов за бежавшими генералами, чтобы вернуть их, но Лесли уже был в постели в
Лидсе, когда до него дошла эта новость. Он воскликнул: «Боже, как бы я хотел умереть на этом месте!»
Этим поступком Кромвель снискал себе великую славу. Он
всю ночь оставался на поле боя со своими солдатами, которые были измотаны
невероятными усилиями, приложенными в течение дня, и каждую минуту
ожидали новой атаки Руперта, который мог собрать большое войско,
чтобы сокрушить его. Но он проиграл битву из-за
Из-за своей неизлечимой опрометчивости он вынудил несговорчивого Ньюкасла
рискнуть и вступить в бой, после чего отступил в Ланкашир, а оттуда — в западные графства.

[Иллюстрация: ОСАДНАЯ ПЕЧАТЬ КАРЛА I. — НЬЮКАСЛ (ПОЛУКОРОНА).]

[Иллюстрация: ОСАДНАЯ ПЕЧАТЬ КАРЛА I. — ПОНТЕФРАКТ (ШИЛЛИНГ).]

[Иллюстрация: ОСАДА КАРЛА I. — БИСТОН (ДВА ШИЛЛИНГА).]

[Иллюстрация: ОСАДА КАРЛА I. — КОЛЧЕСТЕР (ДЕСЯТЬ ШИЛЛИНГОВ, ЗОЛОТО).]


Четыре тысячи сто пятьдесят тел убитых были погребены на болоте; большая часть оружия, боеприпасов и обоза была
Роялисты попали в руки Кромвеля, сдав около сотни знамён и штандартов, в том числе знамя самого Руперта и герб Пфальца.
 Ньюкасл покинул Йорк и отступил на континент в сопровождении лордов Фальконберга и Уиддерингтона и около восьмидесяти джентльменов, которые считали, что дело роялистов полностью проиграно. Это было самое кровопролитное сражение за всю войну. Оно произошло 2 июля, а утром 4 июля парламентские войска снова собрались и расположились перед стенами Йорка. 7 июля, в воскресенье, они провели
Они устроили публичную церемонию благодарения за свою победу, а 11-го, будучи готовыми взять город штурмом, Гленхем, губернатор, пошёл на уступки при условии, что гарнизону будет позволено выйти со всеми воинскими почестями и отступить в Скиптон. 16-го они покинули город, а парламентарии вошли в него и направились прямо к собору, чтобы вознести благодарение за свою победу. Битва при Марстоне
Мур действительно полностью уничтожил власть короля на Севере.
Оставался только Ньюкасл, но в него вложили средства шотландцы, и они сделали это с готовностью
сократились, и на данный момент они расквартированы там.

На западе дела у короля какое-то время шли лучше.
Эссекс, после того как король бежал из Оксфорда, направился на запад.
Роялисты были сильны в Девоне, Корнуолле и Сомерсетшире;
но чтобы эффективно противостоять им, Уоллер должен был объединить свои силы с главнокомандующим.
Он был слишком сильно соперничал с ним, чтобы сделать это. Король отправился вслед за Эссексом, чтобы поддержать его войска
в западных графствах, а Эссекс, словно не подозревая о приближении королевской армии
Следуя за ним, он продолжил свой путь. Королева, которая была в Эксетере, когда у неё родилась дочь, при приближении Эссекса попросила его
сопроводить её до Бата под предлогом того, что ей нужно попить воды, откуда она собиралась добраться до Фалмута, а оттуда вернуться во Францию. Эссекс с иронией ответил, что он предоставит ей эскорт до Лондона, где она сможет проконсультироваться со своими врачами, но где, как он знал, её объявили виновной в государственной измене. Однако Генриетта Мария добралась до Фалмута без его помощи, а оттуда на голландском судне
в сопровождении десяти других кораблей он добрался до Франции, хотя его и преследовал английский адмирал, который подошёл достаточно близко, чтобы сделать несколько выстрелов по судну.

 Эссекс направился в Лайм-Реджис, где сменил Роберта Блейка, впоследствии прославленного адмирала, который находился там в осаде со стороны принца Мориса. Продолжая путь, он захватил Тонтон, Тивертон, Уэймут и Бридпорт. Это было похоже на победу, но в то же время все были
удивлены тем, что он, казалось, не осознавал, что силы роялистов
окружили его и что, за исключением примерно двух тысяч человек,
Лошадь под Миддлтоном держалась на расстоянии и ни разу не приблизилась к нему. Войска Уоллера не оказывали ему никакой поддержки. Таким образом, он продвигался в Корнуолл, где принц Морис объединил свои силы с силами короля, чтобы отрезать ему путь к отступлению. В этот критический момент многие начали подозревать, что он собирается перейти на сторону короля, но они ошиблись в своих оценках, потому что в то время Карл делал ему заманчивые предложения, но тщетно. Он получил письмо от короля, в котором тот обещал ему, что если он присоединится к нему в попытках договориться с парламентом, то
гарантировать как свободу, так и религию народа; и ещё одно письмо от восьмидесяти четырёх главных королевских офицеров, в котором они заявляют, что, если король попытается нарушить свои обязательства, они поднимут против него оружие. Эссекс отправил письмо в парламент, доказав свою преданность ему. Но было бы ещё лучше, если бы он смог доказать им и свои военные способности. Но под Лискердом он
позволил окружить себя различным подразделениям королевской
армии, и его снабжение было прервано из-за того, что он позволил
Фоуи должен был попасть в руки королевских генералов, сэра Джейкоба Эстли и сэра Ричарда Гренвилла. Теперь на него нападали, с одной стороны, Карл, а с другой — полковник Горинг. Эссекс обратился к парламенту с настоятельной просьбой о помощи и провизии, но ничего не получил. И однажды сентябрьской ночью его конница под командованием сэра Уильяма Бальфура, совершив успешный манёвр, обошла врага и вернулась в Лондон. Эссекс
вместе с лордом Робертсом и многими своими офицерами бежал на лодке в
Плимут, а генерал-майор Скиппон с фортом капитулировали,
оставив королю своё оружие и артиллерию.

Эссекс не имел права ожидать чего-либо, кроме самого сурового осуждения за свою неудачу. Он вернулся в свой дом и потребовал провести расследование, обвинив Уоллера в своих неудачах. Парламент,
однако, вместо того чтобы упрекать его, поблагодарил за верность,
которую он проявил, несмотря на искушения со стороны короля, и за его многочисленные прошлые заслуги.

 Для Кромвеля общая ситуация стала почти невыносимой. Но все его попытки сдвинуть с места непоколебимого
графа Манчестерского были тщетны, и они отправились в путь
всё больше и больше споров. Кромвель не подчинялся, потому что
невозможно, чтобы огонь подчинялся земле. Напрасно он указывал
на то, что нужно сделать, и раздражался из-за того, что не делалось.
Это раздражение и нетерпение становились всё сильнее, когда он
обращал внимание на то, что делали Эссекс, Уоллер и остальные
парламентские генералы. Ему казалось, что они
спят, парализованные, в то время как несколько смелых ударов могли бы положить конец войне.

Карл разбил армию Эссекса в Корнуолле и взял Эссекса в плен
Он пустился в бегство и поспешно вернулся в Оксфорд, чтобы не оказаться запертым на узком Западе.
Парламент уже собирал силы для этой цели. Эссекс и Уоллер
снова возглавили войска, и к ним присоединились победоносные силы
Марстон-Мура под командованием Манчестера и Кромвеля.
Они попытались остановить короля, когда тот попытался добраться до
Оксфорда, и снова столкнулись с ним недалеко от старого поля битвы при Ньюбери.
На Чарльза напали сразу в двух местах: в Шоу на востоке и в
Спин на западной окраине города. Граф Эссекс был болен или, как многие полагали, притворялся больным; в любом случае командование перешло к Манчестеру. 26 октября произошло первое столкновение, а на следующее утро, в воскресенье, атака возобновилась с ещё большей силой.
 Солдаты Манчестера, или, скорее, Кромвеля, вступили в бой, распевая псалмы, как они обычно делали. Битва была ожесточённой,
и только в десять часов вечера Карл отступил в сторону
Уоллингфорда. Светила полная луна, и Кромвель приготовился к преследованию
Он хотел отправиться туда, но Манчестер его удержал. Кромвель снова и снова настаивал на необходимости преследовать и добить королевскую армию. «На следующее утро, — пишет Ладлоу, — мы собрались и
последовали за врагом на лошадях. Это было самое многочисленное
войско, которое я видел за всю войну, — по меньшей мере семь тысяч
всадников и драгун. Но они ушли так далеко, что мы не могли
увидеть их снова и не надеялись встретить их в том же составе в
этом году. Как я полагаю, мы бы так и не узнали об этом, если бы
некоторые из наших не подбодрили нас».

Другими словами, были серьёзные подозрения, что генералы-аристократы не хотели слишком сильно давить на короля. Это стало очевидным через десять дней. Отступая, Карл поступил точно так же, как и в прошлый раз в Ньюбери: он бросил всю свою артиллерию в замке Доннингтон, а теперь вернулся, чтобы забрать её.
Никто не пытался ему помешать, как никто не пытался захватить Доннингтон и вернуть артиллерию. Поведение парламентских генералов было настолько необычным, что, хотя Карл и прошёл через
Они выстраивались в боевые порядки как на пути в Доннингтон, так и на обратном пути, и даже предлагали им сразиться, но никто не шевелился. Генералы отвели свою армию на зимние квартиры, и и парламент, и народ жаловались на события в Ньюбери. Парламент начал расследование причин странного пренебрежения общественным долгом, и вскоре они нашли одну вескую причину — зависть и раздоры между генералами.
Настало время для создания новой организации, и Кромвель понял, что
помимо некомпетентности командиров, существовали ещё и аристократические
предрассудки, которые препятствовали эффективному завершению войны.


Кромвель возглавлял индепендентов, а они были так же враждебно настроены по отношению к господству и нетерпимости пресвитерианцев, как и сам Кромвель по отношению к медлительным генералам. Он знал, что может рассчитывать на их поддержку, и решил поставить точку в жизненно важном вопросе о ведении войны. В порыве раздражения он громогласно заявил:
«В Англии никогда не наступит хорошее время, пока мы не покончим с лордами».
И он привёл в ужас аристократов, живущих на всём готовом.
протестуя против того, что "если бы он встретился с королем в бою, то выстрелил бы из своего пистолета
в него, как в другого". Теперь он был полон решимости изгнать лордов
по крайней мере, из армии, и поэтому 25 ноября 1644 года
он выдвинул обвинение в Палате общин против графа де
Манчестер, утверждая, что он показал себя не в состоянии закончить
войну; что со времени взятия Йорка он старательно препятствовал
продвижению парламентской армии, как будто он думал, что король уже
слишком низкий, а парламент слишком высокий, особенно в Доннингтоне; и
что после объединения армий он ещё сильнее проявил эту склонность
и убедил Совет вообще не вступать в бой.

 Манчестер через восемь дней ответил пространным письмом, в котором обвинил
Кромвеля в неподчинении, и его поддержал генерал-майор
Кроуфорд, которого шотландские пресвитериане привлекли в армию Манчестера, чтобы противостоять влиянию Кромвеля и индепендентов. Кроуфорд даже осмелился обвинить Кромвеля в том, что тот покинул поле битвы при Ньюбери из-за лёгкого ранения. 9 декабря Кромвель
Оставив решение таких вопросов на усмотрение Марстон-Мура и его сторонников в Ньюбери, он предложил меру, которая сразу же избавила армию от всех её «мёртвых душ».  В Большом комитете на некоторое время воцарилось молчание.
Все смотрели друг на друга, ожидая, кто же осмелится предложить единственное реальное средство для избавления армии от «эссексов» и «манчестеров».
Тогда встал Кромвель и предложил знаменитый указ о самоотречении. «Теперь пришло время говорить, — сказал он, — или держать язык за зубами до конца своих дней».  Они должны спасти умирающую нацию
Он отказался от всех затянувшихся разбирательств, как это делали солдаты удачи за морем, которые так рьяно участвовали в войне, потому что это было их ремеслом.
"Что," — спросил он, — "говорила нация?" Что члены обеих палат получили хорошие должности и звания и с помощью своего влияния в парламенте или в армии намеревались сохранить их, затягивая войну. То, что он сказал им в лицо, было, по его словам, просто тем, что весь мир говорил у них за спиной. Но от всего этого было верное средство,
и он не стал углубляться в расследование, а просто
примените это средство. Каждый должен был _отказаться от себя_ и своих личных интересов ради общественного блага и делать то, что прикажет парламент. Он сказал им, что будет отвечать за своих солдат, не потому, что они боготворят его, а потому, что они смотрят на парламент и будут подчиняться любым приказам, которые парламент отдаст им ради общего дела.

Соответственно, в тот же день мистер Тейт из Нортгемптона официально выдвинул предложение о принятии Закона о самоотречении, то есть о том, что ни один член Палаты общин не должен занимать командную должность в армии или государственную должность. Так и было
Удивительно, что даже Уайтлок заметил, что «наши благородные генералы, графы Денби, Уорик, Манчестер, лорды Робертс, Уиллоуби и другие лорды в ваших армиях, помимо тех, кто занимает гражданские должности, а также ваши члены парламента лорд Грей, лорд Фэрфакс, сэр Уильям
Уоллер, генерал-лейтенант Кромвель, мистер Холлис, сэр Филип Стэплтон,
сэр Уильям Бреретон, сэр Джон Мейрик и многие другие должны быть отстранены от должности, если вы примете этот указ.
Предложение, представленное в таких масштабах, было смелым и радикальным. Манчестер, Эссекс, Дензил Холлс,
Мейрик, Стэплтон и другие, которые так долго шли бок о бок с Кромвелем, Уайтлоком и другими, теперь не только возмущались дерзким и амбициозным тоном Кромвеля, но и резко выступали против него по вопросам веры и церковного управления. Они выступали за сохранение церкви и государства и были связаны с шотландцами, которые яростно выступали за всеобщее принятие пресвитерианской доктрины, если не могли следовать её формуле. Они встретились в Эссекс-Хаусе и обсудили, как им поступить, чтобы избавиться не только от этого беспокойного человека, но и от беспокойной партии
которых он представлял, — индепендентов, выступавших за свободу
в церкви и государстве и не желавших подчиняться ни синодам, ни пресвитериям, ни епископам. Они послали к
Уайтлоку и Мейнарду, чтобы те проконсультировали их как юристов, не менее чем по вопросу об импичменте Кромвеля как подстрекателя. Лорд-канцлер Шотландии обратился к ним со следующими словами:
«Вы прекрасно знаете, генерал-лейтенант
Кромвель нам не друг, и с тех пор, как наша армия вошла в
Англию, он использовал все закулисные и хитрые средства, чтобы избавиться от
от нашей чести и заслуг перед этим королевством — дурная награда за все наши риски и заслуги; но так оно и есть, и тем не менее мы полностью удовлетворены привязанностью и благодарностью добрых людей этой страны в целом. Мы считаем необходимым для себя и для продолжения дела двух королевств, чтобы это препятствие, или _ремора_, было устранено.
В противном случае, как мы предвидим, оно станет для нас немалым
препятствием на пути к благим намерениям, которые мы преследуем. Он
не только не друг нам и не друг правлению нашей Церкви, но и
Он также не благоволит к его превосходительству, которого вы и все мы имеем основания любить и чтить. И если ему будет позволено продолжать в том же духе, это, боюсь, поставит под угрозу всё дело.  Вы прекрасно знаете о соглашении между двумя королевствами и союзе, заключённом в рамках Торжественной лиги и  Ковенанта, и если кто-то станет подстрекателем между двумя народами, то как с ним поступить?

Уайтлок ответил, что слово «подстрекатель» в английском языке означает то же самое, что и в шотландском, но был ли Кромвель подстрекателем, можно установить только с помощью доказательств.
и это, подумал он, будет непросто. Мейнард согласился с
Уайтлоком, и хотя Холлс и другие представители пресвитерианской партии настаивали на немедленном импичменте, шотландцы благоразумно воздержались.

 Вопрос об Акте о самоотречении активно обсуждался в Палате общин в течение десяти дней. Вейн поддержал предложение Тейта, а другой член парламента заметил, что прошло уже два лета, а они не спаслись. Был назначен пост для испрошения благословения на новый проект. 12 декабря жители Лондона подали прошение
Палата общин поблагодарила их за проделанную работу, и после серьёзных дебатов и возражений законопроект был принят 19-го числа. 21-го числа он был направлен в Палату пэров, где подвергся резкой критике со стороны Эссекса, Манчестера и остальных лордов. 13 января 1646 года лорды отклонили его. Но Палата общин продолжала реорганизацию армии.
Она установила численность армии в 21 тысячу боеспособных человек, а именно: 14 тысяч пехотинцев, 6 тысяч кавалеристов и 1 тысячу драгун.
Затем они назначили сэра Томаса Фэйрфакса главнокомандующим вместо
Эссекс; Скиппон, старый майор из оркестра, был произведён в генерал-майоры;
звание генерал-лейтенанта осталось вакантным, и Палата общин, вопреки собственному постановлению, решила, что этот пост должен занять Кромвель, но не стала упоминать его имя, чтобы не усиливать оппозицию общей мере.

[Иллюстрация: церковь Святой Маргариты, Вестминстер. (1888.)]

28 января Палата общин, завершив организацию армии и назначение офицеров, снова направила законопроект на рассмотрение Палаты лордов, которая, понимая, что ей придётся
Они проглотили это, придав ему более удобоваримую форму, настояв на том, чтобы все должностные лица назначались обеими палатами и чтобы никто не мог занимать должность, не приняв Торжественную лигу и Ковенант в течение двадцати дней. Но лорды забеспокоились, что в конце концов палата общин решит обойтись без них, и поэтому воспользовались своим правом выступить против решений нижней палаты. Они отказались утвердить половину офицеров, назначенных сэром Томасом Фэйрфаксом, который был представлен палате общин как
18 февраля его поблагодарили за прошлые заслуги и поздравили с назначением.  Чтобы развеять подозрения лордов, палата общин
заверила их в том, что они обязуются так же бережно относиться к почестям и правам пэров, как и к своим собственным. Это
умиротворило лордов, и, подчинившись необходимости, которая была для них слишком сильна,
Эссекс, Манчестер, Денби и остальные сложили с себя полномочия, и
3 апреля пэры приняли Акт о самоотречении.
 Сэр Томас Фэйрфакс отправился в Виндзор, чтобы переформировать армию в соответствии с
к этому Поступку. Он не считал это легкой задачей; многие, кто был уволен
из-за этого Поступка или за свое поведение в прошлом, не желали увольняться;
другие не захотели служить под началом новых офицеров; и Дальбьер, который
был одним из худших советников Эссекса, остался в стороне с восемью отрядами
конницы, как будто он намеревался перейти на сторону короля. Наконец,
однако, он пришел, и работа была завершена.




ГЛАВА II.

ВЕЛИКОЕ ВОССТАНИЕ (_продолжение_).

 Ассамблея в Вестминстере — Суд над Лодом и его казнь — Переговоры
 в Аксбридже — Встреча уполномоченных — Невозможность
 О соглашении — о перспективах помощи королю с континента
— Карл соглашается на требования ирландских
 католиков — о дисциплине и духе парламента
 Армия — Кампания новой армии — Охота на короля — Битва при Нейзби — Фэрфакс на западе — Подвиги Монтроза — Попытки Карла присоединиться к нему — Битва при Килсите — Падение Бристоля — Битва при Филихо — Последние попытки роялистов — Карл предлагает заключить мир — Обнаружение его переписки с Гламорганом — Карл  интригует с шотландцами — Бегство из Оксфорда — Капитуляция
 шотландцы в Ньюарке — последующие переговоры — предложения о мире — капитуляция Карла перед парламентом.


 Пока эти события происходили на поле боя и в парламенте, в Англии и Шотландии происходили и другие события, описание которых было отложено, чтобы не прерывать повествование о более важных событиях.  С июня 1643 года Вестминстерский синод богословов работал над созданием национальной системы веры и богослужения. Эта Вестминстерская
Ассамблея состояла из ста двадцати человек, назначенных
Палата лордов и Палата общин. В их состав входили не только так называемые благочестивые, набожные и рассудительные богословы, но и тридцать мирян, десять лордов и двадцать простолюдинов, а также шотландские уполномоченные. Шотландские и английские пресвитериане составляли подавляющее большинство и пытались навязать нации свои мрачные, аскетические и гонительские взгляды.
но они нашли небольшую, но решительную группу людей с более либеральными взглядами,
индепендентов, в число которых входили Вейн, Селден и другие, чья позиция и дух, поддержанные Кромвелем, Уайтлоком, Сент-Джоном и другими,
Парламент был более чем достойным противником этой деспотичной нетерпимости.
 Поэтому по вопросу церковного управления не могло быть достигнуто согласие. Кромвель потребовал от Палаты общин принятия акта о веротерпимости и создания комитета из депутатов обеих палат и Ассамблеи для его рассмотрения. Этот вопрос долго и яростно обсуждался. Лорды Сэй и Уортон, сэр Генри Вейн и Сент-Джон выступали за независимость церкви от всех епископов, синодов и правящих сил.  Единственным, с чем все были согласны, было то, что
Следует отказаться от «Общего молитвенника англиканской церкви» и ввести «Руководство по богослужению», которое будет регулировать порядок проведения службы, совершения таинств, церемоний бракосочетания и погребения, но при этом предоставит священнику большую свободу в отношении его проповедей. Это «Руководство» было утверждено постановлением обеих палат и предписано к исполнению как в Англии, так и в Шотландии.

 Бедный старый архиепископ Лод, который всё ещё находился в тюрьме, был почти полностью забыт в суматохе гражданской войны. Но английским пуританам и жителям Шотландии
понадобилось лишь небольшое напоминание, чтобы потребовать
наказание для человека, который с такой высокомерием попирает их свободы и религию. Это было сделано лордами, которые, настаивая на назначении священников на приходы, переданные ему в дар, призвали Лода передать вакантные бенефиции тем лицам, которых они назначат. Король запретил ему подчиняться. Наконец, в феврале 1643 года
после смерти приходского священника в Чартеме, графство Кент, освободилось место.
Лорды выдвинули одну кандидатуру, король — другую, и Лод оказался перед дилеммой, опасной для его жизни в сложившихся обстоятельствах.
Он пытался оправдаться тем, что бездействовал. Но в апреле лорды направили ему категоричный приказ, а когда он продолжил медлить, обратились к палате общин с просьбой начать судебное разбирательство.
 Над его головой уже нависали четырнадцать статей об импичменте, и палата общин поручила Принну, который всё ещё страдал от отрезания ушей, клеймения и жестокого обращения архиепископа, собрать доказательства и сотрудничать с комитетом по этому вопросу.

Что за чудовище этот безъухий человек с этими багровыми клеймами
на его щеках, когда он вошёл в камеру Лода и сказал ему,
что настал день расплаты! Принн собрал все свои бумаги,
даже дневник, который он так долго вёл в защиту своей прошлой жизни, и стал повсюду искать оставшихся в живых жертв и свидетелей преследований и жестокости архиепископа, чтобы выставить их против него. За шесть месяцев Комитет собрал достаточно доказательств, чтобы выдвинуть против него десять новых статей об импичменте.
4 марта 1644 года, более чем через три года после его заключения,
Лод был вызван в судбуду готов к своему испытанию. Ему потребовалось время, чтобы ознакомиться со своими
документами и восстановить их для этой цели, получить адвоката,
а также деньги из доходов от своего имущества для оплаты гонораров и других
расходов. Вряд ли он стал бы найти гораздо больше нежности от него
врагов, чем он показывал им; шотландцы требовали сурового правосудия
на него, как на злейшего врага, который их страна была известна
возрастов. Ему дали время до 12 марта, когда его должны были доставить в Палату лордов. Там, после того как он вёл себя высокомерно, но
Теперь, когда смиренного священника заставили немного постоять на коленях, мистер Сержант Уайлд
предъявил ему обвинение и подробно изложил всю историю его попыток установить абсолютизм в церкви и государстве
в Англии, Шотландии и Ирландии, а также рассказал об ужасных жестокостях и притеснениях, которым он подвергал подданных короля в Палате
Звёздного суда и Верховном суде.

Когда он закончил, Лод выступил с защитой в письменной форме,
утверждая, что, хотя он и склонялся к закону, он никогда не
намеревался нарушать законы и что в церкви он трудился
только для поддержания внешней формы богослужения, которой пренебрегали. Но слушатели не забыли ни о «полном», ни о полном подавлении всех форм религии, кроме его собственной, ни о полном искоренении веры в Шотландии и замене её арминианством и литургией.

Только 2 сентября Лода вызвали в Палату лордов, чтобы он изложил свои аргументы в ответ на обвинения.
Мистер Сэмюэл Браун, член Палаты общин и председательствующий на суде, ответил на них. Затем Лоду разрешили выступить.
сторонникам закона, которые заняли ту же позицию защиты, что и в деле Страффорда, заявив, что преступление заключённого не является государственной изменой, и тогда Палата общин приняла план, предложенный в деле Страффорда, — вынести обвинительный акт. Таким образом, 2 ноября он предстал перед Палатой общин, где мистер Браун повторил все доказательства, представленные в Палате лордов, и
Лоду было предложено самому ответить на обвинения. Он потребовал время на подготовку ответа и получил восемь дней. 11 ноября
Его выслушали, и Браун ответил; и в тот же день Палата общин приняла
свой Билль о лишении гражданских прав, признав его полностью виновным в
обвинениях, выдвинутых против него. 16-го числа они направили этот
Билль в Палату лордов; но только 4 января 1645 года Палата лордов
также приняла Билль и вскоре после этого назначила день его казни на
10-е число. Последней попыткой спасти жизнь старика стало составление прошения о помиловании, которое было подготовлено в Оксфорде, как только возникла угроза его осуждения, и подписано и скреплено печатью короля.
Прошение о помиловании было зачитано в обеих палатах, но было объявлено недействительным, поскольку король не имел права помиловать преступника, осуждённого парламентом. В назначенный день архиепископ был обезглавлен на Тауэрском холме. Тем временем пресвитерианская партия начала бесполезные переговоры в Аксбридже.

Прошлым летом, после каждого временного успеха, Карл предлагал начать переговоры, тем самым демонстрируя свою готовность прислушаться к парламенту.
Он хотел добиться компромисса и переложить на парламент вину за продолжение войны.
В то же время следует признать, что он ни в коем случае не был
Он не был склонен принимать условия, которые полностью лишали его прерогатив или приносили в жертву интересы тех, кто рисковал всем ради него.  Королева Франции постоянно призывала его не заключать мир, противоречащий его чести или интересам его сторонников. Она настаивала на том, что он должен позаботиться о телохранителе,
без которого он не будет в безопасности, и должен до конца соблюдать все пункты договора, касающиеся религии,
поскольку пуритан ничто не могло удовлетворить
но тесное сближение с католиками фактически лишило бы его надежды на поддержку со стороны Ирландии или католиков Англии.
Карл, по сути, оказался между молотом и наковальней, и разногласия между его придворными настолько усугубляли его положение, что он избавился от самых беспокойных из них, отправив их сопровождать королеву во Францию. Затем он созвал свой парламент во второй раз, но на заседание пришло так мало людей, а жалкие развлечения, которыми был так богат его двор, настолько сильно повлияли на ход дебатов, что он был более чем готов
принять предложение о переговорах с парламентом. Его третье предложение, поддержанное шотландцами, в конце концов было принято парламентом, но условия, предложенные шотландцами, — признание пресвитерианства национальной религией и требование парламента о верховном контроле не только над доходами, но и над армией — с самого начала сделали переговоры безнадёжными.

В ноябре 1644 года предложения шотландцев, составленные Джонстоном из Уористона, были отправлены королю комиссией, состоявшей из
графа Денби, лордов Мейнарда и Венмана, а также мистера
Пирпойнта, Дензила Холлса и Уайтлока в сопровождении шотландского
Уполномоченные - лорд Мейтленд, сэр Чарльз Эрскин и мистер Баркли.

[Иллюстрация: ИНТЕРВЬЮ ЧАРЛЬЗА С графом ДЕНБИ. (_ См.
стр._36.)]

Вероятно, Чарльз получил копию предложений, поскольку он принял уполномоченных крайне невежливо. Им позволили
оставаться за воротами Оксфорда в холодный и дождливый день в течение нескольких часов, а затем их сопроводили стражники, и они больше походили на заключённых, чем на
послы, в очень убогую таверну. Когда граф Денби зачитал предложения,
Карл спросил его, уполномочены ли они вести переговоры,
на что граф ответил отрицательно, сказав, что им поручено
получить ответ от его величества. — Тогда, — грубо сказал Карл, —
почтальон мог бы сделать столько же, сколько и вы. Граф, возмущённый этим, сказал:
— Полагаю, ваше величество считает нас людьми другого сословия, не почтальонами.
— Я знаю ваше сословие, —  возразил король, — но я повторяю, что ваше сословие даёт вам
не больше власти, чем у почтальона». Пока Денби зачитывал список лиц, на которых не распространялись условия договора, Руперт и Морис, входившие в этот список и присутствовавшие при этом, смеялись графу в лицо. Эта дерзость разозлила даже короля, и он велел им замолчать. Однако встреча закончилась так же неудачно, как и началась. Король дал им ответ, но запечатанный, без указания адресата.
 Члены комиссии отказались передавать ответ, подробностей которого они не знали.
Чарльз дерзко заметил: «Какое вам до этого дело, вы всего лишь должны доставить то, что я посылаю. И если я решу отправить песню о Робине Гуде или о Маленьком Джоне, вы должны будете её доставить». Поскольку они не могли добиться ничего другого, даже обращения к парламенту, уполномоченные, мудро предоставив парламенту право решать, как поступить с этим оскорблением, удалились.

Когда 29 ноября 1644 года этот документ был представлен обеим палатам, созванным для этой цели, многие настоятельно рекомендовали отклонить его.
Но те, кто поступил мудро, одержали верх.
не чинить препятствий переговорам; и король счёл за благо
незамедлительно отправить герцога Ричмонда и графа Саутгемптона
с более подробным ответом. Они, со своей стороны, обнаружили, что Эссекс, тогдашний командующий, отказал им в охранном
паспорте, если только король не признает его главнокомандующим
армией парламента Англии, и палата общин сообщила им, что они не получат никаких дальнейших полномочий,
если они не будут адресованы парламенту Англии, собравшемуся в
Вестминстере, и уполномоченным парламента Шотландии.
С этим король был вынужден согласиться; но в то же время он
написал королеве:"Что касается моего созыва тех, кто находится в Лондоне, парламентом, если
помимо меня, моего мнения придерживались двое, я этого не делал;
и довод, который возобладал у меня, заключался в том, что _ the calling не делали
разумного признания их Парламентом_, на основании чего построение и
при условии, что я сделал это, и никак иначе".

[Иллюстрация: КРУГЛОГОЛОВЫЕ СОЛДАТЫ.]

В этих безрадостных обстоятельствах с обеих сторон были назначены уполномоченные, которые встретились 29 января в небольшом
город Аксбридж. Аксбридж находился в пределах парламентских границ, и срок, отведённый на заседание, составлял двадцать дней. Со стороны короля в состав комиссии входили герцог Ричмонд, маркиз Хартфорд, графы Саутгемптон, Чичестер и Кингстон, лорды Кейпел, Сеймур, Хаттон и Колпеппер, секретарь Николас, сэр Эдвард Хайд, канцлер казначейства сэр Эдвард Лейн, сэр Орландо Бриджмен, сэр Томас Гарденер, мистер Эшбернэм, мистер Палмер и доктор Стюарт. На заседании парламента присутствовали графы Нортумберленд, Пембрук и
Солсбери и Денби, лорд Венман, сэр Генри Вейн-младший,
Дензил Холлс, Пирпонт, Сент-Джон, Уайтлок, Крю и Придо.
Шотландскими уполномоченными были граф Лаудон, маркиз Аргайл,
лорды Мейтленд и Балмерино, сэр Арчибальд Джонстон, сэр Чарльз
Эрскин, сэр Джон Смит, Дандас, Кеннеди, Роберт Барклай и Александр
Хендерсон. Джон Терлоу, впоследствии секретарь Оливера Кромвеля и друг Мильтона, был секретарём английского парламента.
Ему помогал мистер Эрл, а мистер Чизли был секретарём шотландских комиссаров.

Парламент представил королю четыре предложения, касающиеся религии.
Они заключались в следующем:
1. Отказаться от «Книги общих молитв» и заменить её «Руководством вестминстерских богословов».
2. Подтвердить полномочия ассамблей и синодов церкви, а также принять «Торжественную лигу и Ковенант».
3. Несмотря на предостережения королевы Генриетты, эти предложения были выдвинуты первыми и обсуждались с большим знанием дела и упорством, без каких-либо уступок с обеих сторон в течение четырёх дней.
Затем возникли другие, не менее серьёзные проблемы, такие как командование
армия и флот, прекращение войны в Ирландии; по истечении двадцати дней было предложено продлить срок, но обе палаты парламента отклонили это предложение, и уполномоченные разъехались, будучи взаимно убеждёнными в том, что эти вопросы можно решить только с помощью меча. Роялисты быстро поняли, что
Вейн, Сент-Джон и Придо приехали на конференцию не столько для того, чтобы вести переговоры, сколько для того, чтобы наблюдать за действиями пресвитерианских депутатов и следить за тем, чтобы не было сделано никаких уступок, противоречащих независимости церкви.

Какими бы мрачными ни казались перспективы короля в тот период, его всё ещё поддерживали различные надежды.
Он прилагал все усилия, чтобы получить помощь с континента, и в конце концов герцог Лотарингский пообещал ему десятитысячную армию.
Гофф был отправлен в Голландию, чтобы подготовить всё к их переброске. С другой стороны, он решил уступить ирландским католикам в большинстве их требований при условии, что они быстро предоставят ему армию.  Он написал Ормонду, сообщив ему, что
Из Аксбриджского договора стало ясно, что мятежники
стремились не к чему иному, как к полному свержению короны и
церкви; что они назначили графа Левена командующим всеми
английскими и шотландскими войсками в Ирландии, и поэтому он
больше не мог откладывать решение ирландского вопроса в свою пользу
из-за сомнений, которые в другое время не дали бы ему покоя. Поэтому он
поручил ему приостановить действие закона Пойнингса и отменить
все карательные меры в отношении католиков при условии, что они немедленно
оказал ему существенную помощь в борьбе с мятежниками в Шотландии и Ирландии.
В этот момент известие об успехах Монтроза в Шотландии придало ему уверенности.


 Две армии в Англии теперь готовились испытать свои силы. Карл, находившийся в Оксфорде, располагал значительным количеством войск: запад Англии почти полностью находился в его руках, северный и южный Уэльс тоже, за исключением замков Пембрук и Монтгомери. У него
оставались ещё Скарборо, Карлайл и Понтефракт; но его армия, хоть и
имевшая опыт боевых действий, не отличалась хорошей дисциплиной. Парламентская
Армия, теперь уже в новом обличье, представляла собой совсем не то, что армия короля. Была введена строжайшая дисциплина, и солдат призывали соблюдать религиозные обряды. Офицеров выбирали из тех, кто служил под началом Эссекса, Манчестера и других лордов; но после того, как командование избавилось от аристократического элемента, в него проник новый дух активности и рвения. Королевские офицеры высмеивали новое войско, у которого не было выдающихся лидеров, кроме сэра Томаса Фэйрфакса, и которое было собрано так быстро.
Она была настолько плохо обучена, что казалась сборищем неопытных солдат. Насмешки
кавалеров заразили даже сторонников Содружества,
и многие скептически отнеслись к результатам такой перестановки.
 Мэй, историк парламента, говорит, что никогда ещё армия не выступала
с меньшим доверием со стороны своих друзей и с большим презрением
со стороны своих врагов. Но обе стороны были крайне обмануты. Кромвель
стал настоящей душой движения, и религиозный энтузиазм, который он излучал, распространился по всей армии. Вся
Эта система казалась возрождением системы благочестивого Густава II Адольфа: ни один человек не пропускал ни дня без религиозной службы и никогда не начинал битву без молитвы. Солдаты теперь проводили время в усердных военных учениях и в столь же усердных молитвах и пении псалмов. Они пели во время марша, они шли в бой с псалмом. Письма Кромвеля парламенту, в которых он отчитывался о действиях армии, полны этого религиозного духа, который принято считать лицемерием, но который был искренним.
выражение его чувств проявлялось в таких эффектах, каких никогда не производят косяк и
притворство. Победа, которую он и его солдаты приписывали только Богу
Успех самый быстрый и чудесный, сопутствовал ему.

Примечательно, что тот самый человек, который ввел Постановление о самоотречении
, был единственным человеком, которому оно никогда не мешало
продолжать свою военную карьеру. Поэтому это рассматривалось как уловка с его стороны, но, напротив, это было простым стечением обстоятельств. Кромвель был великим военным гением своего времени.
С каждым днём успех его планов и действий становился всё более очевидным для общественности, и никто не был так впечатлён ценностью его услуг, как новый главнокомандующий сэр Томас Фэйрфакс.

Он отправил Кромвеля, Мэсси и Уоллера на запад, прежде чем они сложили с себя полномочия, чтобы те атаковали полковника Горинга, который угрожал позициям парламента.
Они оттеснили его к Уэллсу и
Гластонбери, не считая безопасным продвигаться дальше со своим небольшим отрядом в район, где интересы короля были так сильны, и
Кромвель посоветовал парламенту отправить больше войск в Солсбери, чтобы защитить этот город от Руперта, который, по имеющимся сведениям, находился в Троубридже.
Сам Кромвель вернулся в Виндзор, чтобы сложить с себя полномочия в соответствии с указом.
 Однако там он узнал, что парламент приостановил действие указа на сорок дней, чтобы он мог выполнить особо важную миссию, которую парламент особенно хотел, чтобы он взял на себя. Это было сделано для того, чтобы напасть на отряд из двух тысяч человек, перевозивший королевскую артиллерию из Оксфорда в Вустер, куда Руперт
Он выступил в поход, одержав победу над полковником Мэсси при Ледбери.

 Это произошло 22 апреля, и на следующее утро Кромвель сел на коня, стремительно ворвался в Оксфордшир и у Айлип-Бридж обратил в бегство противника, состоявшего из четырёх кавалерийских полков, взял в плен многих их офицеров, особенно из полка королевы, и захватил знамя, которое она вручила ему собственноручно. Многие из беглецов укрылись в Блетчингтон-Хаусе, который Кромвель немедленно атаковал и захватил. Король был так разгневан сдачей Блетчингтона, что приказал командиру, полковнику Уиндебанку,
Он был расстрелян, и никакие молитвы и мольбы не могли его спасти. Затем Кромвель
отправил свои пушки и припасы в Абингдон и двинулся к Рэдкот
Бридж, или Бэмптон-ин-зе-Буш, куда бежали другие враги:
там он разгромил их и взял в плен их предводителей Воана и Литтлтона.
Затем Кромвель вызвал полковника Берджесса, начальника гарнизона в
Фарингдон должен был сдаться, но его отозвали, чтобы он присоединился к основной армии, поскольку король был в пути.

 На самом деле Карл выступил из Оксфорда и вместе с Рупертом и Морисом двинулся на помощь Честеру, который тогда осаждал сэр
Уильям Бреретон. Фэрфакс, вместо того чтобы преследовать его, решил, что это хорошая возможность захватить Оксфорд и помешать его возвращению туда.
Но действия короля встревожили его за судьбу восточных графств, куда он отправил Кромвеля, чтобы тот собрал свежие силы и укрепил оборону. Кромвель был отозван, и Фэрфакс отправился в погоню за королем.
Известие о его походе принесло Чарльзу облегчение в Честере.
Бреретон отступил, и шотландская армия, которая продвигалась на юг, отступила в Уэстморленд и Камберленд.
чтобы предотвратить предполагаемое соединение короля с армией Монтроза.
 Каковы бы ни были намерения Карла в этом походе, он свернул в сторону и направился через Стаффордшир в Лестершир,
где взял Лестер штурмом. Из Лестера он двинулся на восток и
разместил свой штаб в Дэвентри, где развлекался охотой, а Руперт и его конница — фуражировкой и грабежом по всей округе.

Фэрфакс, теперь опасавшийся, что королевские намерения направлены на
восточные графства, которые до сих пор были защищены от
Его армия двинулась вперёд, чтобы предотвратить это, и 13 июня вступила в бой с авангардом короля у Боро-Хилл.
 Карл сжёг свои хижины и начал продвигаться к Харборо,
возможно, намереваясь пойти на помощь Понтефракту и
 Скарборо; но Фэрфакс не позволил ему продвинуться далеко. Был созван военный совет, и в разгар его работы Кромвель въехал в расположение войск во главе шестисот всадников. Теперь было решено вовлечь короля в бой. Харрисон и Айртон, офицеры Кромвеля, вскоре должны были
Как известно, он возглавил королевскую армию, и Фэрфакс со всем своим войском тут же бросился в погоню. Король был в Харборо, и, когда был созван совет, было решено, что безопаснее развернуться и вступить в бой, чем бежать к Лестеру, как армия, спасающаяся от врага.
Поэтому было решено развернуться и встретить врага.

На следующее утро, 14 июня, в пять часов, передовые отряды обеих армий приблизились друг к другу на невысоких холмах, чуть более чем в миле от деревни Нейсби в Нортгемптоншире.
почти на полпути между Маркет-Харборо и Дэвентри. Парламентская армия расположилась на холме, который до сих пор называют Милл-Хилл, а королевская армия — на параллельном холме, спиной к Харборо. Правое крыло под командованием Кромвеля состояло из шести кавалерийских полков, а левое, почти такое же многочисленное, по его просьбе было передано его другу, полковнику Айртону, уроженцу Ноттингемшира. Фэрфакс и Скиппон возглавили основные силы, а полковники Прайд, Рейнсборо и Хэммонд привели резервы. Руперт и его брат Морис возглавили
Правое крыло армии Карла возглавлял сэр Мармадьюк Лэнгдейл, левое — сам Карл, а сэр Джейкоб Эстли, граф Линдси, лорд Бэрд и сэр Джордж Лайл составляли резерв. Девизом роялистов было «Бог и королева Мария!», а парламентариев — «Бог — наша сила!».
Между ними простиралась обширная пустошь, называемая Брод-Мур. Кавалеры от души повеселились, увидев новую армию круглоголовых, к которой они относились с крайним презрением, поскольку в ней не было ничего аристократического, а её главой был фермер Кромвель, или
пивовар из Хантингдона, как они изволили его называть. Они рассчитывали
сметем их, как пыль, и Руперт, совершив одну из своих безрассудных
атак, похоже, оправдал их ожидания, потому что он обратил левое
крыло круглоголовых в бегство, взял Айртона в плен, его лошадь
была убита под ним, а сам он был тяжело ранен в двух местах; и, как обычно, Руперт поскакал за беглецами, забыв о главном сражении. Но разрозненные лошади, которых усердно учили собираться в табун, последовали за ним.
вернулись к обороне своих орудий и вскоре снова были готовы к бою. С другой стороны, Кромвель оттеснил левый фланг королевской армии с поля боя, но не стал преследовать их слишком далеко.
 Он отправил несколько отрядов кавалерии, чтобы те отогнали их за пределы поля боя, а сам с основными силами обрушился на фланг короля, где поначалу королевская пехота одерживала верх. Эта неожиданная атака привела их в замешательство.
Солдаты на передовой у Фэрфакса, которые дрогнули,
сплотились и снова присоединились к резервам, когда те
Они подошли к тылу, были встречены своими офицерами и завершили разгром.  Руперт, который в это время возвращался с охоты, подъехал к обозу парламентской армии и, не зная о положении дел, предложил войскам, охранявшим склады, сдаться.  В ответ он получил меткий залп из мушкетов. Отступив и выехав на поле боя, он обнаружил, что его армия потерпела сокрушительное поражение. Его последователи оцепенели от увиденного, когда Карл в отчаянии подъехал к ним и отчаянно закричал:
«Ещё одна атака, и победа будет за нами!»
Но всё было напрасно: основные силы были разбиты, а силы Фэрфакса — уничтожены.
Артиллерия была захвачена, и «круглоголовые» брали пленных так быстро, как только могли, обещая им помилование.  Фэрфакс и  Кромвель в следующее мгновение атаковали ошеломлённых кавалеристов, и те бросились наутёк по дороге в Лестер, преследуемые почти до самых ворот города солдатами Кромвеля.

Потери в этом сражении были не такими значительными, как можно было ожидать.
 Но хотя потери со стороны парламента были невелики и составили около двухсот человек, у роялистов было тысяча
убит. Было взято пять тысяч пленных, в том числе большое количество
офицеров и значительное количество дам в экипажах. Весь
королевский багаж и артиллерия с девятью тысячами единиц вооружения
были захвачены, и среди повозок была королевская, в которой находились
его личные бумаги: фатальная потеря, поскольку в ней содержались самые ужасные
свидетельства двурушничества короля и его ментальных оговорок, которые
парламент позаботился опубликовать, нанеся Чарльзу непоправимый ущерб.
Кларендон обвиняет «круглоголовых» в убийстве более сотни женщин, многие из которых
Некоторые из них были высокого качества, но другие свидетельства доказывают, что это было неправдой.
Единственными женщинами, с которыми грубо обращались, были несколько необузданных ирландцев,
вооружённых скинами — ножами длиной в фут, — которые использовали их как
маньяки.

 На следующий день Фэрфакс отправил полковника Файнса и его полк в Лондон
с пленными и захваченными знамёнами, которых было больше сотни.
Он молился о том, чтобы в честь победы был назначен день благодарения. Но самым важным плодом этой победы стало чтение в парламенте королевских писем. В них говорилось о деле герцога
Стало известно о попытке привлечь на свою сторону лотарингцев, французов, датчан и ирландцев, чтобы подавить парламент, в то время как Карл делал парламенту самые священные заявления о том, что он
возмущён привлечением иностранных солдат. Появилось его
обещание предоставить католикам полную свободу совести, в то время как он постоянно клялся, что никогда не отменит законы, направленные против
Папери; и его письмо жене, из которого следует, что на Аксбриджском договоре он просто согласился на название парламента с полным
при первой же возможности он решил объявить его вовсе не парламентом. Эти разоблачения были настолько ужасны и настолько убедительно доказывали, что короля не сдерживают никакие моральные принципы, что роялисты не поверили в подлинность документов, пока не изучили их сами. И для этого изучения парламент мудро предоставил все возможности. Там были копии его писем королеве,
в которых он жаловался на ссоры и назойливую ревность своих придворных и сторонников, а также на то, что он избавился от многих из них
Он мог бы отправить их к ней под тем или иным предлогом. При виде этих вещей его собственная партия онемела от осознания его пустоты и неблагодарности; и сама битва при Нейзби была объявлена гораздо менее фатальной для его интересов, чем содержимое его кабинета. С этого момента его крах был предрешён, и оставшаяся часть кампании была лишь последней слабой попыткой угасающего Дела. Его сторонники выделялись скорее тем, что у них был шанс заключить сделку, чем какой-либо надеждой на успех.

[Иллюстрация: КАРЛ В БИТВЕ ПРИ НЭЙСБЮ. (_См. стр._ 40.)]

Побеждённый и обесчещенный король не стал останавливаться в Лестере, чтобы провести там хотя бы одну ночь.
В тот же вечер он отправился в Эшби, а после нескольких часов отдыха продолжил путь в сторону Херефорда. В Херефорде Руперт,
опасаясь, что парламентская армия нападёт на их единственный оставшийся сильный
квартал на западе, покинул короля и поспешил в Бристоль, чтобы подготовить его к обороне. Сам Карл продолжил свой поход в Уэльс
и разместил свой штаб в замке Раглан, резиденции маркиза
Вустера. Там он был почти уверен, что Фэрфакс собирается отправиться
Направляясь на запад, он вёл себя так, словно ничего не произошло, охотился, как его отец, хотя ему следовало бы заняться восстановлением своих дел, а вечера проводить за развлечениями и приёмом гостей. Наиболее вероятная причина, по которой Карл проводил время там и в Кардиффе, куда он затем удалился, заключается в том, что он настаивал на отправке ирландской армии и ожидал её там.
В то же время ему было проще общаться с Рупертом
по поводу защиты западной части Англии.

Парламентские войска под командованием Кромвеля двинулись на Бристоль, где находился Руперт
Лежал, пока Фэрфакс встречался с Горингом и побеждал его в Лэнгпорте, а затем
осадил и взял Бриджуотер 23 июля. Ситуация стала настолько угрожающей, что Руперт предложил Карлу
пойти на мировую. Но король с жаром отверг этот совет, заявив, что,
хотя как солдат и государственный деятель он не видел перед собой ничего, кроме гибели,
как христианин он был уверен, что Бог не попустит мятежникам, и ничто не заставит его отказаться от своего дела. Он заявил, что тот, кто останется с ним, должен будет сделать это ценой своей жизни или быть
настолько несчастным, насколько его могло сделать жестокое и оскорбительное поведение мятежников. Но, по милости Божьей, он не изменил своего решения и попросил Руперта ни в коем случае «не прислушиваться к договорам».
Он не согласится ни на что меньшее, чем то, о чём просил в Аксбридже.


Карл, до последнего не терявший надежды на помощь из Ирландии, был воодушевлён новостями об успехах Монтроза.

Как вы помните, графы Антрим и Монтроз были наняты Карлом для действий в Ирландии и Шотландии от его имени.
 Их первой попыткой было отомстить ковенантерам
Граф Аргайл, который так много сделал для того, чтобы помешать королю
посягнуть на шотландскую церковь и правительство. Таким образом, Монтроз
развернул королевский штандарт в качестве генерал-лейтенанта короля в
Дамфрисе; но, будучи ранее убеждённым ковенантером, он не сразу
завоевал доверие роялистов. Его успехи были настолько незначительными, что он вернулся в Англию. В Карлайле он более эффективно служил королю и в результате получил титул маркиза. После битвы при Марстон-Муре он снова вернулся в Хайленд и там узнал
об успехе трудов Антрима в Ирландии. Он отправил отряд из
пятнадцати сотен человек под командованием своего родственника Аластера Макдональда по прозвищу Макколл Кейтач, или Колкитто. Они высадились в Кноидаре, но флот герцога Аргайла сжёг их корабли и держался в тылу, выжидая подходящий момент, чтобы уничтожить их. К их удивлению, шотландские роялисты не оказали им радушный приём. Тем не менее они
продолжили свой путь к Баденоху, разоряя дома и фермы ковенантеров,
но с каждым днём подвергаясь всё большей опасности со стороны
враги, и ничего не известно об их союзнике Монтроузе. Наконец Монтроуз получил о них известие: они встретились в Блэр-Атоле в начале
августа 1644 года. Монтроуз принял командование и обнародовал королевский приказ. При виде своего вождя горцы стекались к его знамени, и ковенантеры, к своему изумлению, увидели, как из-под земли внезапно выросла армия численностью от трёх до четырёх тысяч человек. Монтроз написал Карлу, что, если бы он мог получить в своё распоряжение
пятьсот всадников, он бы вскоре был в Англии с двадцатитысячным войском.

Поступки и подвиги Монтроза теперь больше напоминали романтическую историю, чем трезвый рассказ о современной войне. Аргайл и лорд Элчо шли по его следу, но он продвигался вперёд или исчезал вместе со своими полураздетыми ирландцами и дикими горцами среди холмов, и его было не поймать.
 В Типпермуире, в Пертшире, он победил Элчо, забрал его ружья и боеприпасы, а затем застал врасплох и разграбил город Перт. Как это обычно бывало, горцы, нагрузившись добычей,
разбежались по домам, а он остался со своим ирландским отрядом, который был
Верные королю, поскольку их путь домой был отрезан, отступили на север в надежде присоединиться к клану Гордон. Монтроз обнаружил, что у моста Ди его остановили две тысячи семьсот ковенантеров под командованием
лорда Бальфура из Берли, но ему удалось переправиться через реку выше по течению, и, напав на них с тыла, он поверг их в панику. Они бежали
Абердин, преследуемый ирландцами и горцами, и вся масса преследователей и преследуемых в панике ворвались в город. Город был отдан на разграбление, и на три дня Абердин превратился в арену
Ужас и отвратительная жестокость, как и во время нападения на Монтроз
четырьмя годами ранее, когда он сражался на другой стороне. Приближение
Аргайла вынудило мародёров бежать в Банфшир, и, следуя вдоль берегов Спей, он пересёк холмы Баденоха и после
ряда безумных приключений в Атоле, Ангусе и Форфаре был встречен
ковенантерами в замке Файви и вынужден был отступить в горы. Затем его последователи, изнурённые быстрыми перелётами и непрекращающимися стычками, покинули его, и он объявил о своём
намеревался отступить на зиму в Баденох.

 Граф Аргайл, со своей стороны, отступил в Инверари и отправил своих людей по домам. Он чувствовал себя в безопасности за мощной горной грядой, которая летом представляла собой ужасный путь для армии, но теперь, когда она была покрыта снегом, казалась ему неприступной. Но он ошибался; отступление Монтроза было уловкой. Он был занят тем, что
подстрекал северные кланы к жестокой мести Аргайлу и к разграблению его владений.
 В середине декабря он прорвался
преодолев все препятствия, он пробрался через заснеженные горные ущелья и
спустился с огнём и мечом на равнины Аргайла. Граф был внезапно
поднят по тревоге жителями холмов, чьи дома горели у него за спиной.
Он смог спастись, только переправившись через Лох-Файн на открытой лодке. Монтроз разделил своё войско на три колонны, которые рассредоточились по всему Аргайлу, сжигая и опустошая всё на своём пути. Аргайл назначил награду за голову Монтроза
и теперь Монтроз превратил своё великолепное наследие в руины
Ужасная пустыня. Деревни и хижины были сожжены, скот уничтожен или угнан, а люди убиты, где бы их ни нашли с оружием в руках.
Это жалкое и печальное положение дел сохранялось с 13 декабря до конца января 1645 года.

К тому времени Аргайл собрал клан Кэмпбелл, а лорд Сифорт — горцев из Морея, Росса, Сазерленда и Кейтнесса, чтобы дать отпор захватчикам.
 Поэтому Монтроз повел своих горцев и ирландцев навстречу им и первым напал на Аргайла и его армию у
Замок Инверлочи в Лохабере. Там он нанёс Аргайлу сокрушительное поражение и
убил почти полторы тысячи его людей. Этот успех привлёк на его сторону клан Гордон и другие. Весь север был в их власти, и они двинулись из Инверлочи в Элгин и Абердин. В Бречине их встретил Бейли с сильным войском, которое защищало
Перт; но Монтроз двинулся на Данкельд, а оттуда на Данди, в который он вошёл и начал грабить, когда прибыл Бейли со своими
ковенантерами и заставил его отступить. Он снова бежал в
Он вернулся в горы, но на этот раз не без серьёзных потерь, поскольку его разгневанные враги преследовали его на протяжении шестидесяти миль, убив многих его солдат, помимо тех, кто погиб при штурме Данди.
 Когда он появился снова, то был в Олдэрне, деревне недалеко от Нэрна, где 9 мая после кровопролитного сражения одержал победу над ковенантерами (под предводительством Джона Урри или Харри).
Говорят, что на поле боя осталось две тысячи человек.

 Генеральная ассамблея выступила с резким осуждением короля,
которое было передано ему вскоре после битвы при Нейзби, но
не произвело никакого эффекта. На самом деле, это было больше рассчитано на то, чтобы воспламенить человека с
упрямым характером Чарльза, поскольку в нем перечислялись все его преступления против
Шотландия, с тех пор, как он впервые призвал их к Общей Молитве, и до тех пор
и призвал его припасть к подножию Всемогущего
и признать свои грехи, и больше не заливать свое королевство кровью.
Они не просто протестовали; члены Ковена продолжали сражаться.
Но, к сожалению, их командиры разделили свои силы, и
Харри потерпел поражение при Олдерне, а вскоре после этого Бэйли был разбит
в Элфорде, в Абердиншире, с таким успехом, что едва ли кто-то, кроме его главных офицеров и кавалерии, смог спастись.
Снова ковенантеры собрали новую армию из десяти тысяч человек и отправили её против
Монтроза; а шотландская армия, которая находилась на границе с Англией под командованием графа Левена, начала свой марш на юг, чтобы напасть на самого короля. 2 июля, в тот самый день, когда Монтроз одержал победу в битве при Алфорде, они были в Мелтон-Моубрей, откуда двинулись через Тамворт и Бирмингем в Вустершир и Херефордшир.
22-го числа они взяли штурмом Кэнон-Фром, королевский гарнизон между
Вустером и Херефордом; и, пока они продвигались вперёд, Карл отправил
сэра Уильяма Флеминга попытаться склонить старого графа Левена и
графа Каллендера к переходу на сторону парламента с помощью
щедрых обещаний, но они отправили его письма в парламент, продолжили
свой путь и осадили Херефорд.

Под натиском шотландской армии Карл покинул Кардифф и предпринял
грандиозную попытку добраться до границ Шотландии, чтобы соединиться
с Монтрозом. Он льстил себе мыслью, что сможет объединить свои силы с
благодаря гению этого блестящего полководца его потери будут восполнены, и он сокрушит всех на своём пути. Но
ему не суждено было достичь этой цели. Сначала он приблизился
к Херефорду, как будто намеревался снять осаду; но это было слишком рискованно, и, оставив пехоту, он бросился вперёд со своей кавалерией, чтобы проложить путь на север. Но граф Левен послал за ним сэра Дэвида Лесли с почти всем войском шотландской кавалерии.
А с севера к нему присоединились командиры-парламентарии Пойнц
и Росситер выступили ему навстречу. Он совершил быстрый марш через Уорикшир и Нортгемптоншир до Донкастера,
когда эти ответные действия противника убедили его в том, что добраться до границы невозможно.
Тогда он резко свернул на юго-восток, чтобы нанести стремительный удар по тем графствам Восточной
Ассоциации, которые так долго держали его на расстоянии, и выслал против него непобедимого Кромвеля и его «Железнобоких». Теперь они были заняты
на западе, и он пронёсся через Кембриджшир и Хантингдоншир,
Он грабил и разорял без жалости и угрызений совести. 24 августа он взял штурмом сам Хантингдон.
Однако он не стал задерживаться и продолжил свой грабительский поход через Уоберн и Данстейбл, оттуда в Бакингемшир и далее в Оксфорд, куда он прибыл 28-го числа.
Во время этой стремительной экспедиции Карл и его солдаты собрали богатую добычу у своих подданных, особенно в городе Хантингдон, который, без сомнения, доставил им немало удовольствия, поскольку был резиденцией Кромвеля.

 В Оксфорде Карл получил радостную весть о том, что Монтроз
одержал ещё одну блестящую победу над ковенантерами. Он снова вышел из гор и угрожал Перту, где заседал шотландский
парламент, а затем спустился в низины. Было очевидно, что он действует заодно с королём, который в то самое время спешно продвигался к границе. Монтроз пересёк Форт близ Стерлинга, где в Килсите его встретил Бейли со своей новой армией. Комитет сословий настоял на том, чтобы Бэйли дал бой.
 Они провели четырёхдневный пост и молитву и были уверены
успеха. Но при первой же атаке кавалерия ковенантеров была рассеяна, пехота бежала почти без боя, и преследование было настолько яростным, что пять тысяч ковенантеров были убиты (15 августа 1645 года). Эта победа открыла роялистам доступ во все низины. Аргайл и главные дворяне бежали морем в Англию. Глазго открыл свои ворота перед завоевателем, а магистраты Эдинбурга поспешили
умолять его о снисхождении к городу и умилостивить его, освободив всех заключённых роялистов и пообещав подчиняться королю.
Большинство этих освобождённых заключённых, а также многие представители знати присоединились к Монтрозу.


Если бы король смог соединиться с ним в этот момент, результат был бы значительным, но это привело бы лишь к ещё большему кровопролитию, не обеспечив при этом решающей победы, поскольку вся Англия к тому времени была в руках парламента. Сэр Дэвид Лесли,
вместо того чтобы снова последовать за королём со своей кавалерией на юг,
продолжил свой марш на север, чтобы предотвратить вторжение со стороны
Монтроза, а граф Левен, покинув Херефорд, двинулся на север
чтобы поддержать его. Карл немедленно покинул Оксфорд и направился в
Херефорд, где его встретили с триумфом. Оттуда он отправился на
помощь Руперту, который был осаждён Фэрфаксом и Кромвелем в Бристоле;
но, добравшись до замка Раглан, он услышал ужасную новость о том, что
тот сдался. Принц обещал удерживать его четыре месяца, но сдал его
на третьей неделе осады. Фэрфакс решил взять его штурмом 10 сентября 1645 года, и это было сделано.
 На него напали войска под командованием полковника Уэлдена, генерального комиссара
Айртон, Кромвель, Фэрфакс, генерал Скиппон, полковники Монтегю, Хэммонд, Рич и Рейнсборо наступали с разных сторон одновременно.
Сами роялисты подожгли город в трёх местах, и
Руперт, предвидя полное разрушение города, капитулировал. Ему
разрешили выступить в поход, снабдили конвоем из кавалерии
и одолжили тысячу мушкетов, чтобы защитить их от народа по
пути в Оксфорд, потому что он настолько настроил против себя местных жителей своими постоянными грабежами, что они могли бы расправиться с ним и его
 Даже когда он выходил из города, люди окружали его, бросая на него свирепые взгляды, и бормотали: «Почему бы его не повесить?»
[Иллюстрация: СОЛДАТЫ-КАВАЛЕРЫ.]

 У нас есть отчёт Кромвеля о захвате этого места. Он говорит, что
королевский форт был обеспечен продовольствием на триста двадцать дней, а замок — почти на половину этого срока, и что там было много боеприпасов, сто сорок пушек, от двух до трёх тысяч мушкетов и около шести тысяч человек — пехота, кавалерия, обоз и вспомогательные войска. Карл мог быть доволен
Он был в смятении из-за капитуляции. Он был так взбешён, что обрушил на
Руперта поток упрёков: он даже обвинил его в трусости и измене,
отменил его полномочия и велел ему покинуть королевство. Он приказал
Совету взять его под стражу, если он проявит неповиновение. Он
арестовал друга Руперта, полковника Легга, и передал должность
губернатора Оксфорда сэру Томасу Гленхэму. И всё же Руперт, похоже, уступил лишь из-за необходимости. Он был более известен как предводитель кавалерийской атаки, чем как защитник городов. Бристоль пал
Город был взят штурмом объединёнными силами лучших войск и наиболее способных командиров парламентской армии и уже горел в трёх местах.
 Дальнейшее сопротивление могло привести лишь к беспорядочной резне.
 Но следует учитывать раздражение Карла. Падение Бристоля было самым обескураживающим событием, за которым последовали ещё более обескураживающие новости.

 Успех Монтроза обернулся крахом его армии. Горцы
подобны горному потоку: под предводительством вождей своих кланов они стремительны
и сокрушительны, но быстро истощаются. Солдаты, собранные лишь
Во время кампании они не только собирали богатую добычу, но и возвращались в свои горы. Таким образом, ни одно войско горцев при старой клановой системе не добивалось долговременного преимущества, особенно в Низинах. Так было и здесь: Монтроз спустился с холмов, словно бурный поток, и исчез, не оставив после себя ничего, кроме разрушений. Он не захватил ни одного укреплённого места и не получил никаких постоянных владений.
Он совершил несколько поджогов, как их тогда называли, в Глазго, а затем двинулся к границе, всё ещё надеясь встретиться с королевской
силы. Но клан Гордонов исчез; Колкитто увел обратно
других горцев в их горы, и Монтроз обнаружил себя
во главе всего около шестисот человек, в основном остатков
ирландцев. Тем временем сэр Дэвид Лесли со своим четырёхтысячным кавалерийским отрядом
неуклонно продвигался к Форту, чтобы оказаться между Монтрозом
и Хайлендом, а затем, внезапно развернувшись на запад, он
напал на неосторожного маркиза и застал врасплох командующего,
который до этого привык заставать врасплох всех остальных.

 Монтроз был в Селкирке и занимался отправкой депеш королю.
Его небольшая армия расположилась в Филипоу. Лесли осторожно приблизился к ним и, воспользовавшись беспечностью роялистов, однажды ночью оказался в непосредственной близости от них. Рано утром, под покровом густого тумана, он пересёк Эттрик и, к их изумлению, появился в лагере на Хау.
Несмотря на неожиданность нападения, солдаты поспешно сомкнулись в плотный строй.
Монтроз, узнав об опасности, бросился на помощь во главе отряда всадников, но силы были слишком неравны.
Войска были окружены и перебиты.  Напрасно они молили о пощаде
четверть. Сэр Дэвид согласился, но министры подняли яростный крик
возмущения, назвали пощаду к одному «злодею» грехом,
и вся группа была убита (13 сентября 1645 года).

 Прежде чем получить это ужасное известие, Карл решил предпринять ещё одну попытку соединиться с Монтрозом. Он вернулся тем же путём, что и
Он двинулся в Уэльс, чтобы прийти на помощь Честеру, который был осаждён парламентариями. Он добрался до этого места 22 сентября и разместил большую часть своей кавалерии на Роутон-Хит, недалеко от города.
под командованием сэра Мармадьюка Лэнгдейла, который сам смог проникнуть в город с небольшим отрядом солдат. Но на следующее утро его кавалерия в Роутон-Хит была атакована Пойнтцем, генералом парламента, который тщательно следил за передвижениями короля и теперь, когда его небольшая армия оказалась зажатой между его войсками и войсками парламентариев, осаждавших город, с обеих сторон была предпринята одновременная атака на роялистов. Более шестисот солдат Карла были убиты, ещё тысяча получила ранения, а остальные были рассеяны по
со всех сторон. Король бежал из города в Денби с остатками своей кавалерии.
Этим ударом был закрыт единственный порт, через который он ожидал получить подкрепление из Ирландии.
До него ещё не дошла весть о поражении Монтроза при Филипхо, и лорд Дигби посоветовал королю позволить ему попытаться добраться до него с оставшимися 1700 кавалеристами. Чарльз принял предложение, но перед отъездом Дигби они договорились, что король должен отправиться в свой замок Ньюарк как в самое безопасное место.
ему оставалось смириться с результатом. Убедившись, что его величество в безопасности, Дигби
отправился на север. При Донкастере он разгромил парламентские силы,
но через несколько дней потерпел поражение от другого при Шерберне.
Несмотря на это, с остатками своей конницы он двинулся
вперед, вступил в Шотландию и достиг Дамфриса, но, обнаружив Монтроза
уже побежденным, он вернулся к границе и в Карлайле распустил отряд
отряд. Сэр Мармадьюк Лэнгдейл и офицеры отправились на
остров Мэн, солдаты вернулись домой, кто как смог, а Дигби перебрался в
Ирландия, маркизу Ормонду. Но самой большой потерей, которую Дигби
понёс во время этой экспедиции, было то, что его портфель с документами
остался в багаже в Шербурне. В нём, как и в королевском портфеле в Нейсби,
были обнаружены самые неприятные сведения о его собственных действиях и о делах его господина. Там были раскрыты заговоры и имена агентов в разных графствах, которые должны были привлечь иностранные войска для подавления парламента.
Гофф был в Голландии и продвигал план женитьбы принца Уэльского на дочери принца Оранского, а также план по объединению сил
соответственно, обставленный мебелью. Были письма от королевы в Ирландию,
в которых говорилось о том, что она собирается привезти более десяти тысяч человек, и от лорда Джермина, который
жил в Париже с королевой в такой близости, что вызывал много
скандал - для самого Дигби, относительно возможной помощи со стороны короля
Дании, герцога Лотарингии и принца Курляндии, а также о
деньгах от Папы Римского. Но, пожалуй, самым озорным было письмо от
Дигби, написавший письмо за несколько дней до этого, рассказал, насколько маркиз Ормонд был втайне предан интересам короля, хотя и делал вид, что действует
иначе. Эти разоблачения должны были удивительным образом укрепить позиции парламента в глазах общественности и ещё больше ослабить позиции короля.


Гибель короля была практически неизбежна. Враг вплотную приблизился к его резиденции, и в полночь 3 ноября он покинул
Ньюарк с пятью сотнями всадников и добрался до Бельвуара, где губернатор сэр Джервас Лукас сопровождал его со своим отрядом до рассвета. Оттуда король отправился в трудное и опасное путешествие в Оксфорд.
Когда он проезжал Берли-он-зе-Хилл, его преследовали отряды противника.
гарнизон совершил вылазку и убил нескольких его слуг. Вечером Карл был вынужден остановиться на пять часов в Нортгемптоне, а затем двинуться дальше через Банбери и на следующий вечер добраться до Оксфорда, «завершив, — как пишет Кларендон, — самый утомительный и тягостный поход, в котором участвовал наш король».
По правде говоря, ни один король не был доведён до такого печального и жалкого состояния — состояния, которое невозможно созерцать без сочувствия, ведь он был слепым и неисправимым приверженцем божественного права деспотизма.

Пока Чарльз совершал эти неудачные поездки и объезды, Фэрфакс
а Кромвель тем временем расформировывал свои гарнизоны и отводил войска на самый запад. Кромвель сначала по приказу парламента осадил Винчестер, Бейзинг-Хаус, Лэнгфорд
Хаус и замок Доннингтон. В воскресенье, 28 сентября, он появился
перед Винчестером, который сдался после того, как в его стенах была пробита брешь. 16 октября он также взял штурмом Бейзинг. Бейзинг-Хаус
и Доннингтон долгое время раздражали парламент и всю страну своими
королевскими гарнизонами, так что по Западной дороге было невозможно проехать
им. Бейзинг-Хаус принадлежал маркизу Винчестеру и был одним из
самых замечательных мест в стране. Хью Питерс, которого послал
Кромвель, чтобы дать отчет о взятии его в парламент,
заявив, что его окружность превышала милю в окружности.
Он выдержал многие осады, один из четырех лет, без какой-либо один
способны взять ее. Однако Кромвель обстрелял замок и взял его штурмом, взяв в плен маркиза, сэра Роберта Пика и других выдающихся офицеров.
 Восемь или девять знатных дам выбежали из замка, когда солдаты
Они ворвались внутрь, и с ними обошлись без особых церемоний, но, как пишет
Питерс, «не невежливо, учитывая обстоятельства».
Разрушив Бейсинг, Кромвель затем вызвал в Лэнгфорд-Хаус, недалеко от
Солсбери, а оттуда его срочно вызвали на запад, где
Фэрфакс и его армия отбросили Горинга, Хоптона, Эстли и других, разбив их при Лэнгпорте, Торрингтоне и в других местах, взяв штурмом Бриджуотер и вынудив их отступить в Корнуолл, где они оставались до тех пор, пока весной 1646 года не разгромили их окончательно.

 Карл находился в Оксфорде, и его совет, видя, что его армия
была уничтожена, за исключением той части, которая была заперта победоносными генералами на Западе и с каждым днём становилась всё меньше.
Они настоятельно советовали ему вести переговоры с парламентом, так как это был его единственный шанс.
Они говорили, что у них нет средств даже на пропитание, кроме того, что они отбирают у окрестных жителей, что раздражало людей и заставляло их готовиться к восстанию против них. В его пользу всё же складывались некоторые обстоятельства, а именно зависть и разногласия среди его врагов. Парламент и страна были разделены на две части
Фракции пресвитерианцев и индепендентов. Пресвитерианцы были
самой многочисленной группой, и их ревностно поддерживали шотландцы,
которые почти все придерживались этих убеждений и хотели, чтобы их
форма религии распространилась по всей стране. Они были такими же
нетерпимыми, как и католики, и не желали ничего слышать, кроме полного
преобладания своей веры и обычаев. Но независимые, которые
требовали и предлагали свободу совести и протестовали против любой
правящей церкви, обладали поддержкой почти всех интеллектуалов в парламенте.
и военачальники во главе армии. Кромвель в своём письме с поля битвы при Нейзби призывал к терпимости в вопросах совести, и Фэрфакс
выступал с той же доктриной во всех своих донесениях с Запада.
Кроме того, росла зависть к армиям шотландцев, которые захватили большую часть гарнизонов на севере Англии и в Ирландии. Эти разногласия дали Карлу возможность заключить сделку с одной из сторон за счёт другой, и он, как обычно, сделал предложение всем. Шотландцам он предложил полную амнистию.
он обещал им исполнение их желаний и большие преимущества от влияния, которое даст им союз с ним. Независимым он предложил полную терпимость к религиозным взглядам и все привилегии, связанные с высоким положением в государстве и армии. Королева особенно настаивала на том, чтобы он пообещал пресвитерианам главенство их церкви и аналогичные преимущества. С католиками Ирландии он заключил такой же договор.
но пока в Ирландии шли его тайные переговоры, шотландцы
пытались завершить свои, обратившись к королеве с просьбой
Париж. Произошли три важных события, и все они были выгодны Карлу.
 Умерли и король Людовик XIII, и Ришелье. Ришелье так и не простил Карлу его попыток взять Ла-Рошель и его стремления сделать гугенотов независимой силой во Франции, а также его действий во Фландрии, направленных против его планов. Мазарини, который теперь стал министром Людовика XIV, не испытывал особой неприязни к Карлу.
Карл, хотя и проявлял осторожность в принятии прямых мер против английского парламента, не выступал против каких-либо попыток примирения
между королём и его подданными. Шотландцы всегда считали
Ришелье своим союзником, и теперь они обратились к его преемнику с просьбой помочь им в решении вопроса с Карлом. В результате этого
Монтрея отправили в Лондон, где он встретился с шотландскими
комиссарами, а затем передал Карлу их предложения. Но король, пообещавший им все уступки, совместимые с его честью,
обнаружил, что первое же предложение заключалось в том, чтобы навсегда упразднить епископат не только в Шотландии, но и в Англии, и ввести пресвитерианство
создал Основанную Церковь. Он предполагал, что они будут
удовлетворены верховенством своей веры в своей собственной стране, и
он сразу же отклонил это требование. Напрасно Монтрей указывал
ему, что шотландцы и пресвитериане Англии были согласны
по этому вопросу, и что, следовательно, любая договоренность с
последняя сторона неизбежно должна исходить из того же принципа. Чарльз заявил
что вместо того, чтобы соглашаться на какие-либо подобные условия, он согласится с
Независимыми. Монтрей ответил, что шотландцы хотели лишь заставить его
король, сначала удовлетворив их собственные религиозные потребности; но
индепенденты, он был уверен, замышляли не что иное, как
свержение его с престола. Он сообщил ему, что королева дала
сэру Роберту Мюррею письменное обещание, что король уступит
требованию шотландцев, и это обещание теперь находится в руках
шотландских уполномоченных; более того, это было искренним
желанием королевы, королевы-регента Франции и Мазарини.

Однако ничто не могло поколебать решимость Чарльза в этом вопросе, и
Поэтому он обратился напрямую в парламент с просьбой о переговорах.
 Они приняли его предложение холодно, почти пренебрежительно.
 Он попросил выдать его уполномоченным паспорта или охранную грамоту для него самого, чтобы они могли вести переговоры лично, но получил резкий отказ на том основании, что ему нельзя доверять, поскольку во всех подобных случаях он использовал предоставленные ему возможности, чтобы попытаться подорвать доверие уполномоченных. Однако, чтобы не выглядеть так, будто они
отказываются от договора, они отправили ему новые предложения, но их было так много
Они были более строгими, чем те, что были в Аксбридже, и было ясно, что они скорее затягивают процесс, чем лечат. После битвы при Нейзби и падения Бристоля положение короля сильно изменилось.
И было очевидно, что в интересах парламента было позволить Фэрфаксу и Кромвелю добить остатки его армии на западе, после чего им не оставалось бы ничего, кроме как запереть короля в Оксфорде и заставить его подчиниться. Монтрей, увидев это, снова
призвал его договориться с шотландцами, и тот не стал медлить
быть потерянным. Но ничто не могло заставить его согласиться с их требованием
всеобщего пресвитерианства, и он снова, 26 января
1646 года, потребовал личной встречи с парламентом в Вестминстере.
Его требование, однако, привело к крайне неприятному кризису, поскольку
только что было сделано открытие о его переговорах с ирландскими католиками
: вся переписка находилась в руках Палаты общин, и
весь Дом пребывал в самом бурном негодовании. Письмо короля было отброшено в сторону и осталось без внимания.

17 октября 1645 года титулярный архиепископ Туамский был убит в
перестрелке между двумя отрядами шотландцев и ирландцев близ Слайго.
В его карете были обнаружены копии весьма необычных переговоров,
которые долгое время велись в Ирландии между Карлом I и католиками
о восстановлении папского господства в этой стране при условии,
что они отправят армию, чтобы подавить восстание парламента в
Англии.

Мы уже говорили о конфедерации ирландских католиков, которые
содержали армию для собственной защиты и имели совет в
Килкенни. Карл поручил маркизу Ормонду, лорду-наместнику Ирландии, заключить мир с этими конфедератами:
 некоторое время назад он добился прекращения военных действий, но они не соглашались ни на постоянный мир, ни на предоставление королю войск, пока не получат юридических гарантий для утверждения своей религии. Лорд Ормонд в своих стараниях не удовлетворил короля.
Или, скорее, его положение не позволяло ему публично согласиться на такой договор, поскольку это возмутило бы всех протестантов и шотландцев
и английский парламент выступили против него. Поэтому Карл, который всегда был готов прибегнуть к закулисным интригам, чтобы добиться своего, и разорвать сделку, когда ему это было удобно, отправил лорда Герберта, сына маркиза Вустера, которого он теперь сделал графом Гламорганом, чтобы тот уладил это непростое дело.

[Иллюстрация: замок Раглан.]

 Гламорган был столь же предан своему королю, сколь и в своих спекуляциях.
Он и его отец потратили двести тысяч фунтов на дело короля.
Теперь он участвовал в предприятии, где рисковал
всё ради Чарльза — имя, честь и жизнь. Ему был выдан ордер,
который давал ему право удовлетворить требования католиков в отношении их религии и обязать их прислать более десяти тысяч человек.
После многих трудностей он добрался до Дублина, сообщил Ормонду о плане, встретился с католическими депутатами в Дублине, а затем поспешил в Килкенни, чтобы договориться с тамошним советом. Но в это время о заговоре стало известно благодаря изъятию документов архиепископа Туамского.
 Парламент пришёл в ярость;
Маркиз Ормонд, чтобы продемонстрировать свою лояльность, схватил Гламоргана и посадил его в тюрьму.
Король отправил письмо в обе палаты парламента, в котором полностью отрицал причастность Гламоргана и называл ордер, выданный от его имени, подделкой. Всё это было заранее согласовано между королём и Гламорганом на случай, если произойдёт какое-либо разоблачение.
При обыске у Гламоргана был найден ордер, не скреплённый печатью, как обычно, а также другие неофициальные документы, чтобы король мог таким образом опровергнуть их.
Но в том, что Ормонд и совет Килкенни видели настоящий и официальный ордер, нет никаких сомнений. Король во втором письме к обеим палатам подтвердил, что не имеет никакого отношения к этому делу, и заверил их, что приказал Тайному совету в Дублине принять меры против Гламоргана за его самонадеянность. Расследование вёл лорд Дигби, который изобразил притворное возмущение поведением Гламоргана, обвинив его в государственной измене. Неприязнь, с которой было выдвинуто это обвинение, заставила многих поверить в то, что Дигби действительно был
Он был в ярости, потому что его не посвятили в тайну поручения Гламоргана. И его письмо королю на эту тему, которое Кларендон счёл грубым и недостойным мужчины, казалось бы, подтверждало это.
Однако Гламорган, со своей стороны, отнесся ко всему этому очень легкомысленно.
Он без возражений и признаков недовольства принял отказ короля от своих притязаний и предъявил копию своего тайного договора с католиками, в который он включил статью под названием _defeasance_, согласно которой король не был связан договором до тех пор, пока не пожелает.
Он видел, что католики сделали для него, и понимал, что католики должны были хранить этот пункт в тайне до тех пор, пока король не сделает всё, что в его силах, чтобы обеспечить их притязания.


Наверняка такая система королевских и политических махинаций никогда раньше не применялась. Ормонд, увидев, что дело проиграно, заявил, что
это вполне удовлетворительный исход, который ни к чему не обязывает короля. На самом деле ему
пришлось пойти на это, чтобы не встревожить католиков и не потерять их армию для короля. Протестанты, увидев притворное рвение в преследовании Гламоргана, значительно успокоились. Гламорган был
Поэтому он освободился и поспешил обратно в Килкенни, чтобы настоять на отправке войск. Но недавние разоблачения не прошли бесследно.
Одна часть совета настаивала на полном исполнении королевского указа, на открытом признании католицизма официальной религией, а папский нунций Ранчини, недавно прибывший в страну, настоятельно призывал их поддержать это требование. Но другая часть совета была более сговорчивой, и с их помощью Гламорган набрал пять тысяч человек, с которыми он отправился в Уотерфорд, чтобы ускорить их
Отряд отправился на помощь Честеру, где лорд Байрон оказался в безвыходном положении из-за парламентариев. Однако там он получил известие о том, что Честер пал и в Гламоргане не осталось ни одного порта, где его войска могли бы высадиться. Поэтому он распустил их.

 Несмотря на неудачу своих попыток, несчастный монарх всё ещё пытался договориться об условиях сначала с одной стороной, а затем с другой или со всеми сразу. Парламент с презрением отнёсся к двум его предложениям о переговорах. Они даже не
соизволил ответить. Но обстоятельства сложились так, что он
смирился с оскорблениями, которые ещё недавно сочли бы невероятными.
29 января 1646 года он сделал второе предложение; он повторил его 23 марта.
Он предложил распустить свои войска, вывести гарнизоны — у него их было всего пять: Пенденнис в Корнуолле,
Вустер, Ньюарк, Рэглан и Оксфорд — и поселиться в Вестминстере, рядом с парламентом, при условии, что ему и его последователям будет позволено жить в чести и безопасности, а его
Сторонники короля должны были сохранить свою собственность. Но парламент теперь полностью контролировал ситуацию и дал это понять несчастному королю.
 Вместо ответа они издали приказ, согласно которому, если он окажется в пределах их досягаемости, его следует препроводить в Сент-Джеймсский дворец, его сторонников — заключить в тюрьму, а к нему не должен быть допущен никто. В то же время
они приказали всем католикам и всем, кто сражался за короля,
покинуть страну в течение шести дней, иначе с ними будут обращаться как со шпионами и применять к ним военное положение.


Но, несмотря на столь позорное поражение от парламента, Монтрей был
всё ещё ведёт переговоры от его имени с шотландцами. Он получил
от французского двора должность агента в Шотландии и с некоторыми
трудностями добился от парламента разрешения навестить короля в
Оксфорде с письмами от короля Франции и королевы-регентши, прежде
чем отправиться на север. Там он убеждал Карла согласиться с
шотландцами в религиозном вопросе; и в конце концов было решено,
что Карлу придётся пробиться через парламентскую армию, осаждающую
Оксфорд, и что
Шотландцы в Ньюарке должны были отправить триста всадников, чтобы встретить его и сопроводить к их армии. Монтрей передал Карлу обязательство
шотландских уполномоченных по обеспечению личной безопасности короля, его
совести и чести, а также безопасности и религиозной свободы его последователей. Это также было гарантировано королём и королевой-регентшей Франции от имени шотландцев, которые обратились к ним за помощью. Карл написал Ормонду в Ирландию, сообщив, что получил гарантии.
3 апреля 1646 года Монтрей выступил в поход на север.

[Иллюстрация: АНГЛИЯ во время ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ 1642–1649 гг.

_Artiste Illustrators. Ltd. 84_]

 Монтрей вез с собой приказ короля лорду Белласису сдать Ньюарк в руки шотландцев, но по прибытии в
Саутвелл, находившийся в лагере шотландцев, был поражён, узнав, что
военачальники армии заявили о своём незнании условий, согласованных с
шотландскими уполномоченными в Лондоне. Поэтому они не брали на себя
ответственность за встречу и сопровождение короля, что, по их словам,
было бы нарушением торжественной лиги и договора между
обеим сторонам — до тех пор, пока они не проконсультируются со своими уполномоченными и не прояснят все детали. Гарантия, о которой Карл упомянул в письме Ормонду,
если это правда, исходила только от уполномоченных; и, должно быть, имело место грубое пренебрежение, раз об этом не сообщили офицерам. Монтрейль был сильно обескуражен этим открытием, сжег приказ о сдаче Ньюарка и написал Карлу, чтобы сообщить ему о неудачной встрече с шотландцами. Сомнительно, что
Чарльз так и не получил это письмо. Во всяком случае, он был нетерпелив
Результаты не заставили себя ждать: парламентская армия быстро окружила Оксфорд.
Он ухватился за другой шанс. Капитан Фосетт, губернатор Вудстока,
прислал ему сообщение о том, что гарнизон находится на грани капитуляции, и спросил, может ли он рассчитывать на помощь или ему следует сдаться на самых выгодных условиях. Карл немедленно обратился к
полковнику Рейнсборо, главному офицеру, руководившему осадой Оксфорда,
с просьбой выдать паспорта графу Саутгемптону и Линдсею, сэру Уильяму
Флитвуд и мистер Эшбернэм должны были договориться с ним о о капитуляции
Вудстока; но главное — предложить королю приехать к ним на определённых условиях. Рейнсборо и другие офицеры
были очень довольны, но сказали, что не могут решить столь важный вопрос без согласования с вышестоящими офицерами. Но если предложение будет принято, они на следующий день отправят пропуск, чтобы король мог приехать и завершить переговоры. Если пропуск не придёт, следует понимать, что предложение не было принято. Прохода не было, и король оказался в затруднительном положении, поскольку армии парламента были
Он подходил всё ближе и ближе. Затем он обратился к Айртону, который находился в Вудстоке, но тот не ответил ему; он обратился к Вейну, но тот перенаправил его в парламент; и таким образом униженный король столкнулся с самым оскорбительным презрением. Считалось, что парламент намеревался держать Карла там до прибытия Фэрфакса и Кромвеля, которые сейчас продвигались с запада, чтобы захватить его и отдать в их руки.

В конце концов Монтрей сообщил Карлу, что представители армии встретились с комиссарами в Руайоне и договорились о встрече
король. Существуют противоречивые сведения о событиях того периода. Кларендон и Эшбернэм, оба оставившие свои воспоминания, значительно расходятся в описаниях. Эшбернэм, королевский камердинер, говорит, что
было отправлено сообщение о том, что Дэвид Лесли встретит его величество в Гейнсборо с двумя тысячами всадников, но Монтрейл ответил, что шотландцы
отправят сильный отряд в Бертон-он-Трент, дальше которого они не смогут пройти с такими силами, но отправят несколько отставших всадников в Харборо, и если король сообщит им, в какой день он будет там, то
они его не подведут. Что касается предложения, которое Карл сделал этим шотландским ковенантерам, — объединиться с
Монтрозом, человеком, которого они ненавидели до смертельной тоски за его зверства и убийства их сторонников, — они отнеслись к нему с презрением.
Монтрейль пишет: «Что касается пресвитерианского правительства, они хотят, чтобы его величество заключил с ними соглашение, как только сможет. Вот как здесь отзываются о помолвке короля, моего господина, и об обещаниях, которые я получил от их стороны в Лондоне.
Он добавляет, что если бы всё было лучше
Условия можно было бы получить из любого другого источника, но об этом не стоит и думать. Монтрей писал ещё дважды, последний раз 20 апреля, и его мнение о шотландцах не изменилось. Он сообщил, что они не примут никого из сторонников его величества, кроме двух его племянников, Руперта и Мориса, и тех слуг, которые не были помилованы. И что тогда они не смогут отказаться выдать их парламенту, но найдут способ позволить им сбежать.

Для короля не могло быть более мрачной перспективы, чем та, что ждала его в этом квартале. Похоже, он ещё не согласился
ультиматум шотландцев — признание верховенства пресвитерианской церкви — был принят, и, следовательно, между ними не было заключено никакого реального договора. Но все остальные перспективы были закрыты; Карлу пришлось выбирать между шотландцами и парламентом, который хранил презрительное и зловещее молчание. Фэрфакс и Кромвель находились в дне пути от города, и Карл сделал выбор в пользу шотландцев. И всё же он был так нерешителен
даже в момент побега из города, что не стал безоговорочно обещать шотландцам свою поддержку, объявив им о своём
Его отъезд и направление, в котором он двигался. Действительно, удивительно,
что он не подумал об этом ни раньше, ни даже сейчас.
Он мог бы сбежать в Ирландию и там объединиться с конфедератами,
мог бы добраться до континента и ждать перемен к лучшему. Но он
вёл себя как обречённый смертный, который не может избежать своей участи.

Около двух часов ночи 27 апреля Чарльз выехал из Оксфорда, переодевшись слугой Эшбернэма. Эшбернэм коротко подстриг его.
Он последовал за этим джентльменом и Хадсоном.
капеллан, который хорошо знал местность и был их проводником. Они
незаметно проехали по мосту Магдалины, и у Чарльза, как у конюха,
плащ был подпоясан на талии. Чтобы не привлекать особого внимания
или не вызывать подозрений, несколько других всадников выехали
в то же время в разных направлениях. Чарльз и его мнимые хозяева
без подозрений проехали через позиции парламентской армии и добрались
до Хенли-на-Темзе. Но теперь, когда он был в относительной безопасности, он казался ещё более нерешительным, чем когда-либо. Он не пытался связаться с шотландцами
чтобы встретиться с ним; но, по словам Кларендона, он не был уверен, стоит ли ему идти к шотландской армии или тайно пробраться в Лондон и скрываться там, пока он не решит, что будет лучше. Кларендон заявляет, что он по-прежнему так хорошо относился к лондонскому Сити, что не отказался бы оказаться там. Но, конечно, Сити никогда не был настроен к нему более благосклонно, чем Парламент; а теперь, когда Парламент был у власти, маловероятно, что он стал бы бороться с ним за защиту или права короля.  Карл всё ещё доверял
что он может услышать о том, что Монтроз предпринял новые действия в его поддержку,
и в таком случае он попытается встретиться с ним; и он ещё долго
не оставлял надежды услышать что-нибудь из Ирландии в свою пользу.
Поэтому из Хенли он направился в Слау, оттуда в Аксбридж, Хиллингдон, Брентфорд, так что он почти добрался до Лондона, а затем снова в Харроу. Его неуверенность росла с каждым днём. Он
направился в сторону Сент-Олбанса и недалеко от этого города был встревожен
звуком копыт позади них. Это был всего лишь пьяный человек; но
Чтобы избежать опасности, они держались подальше от Сент-Олбанса и продолжали путь по просёлочным дорогам до Харборо, где он был 28-го числа. Через два дня он добрался до Даунхэма в Норфолке и некоторое время искал судно, которое могло бы доставить его в Ньюкасл или Шотландию. Похоже, в Харборо он ожидал какого-то сообщения от шотландцев или из Монтрея, но, поскольку ничего не было, он отправил Хадсона в Монтрей из Саутвелла. Перспективы побега по морю не было — побережье строго охранялось парламентскими судами.
Карл решил
перейти на сторону шотландцев, когда Хадсон вернётся с посланием от Монтрея
что они по-прежнему заявляют, что примут короля на его
личной чести; что они не будут принуждать его делать что-либо
противоречащее его совести; что Эшбернхем и Хадсон будут
защищены; что если парламент откажется восстановить его в
правах и привилегиях по посланию короля, они выступят на его
стороне и возьмут под свою защиту всех его друзей; и что если
парламент согласится восстановить короля, то не более четырёх его
друзей должны быть
наказан, и то лишь изгнанием. Всё это Монтрей, по
собственному рассказу Хадсона, впоследствии переданному в парламент, заверил Чарльза в письменной форме,
но добавил, что шотландцы дадут ему это только на словах, а не в письменном виде.


В лучшем случае это было подозрительно, но куда королю было податься? Парламент, который в тот момент надеялся безоговорочно сделать его своим пленником,
относился к нему с самым презрительным молчанием.
Фэйрфакс окружил Оксфорд войсками через пять дней после отъезда короля, не зная, что тот сбежал.
в полной надежде заполучить его. Девять дней Карл скитался, и никто не знал, где он.
Кларендон пишет, что за это время он побывал в домах разных джентльменов, где «его знали, но не обращали на него внимания».

5 мая, получив донесение от Хадсона, он решил отправиться к шотландцам.
Соответственно, рано утром того же дня он въехал в Саутвелл,
к дому Монтрея, и объявил о своём намерении. О том, как его
там приняли, Эшбернхем и Кларендон рассказывают совершенно
противоречивые вещи. Эшбернхем говорит, что некоторые из
Шотландские уполномоченные прибыли в резиденцию Монтрея, чтобы принять его, и сопроводили его с конным отрядом в штаб-квартиру шотландской армии в Келхэме, куда они отправились после обеда и где их хорошо приняли. Многие лорды сразу же явились, чтобы засвидетельствовать своё почтение, и выразили радость по поводу того, что его величество оказал их армии такую честь, что счёл её достойной своего присутствия после столь долгой борьбы. Кларендон, с другой стороны, заявляет, что «очень рано утром он отправился к генералу и представился ему, который либо был, либо
Казалось, что он был крайне удивлён и смущён присутствием его величества и не знал, что сказать, но вскоре сообщил об этом комитету, который был не менее озадачен.
Однако оба они сходятся во мнении, что шотландцы вскоре убедили Карла в том, что, по их мнению, он безоговорочно сдался им в руки, что он не выполнил их условия и что на самом деле между ними не было никакого договора. И, судя по всему, так оно и было. Карл доверился заверениям Монтрея и
на самом деле не имел никаких письменных подтверждений каких-либо обязательств со стороны
Шотландцев не было, и их никогда не производили. Некоторые лорды, как пишет Эшбернэм,
хотели знать, как им лучше всего выразить свою благодарность его
величеству за оказанное им доверие. Он ответил, что единственный
способ — выполнить условия, на которых он к ним пришёл. При слове «условия» лорд Лотиан
выразил большое удивление и заявил, что не знает ни об каких
заключённых условиях и не верит, что кто-либо из уполномоченных, находящихся при армии, знает о них. Тогда Карл попросил Монтрея представить
Краткое изложение условий, согласованных с уполномоченными в Лондоне и одобренных королём Франции. Однако следует иметь в виду, что с тех пор армейские уполномоченные встречались с уполномоченными из Лондона в Ройстоне и согласовали условия, которые будут предложены королю. Поэтому, когда Эшбернхем утверждает, что многие из
Военные комиссары по-прежнему заявляли, что ничего не знают об этих условиях.
Это может означать только то, что такие условия не были согласованы с королём ни там, ни где-либо ещё, поскольку Карл никогда
согласились принять их. Поэтому, когда Карл спросил их, что они имели в виду, приглашая его к себе, и почему они сообщили, что все разногласия улажены и что Дэвид Лесли должен встретить его с конным эскортом, они ответили, что это было сделано в расчёте на то, что его величество примет их условия, от которых они никогда не отказывались, и что теперь они думают, что, приехав к ним, он имел в виду принять главное условие — принятие Ковенанта.

[Иллюстрация: Побег Чарльза из Оксфорда. (_См. стр._ 51.)]

Чарльз, должно быть, прекрасно понимал, что всё это правда, но он был человеком, который постоянно играл по-крупному и не соблюдал никаких правил, так что договориться с ним было невозможно. Как раз в то время, когда он собирался покинуть Оксфорд, в его голове было столько споров и уклонений, что он написал лорду Дигби о своём намерении отправиться в
Лондон, если бы он мог, «не», — говорит он, — «без надежды на то, что я смогу привлечь на свою сторону либо пресвитерианцев, либо индепендентов, чтобы они истребили друг друга, и тогда я действительно снова стану королём».
Это доказывает, что, отправляясь из Оксфорда, он не связывал себя никакими обязательствами перед шотландцами и вообще не собирался к ним идти, если бы ему удалось уговорить пресвитерианцев или индепендентов принять его сторону и «искоренить друг друга».
Такой человек был скользким, как угорь. Теперь он торжественно настаивал на существовании тех самых условий, которых намеренно избегал.
Шотландцы придерживались предложенных ими условий и убеждали его принять Ковенант, со слезами на глазах умоляя его встать на колени и принять его или одобрить пресвитерианское богослужение, если он не может его принять.
и поклялись при этих условиях сражаться за него до последнего человека. Но Карл так не поступил. Он по-прежнему был полон убеждённости в божественности королевской власти, несмотря на то, что был побеждён и добровольно сдался своим врагам. Поэтому он взял на себя обязательство передать
слова короля страже, поскольку был главным лицом в армии;
но старый Левен быстро раскусил его, сказав: «Я старший по званию;
ваше величество, вам лучше поручить это мне».
Теперь нужно было сообщить парламенту о том, что король
вошёл в их лагерь — эта новость произвела фурор. Фэрфакс уже сообщил парламенту, что король бежал из Оксфорда и, предположительно, направился в сторону
Лондона, после чего обе палаты издали прокламацию, запрещающую
кому бы то ни было укрывать или прятать его под страхом государственной измены, конфискации всего имущества и смертной казни без помилования. Всем папистам и другим недовольным было приказано покинуть Лондон до 12-го числа, так как предполагалось, что король может находиться в Лондоне.
мая на расстоянии двадцати пяти миль от метрополии, оставив,
перед отъездом, объявление в Голдсмитс-холле о местах, в которые
они намеревались удалиться. Когда пришло письмо из шотландского
Комиссаров, парламент был полон ревности и тревоги.
Долгое время существовало ощущение, что шотландцы, поддерживаемые
пресвитерианами, взяли на себя чрезмерную власть; и теперь слышать, что
король в их руках, было крайне неловко. Они немедленно
сообщили шотландцам, что с его величеством нужно поступить соответствующим образом
по воле обеих палат парламента, и что в настоящее время
он должен быть отправлен в Уорикский замок; что сержанту по оружию или его заместителю следует послать за Эшбернхэмом и Хадсоном,
приближёнными короля, чтобы с ними разобрались как с нарушителями; и что необходимо составить отчёт о том, как король попал в шотландский лагерь,
и незамедлительно отправить его в обе палаты. Чтобы обеспечить выполнение этих приказов, они
приказали Пойнцу наблюдать за шотландской армией с пятью тысячами человек, а
сэру Томасу Фэйрфаксу — готовиться следовать за ним.

Шотландцы не были готовы вступить в гражданскую войну с Англией
за восстановление на престоле короля, который не соглашался даже на их
предложения; но они слишком хорошо знали, какой властью они обладают, пока он в их руках, чтобы позволить парламенту лишить их преимущества, пока они не добьются от них своих условий.
 Поэтому они немедленно обратились к парламенту с письмом, в котором выразили своё удивление тем, что король явился к ним, и торжественно, но лживо заявили, что никакого договора или капитуляции не было. Возможно, они сдержали своё слово, не имея в виду заключение договора
заключен. Они заверили два дома, которые они будут делать все
можно поддерживать правильное понимание между двумя царствами,
и поэтому запросил их советам, так как они также послали просить
комитета усадеб в Шотландии, как к лучшей меры
должны быть приняты для удовлетворительного разрешения дел
королевство. Чарльз также направил письмо в парламент, повторив свои предложения о
примирении и попросив обе палаты направить ему
предложения о мире. Чтобы продемонстрировать свою искренность, он приказал своим офицерам
чтобы сдать крепости, которые всё ещё находились в их руках, Комитету обоих королевств для английского парламента. Он предложил сдать их шотландцам, но они отказались, зная, что это втянет их в конфликт с парламентом. Эта капитуляция со стороны короля 10 июня положила конец войне. Последним, кто снял королевский штандарт, был старый маркиз Вустер, отец
Гламоргана, владелец замка Раглан, который, несмотря на свои восемьдесят лет, был вынужден парламентом отправиться из Раглана в Лондон.
где он тут же скончался. Вустер отказался сдать Рэглан,
так как это был его собственный дом. Он не сдавал его до 19 августа.
Оксфорд был сдан 24 июня. Руперту и Морису разрешили отступить на континент.
Герцога Йоркского, второго сына Карла, отправили в Лондон под опеку парламента и передали под попечение графа Нортумберленда.

Ситуация была такова, что и Карл, и шотландцы стремились держаться на расстоянии от Фэрфакса и его армии до тех пор, пока не будут достигнуты условия
Когда всё уладилось, шотландцы быстро отступили в Ньюкасл, забрав с собой короля.


Переговоры между шотландцами и английским парламентом велись с большой дипломатичностью с обеих сторон и завершились только 16 января 1647 года.
Вскоре после того, как шотландцы покинули Ньюарк, они предложили встретиться с парламентскими уполномоченными, чтобы объяснить причины своего отступления на север, а также то, почему они не сдались
Эшбернхем и Хадсон; но встреча так и не состоялась, и вскоре после этого Эшбернхем сбежал и добрался до Франции, к королеве.
Чарльз сказал, что он тоже мог бы сбежать, если бы захотел;
но Хадсона, который пытался это сделать, остановили.

Чарльз не преминул воспользоваться блестящими обещаниями, чтобы
заручиться поддержкой Дэвида Лесли и других шотландских офицеров, если они встанут на его сторону и объединятся с Монтрозом для его восстановления в должности. Он
предложил сделать Дэвида графом Оркнейским, но Комитет сословий
отправил графов Аргайла и Лаудона, а также лорда Ланарка в Ньюкасл, чтобы
проследить за порядком в лагере. Они прямо сказали Карлу, что он
должен принять Ковенант и приказать Монтрозу распустить его
Он должен был собрать силы в Хайленде, если хотел, чтобы они сделали для него что-то важное.
 Карл согласился отдать приказ о роспуске сторонников Монтроза и его возвращении во Францию, но не смог заставить себя принять Ковенант. На самом деле в тот же день, когда он отдал приказ о сдаче оставшихся крепостей, он отправил письмо в английский парламент, в котором сообщил, что находится на свободе и готов заключить с ними мир, а также предложил оставить вопрос о религии на усмотрение Вестминстерского ассамблеи богословов.
передать ополчение в их руки, как было предложено в Аксбридже, на семь лет, и, короче говоря, сделать всё, что в его силах, чтобы урегулировать ситуацию в королевстве без дальнейшего кровопролития. Парламент, однако, знал, что он не в том положении, чтобы воевать с ними, и слишком хорошо понимал свою силу, чтобы обращать внимание на подобные предложения, тем более что они считали его условия слишком высокими.

 В это самое время Карл активно и тайно пытался получить армию из Ирландии и Франции. Гламорган и папский нунций были заняты в Ирландии; королева была так же занята во Франции; Мазарини снова
Он пообещал ей десять тысяч человек и подстрекал лорда Джермина захватить Джерси и Гернси. Король, хотя и приказал Монтрозу распустить свои войска и покинуть Шотландию, просил его быть готовым снова поднять королевский штандарт в Хайленде вместе с французами и ирландцами. Однако все эти безумные планы провалились, когда граф Ормонд заключил мир с парламентом при условии, что ему вернут его владения. Он сдал Дублинский замок и крепости парламенту, перебрался в Англию, и все надежды на помощь со стороны Ирландии рухнули.

Пока эти политические планы обсуждались, Карл был глубоко погружён в решение религиозной проблемы, связанной с отказом от епископата и принятием господства пресвитерианства. Он посоветовался с Джаксоном, бывшим епископом Лондона, и разрешил ему проконсультироваться с доктором.
 Шелдоном и покойным епископом Солсбери, чтобы узнать, может ли он принять
Пресвитерианство как навязанная человеку религия, а значит, и не являющаяся его настоящей религией.
В то же время он спорил с Александром  Хендерсоном о библейском основании епископата или пресвитерианства.
Во время этого спора, в котором каждый из участников подкреплял свою точку зрения
отрывками из Священного Писания, но так и не приблизился к истине, как это всегда бывает у таких спорщиков,
шотландский богослов заболел и умер, а роялисты заявили, что король настолько сильно его унизил, что он умер от
стыда.

23 июля английский парламент наконец выступил с предложениями о мире, направив графов Пембрука, Денби и Монтегю, а также шестерых членов палаты общин в Ньюкасл для переговоров с ним. Условия были не такими благоприятными, как те, что предлагались в Аксбридже, но всё же...
Действительно, сейчас всё совсем по-другому; но главное — это отказ от епископата. Они должны были получить ответ или вернуться через десять дней; но король не хотел обсуждать вопрос о церкви.
 Присутствовали шотландские уполномоченные, которые горячо убеждали короля согласиться на эти условия и таким образом восстановить мир. Графы Лаудон и Аргайл умоляли его об этом на коленях. Затем Лаудон, канцлер Шотландии, сказал ему,
что последствия его ответа на эти предложения будут настолько серьёзными, что от них будет зависеть судьба его короны
и королевств; что парламент после многих кровопролитных сражений
получил в свои руки цитадели и форты королевства; что
у них были его доходы, акцизы, отчисления, секвестры и власть
собрать всех людей и деньги в королевстве; что они одержали
победу над всеми, и что у них была сильная армия для ее поддержания, так что
что они могли делать с Церковью или государством все, что пожелают; что они
не желали, чтобы ни он, ни кто-либо из его расы дольше правил ими,
и направили эти предложения его величеству, без согласия
из-за чего королевство и его народ окажутся в опасности; что, если он откажется дать согласие, он потеряет всех своих друзей в парламенте,
потеряет город и потеряет страну; и что вся Англия объединится
против него, как один человек, чтобы осудить и свергнуть его и
установить другое правительство; и что оба королевства в целях
безопасности будут вынуждены согласиться на урегулирование
вопросов религии и мира без него, к погибели его величества и
потомков»; и в заключение он сказал: «что, если он уйдёт
В Англии ему не позволили бы править в Шотландии».
следует признать, что это были простые и честные, а значит, верные и патриотичные высказывания. Генеральная ассамблея Шотландской церкви уже пришла к такому выводу; но для короля всё было потеряно.

 Теперь, когда парламент доказал, что все переговоры бесполезны, их  уполномоченные вернулись и сообщили, что не смогли получить от короля никакого ответа, кроме того, что он готов приехать в Лондон и вести переговоры лично. Один пресвитерианин, услышав этот доклад, воскликнул:
«Что же с нами будет теперь, когда король отверг наши предложения?»
«Нет, — ответил независимый член парламента, — что было бы
что стало бы с нами, если бы он их принял?» И действительно, трудно представить, в каком положении оказалось бы королевство, если бы человек с таким неисправимым характером, как у Карла, снова пришёл к власти.
Парламент выразил благодарность шотландским уполномоченным за их
решительное сотрудничество в попытках урегулировать отношения с
королём — это был серьёзный удар по Карлу, который до сих пор цеплялся за
надежду извлечь выгоду из разногласий, которые в течение многих месяцев
преобладали между парламентом и шотландской армией.

12 августа шотландские уполномоченные представили документ
Палата лордов заявляет, что королевство Шотландия по приглашению обеих палат тщательно подготовилось и добросовестно оказало помощь королевству в достижении целей, изложенных в ковенанте.
Поскольку силы общего врага были разбиты и уничтожены по воле Божьей, они готовы сдать крепости, находящиеся в их руках, и вернуться в свою страну при условии разумной компенсации за их страдания и расходы.  Они искренне заявили, что многие подлые клеветники и отвратительные
На них были возведены клеветнические обвинения в печатных памфлетах и других источниках,
но они не позволили этим обвинениям отвратить их от той братской привязанности,
которая была необходима для достижения великой цели и которая, как они
верили, всё же будет достигнута, несмотря на прискорбный отказ короля
от их предложений. Более того, они требовали, чтобы с ними
проконсультировались по поводу мер, необходимых для достижения общей
цели — мира в королевстве. Палата общин назначила комитет для
урегулирования разногласий между ними. Шотландцы потребовали шестьсот тысяч фунтов в качестве
Он должен был выплатить задолженность, но согласился получить четыреста тысяч фунтов, половина из которых должна была быть выплачена до его отъезда из королевства.

 Едва было достигнуто это мирное соглашение, как две английские
палаты парламента приняли резолюцию о том, что право распоряжаться личностью короля принадлежит им. Это встревожило шотландцев, которые тут же выступили с протестом, заявив, что, поскольку Карл был королём не только Англии, но и Шотландии, обе нации имели равное право участвовать в обсуждении вопроса о том, как распорядиться его личностью. Это достаточный ответ на клевету
Роялисты так рьяно распространяли слухи о том, что шотландцы продали короля парламенту.
Напротив, они требовали денежную компенсацию за свои расходы и услуги, а личность или свобода короля вообще не упоминались в сделке.
На самом деле эта сделка была заключена за пять месяцев — то есть 5 сентября — до того, как они выдали короля, то есть 30 января 1647 года.
И в течение этих пяти месяцев они рьяно боролись за личную безопасность монарха.
на грани гражданской войны. Всё это время они в равной степени стремились убедить
Карла принять условия, которые устранили бы все трудности.
 С 21 сентября, когда английский парламент проголосовал за эту резолюцию,
до 13 октября велась ожесточённая борьба по этому вопросу и
проводились различные конференции. Шотландцы публиковали свои речи по этому поводу; англичане изымали их и сажали в тюрьму печатников;
Возникла неминуемая угроза гражданской войны, и 13 октября
Палата общин проголосовала за выплату жалованья армии в течение следующих шести месяцев, что привело к
несомненное доказательство их решимости в этом вопросе.

Чарльз с восторгом наблюдал за всем этим; и он написал своей жене
что он все же верит, что им придется восстановить его с честью.
Он считал одной или другой стороны было, чтобы урегулировать этот вопрос,
уступают все с ним, и с его дозволения поставить другой вниз. По некоторым
время общественный дух в Шотландии высказались в пользу его надежды. Этот вопрос
обсуждался там с такой же горячностью, как и в Англии. Его друзья
приложили все усилия, и в его пользу высказались национальные чувства,
10 декабря шотландский парламент под руководством Гамильтонов проголосовал за то, чтобы приложить все свои силы и влияние для сохранения монархической системы правления и титула короля на английскую корону, который, как теперь стало известно, стремились подорвать индепенденты. Это придало королевскому лагерю небывалую силу, но Комиссия Кирка тут же напомнила
Парламент узнал, что Карл упорно отказывался принять Ковенант и что даже в случае его свержения в Англии ему нельзя было позволить
войти в Шотландии; или если он даже войти в него, Его Королевское функции должны быть
приостановлено, пока он не принял Завет и дал свободу своим
религия. Это заставило парламент задуматься, и на следующий день
он отменил резолюцию.

[Иллюстрация: ГОСТИНАЯ И СПАЛЬНЯ КОРОЛЕВЫ ГЕНРИЕТТЫ, МЕРТОН
КОЛЛЕДЖ, ОКСФОРД.]

Это разрушило последние надежды короля, и теперь, когда было уже слишком поздно,
он начал всерьёз подумывать о бегстве на континент. Монтрей
написал французскому двору 21 января 1647 года — в тот самый день
что деньги были выплачены шотландцам и что перед их отъездом была выдана расписка
что Карл всё ещё продолжал мечтать о побеге,
хотя сам он считал это невозможным, если только шотландцы не предпочли бы увидеть его на свободе, а не в руках индепендентов. Король
обсудил с сэром Робертом и Уильямом Мюрреями план побега под прикрытием,
но оказалось, что это невозможно. Поэтому он снова обратился
к английскому парламенту с просьбой разрешить ему поехать в Лондон и провести
свободные дебаты с обеими палатами для урегулирования всех разногласий.
Сообщение осталось без внимания, но обе палаты продолжили дебаты о том, как поступить с королём. Палата лордов проголосовала за то, чтобы ему разрешили приехать в Ньюмаркет; палата общин — за то, чтобы он отправился в Холмби, в Нортгемптон, в один из своих домов, к которому он был очень привязан. После дальнейших дебатов палата лордов согласилась с этим решением.

Шотландцы, видя, что им придётся либо выдать Карла английскому парламенту, либо готовиться к борьбе за него, спросили себя:
что они выиграют от гражданской войны за короля, который не собирается переезжать
хоть на йоту приблизился к тому, чтобы исполнить их желания? Они предприняли ещё одну попытку убедить его принять Завет, но тщетно. В ответ на их
просьбу он произнёс зловещую фразу: «Многие придерживаются мнения, что обязательства, действия или обещания человека, находящегося под стражей, не имеют юридической силы и не влекут за собой никаких последствий. Я не буду сейчас спорить, правда это или нет, но я уверен, что, если я не буду свободен, я не смогу ответить на ваши или какие-либо другие предложения». И он спросил, будет ли он свободен, честен и в безопасности, если поедет в Шотландию.  Было ясно, что он имел в виду.
Он имел в виду, что если он подпишет Ковенант, то сможет разорвать его, когда придёт к власти. А поскольку шотландцы решили, что не впустят его в Шотландию, что наверняка приведёт к гражданской войне, и не могли быть уверены в том, что он выполнит свои обязательства, даже если его заставят их подписать, они ответили, что он должен немедленно принять их условия, иначе они передадут его на рассмотрение парламента. Два дня спустя (16 января 1647 года) парламент Шотландии удовлетворил требование
Английского парламента, что король должен быть выдан с обещанием
потребовать уважения к безопасности его личности в целях
защиты истинной религии и свобод двух королевств,
в соответствии с Торжественной Лигой и Заветом. Большего требовали
Шотландцы, а именно, чтобы не было никаких препятствий законному
наследованию престола его детьми и никаких изменений в существующем
правительстве королевства. С этим лорды полностью согласились, но Палата общин
не обратила на это внимания.

5 января двести тысяч фунтов, привлеченных к
Деньги, которые должны были быть выплачены шотландцам перед их отъездом из Англии, прибыли в Ньюкасл на тридцати шести повозках под усиленной охраной. После надлежащего пересчёта 21-го числа в Норталлертоне была подписана квитанция, а 30-го числа Карл был передан на попечение английским уполномоченным, состоявшим из трёх лордов и шести простолюдинов, во главе с графом Пембруком. Он заявил, что доволен этим изменением, поскольку оно приблизит его к парламенту. Шотландцы, завершив свои дела в Англии,
покинули Ньюкасл и отправились в свою страну.

Во всех этих сделках мы тщетно пытались найти хоть какое-то основание для распространённой клеветы на шотландцев, что они купили и продали короля.  Напротив, мы показали, что все договоры, касающиеся их компенсаций и вознаграждений, были заключены за пять месяцев до передачи короля, и что они сделали всё, что было в их силах, чтобы убедить его принять их Ковенант, а вместе с ним и обещание защищать его до последней капли крови. Монтрей говорит,
что даже в последний момент графы Лодердейл и Тракуэр
снова убеждал короля принять Ковенант и установить пресвитерианство, а они бы доставили его в Берик и заставили англичан довольствоваться тем, что он им предложил. Он заявил, что шотландцы предложили ему (Монтрею) двадцать тысяч якобитов, чтобы убедить короля подчиниться, но он не смог этого сделать. Следует также помнить, что, когда они всё-таки выдали его, это произошло только после того, как ему было обещано, что его жизнь будет в безопасности, и что они передали его не индепендентам, которые не скрывали своих планов против монархии, а
но для своих единоверцев, парламента, который не вынашивал подобных намерений и уже предложил Карлу те же условия, они были неприемлемы.


До конца этого года, то есть в сентябре, граф Эссекс умер; Айртон женился на Бриджит Кромвель, второй дочери Оливера
Кромвеля; и многие офицеры в армии снова оказались в
парламенте. О постановлении о самоотречении больше никто не слышал.




ГЛАВА III.

КОНЕЦ ПРАВЛЕНИЯ КАРЛА I.

 Различия между пресвитерианами и индепендентами — король
 в Холмби — попытка распустить армию — последующие петиции
 в парламент — адъютанты — собрание в Ньюмаркете — захват
короля — наступление армии на Лондон — упрямство
пресвитерианцев — армия проходит через Лондон — её
 Предложения Карлу — их отклонение — король упускает свой шанс — левеллеры — усилия Кромвеля от имени Карла — возобновление интриг Карла — бегство в Кэрисбрук — попытки спасти короля — Карл заключает договор с шотландцами — последующая реакция в его пользу — битва при Престоне и
 Подавление восстания-Кромвель в Эдинбурге-Принц
 Уэльский командует флотом-Переговоры в Ньюпорте-Растущее
 Нетерпение армии-Петиции о суде над королем-Карл
 Слепота и двуличие -Его переводят в замок Херст-Прайд
 Чистка-Превосходство независимых -Сторонники Вигов-Хью Питерс
 Проповедь в церкви Святой Маргариты в Вестминстере — Постановление о суде над королём
 Суд — Суд и казнь Карла I.


 Долгое время между пресвитерианами существовали разногласия
а независимые становились всё более заметными и решительными.
 Последние, начав с небольшого кружка инакомыслящих, превратились в значительную и более влиятельную группу, потому что наиболее способные и активные лидеры как в парламенте, так и в армии принадлежали к этой секте.
Однако под эгидой индепендентов, насколько это касалось политики, объединялись самые разные инакомыслящие: арминиане, милленаристы, баптисты и анабаптисты, фамилисты, энтузиасты, искатели, перфекционисты, социниане, ариане и другие. Все они выступали за свободу
поклонения в соответствии со своими особыми верованиями. С другой стороны, пресвитериане, которых поддерживали шотландцы, стремились установить религиозный деспотизм. Их догматы и форма правления должны были быть единственными, с которыми можно было мириться. Они были такими же ярыми приверженцами единообразия, как католики или сами Карл и Лод. Они заявляли о своём превосходстве над государством и не допускали апелляций из своих судов в гражданские. Установив
устав для формы богослужения, они созвали собрание, на котором
Они учредили синоды и разделили всё королевство на провинции, провинции — на классы, а классы — на пресвитерии, или старейшинства. Они
объявили, что «ключи от Царства Небесного были вручены служителям Церкви, в силу чего они имели власть удерживать и отпускать грехи, закрывать Царство Небесное для нераскаявшихся грешников с помощью церковных наказаний и открывать его для раскаявшихся грешников с помощью отпущения грехов.«Они заявляли о своём
праве вмешиваться в частную жизнь людей и отстранять недостойных от причастия.

 Все эти предположения независимые отрицали и не признавали
любая власть не должна ограничивать свободу действий отдельных конгрегаций.
Палата общин под влиянием Селдена и Уайтлока предложила
Ассамблее богословов девять вопросов о природе и цели божественного права, к которому они стремились.
Прежде чем они смогли ответить на эти вопросы, армия и её лидеры-индепенденты провели ещё более радикальные изменения. После того как король был побеждён, а шотландцы отступили, борьба развернулась не между королём и парламентом, а между пресвитерианами и индепендентами, или, как их ещё называли,
Парламент и армия были практически синонимами.

 Короля доставили в Холмби без особых затруднений, и его свита обходилась с ним весьма учтиво. Люди стекались, чтобы увидеть его, и это свидетельствовало о том, что королевские традиции всё ещё сильны в них. Они встретили его
восторженными возгласами, вознесли молитвы о его спасении, и многие из них протягивали руки, чтобы их «исцелили» от «зла». По прибытии в Холмби он обнаружил, что множество дам и господ собрались, чтобы поприветствовать его, и все они выражали свою радость.
Его дом и стол были хорошо обставлены и снабжены всем необходимым. Он проводил время за чтением, катанием по окрестностям и различными развлечениями, такими как шахматы и боулинг, а также за поездками в Олторп или даже в Харроден, потому что в Холмби не было хорошего поля для игры в боулинг. Он жаловался только на одно и просил это изменить. Парламент прислал ему священнослужителей
своего вероисповедания для сопровождения; он просил, чтобы на их место были назначены двое из его двенадцати капелланов, но получил отказ.
 Ему были назначены пресвитерианские священники Томас Герберт и
Харрингтон, автор «Океаны», с которым Чарльз с удовольствием беседовал на все темы, кроме религии и формы правления. Но хотя Карл и проводил большую часть времени в праздности, он не
оставался равнодушным к своему положению. Когда его оставили там на три
месяца без предупреждения, он обратился к парламенту с письмом, в
котором предложил разрешить пресвитерианской церкви управлять в течение
трёх лет при условии сохранения его собственной свободы вероисповедания
и допуска двадцати священнослужителей англиканской церкви в Вестминстерскую ассамблею. Вопрос о
Религиозный вопрос в конце этого периода должен был быть окончательно урегулирован им самим и двумя палатами парламента обычным способом, а командование армией также должно было быть передано парламенту на десять лет, после чего вернуться к нему. Палата лордов с радостью приняла это предложение, но палата общин его не рассматривала, и вскоре их внимание привлекли другие вопросы.

Во время активных боевых действий армии и последующего отсутствия ведущих представителей индепендентов пресвитериане укрепили свои позиции за счёт многих новых членов парламента. Теперь они приступили к
Они решили ослабить своих противников, распустив большую часть армии. В феврале они постановили, что три тысячи всадников, двенадцать сотен драгун и восемь тысяч четыреста пехотинцев должны быть выведены из армии Фэрфакса и отправлены в Ирландию, а кроме тысячи драгун и пяти тысяч четырёхсот всадников, вся остальная армия должна быть распущена, за исключением того количества солдат, которое необходимо для охраны сорока пяти оставшихся замков и крепостей. Это полностью подорвало бы власть индепендентов; а Кромвель,
Тот, на чей проницательный ум и военные успехи они теперь взирали с ужасом, был бы принесён в жертву первым, как и Айртон, Ладлоу, Блейк, Скиппон, Харрисон, Алджернон Сидни и другие, кто сражался в настоящей битве того времени.
Главы пресвитерианцев в парламенте состояли из неудачливых военачальников — Холлеса, Уоллера, Харли, Стэплтона и других, — которые ненавидели успешных военачальников как за их блестящие успехи, так и за их религию. Фэрфакс, хоть и был пресвитерианцем, во всём проявлял терпимость к своим офицерам.

Палата общин проголосовала не только за то, чтобы ни один офицер под командованием Фэрфакса не имел более высокого звания, чем полковник, но и за то, чтобы ни один человек не получал офицерского звания, если он не подписал Ковенант и не подчинялся церковному управлению, установленному парламентом. Это была бы радикальная мера, если бы у парламента не было очевидных партийных мотивов, если бы он платил своим солдатам и мог их распустить. Но в тот момент у них была огромная задолженность по выплате жалованья армии, и это войско, почувствовав свою силу, сразу же
Он покинул свои лагеря вокруг Ноттингема и двинулся в сторону Лондона, остановившись только в Саффрон-Уолдене. Это движение вызвало страшную тревогу в Сити. Парламент расценил его как угрозу, но Фэрфакс объяснил его тем, что страна вокруг их старых лагерей была истощена. Палата общин поспешила выделить шестьдесят тысяч фунтов на выплату задолженности, которая составляла сорок три недели для кавалерии и восемнадцать недель для пехоты. В Сити Совет и пресвитериане составили петицию для обеих палат, в которой молили о том, чтобы
Армию можно было бы отвести подальше от Лондона, но в тот же момент от независимых протестантов поступило ещё более поразительное обращение, адресованное «верховной власти нации, палате общин в парламенте».
Оно не только давало понять, где, по их мнению, сосредоточена реальная власть государства, но и осуждало Палату лордов за присвоение себе чрезмерных полномочий, а также жаловалось на преследование и отстранение от всех ответственных должностей тех, кто не мог соответствовать навязанным церковным правилам. Палата общин осудила это
Республиканская петиция и приказал армии не приближаться ближе, чем к
двадцати пяти милям от Лондона. Депутация была отправлена в Шафран.
Уолден, где Фэрфакс созвал собрание офицеров, чтобы ответить им.
Эти джентльмены, при упоминании о том, что их отправляют в Ирландию, сказали, что они
должны знать, прежде чем они смогут решить, какие полки, какие командиры
должны отправиться, и уверены ли они в получении своих долгов и
их будущая ежедневная зарплата. Они потребовали выплаты задолженности и компенсации за прошлые услуги. Члены комиссии не смогли ответить на эти
Требования были возвращены и переданы в Палату общин, где также упоминалась петиция, находящаяся на рассмотрении в армии.
Обеспокоенная этим Палата общин вызвала к себе нескольких высокопоставленных офицеров — генерал-лейтенанта
Хэммонд, полковник Роберт Хэммонд, его брат, полковник Роберт Лилберн,
подполковник Граймс и полковник Айртон, зять Кромвеля,
член Палаты представителей, проголосовали за то, чтобы три полка под командованием
стойких пресвитерианских офицеров Пойнца, Копли и Бетелла остались дома.
Но больше всего армию воодушевило то, что
Предложение Дензила Холлса было принято, и было объявлено, что петиция армии, которая ещё не была представлена, является неправомерной и что все, кто к ней причастен, должны быть привлечены к ответственности как враги государства и нарушители общественного порядка.

 Это заявление от 30 марта было не чем иным, как актом безумия. Это могло вызвать лишь негодование власти, против которой
парламент, ставший непопулярным и расколовшийся сам на себя, был
что тростник в бурю. Чиновники назвали это «позором», и парламент с радостью попытался возложить вину на
8 апреля палата общин проголосовала за то, чтобы полки Фэрфакса,
Кромвеля, Росситера, Уолли и Грейвса остались в Англии.
Неделю спустя палата общин направила ещё одну делегацию в сопровождении
графа Уорика, который горячо убеждал офицеров выступить за Ирландию,
обещая, что ими будет командовать генерал-майор Скиппон.

Многие были довольны этим, но ещё больше людей кричали: «Фэрфакс и Кромвель!
Дайте нам Фэрфакса и Кромвеля, и тогда мы все уйдём!»
[Иллюстрация: ЛОРД ФЭРФАКС. (_По портрету Купера._)]

После возвращения делегации, не добившейся успеха, Палата общин обсудила вопрос о том, не следует ли распустить всю армию. Холлес настоятельно рекомендовал это сделать и выплатить солдатам шестинедельное жалованье при роспуске. Он считал, что тогда будет легко привлечь солдат к отправке в Ирландию под командованием других офицеров и что четырёх из этих офицеров, которые считались наиболее враждебно настроенными по отношению к этому движению, следует вызвать в Палату общин. Насколько сильно он ошибался, стало ясно незамедлительноn, поскольку в тот же день (27 апреля) была подана петиция, подписанная генерал-лейтенантом Хэммондом, четырнадцатью полковниками и подполковниками, шестью майорами и ста тридцатью капитанами, лейтенантами и другими офицерами. Оно было составлено в энергичной манере, с жалобами на распространяемую клевету в адрес армии и перечислением заслуг солдат, их жертв ради Содружества, а также с мольбой о выплате задолженности солдатам. В нём действительно говорилось, что среди солдат началось движение за подачу петиций, и
что офицеры были вынуждены заняться этим, чтобы предотвратить выдвижение чего-либо
неприемлемого для Палаты представителей.

Но ходатайство офицеров не помешало ходатайству
мужчин. Когда они увидели, что Палата общин не сразу удовлетворила петицию
офицеров, недовольных голосованием за роспуск,
в сочетании с удержанием их жалованья, конных драгун и пехоты
пошли своим путем. Недавно они вступили в ассоциацию, чтобы
обнародовать свои жалобы. Офицеры создали военное подразделение
Совет созывался для того, чтобы обсуждать и отстаивать интересы армии, и солдаты тоже учредили такой совет. Два офицера, но не выше по званию, чем прапорщики, и два рядовых из каждого полка время от времени собирались, чтобы обсудить нужды армии. Их называли адъютантами, или помощниками в деле, и вскоре это слово превратилось в «агитаторы». Таким образом, существовал своего рода армейский парламент: офицеры представляли пэров, а солдаты — палату общин. Вся эта
схема была приписана гению, и, вероятно, совершенно заслуженно
Кромвеля. Это предположение подтверждается тем, что его старый друг Берри, капитан, стал его президентом, а Эйрс и Десборо, два его близких друга, последний из которых женился на его сестре, поддерживали тесную связь с ведущими офицерами среди агитаторов.

Эти действия со стороны армии и рвение, с которым Кромвель выступил в защиту поведения солдат в этом случае, предостерегая Палату общин от того, чтобы доводить до отчаяния столь преданный и достойный народ, как армия, побудили их приказать ему, Скиппону и
Флитвуд должен был отправиться в армию и успокоить её, заверив солдат в том, что им выплатят жалованье и возместят ущерб. 7 мая эти трое встретились с офицерами, которые потребовали время на подготовку ответа после консультаций со своими полками. Судя по всему, пресвитериане посеяли сомнения и раздор, и, поскольку разные полки пришли к противоположным выводам, парламент решил, что может рискнуть и распустить их. 25-го числа было решено, что те полки, которые не вызвались добровольцами для отправки в Ирландию, должны быть расформированы в установленные сроки.
места. Фэрфакс, сославшись на недомогание, вышел из дома и поспешил
к армии и немедленно провел ее маршем от Саффрон Уолден до
Бери Сент-Эдмундс. Солдаты заявили, что не разойдутся
пока им не заплатят, и потребовали встречи, заявив, что если
офицеры не согласятся на это, они проведут ее сами. Фэрфакс
объявил об этом парламенту, призвав его принять меры по успокоению
народа; и хотя он был вынужден подчиниться неправомерной мере,
он сделает всё возможное, чтобы сохранить её. Палата представителей
28-го числа были отправлены граф Уорик, лорд Делавэр, сэр Гилберт
Джеррард и трое других членов Палаты общин, чтобы пообещать восьми
недельную выплату жалованья и проследить за расформированием. Услышав условия
от уполномоченных, солдаты воскликнули: «Восьминедельная выплата жалованья!
Нам нужно почти восемь раз по восемь!» Началась всеобщая неразбериха; солдаты отказались расформировываться без полной выплаты жалованья. Они поспешили на место встречи в Бери-Сент-Эдмундсе, каждый из них заплатил по четыре пенса за проезд.
Они приказали армии собраться, и
Общее собрание должно состояться 4 июня. В Оксфорде солдаты
захватили деньги, предназначенные для выплаты при увольнении, в качестве _частичной_ оплаты, и потребовали остальное, пригрозив в противном случае не расходиться.


Соответственно, 4 и 5 июня состоялось общее собрание на Кентфорд-Хит, недалеко от Ньюмаркета. Они заключили соглашение о том, что будут добиваться справедливости для всех и каждого и до тех пор не будут подчиняться никаким другим приказам или условиям. Тем временем произошла ещё более необычная сцена.
Можно догадаться, что послужило непосредственной причиной, но эта причина была настолько тщательно скрыта, что ни один умный историк так и не смог её обнаружить
голый. Едва достопочтенная Палата общин получила в свое распоряжение
новость о рандеву в Кентфорд-Хит, как она была парализована этим
еще более удивительным сообщением.

Палате лордов, которой не понравились действия армии, было приказано
для большей безопасности короля перевели из Холмби в Отлендз,
поближе к столице. Армия ожидала этого шага, и по чьему приказу — никто не знает и никогда не узнает.
Корнет Джойс из полка Уолли в сопровождении сильного отряда кавалерии 2 июня, вскоре после полуночи, явился в Холмби-Хаус.  Окружив
Подойдя к дому со своим отрядом, численность которого, как говорят, составляла тысячу человек, он постучал и потребовал, чтобы его впустили. Он сказал генерал-майору Брауну и полковнику Грейвсу, что пришёл поговорить с королём. «От кого?» — спросили эти офицеры, проснувшись. «От себя», — ответил Джойс, и они рассмеялись. Но Джойс сказал им, что это не повод для смеха. Затем они посоветовали ему отвести войска, а утром он должен был встретиться с уполномоченными. Джойс ответил, что пришёл сюда не для того, чтобы выслушивать их советы или разговаривать с уполномоченными, а для того, чтобы поговорить с
королю; и он поговорит с ним, и сделает это в ближайшее время. В ответ на эту угрозу
Браун и Грейвс приказали своим солдатам взяться за оружие и защищать
это место; но вместо этого солдаты распахнули двери и приветствовали
своих старых товарищей. Затем Джойс направился прямиком в зал
комиссаров и сообщил им, что существует план захватить короля и
поставить его во главе армии, чтобы подавить восстание.
Генерал Фэрфакс; и что для предотвращения новой войны он прибыл, чтобы обеспечить безопасность короля и проследить за тем, чтобы его не втянули в дальнейшие
«Неприятности», — добавил корнет, — «потому что есть те, кто пытается свергнуть короля и народ и установить свою власть».
 Чиновники попросили его не беспокоить короля, а подождать до утра, и они сами расскажут его величеству о его прибытии и делах. Утром Джойс узнал, что Браун уговорил Грейвса пойти за королевской стражей.
«Некоторые из его проклятых клинков клялись и божились, что приведут отряд».
Но Джойс — крепкий парень для портного, каким он и был, — не стал беспокоиться по этому поводу
Он знал, что стража не сдвинется с места, и в конце концов настоял на том, чтобы его допустили к самому королю.

 По словам Джойса, было уже десять часов вечера, когда его вместе с двумя или тремя его спутниками провели в королевские покои.  Солдаты сняли шляпы и не проявили грубости, но сразу перешли к делу. По словам Кларендона,
корнет сказал королю, что сожалеет о том, что потревожил его сон,
но он должен пойти с ним. Карл спросил, куда. Корнет ответил, что к
армии. Но где же армия, спросил король. Корнет сказал, что они
покажет ему. Его величество спросил, по какому праву они пришли. Джойс
сказал: «По этому!» — и показал ему свой пистолет, а затем попросил его величество одеться, потому что им нужно спешить. Король послал за членами комиссии, которые спросили Джойса, есть ли у него приказ от парламента. Он ответил отрицательно. От генерала? Нет. В чём же тогда заключалась его власть? Он дал тот же ответ, что и королю, подняв свой пистолет. Они сказали, что напишут в парламент, чтобы узнать его мнение, на что Джойс ответил, что они могут это сделать, но король тем временем должен отправиться с ним.

Когда стало ясно, что посланные за солдатами не придут, а офицеры стражи заявили, что отряд Джойса состоит не из солдат одного полка, а из солдат нескольких полков и что Джойс не является их законным командиром, стало очевидно, что за этим делом стоит кто-то высокопоставленный.
Король сказал, что отправится с ними в шесть часов утра.
В назначенный час король появился верхом на лошади и увидел, что весь отряд уже в седле и готов к выступлению. Король за одну ночь
потребовал от Джойса, чтобы тот сказал, должен ли он делать что-то противное
его совесть и то, должен ли он взять с собой своих слуг; и
Джойс ответил, что не собирается ни в чём ограничивать его величество, а лишь хочет предотвратить его использование для развала армии до того, как будет восстановлена справедливость. Прежде чем начать, Чарльз
снова спросил у Джойса в присутствии солдат, где его приказ,
приказав ему обращаться с ним по-дружески и повторив: «Где, я спрашиваю тебя ещё раз, твой приказ?» «Здесь, — сказал Джойс, — позади меня», — указывая на солдат. Чарльз улыбнулся и сказал: «Это
справедливое поручение, и составлено оно так хорошо, как я только видел в своей жизни; отряд красивых, достойных джентльменов, каких я давно не встречал. Но что, если я откажусь идти с вами? Надеюсь, вы не станете меня принуждать. Я ваш король; вы не должны поднимать руку на своего короля. Я признаю, что здесь нет никого выше меня, кроме Бога.
Затем он снова спросил, куда они собираются его отвести. Были названы Оксфорд и Кембридж, против чего Чарльз возражал.
Затем был назван Ньюмаркет, и с этим он согласился. Так прошёл первый день
они отправились в Хинчинбрук, а оттуда — в Чилдерсли, недалеко от Ньюмаркета.

 Известие об этих действиях армии повергло в ужас обе палаты парламента и Сити, где пресвитерианская партия была в полном составе. Они приказали немедленно арестовать
Кромвеля, что они и собирались сделать, но им сообщили, что он покинул город в то же утро, когда Джойс появился в Холмби.
Это важный факт. Его видели уезжающим всего с одним сопровождающим. Он добрался до штаба армии верхом на лошади.
в пене. Палата представителей проголосовала за то, чтобы заседать весь следующий день, несмотря на то, что было воскресенье, и за то, чтобы мистер Маршалл помолился за них. Ходили слухи, что армия уже в пути и будет на месте в полдень следующего дня. Палата представителей приказала Комитету безопасности бодрствовать всю ночь и принять меры для защиты города; вызвать военные оркестры и охранять все пути сообщения. На следующий день магазины были закрыты, в городе царила неописуемая суматоха, и на каждом лице читался ужас, как будто армия уже была здесь.  Парламент написал
Фэрфакс отдал приказ, согласно которому армия не должна была нарушать порядок, установленный двумя палатами, и приближаться к Лондону ближе чем на двадцать пять миль. Король должен был вернуться под опеку уполномоченных, которые сопровождали его в Холмби, а полк полковника Росситера должен был охранять его особу. Фэйрфакс ответил, что армия достигла Сент-Олбанса до того, как он получил приказ, но дальше продвигаться не будет; что он отправил полковника Уолли с его полком навстречу его величеству по пути из Холмби и предложил вернуть его туда, но тот предпочёл
воздух Ньюмаркета и что о его персоне следует заботиться.

[Иллюстрация: Беседа корнета Джойса с Чарльзом. (_См. стр._ 63.)]

На самом деле Чарльз был в восторге от перемен. Он вырвался из-под
жёсткого контроля и строгого режима пресвитерианцев, которых он
ненавидел, и снова почувствовал себя королём во главе армии.
Разногласия, которые сейчас так бурно разгорались между его врагами,
вселяли в него надежду на то, что он сможет подружиться с более
либеральной партией. Он пользовался большей свободой и уважением в
В армии он чувствовал себя лучше, чем в Холмби: там было больше солдат, а офицеры были выше по званию. Он был рад избавиться от присутствия
корнета Джойса. С тех, кто обращался к нему за помощью, была снята всякая сдержанность, и он каждый день видел лица тех, кто был ему благодарен.
Стоило ему попросить о встрече с его собственными капелланами, как те, кого он назвал (доктора За Шелдоном, Морли, Сандерсоном и Хэммондом) посылали, и они регулярно проводили службу, и никому не запрещалось присутствовать.
 Король мог развлекаться и проводить время со своими друзьями, удаляясь лишь с
армия двигалась, и везде он был обеспечен всем необходимым и жил в таких же условиях, как и во время любого другого путешествия.
Лучшие джентльмены, по признанию Кларендона, из нескольких графств, через которые он проезжал, ежедневно обращались к нему без каких-либо различий.
В тех местах, где он находился, его сопровождали несколько старых верных слуг. Узнав о его нынешнем положении, королева отправила сэра Джона Беркли из Парижа, а также его старого камердинера, который жил в Руане, чтобы они снова были с ним. Кромвель и Айртон беспрепятственно впустили их.
"Многие хорошие офицеры, - говорит Кларендон, - которые верно служили его величеству
, были вежливо приняты армейскими офицерами и
спокойно жили в своих квартирах, чего они нигде не могли сделать
остальное, что создало отличную репутацию армии по всей Англии,
и столько же упреков парламенту ". Этот вопрос был поднят еще больше в связи с
обращением армии к парламенту, в котором говорилось, что "можно было бы позаботиться
об установлении прав короля в соответствии с несколькими заявлениями
, которые они сделали в своих декларациях; и что королевская партия могла бы
будьте более откровенны и менее суровы". Даже самый преданный
из роялистов, сэр Филип Уорвик, говорит: "Глубокие и кровожадные
Независимые все это время обращались с королем очень вежливо, допуская
нескольких его слуг и нескольких его капелланов прислуживать ему и
совершать богослужения по богослужебной книге ".

[Иллюстрация: ФЭРФАКС-ХАУС, ПАТНИ. (_ С фотографии У. Филда &
Ко., Патни._)]

 Палата общин приказала всем офицерам явиться в свои полки и направила уполномоченных для информирования армии о результатах голосования в обеих палатах.
Армия оказала уполномоченным такой приём, какого они ещё не встречали. Двадцать одна тысяча человек собралась на Трипло-Хит, недалеко от Ройстона. Генерал и уполномоченные объехали каждый полк, чтобы сообщить им о решении парламента относительно выплаты жалованья, роспуска войск и запрета приближаться к Лондону ближе чем на двадцать пять миль. В ответ раздались крики: «Справедливость! Справедливость восторжествовала!»
На поле также была доставлена петиция от пострадавших жителей Эссекса
Генерал в присутствии уполномоченных выступил против роспуска армии, заявив, что «у Содружества много врагов, которые только и ждут такой возможности, чтобы уничтожить добрых людей».
Кроме того, генерал и все старшие офицеры составили и подписали меморандум, адресованный лорд-мэру и Лондонской корпорации, в котором предостерегали их от ложных представлений о намерениях армии, поскольку война подошла к концу и все, чего они желали и о чем молились, — это чтобы мир в королевстве был установлен в соответствии с заявлениями
Парламент должен был собраться до того, как была призвана армия, и после этого армия должна была получить жалованье до своего расформирования.


Эти действия не только не успокоили парламент, но и встревожили его ещё больше.
Он издал указ, согласно которому армия не должна была приближаться к столице ближе чем на сорок пять миль. Со своей стороны, армия
собрала петиции от жителей Норфолка, Саффолка, Эссекса и близлежащих
графств с просьбой очистить Палату от всех членов, которые не имеют права
в ней заседать из-за коррупции, правонарушений, злоупотребления
властью или неправомерных выборов. 16 июня Палата
Штаб-квартира в Сент--Олбансе. Армия официально обвинила в государственной измене
одиннадцать наиболее активных пресвитерианских членов парламента.
Обвинительное заключение было представлено Палате представителей двенадцатью армейскими офицерами — полковниками,
подполковниками, майорами и капитанами. В течение нескольких дней генерал и офицеры
направили в Палату представителей письмо, в котором сообщили, что
они назначат подходящих людей для проведения процедуры импичмента и
подтвердят свои обвинения, а также попросили Палату представителей
незамедлительно отстранить обвиняемых от должности, поскольку
было бы неправильно, если бы те, кто сделал всё возможное,
предвзятое отношение к тому, что армия должна сама судить о своих действиях.

 Это, по словам Кларендона, было стрелой из их собственного колчана, которой палата общин не ожидала.
И хотя это было законным следствием импичмента Страффорда, Лода и других, они попытались
бросить вызов этому решению. Парламент и его армия, по сути, подошли к тому рубежу, который предвидел старый храбрый роялист сэр Джейкоб Эстли, когда в 1646 году сдал свой полк в Стоу: «Вы сделали своё дело, господа, и можете идти развлекаться, если только не перессоритесь между собой».

Чтобы уладить этот вопрос, армия выступила из Сент-Олбанса в Аксбридж.
При виде этого одиннадцать членов парламента покинули Палату общин.
Палата общин заняла скромную и уступчивую позицию, признав, что армия под командованием Фэрфакса является настоящей армией Англии и достойна всякого уважения.  Они направили Фэрфаксу определённые предложения, которые побудили его перенести штаб-квартиру из Аксбриджа в Уиком. Одиннадцать членов
парламента, расценив это как проявление покорности парламенту,
немедленно набрались храбрости, и Холлс с остальными явились в
Они заняли свои места, выдвинув встречные обвинения против офицеров и потребовав справедливого суда. Но вскоре они осознали свою ошибку и,
попросив у спикера разрешения на выезд и паспорт для выезда из королевства, исчезли.


Всё это время бушевала борьба между армией и парламентом, то есть между пресвитерианскими и независимыми интересами.
В течение шести недель армия наступала или отступала в зависимости от действий парламента. Парламент уступал только под давлением.
 В зависимости от ситуации в городе царили мир и спокойствие или тревога.
то закрывает свои магазины, то ведёт долгие переговоры; армия
по-прежнему стоит неподалёку, и парламент из страха платит ей более регулярно. В конце концов армия добилась того, что оскорбительное заявление Холлса — «пятно позора» — было удалено из протоколов Палаты общин, а постановление от 4 мая, принятое Холлсом, о передаче городского ополчения в руки пресвитериан было отменено. Но к концу июля сильное пресвитерианское движение в Лондоне снова набрало обороты.
Волнения достигли такого размаха, что люди забыли о страхе перед армией и пошли на крайние меры. Пресвитерианская фракция потребовала закрыть конвентики, то есть молитвенные дома всех конфессий, кроме пресвитерианской, и призвала горожан собраться в Гилдхолле, чтобы послушать чтение «Ковенанта» и подписать обязательство — солдаты, моряки, горожане и подмастерья — изгнать армию, привести короля в Вестминстер и заключить с ним договор. Под этим документом было собрано сто тысяч подписей.
Если бы смелости было хотя бы вполовину столько же, сколько бахвальства
армия была уничтожена. 26 июля, через несколько дней после этого, огромная толпа окружила здание парламента, призывая лордов и палату общин восстановить порядок в отношении городского ополчения. Они ворвались в здание в шляпах, крича: «Голосуйте!  Голосуйте!» — и не давали дверям закрыться. Под этим давлением и лорды, и палата общин проголосовали за восстановление пресвитерианского закона о смене ополчения и объявили перерыв до пятницы.


В пятницу обе палаты собрались, но с удивлением обнаружили, что их
Спикеры бежали в сопровождении нескольких членов обеих палат и
ушли в армию. Выяснилось, что сэр Генри Вейн, граф
Нортумберленд, граф Уорик и другие лорды и простолюдины
исчезли. Если бы ушли только сэр Генри Вейн и независимые,
это никого бы не удивило; но ни Лентхолл, спикер Палаты
общин, ни граф Манчестер, спикер Палаты лордов, не вызывали
подозрений в симпатиях к армии, в то время как
Уорик был убеждённым пресвитерианцем, а Нортумберленд — тем более
Эта партия благоволила к тому, чтобы королевские дети находились под её опекой.
 Это обстоятельство свидетельствовало о жестокости толпы, которая вынудила
Парламент, и заставило умеренных людей решиться на побег, лишь бы не стать её марионетками. Не менее пятнадцати лордов и сотни простолюдинов возмутились запугиванием со стороны толпы.

 После этого прискорбного открытия обе палаты избрали временного
Спикеры издали приказы, запрещающие армии наступать, призывающие
одиннадцать бежавших членов парламента и приказывающие Мэсси, Уоллеру и Пойнцу
созвать ополчение и защищать город.

Как только Фэрфакс узнал об этих событиях, он
незамедлительно отправил короля в Хэмптон-Корт, а сам выступил из Бедфорда в
Хаунслоу-Хит, где приказал всей армии собраться. На Хаунслоу-Хит, в назначенном месте сбора, спикеры обеих палат с
булавами в руках в сопровождении бежавших
лордов и общин заявили генералу, что у них нет свободы в
Вестминстер, но их жизни угрожала опасность из-за беспорядков, и они потребовали защиты у армии. Генерал и офицеры получили
Они отнеслись к спикерам и членам парламента с глубочайшим уважением и заверили их, что восстановят их в правах или погибнут при попытке сделать это.
 На самом деле ничто не могло бы стать для армии большей находкой, ведь помимо собственных обид у них были обиды членов парламента, которых принудили к участию в заседаниях, и святость парламента, которую нужно было защищать. Они распорядились обеспечить членам парламента максимально комфортные условия и приставили к ним охрану, советуясь с ними по всем вопросам.
Фэрфакс разместил свою армию в Хаунслоу, Брентфорде, Твикенхэме и
в соседние деревни, одновременно приказав полковнику Рейнсборо
переправиться через Темзу у Хэмптон-Корта с конницей, пехотой
и артиллерией и занять Саутуарк и укрепления, прикрывавшие конец
Лондонского моста.

Тем временем в Лондоне царила невероятная суматоха. Палата общин,
не имея собственной булавы, послала за городской булавой. Полковники
со всей поспешностью призывали ополчение. В субботу и понедельник, 18 августа
1 и 2. Все магазины были закрыты, не происходило ничего, кроме набора и смотра. На Сент-Джеймсских полях кипела работа.
постоянно поступали новости о приближении армии. «Месси, — говорит
Уайтлок, — отправил разведчиков в Брентфорд, но десять солдат армии
победили тридцать его солдат и забрали у них знамя. Городское ополчение и
муниципальный совет заседали допоздна, и в Гилдхолле собралось много людей.
Когда приходил разведчик и сообщал, что армия остановилась, или приносил другие хорошие вести, они кричали: «Все за одного!» Но если разведчики приносили весть о том, что армия наступает, они так же громко кричали: «Враг! Враг! Враг!»
И так они проводили ночь.

Вторник, 3 августа, был ужасным днём. Жители Саутуорка
объявили, что не будут сражаться против армии, и толпами пошли
к Гилдхоллу, требуя мира. Пойнтц потерял всякое терпение, выхватил
меч и ранил многих из них, некоторых смертельно.

Жители Саутуорка сдержали своё слово и приняли Рейнсборо и его войска.
Ополченцы открыто братались с солдатами, пожимали им руки через ворота и сдавали им укрепления, защищавшие город. Рейнсборо без промедления вступил в город.
Сопротивление всех фортов и укреплений на этом берегу реки от
Саутварка до Грейвсенда. Утром городские власти,
обнаружив, что Саутварк находится во власти армии, а городские ворота с этой стороны — в их руках, полностью смирились и поспешили
принести свои извинения. Пойнц, привыкший к победам на поле боя и к стойкости пресвитерианских солдат, преисполнился презрения к этим трусливым, жалким горожанам. Что! Разве у них не было десяти тысяч вооружённых людей, кредита в десять тысяч фунтов и приказов
собрать вспомогательные войска численностью в восемнадцать полков? Разве у них не было достаточно боеприпасов и оружия в Тауэре, откуда они взяли
четыреста бочек пороха и другие материалы для текущей обороны? Но всё это не помогло; горожане поспешили сложить оружие и предать себя и город в руки Фэрфакса. Он разместил свою штаб-квартиру
в Хаммерсмите, но встретился с представителями гражданской власти в Холланд-Хаусе,
Кенсингтон, где продиктовал следующие условия: — они должны распустить действующий парламент и объявить импичмент одиннадцати
члены парламента должны восстановить ополчение в правах; сдать все свои форты, включая Тауэр; отозвать свои декларации и вести себя мирно.


В пятницу, 6 августа, Фэрфакс вошёл в город в сопровождении
полка пехоты и полка кавалерии. Он был верхом, в сопровождении телохранителей и толпы джентльменов. За ними последовала длинная вереница
карег, в которых находились беглые спикеры и члены парламента (лорды и общинники), а затем ещё один кавалерийский полк.
Солдаты шли по трое в ряд, в шляпах у них были лавровые ветви.
Поздно вечером неистовая толпа довершила свой позор, издавая фальшивые возгласы, когда они проходили мимо.
Таким образом, Фэрфакс проехал через Гайд-парк,
где его встретила Корпорация и предложила ему большой золотой кубок,
от которого он коротко отказался, и продолжил путь к зданию парламента,
где он усадил спикеров на их места, а членов парламента — на их прежние места. Ни один из оставшихся лордов, кроме графа Пембрука, не осмелился явиться, и он заявил, что считает происходящее после ухода спикеров незаконным.
null. Как только спикеры заняли свои места, парламент проголосовал за
выражение благодарности генералу и армии; назначил Фэрфакса
командующим всеми силами в Англии и Уэльсе и констеблем Тауэра.
Он распорядился выплатить армии месячное жалованье и разделить городское ополчение на отряды, чтобы Саутуарк, Вестминстер и Тауэр-Хамлетс командовали своими отрядами. Палата лордов признала недействительными все акты парламента, принятые с момента
отъезда спикеров 26 июня до их возвращения 6 августа.
Однако эта резолюция не была принята Палатой общин.
где проживало большое количество пресвитериан, без особого сопротивления.

 Одиннадцать членов парламента, которым был объявлен импичмент, бежали, и им было позволено скрыться во
Франции, где они были признаны виновными в государственной измене, как и лорд-мэр и четыре олдермена Лондона, два офицера
почтовой службы, а также графы Саффолк, Линкольн и Миддлтон, лорды Уиллоуби, Хансдон, Беркли и Мейнард. Гражданских чиновников
отправили в Тауэр. Городу было приказано найти сто тысяч фунтов, выделенных на армию. Фэрфакс распределил их между
Он разместил полки вокруг Уайтхолла и здания парламента для их защиты, а другие полки — на Стрэнде, в Холборне и Саутуорке, чтобы поддерживать порядок в городе. Его штаб-квартира была перенесена в Патни, а войска — в Челси и Фулхэм. В воскресенье он и офицеры посетили проповедь Хью Питерса, армейского капеллана, в церкви Патни. Таким образом, индепенденты были у власти, а пресвитериане заметно присмирели.

До и во время этих событий армия
обращалась к королю с предложениями о мире и прочном урегулировании
королевство. Как мы видим, с того момента, как король оказался в их руках, они обращались с ним совсем не так, как пресвитериане. Казалось, что он снова почувствовал себя королём, когда получил свободу действий, когда его дети и друзья были допущены в его общество, когда он ощутил уважение и даже дружелюбие. Было много причин, по которым индепенденты хотели сблизиться с королём.
Хотя с ними была армия, они знали, что пресвитерианцев гораздо больше. Лондон был ярым сторонником пресвитерианства, и
Шотландцы были готовы поддержать эту партию, потому что по сути она придерживалась той же религии, что и они сами. Индепенденты и все инакомыслящие,
которые объединились под их знамёнами, стремились к религиозной
свободе; шотландские и английские пресвитериане имели не больше
представлений о принадлежности к христианству, чем католики или
англиканская церковь в лице Карла и Лауда.

 С того момента, как
король был принят армией, он, похоже, завоевал расположение
офицеров. Фэрфакс, встретив его по пути из Холмби, поцеловал ему руку и оказал ему всяческое почтение
почтение, подобающее государю. Кромвель и Айретон, хотя они
и не были настолько снисходительны и сохраняли некоторую сдержанность, поскольку
помнили, что им приходилось обращаться с Чарльзом как с врагом, вскоре были
смягчился, и Кромвель послал ему заверения в своей привязанности и в
своем желании поправить его дела. Многие офицеры открыто
выражали сочувствие его несчастьям и восхищение его подлинным
благочестием и его дружелюбным домашним характером. Прошло совсем немного времени, прежде чем
с ним установились такие отношения, и он стал моим доверенным лицом
друзьям Беркли, Эшбернхэму и Леггу, что были начаты секретные переговоры
для урегулирования всех трудностей между ним и его людьми
. Офицеры обратились к нему с несколькими публичными обращениями, выразив
свое искреннее желание добиться установления мира; и Фэрфакс, чтобы
подготовить почву, направил письмо двум палатам, отвергая
обвинение армии в том, что она враждебна монархии, и
признание, что "нежное, справедливое и умеренное отношение к нему, его
семья и его бывшие приверженцы " должны быть приняты, чтобы излечить вражду
нации.

[Иллюстрация: ЛОРД КЛЭРЭНДОН. (_По портрету сэра Питера Лели._)]


Было принято считать Кромвеля отъявленным лицемером и рассматривать все его действия как игру, направленную на достижение его собственных целей. Такова точка зрения Кларендона.
Но что бы он ни сделал впоследствии, всё указывает на то,
что в то время и он, и его соратники-офицеры были настроены
очень серьёзно, и если бы Чарльза заставили подписать какие-либо
условия, кроме тех, которые отдавали бы страну на откуп его
необузданной воле, то
В этот момент его беды закончились бы, и он оказался бы на троне,
основанном на конституции, и в его власти было бы всё, что нужно для
чести и счастья. Ничто не доказывает это так убедительно, как
условия, которые представил ему парламент. На самом деле они
очень напоминали знаменитые условия мира, предложенные в
 Аксбридже, с несколькими предложениями относительно парламента
и налогообложения, которые свидетельствуют о поразительном росте
политических знаний и либерализма у чиновников. Они даже не настаивали
на отмене
Иерархия была упразднена, но допускалось терпимое отношение к другим мнениям.
Были отменены все наказания за непосещение церкви и за посещение так называемых конвентиков.  Командование армией со стороны парламента
должно было быть ограничено десятью годами; только пять сторонников роялистов
должны были быть лишены помилования, и должен был быть разработан менее
одиозный способ защиты государства от католических замыслов, чем нынешние
репрессивные законы против инакомыслящих. Парламенты должны были
просуществовать два года, если только не были распущены ранее по их собственному желанию;
и должны были заседать каждый год в течение установленного срока или более короткого срока, если позволяли дела. «Гнилые» или малозначимые округа должны были быть лишены избирательных прав, а от округов должно было избираться большее число членов парламента пропорционально размеру налогов.
Всё, что касалось выборов членов парламента или реформ Палаты общин, должно было принадлежать исключительно Палате общин. Существовали весьма разумные правила назначения шерифов и магистратов; акциз должен был взиматься со всех предметов первой необходимости и со всех остальных предметов
вкратце: земельный налог должен был взиматься справедливо и равномерно;
необходимо было покончить с раздражающим побором в пользу духовенства в виде десятины;
судебные разбирательства должны были стать менее затратными; все мужчины должны были нести ответственность по своим долгам; а неплатёжеспособные должники, отдавшие всё своё имущество кредиторам, должны были быть освобождены от обязательств.

Весь проект был явно на руку армейским офицерам.
Друзья и советники Карла были очарованы этим и льстили себе, думая, что наконец-то появилась возможность положить конец всем бедам.
но их быстро разоблачили, и они застыли в немом изумлении, когда Карл отверг их.

Карл оставался всё тем же человеком; в то же время он тайно прислушивался к предложениям шотландских комиссаров, которые завидовали армии.
Вместо того чтобы воспользоваться возможностью и снова стать могущественным и любимым народом королём, он тешил себя старой идеей о том, что сможет заставить две великие фракции «уничтожить друг друга».
Сэр Джон Беркли, его искренний советник, говорит: «Что ж, при наличии такого союзника, как мистер Эшбернэм, и при том, что
воодушевляющие послания лорда Лодердейла и других представителей
Пресвитерианской партии и лондонского сити, которые делали вид, что презирают
армию и противостояли ей насмерть, его Величеству показались очень
в приподнятом настроении; поскольку, когда предложения были торжественно отправлены ему,
и его согласия, которого он смиренно и искренне желал, его Величество,
не только к удивлению Айретона и остальных, но даже ко мне,
развлекал их очень резкими и горькими речами, говоря иногда
что он не хотел, чтобы кто-то страдал из-за него, и что он раскаялся в содеянном
ни что так не возмущало их, как законопроект против лорда Страффорда, который, хотя и был в высшей степени справедливым, был им неприятен; что он хотел бы, чтобы церковь была учреждена в соответствии с законом, согласно предложениям. Они ответили, что это не их дело; что с них достаточно отказаться от этого, и, как они надеялись, этого будет достаточно и для его величества, поскольку он отказался от управления церковью в Шотландии. Его Величество сказал, что надеется, что Бог простил ему этот грех, и часто повторял: «Ты не можешь быть без меня; ты погибнешь, если я не поддержу тебя!» »

Это был всё тот же старик; всё те же невыносимые, неисправимые речи.
Он не мог отказаться ни от одного предложения, чтобы спасти всё остальное — свою жизнь, свою семью, свою корону и королевство. Офицеры переглянулись в изумлении, а друзья короля — в ужасе. Сэр Джон
Беркли прошептал ему на ухо, что у его величества, похоже, есть какая-то тайная сила, о которой они не знают.
Карл, казалось, пришёл в себя и заговорил тише, но было уже слишком поздно, потому что полковник Рейнсборо, который был наименее склонен к примирению,
Он отправился к армии и сообщил об упрямстве короля. Агитаторы
собрались толпой и, крайне огорчённые отказом от таких условий, ворвались в спальню лорда Лодердейла, которого они подозревали в том, что он таким образом повлиял на короля, и заставили его, несмотря на его положение комиссара от сословий Шотландии, встать и вернуться в Эдинбург.

Во время этого кризиса была поднята тревога в связи с происходящим в Лондоне, и состоялся упомянутый выше марш.  Тем не менее офицеры не прекратили
Они пытались убедить короля принять эти предложения, но он ждал, как будут развиваться события, и в то же время прислушивался к шотландцам и ирландским католикам. Эта идея была настолько очевидной, что он, разговаривая с Айртоном, обронил:
«Я буду играть в свою игру так хорошо, как только смогу». На что Айртон ответил:
«Если ваше величество собирается играть, вы должны позволить нам тоже играть в нашу игру».
Поскольку пыл горожан, казалось, угас перед лицом приближающейся армии, Карл отправил Беркли спросить у офицеров: «Если он
«Если мы примем эти предложения, что будет дальше?» Они ответили: «Мы предложим их парламенту». «А если они их отклонят, что тогда?» Остальные офицеры не решались ответить на этот вопрос. Рейнсборо прямо сказал: «Если они не согласятся, мы их заставим!» Все остальные тут же согласились. Беркли передал этот решительный ответ Карлу, но, по его словам, у того были совсем другие планы; он был непреклонен, как всегда.  Кромвель и Айртон тогда попросили, чтобы король, если не подпишет предложения, хотя бы написал
доброе письмо к армии, которое должно было показать стране, что они не делают ничего вопреки воле его величества.
При содействии Беркли, Эшбернхема и других друзей короля они встретились в Виндзоре и составили такое письмо, но не смогли уговорить его подписать его до тех пор, пока город не сдался, а было уже слишком поздно. Тем не менее
офицеры, чтобы доказать, что их триумф ни в малейшей степени не повлиял
на их стремление к соглашению с королём, снова проголосовали за эти предложения
как за условия урегулирования. Карл возобновил переговоры с
Он поддерживал их и каждый день отправлял послания через Эшбернхема Кромвелю и
Айртону, но так и не приблизился к ним. С другой стороны, он навлек на этих
офицеров подозрения со стороны новой фанатичной партии, которая
сначала называла себя рационалистами, но вскоре стала называться
левеллерами.

[Иллюстрация: ДЕТИ КАРЛА I.

С КАРТИНЫ МИСС МАРГАРЕТ И. ДИККИ, НАХОДЯЩЕЙСЯ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ГАЛЕРЕЕ ОЛДХЭМА]

Левеллеры на самом деле представляли собой группу людей, среди которых Лилбёрн, ныне
полковник Джон Лилбёрн, был одним из главных. Они прониклись
из Ветхого Завета, который они изучали с особым рвением, они почерпнули дух
республиканства в сочетании с диким фанатичным стилем изложения.
В Писании, в упоминаниях о монархах, об избрании Саула Израилем, они нашли явное осуждение всех царей и заявили, что больше не будут искать царей, стремящихся лишь к абсолютной власти, или лордов, ищущих лишь почестей и должностей.
Они хотели иметь свободное правительство в лице парламента и свободную религию. Они составили документ под названием «Дело армии» и ещё один документ под названием «Дело
«Народное соглашение», которое было представлено генералу и агитаторам одиннадцати полков. В армии царил религиозный республиканизм.
Они составили новую конституцию, во главе которой стоял парламент, избираемый раз в два года, с шестью ежемесячными сессиями, широким избирательным правом и более равномерным представительством. В их системе не должно было быть ни короля, ни лордов. Полковники Горд и
Рейнсборо поддерживал их взгляды, а Кромвель и Айртон яростно выступали против них. Поэтому они сразу же стали объектами нападок.
и представлен как человек, заключивший тесный и тайный союз с королём,
Ахавом нации, чтобы предать народ. Лилбёрн усердно
занимался написанием и публикацией яростных обличительных
статей, изобилующих библейскими терминами. Парламент осудил
учение левеллеров как разрушительное для любого правительства и
приказал привлечь авторов к ответственности.

В то время как в армии вспыхнуло это фанатичное брожение,
пресвитериане в парламенте и шотландские уполномоченные предприняли ещё одну попытку вернуть себе господствующее положение.
Религиозная терпимость, предложенная в армейских уставах, была воспринята как нечто ужасное и чудовищно порочное. Пресвитериане составили собственные предложения и представили их королю. Если Карл не мог смириться с армейскими предложениями, то вряд ли он принял бы предложения пресвитериан, в которых вообще не было места для его собственной церкви. Он сказал им, что армейские предложения ему нравятся больше. Этот ответ Беркли показал офицерам армии до того, как он был отправлен.
Они высоко оценили его и пообещали сделать всё возможное в Палате представителей, чтобы этот приказ был принят
о личном соглашении, «и, — добавляет Беркли, — насколько я понимаю, он его заключил, поскольку и Кромвель, и Айртон, и Вейн, и все их друзья с большой решимостью поддержали это желание его величества».
 Кромвель, по его словам, так рьяно выступал в его поддержку, что это только усилило подозрения как в Палате, так и за её пределами в том, что он заключил с королём договор о его восстановлении. Чем больше офицеры
добивались заключения личного договора, тем больше пресвитериане в
Палате представителей выступали против него; но в конце концов резолюция была принята.
Предполагалось, что это займёт двадцать дней, но всё затянулось на два месяца и ни к чему не привело — произошли другие, более странные события.

 Левеллеры, после того как Кромвель продемонстрировал своё рвение, поклялись, что убьют и его, и короля, которого они не только называли Ахавом, кровопийцей и вечным препятствием на пути к миру и свободе, но и требовали его головы как виновника убийства тысяч свободнорождённых англичан. Кромвель заявил, что его жизнь
не в безопасности даже в его собственных покоях, и мы уверены, что Лилбёрн
и другой агитатор по имени Уайлдмен договорились убить его как ренегата и предателя свободы. Чтобы обуздать этот дикий и опасный дух в армии, Кромвель и Айртон рекомендовали сгруппировать войска и тем самым усилить непосредственный контроль со стороны старших офицеров. Это было решено, и 16 ноября в Уэре было назначено общее собрание.

В этот период Карл жил в королевских покоях в Хэмптон-Корте.
Ему было разрешено брать с собой детей, но всё это время
он, как обычно, строил козни. Маркиз Ормонд,
передав командование в Ирландии парламенту, прибыл сюда;
и лорду Кейпелу, который был одним из самых выдающихся военачальников Карла,
парламент также разрешил вернуться из-за границы.
Пока Карл развлекал армию и парламент обсуждением «Предложений»,
был разработан план, согласно которому следующей весной через
шотландских уполномоченных, которые также участвовали в заговоре,
в Англию должна была войти шотландская армия численностью сорок тысяч человек, которая призвала бы на помощь
Пресвитериане должны присоединиться к ним и выступить вперёд. В то же время
Ормонд должен возглавить армию в Ирландии, а Кейпел — собрать остальных друзей короля в Англии, чтобы они присоединились к сходящимся силам и посадили короля на трон. Но этот масштабный заговор не мог ускользнуть от внимания тайных агентов Кромвеля.
Ему всё стало известно, и он горько упрекнул Эшбернхема в неизлечимом двуличии его господина, который, пока он вёл переговоры с армией, планировал её уничтожение.

 С этого момента, какова бы ни была причина и предшествующие события
Кромвель, Айртон и армия в целом пришли к выводу, что все попытки договориться с таким двуличным и коварным человеком о почётных и долгосрочных условиях были тщетны. Если бы он вернулся к власти, то использовал бы её, чтобы уничтожить всех, кто был вынужден противостоять его деспотическим планам. Если бы он не вернулся, то они бы постоянно находились в состоянии интриг, тревог и беспокойства, которые разрушили бы всякое благополучие и процветание нации. По мере того как офицеры отстранялись от дальнейшего
общения с королём, угрозы левеллеров становились всё более
громче; и недостатка в людях, которые могли бы донести эти угрозы до короля, не было. Он видел, что левеллеры становятся всё более жестокими и многочисленными;
на самом деле левеллер и агитатор были синонимами; заражение
распространилось по большей части армии. Тот факт, что офицеры были с ним в дружеских отношениях, вызывал у солдат подозрения; они выгнали Айртона из совета, и раздавались громкие угрозы об импичменте Кромвелю. Несколько полков не подчинялись приказам, и было сомнительно, что при приближении
Находясь на свидании, Фэрфакс мог поддерживать дисциплину в армии.
Отчёты о действиях левеллеров (которые действительно угрожали
захватить его в плен, чтобы помешать парламенту или офицерам
прийти к соглашению с ним) и их воинственные манифесты тщательно
передавались
Чарльза предупредили шотландские уполномоченные, которые, по словам Беркли,
«были первыми, кто сообщил ему об опасности». Мистер Экворт заверил его, что полковник Рейнсборо, фаворит левеллеров,
собирался его убить. А Кларендон говорит, что «каждый день он получал
небольшие записки или письма, тайно переданные ему без указания имени,
в которых сообщалось о коварных замыслах против его жизни; «многие, — добавляет он, — кто обращался к нему, получали такой же совет от людей, чья искренность не вызывала сомнений».

Чарльз решил сбежать и, поскольку в одних случаях он был так же скрупулёзен в соблюдении своего слова, как и безрассуден в других, он отказался от своего обещания не пытаться сбежать, сославшись на то, что за ним следят так же строго, как если бы он не давал честного слова.
 Полковник Уолли, командовавший его охраной, немедленно отдал приказ
удвоил плату и уволил всех королевских слуг, кроме Легга, отказавшись впредь принимать его. Несмотря на это, он нашёл способ
связаться с Эшбернхемом и Беркли и посоветовался с ними о том, как
сбежать и куда бежать. Он предложил Сити, а Эшбернхем посоветовал ему отправиться в дом лорд-мэра в Лондоне, чтобы там встретиться с шотландскими уполномоченными, согласовать с ними их последние предложения, а затем послать за лордами. Беркли не одобрял этого, считая, что они не смогут привлечь на свою сторону Коммонс.
а затем Эшбернхем порекомендовал королю бежать на остров Уайт
и положиться на щедрость полковника Хэммонда, тамошнего губернатора.
 По его словам, он так и поступил, потому что за несколько дней до этого
полковник Хэммонд сказал ему, что собирается обратиться к своему правительству,
«потому что он узнал, что армия решила нарушить все обещания, данные королю, и что он не будет иметь ничего общего с такими вероломными действиями».

Похоже, это укрепило их веру в то, что Хэммонд тайно поддерживал короля, что, без сомнения, подкреплялось тем фактом, что
что доктор Хэммонд, королевский капеллан, приходился ему дядей и недавно представил его его величеству как искреннего и раскаявшегося юношу,
несмотря на свой пост, преданного королю. Они забыли, что у Хэммонда был ещё один дядя, генерал-лейтенант Хэммонд, который был столь же демократичен, сколь лоялен капеллан, и покровительствовал адъютантам. Похоже, они так же мало считались с честью молодого человека, который был джентльменом и офицером и женился на дочери Джона Хэмпдена.

 Были и другие планы: один из них заключался в том, чтобы найти убежище у сэра Джона Оглендера
Дом на острове Уайт; ходили слухи, что для него был заказан корабль, который должен был ждать его в условленном месте; но когда побег был совершён, оказалось, что он был так же плохо спланирован, как и все остальные побеги Карла.  Эшбернхем и Беркли договорились встретиться с королём вечером в галерее Хэмптон-Корта и обсудить план побега. По понедельникам и четвергам у короля был обычай писать письма за границу, а по вечерам он выходил из своей спальни между пятью и шестью часами и отправлялся на молитву, а оттуда
к ужину. В один из таких вечеров, в четверг, 11 ноября,
 Уолли, заметив, что король вышел из своих покоев гораздо позже обычного,
забеспокоился, пошёл туда и обнаружил, что короля нет. На столе он
оставил несколько писем: одно — парламенту, другое — уполномоченным,
а третье — полковнику Уолли. В письме к парламенту он
сказал, что свобода необходима королям так же, как и всем остальным; что он
выдержал долгое заточение в надежде, что это приведёт к хорошему миру, но
этого не произошло, и он покинул страну; что, где бы он ни был
Он должен был искренне желать заключения удовлетворительного соглашения без дальнейшего кровопролития и был готов выйти из тени, в которой пребывал, и показать себя отцом своей страны, как только его услышат с честью, свободой и безопасностью.

[Иллюстрация: ЗАМОК КАРИСБРУК, ОСТРОВ ВАЙТ. (_С фотографии Ф. Г. О. Стюарта, Саутгемптон._)]

Оказалось, что он сбежал через Рай — так называлось место в саду.
Его плащ нашли в галерее, а у задних ворот, ведущих к берегу, была примята трава. Легге
Он спустился по чёрной лестнице, а Эшбернэм и Беркли присоединились к нему у ворот. Ночь была тёмной и ненастной, что способствовало их побегу. Они переправились через реку в Темз-Диттоне и направились в Саттон, графство Хэмпшир, где их ждали лошади. Почему они не заготовили лошадей ближе к дому, неизвестно. Ночью они
заблудились в лесу и добрались до Саттона только на рассвете.
Услышав, что там заседает окружной комитет по парламентским делам,
они вывели своих лошадей и поскакали в сторону Саутгемптона.

Той ночью Кромвеля разбудили в его постели в Патни и сообщили поразительную новость: король сбежал. Он сразу же отправил спикеру Лентолу письмо, датированное двенадцатью часами ночи, с известием для парламента.
На следующее утро эта новость была объявлена обеим палатам. Можно себе представить, какое смятение воцарилось; был отдан приказ закрыть все порты; а те, кто скрывал место убежища короля или предоставлял ему кров, были объявлены виновными в государственной измене, и им грозила потеря всего имущества и беспощадная смерть. 13 ноября
Уолей рассказал лордам подробности своего побега
насколько это известно. Оказалось, что повторяющийся вой борзой собаки
в покоях короля сначала убедил их, что его там быть не может.
Однако в понедельник, 15-го, пришло письмо от полковника Хэммонда, из
Остров Уайт, к большому облегчению парламента и армии, объявил
что сбежавший король находится в безопасности в его руках в замке Карисбрук.

Поначалу полковник Хэммонд относился к Чарльзу с большим снисхождением
и снова использовал свободное время для переговоров. Поскольку армия
Восстановив единство, он попытался добиться его согласия на заключение
личного договора и отправил Беркли к Фэрфаксу, Кромвелю и Айртону в Виндзор. По пути туда он встретился с корнетом Джойсом, который вывез короля из Холмби.
Корнет сообщил ему о зловещем предложении, обсуждавшемся агитаторами, а именно о том, чтобы предать короля суду; не для того, чтобы казнить его, а чтобы на основании доказательств установить, кто на самом деле виновен в войне. Эта прелюдия в точности предвосхитила само интервью. Фэрфакс, Кромвель и Айртон приняли Беркли
с суровым видом и отстранённой холодностью сказал ему, что они всего лишь слуги парламента, и отослал его к парламенту. Однако это не помешало ему отправить Кромвелю секретное послание, в котором он напоминал ему о его обещаниях и сообщал, что у него есть секретные указания от короля. Но теперь у Кромвеля были убедительные доказательства двуличия короля. Он отказался принимать письма и сообщил Беркли, что сделает всё возможное для заключения настоящего мира, но не намерен рисковать головой ради короля.
Ради этого. Получив отказ, Карл обратился к парламенту, который направил ему
четыре предложения в качестве основы для соглашения, а именно:
чтобы его величество согласился с законопроектом об организации ополчения; отозвал все прокламации, клятвы и т. д., направленные против парламента; лишил всех пэров, получивших титул после восстановления Большой печати, права заседать в Палате пэров; и принял законопроект о приостановке работы парламента, который должен был находиться в ведении самих палат.
Комиссары отправили счета в Кэрисбрук, но шотландцы
Уполномоченные, которые опасались, что их принятие сделает английский парламент независимым от Союза и Ковенанта, поспешили туда же со своим изменённым договором.
Таким образом, воодушевлённый Карл отказался от четырёх законопроектов. Уполномоченные поцеловали ему руку и вернулись, а Карл подписал предложения шотландцев, которые гарантировали независимость их религии при условии, что они соберут армию в сорок тысяч человек для восстановления короля на престоле.

Чарльз недолго оставался в неведении относительно последствий своего отказа
о парламентских предложениях и о раскрытии его тайного договора
с шотландцами. Полковник Хэммонд получил приказ принять все меры
для обеспечения безопасности короля и предотвращения появления
подозрительных судов в Саутгемптон-Уотер, поскольку было известно, что
королева наняла корабль, чтобы вывезти Карла и высадить его в
Бервике, чтобы он мог присоединиться к шотландскому движению. Хэммонд
отстранил Эшбернэма, Легга и Беркли, а также всех остальных роялистов
от должности на острове; отправил прочь судно, предположительно то самое
участвуют Королева; и поставит короля под строгим наблюдением и
двойной предохранитель. Он больше не был, по-видимому бесплатной оценки, но близко
плен.

Это лечение два раза только его решимость вырваться. Эшбернхэм,
Беркли и Легг, хотя и были изгнаны с острова, держали наготове
верховых лошадей на побережье на случай побега короля с
Кэрисбрук; и его друзья со всех концов света переписывались с ним,
а их письма передавал ему Генри Файрбрейс, который работал в замке и время от времени выполнял поручения одного из
надзиратели заняли свои места у дверей королевской опочивальни, когда он
просунул доверенную ему корреспонденцию в щель под дверью.
 Весь остров возмущался тем, что короля заключили под стражу, и раздавались громкие угрозы поднять восстание и освободить его силой. Один капитан Берли был настолько безумен, что решился на попытку. В полночь забили в барабан.
Бёрли возглавил толпу в Ньюпорте, не имея, как сообщалось, ни единого мушкета в своём распоряжении.
Вскоре он был схвачен и казнён.

 3 января 1648 года обе палаты парламента обсудили отношения
с королём, а в Палате общин открыто высказывались самые республиканские настроения. Отказ короля от четырёх законопроектов был признан
убедительным доказательством того, что достичь с ним согласия
невозможно. Сэр Томас Рот заявил, что в последнее время короли
вели себя скорее как пациенты Бедлама, чем как-то иначе, и что ему
всё равно, какое правительство будет создано, лишь бы оно не
было королевским или дьявольским. Айртон утверждал, что отношения между королём и подданными подразумевают взаимные обязательства и обязанности. Король должен защищать
народ, а народ — короля в его обязанностях, но что
Карл отказался от своих обязанностей, перестал защищать свой народ,
более того, объявил ему войну и поэтому аннулировал договор;
увидев это, армия решила поддержать парламент в борьбе за установление национального права. Кромвель, после того как многие высказались в том же духе, заявил, что пришло время оправдать
измученные ожидания народа и показать, что он может управлять
королевством и защищать его собственными силами, а также решить, что
нечего было и надеяться на человека, чьё сердце Бог ожесточил в
упрямстве. На самом деле в парламенте, почти так же, как и в армии,
большая часть людей пришла к выводу, что в глазах Бога быть под властью короля — это мерзость.

 В результате было принято решение, что парламент не будет больше обращаться к королю с просьбами или посланиями и не будет получать от него никаких сообщений, кроме как с полного согласия обеих палат, под страхом государственной измены. Палата лордов поддержала это решение, и было опубликовано соответствующее заявление.
Также было решено, что Комитет
Министерство общественной безопасности должно снова действовать самостоятельно, без помощи каких-либо иностранных союзников. Это был явный намек шотландцам на то, что парламент
знали об их недавнем соглашении. До сих пор они входили в состав
Комитета обоих королевств, так что они участвовали в управлении
Англией. Это было отменено; поэтому шотландцы потребовали выплаты
последних ста тысяч фунтов, причитающихся им по договору об
эвакуации, и объявили о своём намерении уйти после получения денег.

Этот решительный шаг парламента и строгость, с которой охраняли Карла, привели шотландцев, пресвитерианцев и роялистов в состояние боевой готовности. Они повсюду вызывали сочувствие к
его жестоко и произвольно использовали; было заявлено, что
голосование против обращения равносильно заявлению о том, что все попытки
примирения исчерпаны и что независимые намерены воплотить в жизнь
доктрины армии и казнить короля. Эти усилия привели к быстрому и
широкому распространению настроений в пользу короля, и вскоре начались
серьёзные восстания. Сам король не упускал возможности сбежать. Согласно его планам
его второй сын, герцог Йоркский, сбежал из-под опеки
Граф Нортумберлендский переоделся в женское платье и добрался до Голландии.
 В конце марта Карл попытался сбежать через окно своей комнаты. Для него подготовили шёлковый шнур, чтобы спуститься вниз. Чтобы доказать, что спуск безопасен, Файрбрейс просунул руку между железными стойками окна и спрыгнул вниз. Но король, попытавшись последовать за ним, застрял и после долгих усилий понял, что не может выбраться. Кромвель сообщил Хэммонду в письме, которое сохранилось до наших дней, что парламент был проинформирован о том, что aquafortis были
отправил вниз для того чтобы вытравить это препятствует бар; что покушение должно было быть
вновь в предстоящие темные ночи, и что капитан Титус и некоторые
о царь на них не следовало полагаться. В то же время он
сообщил ему, что Палата общин, в награду за его бдительность и услуг
в обеспечении и сохранении короля, поднял его платить от десяти до двадцати
фунтов в неделю, проголосовала ему тысячу фунтов, и остановить свой выбор на нем
и его наследники пятьсот фунтов в год.

Реакция в поддержку короля начала проявляться со всех сторон. Карл опубликовал обращение к нации против
Парламент выступил с заявлением, которое, казалось, лишало всякой надежды на компромисс. Парламент выступил с ответным заявлением, за которым последовали многочисленные реплики, самые убедительные из которых были написаны Хайдом, канцлером, и доктором Бейтсом, королевским врачом. Пока в Англии назревали эти
элементы раздора, герцог Гамильтон, освобождённый из замка Пенденнис и вновь обретший благосклонность короля,
вернулся в Шотландию, а маркиз Ормонд — в Ирландию, чтобы собрать
войска для одновременного восстания в Англии. Шотландцы
Мобилизация шла полным ходом, несмотря на яростное сопротивление герцога Аргайла, и в марте в Уэльсе началось восстание. Поер, мэр Пембрука и комендант замка, выступил на стороне короля и по призыву Фэрфакса отказался сложить с себя полномочия. Пауэлл и Лэнгхерн, два офицера расформированных полков, присоединились к нему, и многие из их старых солдат последовали за ними. Роялисты взялись за оружие.
Вскоре в княжестве собралось восемь тысяч человек.
Карнарвон был застигнут врасплох, а полковник Флеминг убит. Кромвель
был отправлен для сокращения этих сил во главе пяти полков.
Он быстро вернул Карнарвон и Чепстоу, разгромил Лэнгерна и
вынудил Пойера сдаться. Но Пембрук выстоял и не сдавался до июля, хотя полковник Хортон столкнулся с Лэнгерном у Сент.
Фагана, недалеко от Кардиффа, и полностью разгромил его.

Тем временем в других местах вспыхнули восстания. 9 апреля толпа подмастерьев и других молодых людей напала на солдат-наёмников в Мурфилдсе, избила капитана, забрала его знамя и отправилась с ним в Вестминстер, крича: «Король Карл!  Король Карл!»
Там на них напали и разогнали, но они снова собрались в Сити, врывались в дома, чтобы раздобыть оружие, и так напугали мэра, что тот укрылся в Тауэре. На следующий день Фэрфакс разогнал их, но не без кровопролития. Вскоре после этого триста человек из Суррея окружили здания парламента, проклиная парламент, оскорбляя солдат и требуя восстановления короля. Их не удалось разогнать без потерь. Подобные вспышки произошли в Норидже, Тетфорде, Кентербери и других местах. Понтефракт
Касл был застигнут врасплох восемьюдесятью кавалеристами, за каждым из которых следовал солдат на коне.

[Иллюстрация: Восстание лондонских подмастерьев в поддержку Карла.
(_См. стр._ 75.)]


В то же время парламент был завален петициями с требованием распустить армию и восстановить короля на престоле. Чтобы успокоить волнения в
столице, пока армия была занята в провинциях, парламент принял
резолюцию, согласно которой ни король, ни лорды, ни палата общин
не должны были вносить никаких изменений в правительство. Фэрфакс
вывел свои войска из Мьюза и Уайтхолла, а генерал-майор Скиппон был назначен командующим
Городское ополчение должно действовать сообща с лорд-мэром и корпорацией.
 Жители Кента и Эссекса в большом количестве восстали за короля. В Диле, где находился полковник Рейнсборо, который теперь исполнял обязанности адмирала,
вспыхнуло восстание. Флот, состоявший из шести военных кораблей, взбунтовался, поднял королевский флаг и отплыл в Хелвутслёйс, где они призвали герцога Йоркского принять командование. Однако последствия этого события были
сведены на нет победой, которую Фэрфакс одержал 1 июня над
роялистами в Мейдстоуне, где после ожесточённого боя
За шесть часов он убил двести человек на улицах и взял в плен четыреста.
Это поражение помешало соединению этого отряда с другим отрядом под командованием полковника Горинга, ныне графа Ньюпорта, который двинулся к Блэкхиту и потребовал впустить его в город. Независимая партия оказалась в опасном положении.
Как мы уже видели, в Лондоне было много сторонников короля, которые не полагались на ополчение.
Чтобы успокоить общественное мнение, парламент распорядился освободить
старейшин, заключённых в тюрьму по требованию армии, и отменил
импичмент шести лордам и одиннадцати простолюдинам. Холлс и его
соратники вернулись на свои места и к своим прежним мерам, проголосовали за возобновление переговоров с Карлом при условии, что он восстановит
пресвитерианство и передаст командование армией парламенту на десять лет. К счастью для индепендентов, лорды отвергли эти
предложения и проголосовали за договор без каких-либо условий. В то же время
Общий совет, явно склоняясь на сторону короля,
предложил защитить его от опасности и оскорблений, если он приедет в
капитал. Опасность для интересов «Индепенденс» была устранена только благодаря
упрямству их давнего врага Холлса, который не соглашался ни на что,
кроме установления пресвитерианства.

[Иллюстрация: КАЗНЬ СЭРА ЧАРЛЬЗА ЛУКАСА И СЭРА ДЖОРДЖА ЛИСЛА.
(_См. стр._ 78.)]

Пока в Сити шли эти обсуждения, Фэрфакс двинулся на Горинга,
который покинул Блэкхит и с пятью тысячами всадников пересёк Темзу,
чтобы попасть в Эссекс, где к нему присоединились лорд Кейпел с роялистами
из Хартфордшира и сэр Чарльз Лукас с отрядом всадников из
Челмсфорд. Они сосредоточили свои объединённые силы в Колчестере, где
решили продержаться до подхода шотландцев и таким образом
задержать главнокомандующего на юге. Шотландцы уже
были в пути. Герцог Гамильтон смог собрать не более
четверти от обещанных сорока тысяч. Хотя он повсюду заявлял, что Карл пообещал принять Ковенант и поддерживать пресвитерианскую религию, Аргайл и сторонники старого ковенанта не доверяли этим заверениям. Ассамблея Кирка требовала доказательств
о помолвке короля; священники с кафедр осуждали
проклятие Мероза на всех, кто участвовал в этой нечестивой войне, а женщины
проклинали герцога, когда он проходил мимо, и забрасывали его камнями из своих окон.


Английские роялисты под командованием Лэнгдейла, около четырёх тысяч храбрых
кавалеристов, застали врасплох Берик и Карлайл и с нетерпением ждали прибытия Гамильтона. Ламберт, генерал парламента,
выступил в поход и осадил Карлайл, и Гамильтону пришлось выступить в поход и освободить город. Он отправил вперёд отряд, и 8 июля
Он прибыл сам, уже заручившись поддержкой трёх тысяч ветеранов шотландской армии в Ирландии, и теперь, объединившись с сэром Мармадьюком Лэнгдейлом, представлял собой грозную силу. Ламберт отступил при его приближении, и если бы Гамильтон обладал хоть каким-то военным талантом, он мог бы нанести эффективный удар. Но с того момента, как он пересёк границу, он, казалось, утратил всю свою энергию. Его армия была парализована внутренними разногласиями. Шотландские солдаты-пресвитериане
были возмущены тем, что им пришлось сражаться бок о бок с Лэнгдейлом
Прелатисты и паписты, которых они привыкли видеть на стороне
врагов Ковенанта. За сорок дней он продвинулся всего на восемьдесят миль, а когда он достиг левого берега реки Риббл близ Престона, Кромвель взял Пембрук, быстро двинулся на север через Глостер, Уорик, Лестер в Ноттингем, где оставил своих пленников с полковником Хатчинсоном, комендантом замка, и вскоре присоединился к Ламберту в Отли-Парке, заставив Лэнгдейла отступить
Клитеро на основном корпусе в Престоне. Гамильтон в последний момент
Все были не готовы. Монро со своими ветеранами всё ещё находился в Киркби
Лонсдейле. Однако Гамильтон с его четырнадцатью тысячами должен был
составить конкуренцию девяти тысячам Кромвеля, Ламберта и Лилбёрна. Но
Кромвель атаковал их с такой яростью, что после шестичасового ожесточённого сражения обратил в бегство все силы. Кавалеры сражались как львы и отступали перед врагом,
только перебегая от одной изгороди к другой. Они неоднократно
просили шотландцев о подкреплении и боеприпасах, но, не получив ни того, ни другого, отступили в город. Там они
обнаружили, что их союзники ведут ожесточённую борьбу с
противником за обладание мостом. Кромвель захватил мост, и
шотландцы ночью бежали в сторону Уигана. Гамильтон отступил с
частью англичан в сторону Уоррингтона. Генерал-лейтенант Бейли
с большим отрядом шотландской армии сдался в плен в этом городе. Монро, который находился в Киркби и ничего не знал ни о сражении, ни о приближении беглецов, отступил в Шотландию. Это был единственный отряд шотландцев, вернувшихся в свою страну. 20 августа Гамильтон
Через три дня после битвы его настигли Ламберт и лорд Грей из Гроуби, и он сдался в Аттоксетере. Кавалеры Лэнгдейла рассеялись по Дербиширу, а его самого, одетого в женское платье, обнаружили в
Видмерпуле, в Ноттингемшире; но благодаря уловке леди Сэвилл он
сбежал в Лондон, переодевшись священником, где и остался с доктором.
Барвик в образе ирландского священника, изгнанного из своего прихода папистами. Так закончилось хвастливое вторжение Гамильтона. Этот удар полностью уничтожил его партию в Шотландии; Аргайл и ковенантеры восстали против него.
восходящий. Аргайлл вскоре после этого захватил корабль с десятью
тысячами комплектов оружия, которые были отправлены из Дании для экспедиции Гамильтона
. Он пригласил Кромвеля в Эдинбург, где тот был принят
с большим почетом и удостоен благодарности шотландских министров
как хранитель Шотландии перед Богом. Члены
фракции Гамильтона были объявлены врагами религии и королевства,
и неспособными служить в парламенте или Собрании Кирки. 16 августа Кромвель покинул Эдинбург, Аргайл и дворянские поместья
Эта группа сопровождала его на протяжении нескольких миль и попрощалась с ним, выразив ему своё почтение.

 В то же время, когда шотландцы начали свой поход, в Лондоне произошло восстание, организованное совместно с Гамильтоном. Граф
Холланд, который стал ненавистен всем сторонам из-за того, что дважды переходил на сторону парламента и дважды возвращался к королю, вошёл в Лондон с пятью сотнями всадников и призвал горожан присоединиться к нему ради
Карла. Жители слишком недавно понесли наказание за восстание своего ученика, чтобы решиться на второй эксперимент. Голландия отступила
Таким образом, в Кингстоне-на-Темзе он был атакован и разбит
сэром Майклом Левеси, а лорд Фрэнсис Вильерс, брат молодого
герцога Бекингема, был убит. Сам Холланд убедил брата
Бекингема последовать за ним; последний бежал на континент и
вернулся после Реставрации, как и большинство его сторонников, не
став от этого лучше. Холланд и полковник Долбиер отступили в Сент-Неотс, где их встретила группа солдат, посланных Фэрфаксом из Колчестера.
Холланд был взят в плен, а Долбиер убит солдатами, которые разрубили его на куски
из-за того, что он был перебежчиком из парламентской армии.

Судьба шотландской армии решила судьбу Горинга в Колчестере.
Больше не за что было бороться; он сдался по собственной воле и был отправлен в тюрьму в ожидании решения парламента вместе с лордом Кейпелом и Гастингсом, братом графа Хантингдона.
Но двое его офицеров, сэр Джордж Лайл и сэр Чарльз Лукас — брат лорда Лукаса и наследник его титула и владений, — были застрелены.
 Все стороны становились всё более жестокими. Эти два офицера храбро пали
он заслуживал лучшей участи. Лукас, распахнув свой камзол, крикнул: «Огонь, мятежники!» — и тут же упал. Лайл подбежал к нему, поцеловал его мёртвое тело, а затем, повернувшись к солдатам, велел им подойти ближе. Один из них сказал: «Ручаюсь, мы попадём в тебя». Он ответил: «Друзья, я был ближе, когда вы промахнулись». Смерть этих благородных парней запятнала безупречную репутацию Фэрфакса, который впоследствии глубоко сожалел об этом.

 После восстания кораблей в Диле под командованием Рейнсборо, которого они оставили на берегу, парламент назначил графа Уорика
брат графа Холландского, но более благосклонный к реформаторам, лорд-адмирал флота, был отправлен противостоять мятежному флоту.
Как только в Париже узнали, что английские корабли отплыли в Голландию и призвали герцога Йоркского командовать ими, было решено, что принцу Уэльскому следует лично отправиться туда и принять командование.
Соответственно, он со всей поспешностью отправился в Гаагу в сопровождении принца Руперта и лордов
Хоптон и Коулпеппер. Принца встретили восторженными возгласами
флот в Хелвутслёйс и другие суда, всего девятнадцать, отплыли к берегам Англии.
Эта группа решила, что лучше всего плыть вдоль английского побережья, демонстрируя свою силу, а затем направиться к устью Темзы.
В то время в Кенте под предводительством Хейлса, Л'Эстрейнджа и графа Норвича вспыхнуло восстание, с которым Фэрфакс вскоре справился в Мейдстоуне.
Но пока оно продолжалось, принц мог бы безопасно высадиться на острове Уайт и попытаться спасти своего
отец. Замок Кэрисбрук был некрепким, и на острове, помимо его гарнизона, было мало войск.
Но хотя Карл с нетерпением ждал прибытия флота и неоднократно отправлял послания, на них никто не обращал внимания. Почти месяц принц полностью контролировал побережье. Фэрфакс сражался с повстанцами в Колчестере, а остальная часть армии была занята в Уэльсе и ожидала вторжения из Шотландии.
Однако наследник престола не предпринял никаких действий для спасения своего отца, хотя все думали, что это было бы его первоочередной задачей.

Уорик расположился в устье Темзы, чтобы предотвратить любое продвижение к Лондону или любое подкрепление Колчестеру.
Но он не считал себя достаточно сильным, пока к нему не присоединился другой флот под командованием сэра Джорджа Эйскоу из Портсмута. С его прибытием Уорик смог атаковать флот принца, но он не двигался с места, и принц, похоже, не был склонен нападать на него. Он был доволен тем, что
перехватывал торговые суда, заходившие в порт, а затем требовал выкуп
за них у Сити. Это привело к оживлённой переписке между Лондоном
и принцем, под прикрытием которых принц и его советники выступили с предложениями о том, чтобы город открыл свои ворота и присягнул королю. Но требование принца о десяти тысячах фунтов в качестве выкупа за торговые суда вызвало отвращение у города, и вскоре после этого пришло известие о полном разгроме шотландской армии при Престоне. После этого принц снова отплыл в Хелвутслёйс, не предпринимая больше никаких действий. Его флот, по словам Кларендона, как и двор и армия его отца, был раздираем междоусобицами и потому не способен ни на что
решил действовать решительно. Но граф Уорик выглядел не слишком привлекательно. Хотя, надо признать, после соединения с Эйскоу он был достаточно силён, чтобы победить принца, он ограничился тем, что проводил его до голландского побережья, держась на почтительном расстоянии. Говорят, что там он убедил разочарованных моряков вернуться на службу к парламенту и таким образом вернул себе большинство кораблей. Но общественность была крайне недовольна его поведением, а независимые кандидаты не
не колеблюсь заявить, что их всегда предавала трусость или немилость знатных военачальников. Вся война была ярким тому подтверждением.
Кларендон утверждает, что у Уорика было
соглашение с его братом Холландом, и он почти наверняка перешёл бы на их сторону, если бы шотландское вторжение увенчалось успехом. Кларендон заявляет, что
парламент Шотландии отправил лорда Лодердейла в Гаагу, чтобы
пригласить принца Чарльза приехать в Шотландию и возглавить там дела
своего отца, чтобы поддержать стремление к
подавить восстание индепендентов, которые были настроены враждебно как по отношению к королю, так и по отношению к «Торжественной лиге и Ковенанту»; но известие о поражении Гамильтона
помешало достижению этой цели. К концу августа все попытки роялистов
были пресечены.

 Пресвитериане воспользовались тем, что Фэрфакс, Кромвель и
ведущие индепенденты находились в армии, и предложили заключить новый
договор с Карлом. Узнав об этом движении, Кромвель написал в парламент письмо, в котором напомнил о том, что парламент проголосовал против обращения к королю, и что, если парламент нарушит это решение и снова обратится к королю, который всё ещё
Присоединение к его неприемлемым требованиям стало бы для них вечным позором.
 Но немедленное поражение Гамильтона настолько усилило страх пресвитерианцев перед подавляющим преимуществом, которое это дало бы армии и партии индепендентов, что они поторопились с решением.
 Карл с готовностью согласился и был бы рад, если бы его желание вести переговоры в Лондоне было исполнено, тем более что многие в Лондоне настаивали на примирении с ним. Но парламент пока не осмеливается идти против победившей армии.
Был достигнут компромисс. Карлу было позволено выбрать любое место на острове Уайт, где должна была состояться конференция, и он остановился на городе Ньюпорт. От парламента были назначены пять лордов, в том числе Нортумберленд и Пембрук, и десять простолюдинов, в том числе
Вейн-младший, Гримстон, Холлс и Пирпойнт.
Со стороны Карла присутствовали уполномоченные, а также герцог Ричмонд, маркиз Хартфорд, графы Саутгемптон и Линдси, другие джентльмены, а также несколько его капелланов и адвокатов. Это были
им не разрешили присутствовать на заседании парламентских уполномоченных и короля,
и они не должны были высказывать своё мнение или приводить аргументы во время обсуждения,
которое должно было вестись непосредственно с Карлом; но им разрешили находиться
в комнате за занавеской, где они могли всё слышать и с кем
Карл мог свободно советоваться. Условия были такими же, как и в Хэмптон-Корте, и король снова
согласился передать командование армией на десять лет;
но он не согласился бы на упразднение епископата, а лишь на
его отстранение от должности на три года; более того, епископские земли не подлежали конфискации, а сдавались в долгосрочную аренду, и он не был обязан принимать Ковенант. На самом деле он был так же верен своим убеждениям, как и в те времена, когда у него были все шансы их отстоять.
 Напрасно пресвитериане со слезами на глазах умоляли его уступить, чтобы не погубить себя и их. Комиссия собралась 18 сентября и должна была завершить свою работу 4 ноября, но к этому сроку ничего не было сделано. Члены комиссии приступили к работе
они ушли и направились в Кауз, но были встречены резолюцией Палаты общин
продлить конференцию до 21-го, которая впоследствии была
продлена до 25 ноября.

Есть знаки и обстоятельства за границу достаточно иметь принес
другой человек, чтобы сделать лучшие условия он сможет. 11 сентября,
перед заседанием Комиссии, была подана петиция от имени многих тысяч неравнодушных жителей Лондона и Вестминстера, района Саутуарк и соседних деревень,
в которой содержалась просьба о том, чтобы главный виновник был наказан.
за великое кровопролитие, совершённое во время войны». Они призывали к казни Холланда, Гамильтона, Кейпела, Геринга и остальных офицеров-роялистов, ныне содержащихся в Виндзоре. Кларендон говорит, что
Кейпел так яростно высказался по поводу казни Лайла и Лукаса в Колчестере, заявив, что лучше бы они расстреляли всех остальных заключённых, и особенно упрекнул Айртона, которому он приписывал это кровавое деяние из-за его мстительного характера, что армия решительно потребовала казни этих людей.  Было подано множество других петиций
То же самое происходило в стране и в полках, где люди заявляли, что после стольких чудесных избавлений от их вероломных и непримиримых врагов, ниспосланных Всевышним, грешно больше медлить с наказанием этих орудий жестокости, и особенно короля, главного преступника, разжигателя войны и упрямого отвергателя всех предложений. Армия была настроена ещё более решительно, потому что один из их самых доблестных и опытных командиров, полковник Рейнсборо, был жестоко убит несколькими роялистами.

Неудивительно, что армия стала проявлять нетерпение к дальнейшей терпимости по отношению к
такому врагу. Полковник Ладлоу, который также был членом парламента,
возразил, что стране пора принять близко к сердцу пролитую кровь
и грабежи, совершенные по поручению короля, и чтобы
подумайте, можно ли было бы удовлетворить правосудие Божье или умилостивить Его гнев
, если бы они даровали акт забвения, как того требовал король.
Нет; кровь тысяч убитых хлынула из-под земли; когда
В Книге Чисел говорится: «Кровь осквернила землю, и земля не могла
не может быть очищена ничем иным, кроме крови того, кто её пролил». Ему не удалось склонить Фэрфакса к своему мнению по этому вопросу, но Айртон был более сговорчивым слушателем. 18 октября он присоединился к своему полку, чтобы подать петицию о том, что преступление должно наказываться беспристрастно, без различия между знатными и простыми людьми, и что любой, кто будет говорить или действовать в пользу короля до того, как его осудят за пролитие невинной крови, должен быть признан виновным в государственной измене. Этому примеру последовали несколько других полков; 21-го числа Инголдсби
полк прямо обратился с петицией о суде над королем и
объявил ньюпортский мирный договор ловушкой; а 16 ноября с
длинным и суровым протестом выступили собравшиеся офицеры
армия обратилась в Палату общин с требованием, чтобы "главный и великий
виновник всех бед, которые пережила нация, должен
быть быстро привлеченным к ответственности за измену, кровь и зло,
в которых он был виновен; что лорды должны быть упразднены, а
верховная власть передана палате общин; что если страна пожелает
больше не будет королей, они будут избираться палатой общин; должен быть установлен срок окончания работы этого парламента; и любой будущий король должен будет поклясться, что будет править только с помощью парламента.
 Это поразительное заявление было подписано Рашвортом, историком,
секретарём Фэрфакса, а сам генерал сопроводил заявление письмом. В Палате представителей разгорелись ожесточённые дебаты по поводу этого протеста.
Но Кромвель уже быстро продвигался к столице, и Палата представителей объявила перерыв.

[Иллюстрация: ПРИБЫТИЕ КАРЛА ПОД СТРАЖЕЙ В ХЕРСТСКИЙ ЗАМОК. (_см.
 стр. 82.)]

Все эти зловещие события не произвели на Карла никакого впечатления. Пока он вёл переговоры, он, как обычно, тайно переписывался со своими сторонниками в разных местах, извиняясь за малейшие уступки и заявляя, что не собирается их соблюдать.
24 октября, после того как он сложил с себя полномочия командующего армией, он написал сэру Уильяму Хопкинсу:
«Чтобы быть с вами откровенным, скажу, что большая уступка, которую я сделал сегодня, была сделана лишь для того, чтобы я мог сбежать. Если бы  я не надеялся на это, я бы этого не сделал». Он написал это 10-го числа
20 октября он написал Ормонду в Ирландию, с которой, как он согласился, больше не будет поддерживать связь, что договор ни к чему не приведёт и что он призывает Ормонда в частном порядке со всей энергией продолжать план по организации восстания в Ирландии и сообщить своим друзьям, что это происходит по его приказу, но не открыто, иначе это, конечно, поставит крест на договоре. Но в руки «индепендентов» попало письмо Ормонда, из которого они узнали, для чего его отправили из Франции в Ирландию.
Комиссары не могли действовать дальше, пока
Чарльз публично заявил, что не уполномочивал Ормонда действовать от его имени.
 Всё время, пока шли переговоры, он ожидал, что план его побега будет приведён в действие. Он сказал сэру Филипу Уорвику, что если его друзья не смогут спасти его к тому времени, когда он попросит о помощи, то он всё равно будет держаться до тех пор, пока не заложит в этом здании камень, который станет его надгробием.

С таким человеком все переговоры были давно обречены на провал; он никогда бы не согласился с предъявленными ему требованиями, а без его согласия вся война была бы напрасной. Более того, даже если бы он согласился, было бы так же очевидно, что
оказавшись на свободе, он разорвал бы все обязательства. Что же делать?
 Независимые и армия пришли к твёрдому убеждению, что
есть только один выход. Король должен предстать перед судом за измену
нации и понести наказание, как любой другой неисправимый преступник.

Кромвель, возвращаясь из Шотландии, заехал в Понтефракт, чтобы
отомстить убийцам полковника Рейнсборо, но, обнаружив, что в
Лондоне его ждут неотложные дела, оставил Ламберта наводить порядок в городе и арестовывать убийц, а сам поспешил в столицу. Он во многом полагался на
Полковник Хэммонд должен был обеспечить безопасность короля и не отдавать его в руки парламента до тех пор, пока не будет восстановлена справедливость. Но договор не принёс никаких результатов, и 28 ноября уполномоченные собрались уходить от короля. 25-го числа Хаммонд
получил приказ от Фэрфакса отправиться в штаб-квартиру в Виндзоре,
а 26-го числа полковник Юэр, ревностный республиканец, прибыл в Ньюпорт,
чтобы взять короля под стражу и поместить его в замок Кэрисбрук или
в другое место.

 Хаммонд, который хорошо понимал, что это значит, отказался сдаться
Он заявил, что во всех военных вопросах будет подчиняться своему генералу, но что это поручение было возложено на него парламентом и что он подчинится только их приказу. Юэр вернулся, но на следующий день комиссия прекратила свою работу. Карл, видя,
до какой отчаянной точки дошли дела, внезапно уступил и согласился
на то, чтобы семь человек, не подпадавших под помилование, предстали
перед судом. Это были маркиз Ньюкасл, сэр Мармадьюк Лэнгдейл,
который был заключён в Ноттингемском замке, но сбежал, лорд
Дигби, сэр Ричард Гренвиль, сэр Фрэнсис Доддрингтон, лорд Байрон и
мистер судья Дженкинс; что епископы должны быть упразднены, а их земли переданы короне до окончательного урегулирования религиозного вопроса.

 Когда члены комиссии уходили, Карл предупредил лордов своей партии, что в его падении они увидят своё собственное. Хотя он и отказался от всего в последний момент, он не мог тешить себя надеждой, что это будет принято, потому что знал, что армия, в руках которой была реальная власть, выступила против этого договора как против нарушения
о голосовании по поводу отсутствия обращений и не верил в то, что он будет соблюдать какие-либо условия. Вместе с членами комиссии Хаммонд также покинул дворец, и Карл остался в руках майора Ролфа, человека, которому шесть месяцев назад было предъявлено обвинение в заговоре с целью убийства короля.
 Но Карл не должен был оставаться под опекой этого человека. Отряд войск под командованием подполковника Коббета уже направлялся к нему, чтобы принять его. Узнав об этом, друзья короля снова стали умолять его попытаться бежать. Герцог Ричмондский,
Граф Линдси и полковник Кок убеждали его немедленно бежать; они сообщили ему кодовое слово, а Кок сказал, что у него наготове лодка и лошади. Но все их уговоры были тщетны; Карл не хотел двигаться с места. Он утверждал, что дал парламенту честное слово не предпринимать никаких действий в течение двадцати дней после заключения договора. И это был тот самый человек, который на протяжении всего периода действия договора писал письма на Север и Юг, чтобы заверить своих друзей в том, что он намерен нарушить своё слово по каждому пункту договора, как только окажется на свободе. Можно предположить, что это и была истинная причина
Чарльз не пытался бежать, потому что не надеялся на это.
 Во всех своих попытках он так и не смог сбежать и, должно быть, был полностью уверен, что у него ничего не выйдет. В пять утра прибыл Коббет со своим отрядом, и королю сообщили, что он должен встать и сопровождать их.

 Король, сильно взволнованный, потребовал показать ему приказ о его вывозе и узнать, куда его собираются доставить. Коббет сказал ему, что они должны увезти его с острова, но не показал приказ. Его
дворяне, епископы и придворные в тревоге столпились вокруг
и замешательство, но выбора не было; король был вынужден
с большой грустью попрощаться с ними и отправиться в Херст
замок на противоположном берегу Хэмпшира. «Это место, — говорит Уорик, — стояло в море, потому что во время прилива его окружала вода, и там было всего несколько лачуг для солдат, а в основном оно предназначалось для того, чтобы с него можно было командовать кораблями».
Вид этого мрачного места вселил в него серьёзный страх перед убийством, потому что он никак не мог поверить, что, хотя левеллеры и говорили об этом, они когда-нибудь
осмелиться предать помазанника Божьего публичному суду. К сожалению, его собственные офицеры в последнее время приучили публику к убийствам.
Помимо доблестного полковника Рейнсборо, они убили ещё нескольких офицеров, менее известных, и ходили слухи, что они сговорились таким образом избавляться от врагов короля.
 Однако Карлу предстояло узнать, что офицеры парламентской армии презирают убийства и осмеливаются обвинять короля.

В тот же день, когда Чарльза перевели в Херстский замок,
Парламент отклонил предложение о том, что парламентская жалоба должна быть рассмотрена, и проголосовал за письмо Фэрфакса, в котором тот требовал выплатить жалованье армии или угрожал забрать его, если оно не будет выплачено. Это было высокомерное и неподобающее письмо. В тот же день совет офицеров обратился к парламенту с заявлением, в котором заверил его, что, поскольку их протест был отклонён, они пришли к выводу, что парламент предал доверие народа, и что поэтому армия обратится от их имени «к народу».
чрезвычайный суд Божий и всех добрых людей». Они призвали всех
верующих членов парламента довериться армии и вместе с ней
выступить против поведения своих коллег. Парламент, со своей
стороны, направил Фэрфаксу приказ, согласно которому армия не
должна была приближаться к столице. Но армия продвигалась
вперёд — несколько полков из окрестностей Йорка — с заявлением,
что они следуют указаниям Провидения.

1 декабря палата общин собралась и, словно не обращая внимания на продвижение армии, проголосовала за благодарность Холсу, Пирпойнту и лорду
Венману — за его заботу и старания в заключении мирного договора в Ньюпорте.
Затем он дважды зачитал отчёт уполномоченных. Холлс, который вместе со своими коллегами, обвиняемыми в измене, снова был в Палате общин, предложил признать ответ короля удовлетворительным. Но этот вопрос был отложен до следующего дня, когда Палата общин снова прервала свою работу до 4 декабря. Фэрфакс, вопреки их запрету, в тот день вошёл в город и разместил свои войска вокруг Уайтхолла, Йорк-Хауса, Сент-Джеймса, Мьюза и других мест. 4 декабря они
Они снова вернулись к вопросу о договоре, обсуждая его всю пятницу и субботу.
В понедельник они продолжали дебаты весь день до пяти часов утра во вторник.
Таких дебатов, длившихся три дня и ночь, ещё не было, поскольку ни один вопрос такой чрезвычайной важности никогда не рассматривался в парламенте.
Оливер Кромвель прибыл в разгар этих памятных дебатов.

Сэр Гарри Вейн-младший сказал, что переговоры о заключении договора велись
в течение нескольких месяцев и что, хотя король, казалось, был готов на многое
в последний момент, у них было его собственное заявление о том, что он не
Он заявил, что не считает себя связанным обещаниями, которые мог дать, и что он, как и тысячи других людей, убеждён в том, что королю нельзя доверять. Поэтому он предложил Палате немедленно вернуться к голосованию по вопросу о непризнании, которое она не должна была нарушать, прекратить все переговоры и создать государство по другому образцу. Сэр Генри Милдмей сказал, что королю можно доверять не больше, чем льву в клетке, которого выпустили на волю. Таково было убеждение
всех независимых, и, без сомнения, оно было обоснованным и рациональным
убеждение. Но у короля были и защитники: Файнс, к
удивлению своей партии, выступал за принятие доклада, и
даже Принн, который так сильно пострадал из-за него, стал
защитником королевской власти, чтобы наказать сторонников независимости и армию. При разделении голосов было обнаружено, что большинство в тридцать шесть человек, то есть сто сорок против ста четырёх, проголосовали за то, чтобы признать уступки Карла в Ньюпорте удовлетворительными и достаточными для установления мира в королевстве. Но армия — или, другими словами,
Дело независимости и республиканства не должно было потерпеть поражение.

 Утром 6 декабря генерал-майор Скиппон распустил
походные оркестры, которые охраняли обе палаты парламента, и
кавалерия полковника Рича и пехотный полк полковника Прайда заняли свои
места. Полковник Прайд возглавил операцию, которая с тех пор
получила название «Прайдс-Пёрч». Армия решила очистить парламент от всех тех, кто был достаточно слаб или достаточно глуп, чтобы согласиться на возвращение короля, поверив его обещаниям, которые он уже давно дал
перестало означать что-либо, кроме обмана. Фэрфакс беседовал с некоторыми членами парламента, а полковник Прайд расставлял своих солдат в зале для прошений и в вестибюле
Коммонс стоял на последнем месте со списком членов палаты в руке.
Когда они приблизились, лорд Грей из Гроуби, стоявший рядом с ним в качестве одного из привратников, сообщил ему, кто эти члены палаты.
Он остановил тех, кто был в его списке, и отправил их в Королевский суд, Суд по делам несовершеннолетних и в другие места, назначенные для их содержания генералом
и совет армии. Пятьдесят два ведущих пресвитерианина были
таким образом арестованы, а на следующий день были арестованы и другие, кто прошёл первое испытание.
Таким образом, после «Чистки Прайда» в Палате осталось всего около пятидесяти членов, которые были независимыми, поскольку остальные бежали в сельскую местность или скрывались в городе, чтобы избежать ареста. В
целом сорок семь членов были заключены в тюрьму, а девяносто шесть исключены.
Оставшаяся часть получила известное название «Рамп»

. Независимые теперь были неуправляемы; королевская партия в Шотландии,
Ковенантеры, ослабленные поражением армии Гамильтона, выступили против пресвитерианцев.
Ковенантеры снова провозгласили с кафедры проклятие Мероза всем, кто не встанет на защиту Торжественной лиги и Ковенанта.
Лаудон и Эглинтон были назначены командующими, и граф Аргайл со своими горцами присоединился к ним.
Вместе с силами Кассилиса из Каррика и Галлоуэя они двинулись на Эдинбург. Эту дикую
армию, наступавшую с запада, называли «Виггаморами» — либо от
_whiggam_, фразы, которой погоняли лошадей, либо от _whig_ (сыворотка).
напиток из кислого молока, который был одним из их основных продуктов питания.
Как бы то ни было, вскоре этот термин стал обозначать врага короля, а в следующее правление его стали использовать как прозвище для противников двора, откуда и произошло политическое слово «виг». Лорд Ланарк и Монро были рады заключить соглашение с виггаморами и распустили свои войска, так что Аргайлу, который был большим сторонником Кромвеля, больше нечего было опасаться на Севере. Во время визита Кромвеля Бервик и Карлайл были сданы ему без боя.


На заседании очищенного от сторонников парламента 6-го числа, в первый день
После того как Гордость отсеяла подозреваемых, на их место пришёл Кромвель, и его встретили аплодисментами за заслуги на Севере. 8-е число было объявлено днём строгого поста, и был организован сбор средств для жён и вдов бедных солдат. Затем они перенесли заседание на 11-е число, а в воскресенье Хью Питерс, большой энтузиаст республиканства, прочитал в Вестминстерской церкви Святой Маргариты проповедь на текст: «Сковайте вашего короля цепями, а вашу знать — железными оковами».
В своей проповеди он без колебаний охарактеризовал короля
как Варавва, великий убийца, тиран и предатель. Примечательно, что не только четыре графа и двадцать знатных простолюдинов не присутствовали на этой проповеди, но и сам пфальцграф, племянник Карла. Собственная семья короля, какими бы ни были их намерения, явно оставила его на произвол судьбы, иначе принц со своим мощным флотом не стал бы несколько недель прочёсывать южное побережье Англии, не предприняв ни единой попытки спасти своего отца. На борту находился пылкий принц Руперт, один из главных советников короля.

Вместо того чтобы заседать в соответствии с решением о переносе заседаний, Палата общин
11-го числа Военный совет, Специальный комитет и Совет генералов собрались и разработали новую схему управления. Она называлась «Новый представитель, или Народное соглашение».
Считалось, что автором был Айртон, но, вероятно, схема была разработана Кромвелем, Айртоном, Питерсом, Вейном, Прайдом и ведущими республиканцами. Это было всего лишь расширение недавней петиции; в ней предлагалось, чтобы нынешнее
Парламент, который заседал уже восемь лет, должен быть окончательно распущен в апреле следующего года, а новый парламент должен быть избран по этой формуле.
заявил, что офицеры и злонамеренные лица не должны иметь права избирать
или быть избранными; что Палата общин должна состоять из трёхсот
членов, а представительство страны должно быть более равномерным.
Эти предложения, одобренные общим советом солдат и младших офицеров, были представлены парламенту.
На следующий день Палата общин с готовностью проголосовала за эти меры, а также за то, что
и Палата общин, и Палата лордов, нарушив процедуру голосования по неотправленным письмам,
совершили акт, противоречащий парламентской этике и наносящий ущерб королевству.
и что договор в Ньюпорте был чудовищной ошибкой, позором и
угрозой для страны. Они снова восстановили порядок, исключив
одиннадцать пресвитерианских членов из Палаты.

 16-го числа был отправлен сильный конный отряд под командованием полковника
Харрисона, чтобы перевезти короля в Виндзорский замок. В тот самый день, когда он добрался до Виндзора, Палата общин, или её обломки,
назначила комитет из тридцати восьми человек «для рассмотрения вопроса о выдвижении обвинения против короля и всех других правонарушителей, которых можно считать достойными наказания». 1 января 1649 года
комитет составил следующий отчет:-"Что упомянутый Карл Стюарт,
будучи признан королем Англии и в силу этого наделен ограниченной
властью управлять по законам страны и в соответствии с ними, а не
в противном случае; и своим доверием, присягой и должностью, будучи обязанным использовать
вверенную ему власть на благо людей и
для сохранения их прав и свобод; и все же, тем не менее,
из злого умысла воздвигнуть и поддерживать в себе неограниченную и
тираническую власть, править согласно своей воле и свергнуть
права и свободы народа; да, отнять и сделать недействительными
основы этих прав и свобод, а также все средства правовой защиты и
устранения злоупотреблений властью, которые в соответствии с
основными конституционными актами этого королевства были
предоставлены народу в лице и через право и власть частых и
парламентов, или национальных собраний в совете; он, вышеупомянутый Карл
Стюарт, для осуществления своих замыслов и для защиты себя и своих сторонников в их нечестивых деяниях, с той же целью предательски и злонамеренно развязал войну против
«Нынешнему парламенту и народу, представленному в нём».
Таким образом, в докладе говорилось, что он должен предстать перед судом за измену нации.

[Иллюстрация: СУД НАД КАРЛОМ I. (_См. стр._ 86.)]

На следующий день постановление Палаты общин, подтверждающее доклад, было отправлено в Палату лордов или, по крайней мере, тем немногим из них, кто остался, — всего около дюжины человек, — которые отклонили его без единого голоса против.
Затем Палата общин объявила перерыв. Палата общин немедленно закрылась и приняла резолюцию о том, что Палата общин Англии в парламенте собралась
были, под властью Бога, источником всей справедливой власти как представители
народа; что бы они ни постановляли, это было законом и не требовало
какого-либо согласия со стороны Лордов.

6 января Палата общин приняла постановление о судебном разбирательстве над
королем. Этим постановлением они учредили Высокий суд для его судебного разбирательства
и вынесения приговора против него. В его состав входило не менее а
сто тридцать пять членов Комиссии, из которых двадцать должны были составлять
кворум. Из этих уполномоченных собралось не более восьмидесяти.
8-го числа в Крашеном зале собралось пятьдесят человек во главе с Фэрфаксом, и
Он приказал, чтобы на следующий день глашатай объявил о предстоящем суде и пригласил всех желающих представить доказательства против Чарльза Стюарта. Соответственно, в тот же день, 9-го числа, это было сделано как в Вестминстере, так и в Сити. Палата общин приказала Великому
Использовавшуюся печать следовало сломать и ввести в обращение новую, с надписью «Большая печать Англии», а на обратной стороне — «В первый год свободы, восстановленной с Божьего благословения, 1648» (_т. е._ 1649, по новому стилю). Затем уполномоченные назначили Джона Брэдшоу, уроженца
из Чешира, адвокат из Грейс-Инн, который много практиковал в
Гилдхолле и недавно получил звание сержанта, лорд-председатель
Высокого суда; мистер Стил, генеральный прокурор; мистер Коук, генеральный солиситор;
Мистер Дорислаус и мистер Аск в качестве адвокатов Содружества; и, назначив местом судебного разбирательства старые суды Канцлерского и Королевского отделений, расположенные в верхней части Вестминстер-холла, они назначили дату — 19 января. 20 января члены комиссии собрались в Расписной палате в количестве шестидесяти шести человек и торжественно проследовали в Вестминстер-холл.

Можно себе представить, что такое зрелище привлекло огромное количество людей.
Все входы в зал охранялись солдатами, а внутри стояли другие вооружённые люди.
Открытое пространство под барной стойкой было заполнено до отказа, и такие же толпы знати, джентльменов и дам смотрели вниз с галерей справа и слева.
Кресло из алого бархата для президента стояло на трёх ступенях в верхней части зала, а позади него и по обе стороны от него справа и слева располагались
Члены комиссии заняли отведённые им места, которые были покрыты
алый. Перед председателем стоял длинный стол, на котором лежали булава и меч, а прямо под ним, в начале стола, сидели два клерка. В
конце стола, прямо напротив председателя, стояло кресло для короля.

 После того как приговор был зачитан, Брэдшоу приказал привести заключённого к барьеру. Его привезли из Уайтхолла, куда он был доставлен из Сент-Джеймса в паланкине, и судебный пристав проводил его к барьеру. Его шаг был твёрд, а лицо, хоть и серьёзное, оставалось невозмутимым. Он сел, прикрывшись покрывалом.
по обычаю, не заключённого, а короля; затем встал и
обвёл взглядом двор и толпу вокруг себя. Все члены комиссии
сидели в шляпах, и Карл сурово посмотрел на них. Затем он
оглядел людей на галереях и вокруг себя с видом превосходства
и снова сел. Затем Брэдшоу обратился к нему со следующими словами:
«Чарльз Стюарт, король Англии, — Палата общин Англии глубоко сожалеет о бедствиях, которые обрушились на эту страну и главным виновником которых являетесь вы.
Некоторые из них решили провести расследование по делу о крови; и в соответствии с этим долгом перед правосудием, Богом, королевством и самими собой они решили предать вас суду и вынести вам приговор, и с этой целью они учредили этот Высокий суд, перед которым вы предстали.
Затем встал генеральный прокурор Коук, чтобы выдвинуть против него обвинение, но Карл, поднявшись и воскликнув: «Держите!
»— Держись! — и похлопал его по плечу тростью. При этом золотая головка трости упала, и, хотя он поднял её с невозмутимым видом,
Несмотря на его безразличие, этот случай произвёл глубокое впечатление как на него самого, так и на зрителей. Он рассказал об этом епископу Лондонскому, который навестил его наедине, и тот был очень обеспокоен. Те, кто это видел, сочли это особым знаком.

Однако Кок продолжил и попросил секретаря зачитать обвинение.
Пока тот читал, Карл снова крикнул: «Стой!» Но когда секретарь продолжил, он сел с очень суровым видом.
Но когда были зачитаны слова обвинения, в которых его называли тираном и предателем, он, как говорят, расхохотался.  Когда обвинение было зачитано,
Брэдшоу потребовал, чтобы тот ответил на это; но тот, в свою очередь, спросил, на каком основании его сюда привели? И он очень настойчиво заявил, что он король, не признаёт никакой власти, стоящей выше его собственной, и не собирается каким-либо своим действием умалять или отказываться от этой власти, а передаст её своим потомкам так же, как получил от своих предков. Он напомнил им, что недавно на острове Уайт он
проводил переговоры с несколькими лордами и джентльменами; что они
были близки к заключению этого договора, и он хотел бы знать, на основании чего он
при таких обстоятельствах был доставлен туда.

 Это было правдой и не подлежало бы сомнению, если бы он, как утверждал, обращался с ними честно и справедливо; но мы знаем, что
в то самое время, когда он заключал этот договор, и до самого конца он также вёл тайную переписку с Ормондом в
Ирландия, его жена во Франции и другие стороны сообщают ему, что он делает это только потому, что ничего не поделаешь; но у него есть свои игры, которые всё равно поставят крест на всём предприятии.
 Он имел в виду именно это и в частном порядке заявлял именно это.
чем то, что при первой же возможности он снова станет таким же деспотичным, как и прежде.
 Однако он продолжал спрашивать: «На каком основании я здесь? Я имею в виду законное основание, потому что в мире много незаконных оснований — воров и разбойников на больших дорогах. Помните, я ваш законный король.
Дайте мне знать, на каком законном основании я здесь нахожусь.
Решите этот вопрос, и вы услышите от меня больше. Брэдшоу сказал ему, что он мог бы заметить, что находится здесь на основании власти народа Англии, избранным королём которого он является. Это дало Карлу ещё один шанс.
ответ. «Англия, — сказал он, — почти тысячу лет была не выборным, а наследственным королевством. Я больше стою за свободу своего народа, чем кто-либо из тех, кто здесь претендует на роль моих судей».
 Брэдшоу мог бы сказать ему, что народ считает, что пора положить конец наследственной форме правления и принять новую, но он ответил:
«Сэр, всем известно, как хорошо вы распорядились доверенными вам полномочиями». Если вы не признаёте власть суда, я вынужден буду продолжить.
Однако Карл обратился к другому слабому месту в ответе своего оппонента и
воскликнул: "Я не вижу Палаты лордов, которая могла бы составлять парламент,
и король тоже должен быть в парламенте и его частью". Это было
бесспорно, что Чарльзу нельзя было ответить на конституционном
основании, но только на революционном, на том принципе, что
сила и право народа совершать революцию и заново формировать свою жизнь.
конституция (которая в 1688 году была признана и утверждена как великий
факт прав наций), и Брэдшоу выдвинул это
заявление: "Если вы не удовлетворены нашей властью, мы удовлетворены
с этим, что у нас есть от Бога и народа». Он сообщил Карлу, что тот должен ответить, и отложил заседание до понедельника.


Следующие два дня были посвящены сбору доказательств того, что король не только начал войну против своих подданных, но и лично командовал войсками, а также определению формы вынесения приговора. На третий день, когда Карла снова вывели вперёд,
произошла та же мучительная сцена: король отвернулся от суда,
отказался выступать с речью, но при этом настаивал на том, чтобы его выслушали. Брэдшоу рассказал
Ему тщетно пытались объяснить, что если он будет защищаться, признавая власть суда, то сможет делать любые заявления в свою защиту, какие пожелает. Но ни в одном суде не может быть иначе. Затем он потребовал, чтобы его выслушал комитет обеих палат, но ему напомнили, что власть лордов больше не признаётся. Он заверил его, что, хотя он и утверждает, что в государстве у него нет начальника, закон является его начальником и что существует власть, стоящая выше закона, — народ, создатель или автор закона, — которая не вчера появилась.
но закон, существовавший в древности; что существуют такие вещи, как парламенты, которые народ создал для своей защиты, и что эти парламенты он пытался подавить и уничтожить; и что все его усилия, направленные на сокрушение парламента, были известны всему королевству. «И действительно, сэр, — продолжил он, — в этом вы преуспели, ведь главным оплотом свобод народа является английский парламент». Если бы вы только смогли это сделать, вы бы одним махом отрубили Англии голову. Но Бог
Я был рад сорвать ваши планы, разбить ваши войска и взять вас под стражу, чтобы вы предстали перед судом.
Затем он опроверг аргумент Карла о том, что не было ни закона, ни прецедента, чтобы люди свергали или уничтожали своих королей. Он привёл множество примеров из истории других стран, когда люди сопротивлялись своим королям, сражались с ними и свергали их. В родной для Чарльза Шотландии, как и во многих других странах,
было немало случаев свержения и казни своих правителей. Его бабушка была свергнута, а его
собственного отца, совсем ещё ребёнка, поставили на место. Затем лорд-президент
обратился к показаниям Эдуарда II и Ричарда II, которые, по его
словам, были даны под давлением парламента, и сказал, что их преступления и на десятую часть не были столь тяжкими по отношению к нации, как те, в которых обвиняется он.
 Поскольку Карл продолжал отвечать и спорить, не подчиняясь требованию
выступить с речью, Брэдшоу сказал ему, что суд предоставил ему слишком много свободы, и приказал зачитать приговор. Но тут Джон Даунс,
один из членов комиссии, гражданин Лондона, сказал тем, кто стоял рядом с ним:
«Неужели у нас каменные сердца? Неужели мы не люди?» — а затем, встав и дрожа всем телом, воскликнул: «Милорд, я не согласен с приговором. Я прошу суд отложить заседание, чтобы выслушать меня».
Поэтому они отложили заседание, но через полчаса вернулись с единогласным вердиктом «виновен».

 Затем Брэдшоу приступил к оглашению приговора. Когда в то утро зачитывали имена членов комиссии, при упоминании Фэрфакса с одной из галерей раздался женский голос: «У него больше ума, чем у всех здесь присутствующих». Когда зачитали имя Кромвеля, тот же голос произнёс: «Он не дурак».
чей-то голос воскликнул: «Мошенник и предатель». Как далее повествует Брэдшоу, народ призвал короля к ответу перед
палатой общин Англии, собравшейся в парламенте. Тот же женский голос
выкрикнул: «Это ложь! ни одна из них не стоит и четверти!» Поднялась
суматоха; все повернулись к галерее, откуда донёсся голос,
к группе дам в масках. Экстелл, офицер, командовавший солдатами,
жестоко приказал им стрелять по группе; но солдаты замешкались, и одна дама встала и вышла из галереи.
Это была леди Фэйрфакс, жена главнокомандующего,
женщина из очень древнего и знатного рода, из семьи Виров из Тилбери,
которая решительно возражала против крайних мер, принимаемых армией, и
уговорила своего мужа держаться подальше от двора.

После того как порядок был восстановлен, Брэдшоу приказал зачитать обвинение.
Король по-прежнему вмешивался в процесс, и тогда Брэдшоу вынес приговор:
«Суд, будучи убеждённым в том, что он, Карл Стюарт, виновен в преступлениях, в которых его обвиняли, признал его виновным
как тиран, предатель, убийца и враг народа, должен быть казнён путём отсечения головы от тела».
После оглашения приговора Карл снова попросил, чтобы его выслушали, но Брэдшоу сказал ему, что после вынесения приговора это невозможно, и приказал страже увести его. Писатели-роялисты утверждают, что во время суда люди кричали: «Справедливость! Справедливость!»
в то время как другие кричали: «Боже, храни короля!» — после того, как король был осуждён, солдаты, когда он проходил мимо, оскорбляли его самыми грубыми словами
Они плевали на него, дули ему в лицо табачным дымом, бросали в него трубки и кричали ему в ухо: «Правосудие!  правосудие!
 казнь!  казнь!» Но народная партия полностью отрицала правдивость этих утверждений, заявляя, что они были придуманы для того, чтобы дело Карла напоминало дело Спасителя, чтобы его судьи стали одиозными, а он сам — священным мучеником. Один солдат, по словам Герберта, когда король направлялся к своему паланкину, сказал:
«Да поможет Бог и спасёт ваше величество!»
и Акстелл ударил его тростью, на что король сказал:
«Бедняга!  Это серьёзный удар за незначительное проступка».
В ответ на улюлюканье наёмников Герберт говорит, что он просто заметил: «Бедняги!  Они бы сказали то же самое своим генералам за шесть пенсов».

Карл вернулся во дворец Сент-Джеймс, где провёл остаток дня, воскресенье, 28 января, и понедельник, 29 января.
Казнь была назначена на вторник, 30 января. Его навещал Джаксон, покойный епископ Лондонский, а на следующее утро он в последний раз принял у себя двух своих оставшихся в Англии детей, герцога
Глостер и принцесса Елизавета. Принцессе не было и двенадцати,
и король, посадив её к себе на колени, начал говорить с ней: «Но,
милая, — сказал он, — ты забудешь то, что я тебе расскажу».
Девочка расплакалась и пообещала записать всё, что произошло, что она и сделала. В своём отчёте, сохранившемся в «Reliqui; Sacr;», она, среди прочего, пишет, что он велел ей передать матери, что его мысли всегда были с ней, что его любовь к ней останется неизменной до последнего вздоха и что он умер славной смертью за
законы и религию этой страны. Герцогу Глостеру он сказал:
«Милый друг, сейчас они отрубят голову твоему отцу. Послушай, что я скажу:
они отрубят голову мне, а тебя, возможно, сделают королём». Но запомни, что я тебе скажу: ты не должен быть королём, пока живы твои братья Карл и Яков. Поэтому я прошу тебя: не позволяй им сделать тебя королём.
На что ребёнок, глубоко вздохнув, ответил: «Сначала меня разорвут на куски».
«И эти слова, неожиданно прозвучавшие из уст столь юного ребёнка, — говорит принцесса, — очень обрадовали моего отца».
Вся эта беседа была чрезвычайно трогательной.

Карл хорошо выспался, но проснулся рано и велел своему слуге Герберту встать и тщательно его одеть, потому что это был день его второй свадьбы и он хотел выглядеть как можно лучше. Пока Герберт одевал его, Карл рассказал, что ему приснился архиепископ Лод, который, когда король заговорил с ним серьёзно, вздохнул и упал ниц. Карл сказал, что, если бы он не был мёртв, он, возможно, сказал бы Лоду что-нибудь такое, что заставило бы его вздохнуть.
так что, возможно, он считал, что действия и советы Лода привели к такому исходу. Он хотел надеть две рубашки, так как
Погода была очень холодной; если бы он дрожал, негодяи подумали бы, что это от страха. Он был рад, что переночевал в Сент-Джеймсском дворце,
потому что прогулка по парку согрела бы его. В десять часов
пришёл посыльный — полковник Хакер постучал в дверь и сказал, что всё готово. Хакер побледнел, увидев выходящего короля, и был сильно взволнован. Десять
пехотных рот выстроились в две шеренги по обе стороны от его пути,
а впереди него шёл отряд с развевающимися знамёнами и бьющими барабанами.

[Иллюстрация: ПРОЩАЛЬНОЕ БЕСЕДОВАНИЕ КАРЛА С ГЕРЦОГОМ ГЛОСТЕРСКИМ
И ПРИНЦЕССА ЭЛИЗАБЕТ. (_См. стр._ 88.)]

 Справа от короля шёл Джаксон, слева — полковник парламента
Томлинсон с непокрытой головой. Король быстро шёл по парку и говорил страже:
«Давайте, мои добрые друзья, шагайте быстрее».
Он указал на дерево, посаженное его братом Генри, и, подойдя к нему, сказал:
Уайтхолл лёгкой поступью поднялся по лестнице, прошёл через длинную галерею и направился в свои покои, где вместе с Джаксоном предался религиозным размышлениям. Было уже больше часа дня, когда его позвали
на эшафот, где его ждали палач Брэндон и сержант Юлет, назначенный ему в помощники, оба в чёрных масках.
Эшафот был установлен на улице перед Банкетным залом в Уайтхолле, и он прошёл через открытое окно прямо на него.
Всё было задрапировано чёрной тканью, а в центре эшафота стоял блок с лежащим на нём топором, обтянутым чёрным крепом.

Карл выступил с речью, в которой заявил, что не он начал войну с парламентом, а парламент с ним, призвав на помощь ополчение. Церковь, лорды и
По его словам, Коммонс был свергнут вместе с верховной властью.
Если бы он согласился править, опираясь только на деспотизм меча, он
утверждал, что мог бы остаться в живых и сохранить свой трон. Он заявил, что
прощает всех своих врагов; и всё же, когда палач упал на колени и
попросил у него прощения, он сказал: «Нет, я не прощаю ни одного из
своих подданных, который намеренно проливает мою кровь». Он сказал,
что страна никогда не будет процветать, пока на трон не посадят его
сына; и до последнего мгновения, верный своей теории божественного
права, он отрицал, что народ
должен иметь какую-либо долю во власти, - это понятие "ничего
относящиеся к ним", - и еще, что "он умер мучеником народа".

Пока он говорил, кто-то потревожил топор, к которому он повернулся и
сказал: "Берегите топор; если лезвие будет испорчено, это будет
хуже для меня". Закончив свою речь, он убрал волосы под
шапочку, и епископ заметил: "Остался всего один этап, который,
хотя и бурный и хлопотный, все же очень короткий. Подумай об этом.
это перенесет тебя на большой путь - даже с земли на небеса ". "Я ухожу".
— сказал король, — «от тленной короны к нетленной, где не может быть смятения».
— Ты переходишь от мирской короны к вечной — хороший обмен, — ответил епископ. Затем король снял плащ и отдал своего «Джорджа» Джаксону, внушительно произнеся:
«Помни!» Предполагается, что это предупреждение, поскольку на медальоне «Джорджа» был изображён портрет Генриетты, было адресовано его жене. Положив голову на плаху, палач отрубил её одним ударом, и сержант Юле, подняв её, воскликнул: «Вот она!»
Это голова предателя». При виде этого по толпе, казалось, прокатился единый стон.


Тело лежало в Уайтхолле, где его должны были забальзамировать, до 7 февраля,
когда его перевезли в Виндзор и положили в склеп часовни Святого Георгия,
рядом с гробами Генриха VIII. и Джейн Сеймур. День был очень снежным, и гроб, который опустили в могилу без какого-либо обряда, оставили без какой-либо надписи, кроме слов «Carolus Rex, 1648»
буквы которых были вырезаны из свинцовой ленты присутствовавшими джентльменами с помощью перочинных ножей, а сама лента была обернута вокруг гроба.
В таком состоянии он был обнаружен в 1813 году, когда Георг IV в присутствии сэра Генри Хэлфорда распорядился вскрыть его и обнаружил доказательства того, что голова была отделена от тела.




 ГЛАВА IV.

 СОДРУЖЕСТВО.

 Провозглашение принца Уэльского вне закона — упразднение
пэрства — _Ultimus Regum_ — установление республиканского
правления — упразднение Палаты лордов и монархии —
Государственный совет — трудности с присягой —
религиозная терпимость — суды над роялистами —
недовольство народа — левеллеры — деятельность Джона
 Лилбёрн — подавление мятежа в полку Уолли — похороны Локьера
 — арест Лилбёрна — распространение недовольства на другие полки — подавление восстания — Кромвель назначен лордом-наместником Ирландии — движение роялистов в Шотландии — сын Карла провозглашён королём — шотландская
 делегация в Гааге — двор Карла — убийство доктора
 Дорислаус — События в Ирландии — Кампания Кромвеля — Поражение и смерть Монтроза — Кромвель в Шотландии — Битва при Данбаре — Передвижения Карла — Его поход в Англию — Битва при
 Вустер-Чарльз бежит во Францию-Энергичное правительство-Иностранные трудности
 Закон о мореплавании-Война с Голландией-Соперничество между
 Парламентом и армией -Изгнание Крестца-Маленький
 Парламент -Кромвель стал протектором.


Король был казнен, и было необходимо, чтобы парламент
немедленно определил, какое правительство должно прийти к власти.
Если бы они были настроены сохранить монархию и принять старшего сына Карла, им всё равно пришлось бы найти действенные способы добиться от него признания, прежде чем допустить его к трону.
обо всех правах, за которые они боролись вместе с его отцом.
Поэтому в тот же день, когда был казнён король, Палата общин приняла
закон, согласно которому провозглашение принца Уэльского или любого другого лица королём или главой исполнительной власти Англии или Ирландии без согласия парламента считалось государственной изменой.
Копии этого закона были немедленно разосланы всем шерифам для оглашения в графствах. После этого они постепенно, но решительно приступили к разработке и завершению своего плана по переходу к республиканской форме правления.

Первым делом нужно было разобраться с лордами. Это сословие, или жалкие его остатки, всё ещё заседало в верхней палате и неоднократно направляло сообщения в нижнюю палату, на которые те не удосуживались отвечать. Лорды, по сути, стали презренными в глазах всего общества. Они пали и трепетали перед гением нижней палаты. Хотя они были решительно настроены
поддерживать королевскую власть и хотя все их интересы были
связаны с ней, хотя они были созданы королевским указом и
благодаря ему получили всё, что у них было, — честь, власть и
имущество, и хотя
Не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы понять, что они должны пасть вместе с ним.
Сам король неоднократно заверял их, что так и будет.
У них не было ни мудрости, ни благодарности, чтобы держаться вместе и сохранять источник своей чести, ни предвидения, чтобы понять, что их ждёт, когда корона падёт, и достойно перейти на сторону победившей силы. Они разбрелись кто куда:
кто-то поддерживал одну сторону, кто-то — другую, а кто-то колебался между ними, меняясь и перестраиваясь по мере того, как чаша весов склонялась то в одну, то в другую сторону
или другую. Что ещё хуже, они не обнаружили ни одного талантливого человека ни с той, ни с другой стороны, за редким исключением, и эти исключения не были выдающимися, даже когда они принимали чью-то сторону и становились партизанаминс.
Эссекс, Уорик, Холланд, Гамильтон, Ньюкасл, Нортумберленд, Ормонд и остальные, что они сделали? Фэрфакс и Монтроз из всей армии — и Монтроз лично был возведён в этот сан — были единственными, кто добился известности. Фэрфакс, действительно, независимо от руки и головы Кромвеля, был уважаем, но не более того. Всё пэрство погрузилось в презренное затмение перед смелым и энергичным гением
Простолюдины. Не удостоив их ответом, 5 февраля они начали обсуждать вопрос о том, как им
сохранение или упразднение, и на следующий день они проголосовали большинством в 44 голоса против 29 за то, что «палата пэров в парламенте бесполезна и опасна и должна быть упразднена; что привилегия пэров быть освобождёнными от ареста должна быть объявлена недействительной, но что они могут быть избраны рыцарями или горожанами в палату общин».
Генри Мартен предложил исключить слово «опасный» и оставить только слово «бесполезный».
Или, если слово «опасный» будет сохранено, поставить перед ним частицу «не», поскольку пэры были
Конечно, это не было опасно, но было до жалости бесполезно, и теперь они убедились в том, что говорил им Холлес: если они не присоединятся всем сердцем к спасению нации, она будет спасена без них. Вскоре после этого был принят соответствующий закон.

На следующий день (7-го числа) Палата общин перешла к более важному вопросу и проголосовала за то, что, как показал опыт,
должность короля в этой стране и сосредоточение власти в руках одного человека являются ненужными, обременительными и опасными для
ради свободы, безопасности и общественных интересов нации, и поэтому
она должна быть полностью упразднена; и с этой целью должен быть
незамедлительно подготовлен соответствующий закон. Вскоре последовало голосование по предложению Генри Мартена о том, что статуи короля на Королевской бирже и в других местах должны быть сняты, а на их месте должны быть установлены таблички с надписью: «_Exit Tyrannus, Regum ultimus, Anno Libertatis
Angli; restitut; primo_, 1648 год от Рождества Христова, 30 января (по старому стилю). Кроме того, была составлена подробная декларация, призванная оправдать смену
Англия была преобразована в республику, что было переведено на латынь, французский и голландский языки и доведено до сведения иностранных государств. Хранение новой Большой печати было поручено трём юристам, а именно Уайтлоку, Кеблу и Лайлу; они должны были хранить её до тех пор, пока будут вести себя надлежащим образом, и именоваться хранителями свобод Англии по уполномочию парламента. Королевская скамья отныне называлась Верхней скамьёй и стала именоваться Палатой общин
Бенч и Оливер Сент-Джон, который так много сделал для этой революции, были назначены главными судьями.

 Следующим важным шагом стал роспуск Исполнительного совета, который
заседал в Дерби-Хаусе и возродил его в более расширенном виде как
Государственный исполнительный совет, состоящий из сорока одного члена.
 Три четверти из них заседали в Палате, а несколько бывших пэров — Малгрейв, Пембрук, Денби, Фэрфакс, Лайл, Грей из Гроуби, Солсбери и Грей из Верке — входили в его состав. В него также входили главные юристы и армейские офицеры. Главными из них были уже упомянутые покойные пэры, а также Уайтлок, Сент-Джон, Кромвель, Скиппон, Хейзелриг, Мидмей, Вейн, Мартэн, Брэдшоу, Ладлоу и полковник Хатчинсон, губернатор Ноттингема. Мильтон, великий национальный поэт,
был назначен его секретарём и с тех пор готовил его публичные выступления,
а также использовал свой выдающийся талант для защиты мер республиканского правительства.


Необходимо было принести присягу, и была составлена присяга, в которой
одобрялся суд над королём, голосование против шотландцев и их английских союзников, а также упразднение монархии и Палаты лордов. Но поскольку это не только исключило бы всех людей с чистой совестью, но и
Пресвитериане, но призвали лордов вынести акт порицания в свой адрес, а также призвать всех одобрять парламентские акты
Фэрфакс и некоторые другие отказались подписывать документ, к которому они не имели никакого отношения.
В итоге документ был сокращён до обещания «быть верным и преданным правительству, созданному без короля и Палаты пэров, и никогда не соглашаться на их повторное принятие».
Это соглашение получило название «Обязательство» и по-прежнему действовало, исключая из числа участников всех роялистов и тех пресвитериан, которые не соглашались нарушать свой любимый Ковенант. Из двенадцати судей десять были назначены революционной партией, и все они спокойно продолжали свою работу
Они выполняли свои обязанности во время войны против короля; однако шестеро из них теперь подали в отставку, вероятно, до последнего надеясь на примирение с королём и не предполагая, что дело дойдёт до республики.
 Остальные шестеро согласились занимать свои должности только при условии, что акт Палаты общин гарантирует незыблемость основных законов королевства.

Что касается церкви, то, поскольку нынешнее правительство решительно выступало за широкую веротерпимость, оно ограничилось внесением незначительных изменений в существующую пресвитерианскую систему и предоставлением ей возможности
В то же время он лишил нетерпимое духовенство всякой светской власти. Ни один человек, придерживающийся религиозных убеждений, не должен подвергаться преследованиям при условии, что он не нападает на фундаментальные принципы христианства.
Таким образом, католики получили больше гражданских и религиозных свобод, чем со времён правления королевы Марии.

Армия оставалась в тех же умелых руках, которые сделали её лучшей армией в Европе и одержали с её помощью столько замечательных побед. Фэрфакс
по-прежнему оставался главнокомандующим, хотя и держался в стороне от
Суд над королём и военно-морской флот стали более эффективными благодаря смещению графа Уорика и назначению Блейка, который проявил
незаурядные навыки и храбрость на суше, а также Попхэма и Дина в качестве адмиралов.
 Эти значительные изменения произошли главным образом благодаря влиянию Кромвеля,
Айртона, Мартена и Брэдшоу, а также талантам Вейна и юридическим способностям Сент-Джона и Уайтлока. Они также ввели
парламентскую меру, которая существенно изменила характер
Палаты представителей. 1 февраля они проголосовали за то, чтобы те, кто
5 декабря они согласились с голосованием, в котором говорилось, что «уступки короля являются достаточным основанием для заключения соглашения».
Они не должны были заседать, но все остальные, кто предварительно внес в протокол свое несогласие с этим предложением, должны были быть допущены.  Таким образом, число членов парламента увеличилось до ста пятидесяти, и в то же время они были защищены от утомительного противодействия со стороны пресвитерианской фракции.

Теперь они приступили к суду над теми заключёнными-роялистами,
которые участвовали в последнем восстании и которых они считали
смутьяны в королевстве после того, как оно однажды победило короля, и
могли бы приступить к урегулированию. Они, по сути, считали их
своего рода мятежниками, выступающими против правящей партии. И всё же эта партия не была
признана даже в соответствии с её собственными официальными постановлениями в качестве полностью признанного
правительства, пока не завершились эти судебные разбирательства. Они прекратили своё существование 6 марта, а Республика была официально провозглашена только 19 марта.
Вот что было сказано: «Настоящим Парламентом и в его полномочиях постановляется, что народ
Англия, а также все принадлежащие ей владения и территории
являются и будут являться, и настоящим учреждаются, создаются,
устанавливаются и подтверждаются как Содружество или Свободное
государство; и с этого момента будут управляться как Содружество и
Свободное государство верховной властью этой нации,
представителями народа в парламенте, а также теми, кого они
назначат и утвердят в качестве должностных лиц и министров для
блага народа, без какого-либо короля или Палаты лордов.

Пока готовился этот закон, шли судебные разбирательства: голоса разделились
заседания Совета и Палаты общин были признаны достаточными
полномочия. Судебные процессы, вероятно, были ускорены известием о том, что Карл
II. был провозглашен в Шотландии и что шотландцы собирают
армию, чтобы отомстить за смерть короля и "наказать сектантов
Англию за нарушение Пакта". Лицами, которых было
решено судить, были герцог Гамильтон, граф Холланд, лорд
Горинг, недавно получивший титул графа Норвича, лорд Кейпел и сэр Джон Оуэн.
Высокий суд , назначенный для суда над этими заключенными , состоял из пятидесяти человек
от лица бывших пэров и членов Палаты общин. Герцог Гамильтон заявил,
что он не подпадает под юрисдикцию английского суда, что он
подданный Шотландии и военнопленный; но ему ответили,
что он также является английским пэром, графом Кембриджем, и
было доказано, что не только его отец был натурализован как английский пэр,
но и он сам был призван заседать в качестве такового и заседал. Граф
Холландский был болен и поэтому почти не защищался, лишь утверждал, что ему предоставили свободу, когда его взяли в плен в Сент-Неотсе; но
Это было полностью опровергнуто. Лорд Горинг, или, как его теперь называли, граф
Норвич, был верным сторонником короля и не проявлял особого снисхождения к парламентариям.
Но теперь он вёл себя очень уважительно по отношению к двору и, казалось, отдавал себя в их руки. Лорд
Кейпел был одним из самых храбрых и гордых генералов роялистов.
Во время заключения он сбежал из Тауэра, но был предан
лодочниками, с которыми переправлялся через Темзу. Он
выразил сильное возмущение по поводу смерти Лайла и Лукаса и спровоцировал
Это вызвало негодование Айртона. Теперь он требовал, чтобы его судил военный трибунал, и заявил, что, когда Лайла и Лукаса приговорили к смерти, Фэрфакс заявил, что все остальные должны быть помилованы, и у него есть доказательства, подтверждающие это, если ему позволят. Айртон, который, похоже, действительно испытывал сильную неприязнь к генералу, любившему свободно высказываться, отрицал, что Фэрфакс давал такое обещание, а если и давал, то не имел права превыше всего ставить авторитет парламента. Он потребовал, чтобы за
Фэрфаксом послали; но суд ограничился отправкой
генералу, который ответил довольно двусмысленно, написав, что его обещание относится только к военному трибуналу, а не к любому другому суду, который парламент сочтет нужным назначить. Брэдшоу сказал Кейпелу, который был этим недоволен, что его судили такие судьи, каких парламент счел нужным ему назначить, и что они судили человека, который был лучше его самого.

[Иллюстрация: ОЛИВЕР КРОМВЕЛЬ.]

Сэр Джон Оуэн, валлийский дворянин, во время недавней вспышки насилия
убил шерифа. Он просил о пощаде и утверждал, что действовал в одиночку
то, что он считал своим долгом, — поддержать короля. Что касается убийства шерифа, то шериф восстал против него с оружием в руках и был убит
в ходе военных действий, которых он мог бы избежать, если бы
спокойно сидел дома. Все пятеро были приговорены к смертной казни, а граф Холланд — к двойному предательству, и его поведение определённо не было последовательным и благородным. Сэр Джон Оуэн, выслушав приговор, низко поклонился и поблагодарил судей. Когда его спросили, почему он это сделал, он ответил, что для бедного джентльмена это большая честь.
Уэйлс хотел умереть как лорд и не ожидал ничего лучшего, чем повешение.
Как только приговор был вынесен, друзья Гамильтона, Холланда и Кейпела приложили все усилия, чтобы спасти их жизни.
Жёны Холланда и Кейпела явились в суд в сопровождении длинных верениц женщин в трауре, чтобы просить за их жизни.
Была предоставлена двухдневная отсрочка, и были предприняты все усилия, использованы все средства убеждения и подкупа. У Гамильтона было меньше друзей, чем у остальных, но его смерть могла вызвать проблемы с Шотландией. Однако Кромвель знал
что они были заинтересованы в Аргайле и что отсутствие Гамильтона на политической арене укрепило бы эту заинтересованность. Дело Холланда вызвало
бурные дебаты. Граф Уорик, его брат, с одной стороны, долго
настаивал на том, что он служил парламенту, а с другой — его враги
настаивали на том, что он восстал против него. Кромвель и Айртон были
категорически против них, и приговоры, вынесенные этим троим, были
утверждены. Голоса, отданные за Горинга, разделились поровну, и Лентолл, спикер, отдал решающий голос в его пользу, заявив, что ранее тот оказал ему важную услугу.
Сэр Джон Оуэн, к радости тех, кто восхищался его искренним и своеобразным юмором, также получил отсрочку и в конце концов был освобождён. Он смягчил даже сердце Айртона и очень тронул доброго полковника Хатчинсона, и оба высказались в его пользу. Гамильтон, Кейпел и Холланд были обезглавлены во Дворце правосудия 9 марта.

 Парламенту вскоре пришлось защищаться от более опасных врагов. Страна стонала от изнеможения после гражданской войны.
Семь лет она истекала кровью;
и теперь, когда война закончилась, люди начали громко выражать своё мнение
их жалобы, которые, если и были высказаны ранее, утонули в грохоте конфликта.  Повсюду раздавались ужасные крики о
налоговом бремени; голод и чума — верные спутники
кровопролития и грабежей — выкашивали население. В Ланкашире и Уэстморленде ежедневно гибло множество людей, а магистраты Камберленда заявили, что у тридцати тысяч семей в этом графстве нет ни семян, ни продовольственного зерна, ни средств для их приобретения. Что делало это положение ещё более опасным, так это нестабильность
левеллеров. Принципы республиканизма, которые легли в основу
армии, в свою очередь, угрожали подавить их в ходе продвижения среди солдат. Легче привести в движение революционные идеи, чем сказать им: «Так далеко вы можете зайти, но не дальше».
Во всех революциях класс, который их инициирует, хочет остановиться на наиболее удобной для себя точке.
Но другие классы, находящиеся за этой линией, испытывают не меньшую тревогу и имеют равные права на преимущества уравнительных принципов. Только власть ограничивает
их распространение. Теперь власть перешла от короля и лордов к военачальникам. Им было невыгодно и нежелательно, чтобы она распространялась дальше. Но солдаты и младшие офицеры во главе с Джоном Лилбёрном провозгласили республику в её более народном понимании. Они читали Библию и проповедовали её на поле боя, говоря, что Бог нелицеприятен, что права человека так же универсальны, как и само человечество. Они увидели, что Кромвель, Айртон,
Харрисон и ещё несколько человек были теми, кто правил в парламенте,
Совет и армия решили, что они больше не отстаивают общие права сообщества, а стремятся к собственному возвышению. Полковник Джон Лилбёрн выпускал брошюру за брошюрой и распространял их среди солдат и народа.
«Обнаружены новые цепи Англии», «Охота на лис от Трипло-Хит до Уайтхолла с пятью маленькими биглями».
Этими лисами были Кромвель, Айртон, Фэрфакс и другие, которые подавили мятеж в Трипло-Хит, а пятью биглями были те, кого заставили скакать
за неподчинение их посадили на деревянного коня, то есть на острую
трёхгранную деревянную машину, к ногам которой были привязаны
грузила или мушкеты. В парламент пришло известие о том, что некий
Эверард, солдат, выдававший себя за пророка, и Уинстенли, ещё один
солдат, а также ещё тридцать человек собрались на холме Святого
Георгия, недалеко от Кобхэма, в графстве Суррей, и копали землю,
высаживая её корнями и бобами. Они сказали, что скоро их будет четыре тысячи, и пригласили всех прийти и помочь им, пообещав мясо, питьё и одежду. Два конных отряда были отправлены на разведку
Они громко жаловались на это, и Эверард с Уинстенли отправились к генералу и заявили, что «свободы народа были утрачены с приходом Вильгельма Завоевателя и что с тех пор народ Божий жил в условиях тирании и угнетения, худших, чем те, в которых находились наши предки при египтянах. Но теперь настало время освобождения, и Бог выведет Свой народ из этого рабства и вернёт ему свободу, чтобы он мог наслаждаться плодами и благами земли».
Недавно ему [Эверарду] явилось видение, в котором ему было сказано
встаньте, копайте и пашите землю и ешьте плоды её.
Он сказал, что их целью было вернуть земле её прежнее состояние; что, как Бог обещал сделать неплодородную землю плодородной, так и они теперь восстанавливали древнюю общину, которая наслаждалась плодами земли и распределяла их между бедными и нуждающимися; что они не собирались разрушать изгороди и уничтожать огороды, как сообщалось, а лишь возделывали пустоши и делали их плодородными для человека; и что приближается время, когда все люди с готовностью придут
и отказаться от своих земель и поместий, и подчиниться этому объединению
товаров».
Лилберн был занят в графстве Дарем, и, чтобы привлечь его на свою сторону,
ему предложили три тысячи фунтов, но это ни на секунду не поколебало его.
По возвращении он выступил в Палате общин с петицией против формы недавно принятой конституции, которую должностные лица назвали «Соглашением народа», но народ не принял это соглашение. Лилбёрн протестовал против
положения о том, что парламент должен заседать только шесть месяцев раз в два года.
и чтобы Совет управлял остальными восемнадцатью. Этому примеру последовали многие, и стол Палаты быстро заполнился петициями, в которых требовали ежегодно созывать новый парламент; создать комитет Палаты для управления во время перерывов в заседаниях; запретить членам одного парламента быть членами следующего; ввести в действие Постановление о самоотречении; ограничить срок полномочий каждого офицера в армии; упразднить Верховный суд.
Суд присяжных и Государственный совет должны быть упразднены как инструменты тирании; все судебные разбирательства должны проводиться на английском языке; адвокаты
Они требовали сократить налоги и сборы. Они требовали отменить акцизы и таможенные пошлины, а земли преступников продать, чтобы возместить ущерб пострадавшим. Религия должна была быть «реформирована в соответствии с замыслом Божьим»; десятину следовало отменить, совесть должна была стать свободной, а доходы служителей Евангелия должны были быть установлены в размере ста пятидесяти фунтов каждый и взиматься с прихожан.

В этих требованиях было много здравого смысла и евангельской истины, но день их принятия был гораздо ближе к тысячелетию, чем к 1649 году.
Было решено отправить Кромвеля улаживать беспорядки в Ирландии,
но сначала нужно было подавить это коммунистическое восстание.
 Деньги были взяты взаймы у Сити, и после «торжественного обращения к Богу с молитвой»
была проведена жеребьёвка, чтобы определить, какие полки отправятся в Ирландию.
 Таким образом были отобраны 14 пехотных и 14 кавалерийских полков.
Офицеры выразили большую готовность отправиться в путь, но солдаты отказались. 26 апреля в полку Уоллиса, расквартированном в «Быке» в Бишопсгейте, вспыхнул ужасный мятеж.
 Солдаты отобрали у корнета знамя.
и отказался идти на марш без многих уступок коммунистов. Фэрфакс
и Кромвель поспешили туда, схватили пятнадцать мятежников, судили
их на месте военным трибуналом, пятерых осудили, а одного расстреляли в Сент-Луисе.
Погост Павла на завтрашний день. Это был Локьер, а кавалерист, храбрый
молодой человек, который служил на протяжении всей войны, и только еще
двадцать три.

Смерть этого всеми любимого молодого человека привела в ужас всех солдат, а также рабочих и работниц города.
Он был застрелен в пятницу на глазах у тысяч людей, которые плакали и проклинали его.
В понедельник его отряд похоронил его с воинскими почестями. Уайтлок пишет:
«Около сотни человек шли впереди гроба, по пять-шесть в ряд.
Затем внесли гроб, и шесть труб протрубили солдатский
погребальный звон. Затем привели лошадь солдата,
одетую во всё траурное, под предводительством лакея. Труп был украшен пучками розмарина, один из которых был наполовину залит кровью, а также мечом покойного.
 Несколько тысяч человек шли строем; у всех на шляпах и на груди были повязаны ленты цвета морской волны и чёрного цвета, а женщины несли
 У новой церкви в Вестминстере их встретили ещё несколько тысяч человек,
которые считали недостойным маршировать по Сити.
 Это было не самое многообещающее начало для генералов, но они были не из тех, кого можно сломить. Они арестовали Лилбёрна и пятерых его приспешников,
которые 1 мая опубликовали «Народное соглашение», и заключили их в Тауэр, а сами поспешили в Солсбери, чтобы подавить
восстание, вспыхнувшее в Оксфордшире, Глостершире и Уилтшире в рядах армии. Полки Скроупа, Айртона, Харрисона,
Инголдсби, Скиппон, Рейнольдс и Хортон выступили за «Соглашение» Лилбёрна и поклялись поддерживать друг друга. В Банбери
капитан Томпсон во главе двухсот человек издал манифест под названием
«Продвинутое английское знамя», в котором требовал восстановления
общественной свободы, клялся отомстить убийцам Локьера и
угрожал, что, если с головы Лилберна упадёт хоть волосок, они
отомстят за него семидесятикратным возмездием. Полковник
Рейнольдс, командовавший полком, напал на Томпсона, обратил его в
бегство и убедил солдат
чтобы сложить оружие; но другая группа из десяти отрядов кавалерии,
численностью в тысячу человек, под командованием корнета Томпсона, брата капитана, вышла из Солсбери в направлении Бёрфорда, по пути увеличивая свою численность.
Но Фэрфакс и Кромвель быстро шли за ними. Они настигли их ночью в Бёрфорде, взяли всех в плен, а на следующий день, в четверг, 17 мая, расстреляли корнета Томпсона и двух капралов на церковном дворе Бёрфорда. Остальные были помилованы и согласились отправиться в Ирландию. Через несколько дней капитана Томпсона настигли
в лесу в Нортгемптоншире и убит. Мятеж был подавлен, если не считать некоторых локальных беспорядков в Девоне, Хантсе и Сомерсетшире.
Фэрфакса и Кромвеля с триумфом приняли в Оксфорде, угостили и осыпали комплиментами, присвоив им звание докторов. 7 июня в Лондоне был проведён день благодарения с большим обедом в Гроукерс-Холле, на котором присутствовали офицеры армии и лидеры парламента.
Ещё один обед был назначен для всего королевства на 21 июня.

 Кромвель уже был назначен лордом-наместником Ирландии, и на
10 июля в пять часов вечера он выехал из Лондона через Виндзор в Бристоль. Он выехал с почестями, достойными королевской особы. Он
ехал в карете, запряжённой шестью фландрскими кобылами, серовато-белыми, в сопровождении нескольких карет с другими офицерами и лейб-гвардии из восьмидесяти человек, самый младший из которых был командиром или эсквайром; многие из них были полковниками в роскошных мундирах, и вся процессия сопровождалась оглушительными звуками труб. Но прежде чем последовать за фермером из Хантингдона, который теперь достиг почти королевского величия, мы должны упомянуть о делах в Шотландии.

Хотя Аргайл обладал всей полнотой власти в Шотландии и был в дружеских отношениях с Кромвелем, он не мог предотвратить сильное общественное недовольство, вызванное предстоящим судом над королём. Шотландцы упрекали себя за то, что выдали Карла английской армии, и считали, что на страну падёт тяжкий позор, если короля казнят. Поэтому они потребовали, чтобы в парламент Англии был направлен решительный протест.
Аргайл был слишком робок или слишком осторожен, чтобы выступить против.  Члены комиссии в
Лондон получил и представил протест, но не получил ответа до самой казни короля, а тот ответ, который они получили, был дан в самых бесцеремонных выражениях.
Власти в Эдинбурге немедленно провозгласили Карла королём, а шотландские уполномоченные в Лондоне, протестуя против превращения правительства в республику и заявляя о своей невиновности в пролитии королевской крови, поспешили в Грейвсенд, чтобы покинуть королевство. Но парламент,
возмущённый этими словами, которые он счёл грубой клеветой, рассчитанной на то, чтобы возбудить
Подстрекатели к мятежу отправили офицера, чтобы тот под конвоем доставил их к границам королевства.


Не обратив внимания на это оскорбление, шотландцы в марте отправили графа
Кассилиса в Гаагу в сопровождении четырёх уполномоченных, чтобы те встретились с
Карлом и пригласили его в Шотландию. Они нашли там графа
Ланарка, который после казни своего брата стал герцогом Гамильтоном, а также
графов Лодердейла, Калландера, Монтроза, Кинноула и Сифорта. Некоторые из них были старыми роялистами, а некоторых называли «зачинщиками» или «сторонниками Гамильтона».  Двор Карла, каким бы маленьким он ни был,
Раскол усугублялся разногласиями, и как «заговорщики», так и «комиссары» под руководством Кассилиса выступили против любого союза с Монтрозом, чьи
жестокости по отношению к ковенантерам, по их словам, были настолько велики, что союз с ним настроил бы всю Шотландию против короля. Они настаивали на том, чтобы Карл принял Ковенант, но Монтроз и старые роялисты яростно сопротивлялись, заявляя, что это оттолкнёт и тех, и других.
Католики и епископалы раздражают независимых в десять раз сильнее.

 Пока ситуация оставалась такой неудовлетворительной, прибыл доктор Дорислаус
в качестве посла английского парламента в Генеральных штатах Голландии.
 Он был уроженцем этой страны, но некоторое время жил в Англии, был профессором Грешем-колледжа и составил обвинение против короля для парламента. В тот же вечер шесть джентльменов с обнажёнными мечами вошли в таверну, где он ужинал, и, попросив присутствующих не волноваться, так как они не собираются причинять вред никому, кроме агента английских мятежников, недавно убивших их короля, вытащили Дорислауса из-за стола, и один из них
Они закололи его кинжалом. Увидев, что он мёртв, они вложили мечи в ножны и тихо вышли из дома. Все они были
шотландцами и последователями Монтроза; и Карл, понимая,
какой вред нанесёт его делу это подлое убийство, особенно в Голландии,
приготовился покинуть страну. Сначала было предложено,
чтобы он отправился в Ирландию, где Ормонд действовал в его пользу и где
Руперт находился у побережья с флотом, но передумал и отправился в Париж, к королеве, своей матери. Перед этим он послал
Канцлер Хайд и лорд Коттингтон были отправлены в Испанию в качестве послов, чтобы попытаться склонить короля на свою сторону.
Он ответил шотландским уполномоченным, что, хотя он и всегда был готов предоставить им свободу вероисповедания, он не может согласиться связать себя Ковенантом. Они признали, что он их король, и
поэтому они должны подчиняться ему, а не он им, и этого подчинения
он должен ожидать от Комитета сословий, Ассамблеи Кирка и всего народа Шотландии. С этим решительным ответом они
ушли, не слишком довольные.

[Иллюстрация: УБИЙСТВО ДОКТОРА ДОРИСЛАУСА. (_См. стр._ 96.)]

 Теперь, когда Кромвель начал войну в Ирландии, мы должны вкратце оглянуться назад и посмотреть, что там происходило. Пожалуй, ни одна страна не была так разорена на части различными группировками. Католики
были разделены на две группы: католики Пейла и старые ирландские католики, часть которых поддерживала фракцию Ринуччини, папского нунция, возглавлявшего Совет Килкенни, в то время как другие поддерживали генерала Престона и виконта Тааффа.
Ирландские роялисты, состоявшие в основном из епископалов, объединились под знаменем Ормонда. Приближение Кромвеля заставило их прекратить междоусобицы и выступить единым фронтом против парламента.
 Чтобы усилить парламентские войска, Джонс, губернатор Дублина, и Монк, командовавший в Ольстере, обратились к Оуэну Роу О’Нилу, главе «старых ирландцев» в Ольстере. Ормонд прибыл в Ирландию,
и Инчикин и Престон, предводители сил Ирландского
Совета, который теперь отверг папского нунция, присоединились к нему; но
О’Нил медлил, не доверяя Ормонду, и отправил гонца к Карлу во Францию, предложив вести переговоры напрямую с ним. Но Ормонд приказал графу Каслхейвену напасть на О’Нила, что тот и сделал, и быстро сократил его гарнизоны в Мэриборо и Ати. Разгневанный этим, в то время как он предлагал свои услуги королю, О’Нил выслушал предложения Монка, который сам находился под сильным давлением со стороны шотландцев
Роялисты были вынуждены отступить из Белфаста в Дандолк.
 Монк снабжал О’Нила боеприпасами, а О’Нил обязался перекрыть
связь между роялистами на севере и Ормондом на юге. Монк сообщил об этом соглашении, и «гранды», как их называли, или члены Великого совета, тайно одобрили этот план.
Публично они не осмеливались этого сделать, потому что последователями О’Нила были те самые ольстерские ирландцы, которые устроили ужасные резни в 1641 году.
Однако как только слухи об этой коалиции распространились, поднялась невероятная шумиха. Армия и народ были охвачены ужасом и негодованием. Они обратились к торжественной клятве
армия должна была отомстить за кровь своих собратьев-протестантов, убитых этими дикарями; они напомнили Совету и Парламенту о том, как те осыпали их оскорблениями за то, что они заключили мир с этими кровожадными туземцами; и теперь от них ждали, что они станут союзниками и соратниками этих самых людей. Парламент понял, что бороться с общественным мнением бесполезно, и аннулировал соглашение. Хью
Питерс обратился к публике с кафедры, извинившись перед Советом за то, что от них скрыли реальные факты дела.
и вся тяжесть этой сделки легла на Монка, который в то время находился в Лондоне и был уверен, что только его прошлые заслуги спасают его от наказания за неосмотрительность.

 Пока ситуация оставалась такой, а парламент был вынужден отказаться от очень полезного союзника, Ормонд выступил в поход, чтобы осадить Джонса в Дублине. Он продвинулся по обеим сторонам реки Лиффи и возвёл укрепления в Боготрате, чтобы отрезать лошадей парламентских сил в Дублине от пастбищ. Джонс, однако, совершил вылазку за час до рассвета и привёл врага в такое замешательство, что
Вся армия на правом берегу реки в панике бежала, бросив артиллерию, боеприпасы, палатки и обоз. Напрасно
Ормонд пытался остановить отступление; его люди последовали его примеру. Джонс взял в плен две тысячи человек, из которых, как говорят, триста были хладнокровно убиты. Поражение было таким сокрушительным, а неравенство сил — таким вопиющим, что это навлекло большой позор на Ормонда как военачальника, и роялисты много говорили о его предательстве. Но сам Карл не желал слушать подобные домыслы: он
поспешил отправить Ормонду орден Подвязки и заверить его в своей неизменной благосклонности.
О силах Ормонда и количестве его убитых и взятых в плен людей ходили самые невероятные слухи. Ормонд
говорит, что у него было всего восемь тысяч человек; но Кромвель, без сомнения, основываясь на утверждениях Джонса, заявляет, что их было девятнадцать тысяч против пяти тысяч двухсот у Джонса и что Джонс убил на месте четыре тысячи человек и взял в плен две тысячи пятьсот семнадцать, из которых триста были офицерами. Битва
Сражение при Ратмайнсе произошло 2 августа 1649 года и способствовало ускорению продвижения Кромвеля, который собирал силы для перехода через Милфорд-Хейвен.


Кромвель с двенадцатью тысячами ветеранов отплыл 13 августа и прибыл в Дублин с первым отрядом 15 августа. Айртон следовал за основными силами. Жители Дублина встретили его восторженными возгласами.
Он выступил перед ними с речью на улице, что очень их обрадовало.
 Затем он дал своей армии две недели на отдых после плавания, прежде чем повести её в бой.  В это время
К тому времени единственными местами, оставшимися под контролем парламента в Ирландии, были Дублин и Дерри. 9 сентября он обстрелял Дроэду и потребовал её сдачи. Губернатором города был сэр Артур Астон, у которого было около трёх тысяч солдат, пеших и конных, под командованием сэра Эдмунда Варни, чей отец был убит при Эдж-Хилле. Астон, который
зарекомендовал себя как храбрый и опытный офицер, отказался
сдаваться, и начался штурм. На второй день была проделана брешь.
Через неё проникла тысяча человек, но их отбросили назад
силами гарнизона. При этом Кромвель встал во главе своих людей
и предпринял вторую атаку. На этот раз, после нескольких ожесточенных боев,
им удалось овладеть укреплениями и
церковью. Согласно Ормонду, Картье и другим, офицеры Кромвеля
затем пообещали пощаду всем, кто сдастся. «Все его офицеры и солдаты, — пишет Карт, — обещали пощаду тем, кто сложит оружие, и выполняли это обещание, пока держалось хоть одно место, что побуждало других сдаваться. Но когда они сделали всё, что было в их силах,
и не боялись, что им причинят вред, тогда прозвучала фраза «Пощады не будет»
и солдаты, многие из которых были вынуждены против своей воли
убить пленных, были вынуждены сделать это.
Это всегда считалось большим позором для Кромвеля. Сам он, конечно, не признаёт, что нарушил своё слово или заставил своих офицеров нарушить их слово, но он делает нечто подобное. В своём письме Лентолу, спикеру, он прямо заявляет, что «наши люди, подойдя к ним, получили от меня приказ предать их всех мечу
 И действительно, находясь в пылу сражения, я запретил им щадить
всех, кто был с оружием в городе; и я думаю, что в ту ночь они перебили около двух тысяч человек».
Некоторые из них бежали в церковь, и он поджёг её, чтобы сжечь их там; и он записывает крики одного из них в огне. Остальные беглецы,
вынужденные сдаться, были либо убиты, либо, по его собственным словам, «их офицеров ударили по голове, каждого десятого солдата убили, а остальных отправили на Барбадос».
Он говорит, что в церкви, которую он
уволены. Он добавляет, что они "предали мечу всех подсудимых.
Я не думаю, что тридцать из всего числа избежали смерти;
те, кто это сделал, находятся в надёжном заключении на Барбадосе».
Это, пожалуй, самое ужасное признание, сделанное хладнокровно, ведь эти письма были написаны примерно через неделю после нападения человеком настолько религиозным, что он приписывает всё «Духу Божьему», говорит: «Это было удивительное милосердие» и молится о том, чтобы «все честные сердца воздавали славу одному Богу,
Кому же на самом деле принадлежит хвала за это милосердие?» Кромвель пытался оправдать эту ужасную резню тем, что «она поможет предотвратить кровопролитие в будущем».
 Жестокость Кромвеля не заставила людей сдать свои города по его приказу и тем самым предотвратить кровопролитие. На самом деле, какими бы великими ни были заслуги Кромвеля, его варварские методы ведения войны в Ирландии не могут быть оправданы никакими принципами разума, не говоря уже о христианстве или человечности.  В Англии он был известен своим милосердным отношением к пленным, но в Ирландии его поведение было прискорбным
фанатизм унёс жизни и его самого, и его армии. Теперь они сражались с католическим населением и считали своим долгом уничтожить его.
 Они путали всех ирландцев с дикими варварами из Ольстера, которые в 1641 году устроили резню протестантов. Кромвель в своих письмах из
Дроэда ясно выражает эту мысль, называя массовую резню
«праведным судом Божьим над этими варварами, запятнавшими свои руки кровью стольких невинных».
Из Дроэды Кромвель вернулся в Дублин, а затем двинулся на Уэксфорд.
попутно захватывая и сжигая небольшие поселения. 1 октября он
приказал Уэксфорду сдаться, и, хотя губернатор отказался, офицер, командовавший замком, предательски сдал его. Тогда солдаты, заметив, что враг покинул стены города, взобрались на них по лестницам и, встретившись с силами противника на рыночной площади, оказали им ожесточённое сопротивление. Но Кромвель сообщает парламенту, что в конце концов все они были перебиты, «не менее двух тысяч, и, полагаю, не двадцать ваших от первого до последнего».
осада. Солдаты получили очень хорошую добычу; а жители, — говорит он, — были либо полностью убиты, либо бежали, так что для честных людей это была прекрасная возможность поселиться там.
 По словам различных историков, не делалось различий между солдатами и мирными жителями; триста женщин, которые столпились вокруг большого креста и молили о защите  Небеса, были убиты с той же безжалостной жестокостью. Некоторые авторы
не ограничиваются, как Кромвель, двумя тысячами убитых,
а насчитывают их пять тысяч.

Теперь Ормонд очень рассчитывал на помощь О’Нила, чтобы отвлечь внимание на севере и разделить силы Кромвеля, поскольку этот вождь начал оправдывать заключённый с ним через Монка договор, вынудив Монтгомери снять осаду с Лондондерри и спасти Кута и его небольшую армию — единственные силы, которые были у парламента в Ольстере. Но в Лондоне поднялся шум против этого союза с ирландскими папистами, и после победы при Ратмайнсе парламент отказался ратифицировать договор.
с О’Нилом. Возмущённый этим вероломством, он выслушал предложения Ормонда и отправился к нему на помощь в Килкенни. О’Нил
умер в Клонактре, в Каване, но командование принял его сын. С его
помощью генералы Кромвеля значительно замедлили свои действия в этом месте, а также в Данканноне и Уотерфорде.

17 октября Кромвель предстал перед Россом и отправил к нему трубача с предложением сдаться.
Трубач передал командиру следующее необычное заявление:
«С тех пор как я прибыл в Ирландию, я могу засвидетельствовать, что старался избегать кровопролития».
кровь;» — что, должно быть, было воспринято с удивлением после недавних новостей из Дроэды и Уэксфорда. Генерал Тааффе отказался. В городе находилась тысяча солдат, а Ормонд, Ардес и Каслхейвен, находившиеся на другом берегу реки, прислали ещё полторы тысячи.
Тем не менее 19-го числа город сдался, и солдатам разрешили уйти. О’Нил присоединился к Ормонду в Килкенни с двумя тысячами всадников и пехотинцев, а Инчикин находился в Мюнстере. Вскоре после этого Корк и
Йогал открыли свои ворота, а адмирал Блейк оказал им поддержку с моря. В
На севере сэр Чарльз Кут, лорд-президент Коннахта, взял Коулрейн штурмом и, соединившись с полковником Венейблсом, двинулся на
Каррикфергус, который вскоре был взят. Кромвель выступил из
Росса в Уотерфорд, его армия взяла Инистиодж, Томастаун и
Каррик. Он появился перед Уотерфордом 24 ноября. Здесь же он
получил известие о капитуляции Кинсейла и Бандона
Кромвель захватил Уотерфорд, но Уотерфорд отказался сдаться, и Кромвель был вынужден
отступить в Корк на зимние квартиры. Однако его войска взяли
форт Пассэдж близ Уотерфорда; но они потеряли генерал-лейтенанта Джонса, победителя Ратмайнса, из-за болезни в Дангарване.

Кромвель недолго отдыхал на зимних квартирах. К 29 января 1650 года он снова был в строю во главе тридцатитысячного войска.
В то время как генерал-майор Айртон и полковник Рейнольдс шли через Каррик
в Килкенни, Кромвель выступил из Югала через Блэкуотер
в Типперэри, по пути захватив несколько замков; они
разместились в Фетарде и Кашеле. 28 марта Кромвель одержал победу
в захвате Килкенни, откуда он проследовал в Клонмел. В этой кампании
генералы роялистов обвиняют его в том, что он по-прежнему совершает ненужные жестокости, хотя они и пытались показать ему другой пример. «Я взял, — говорит лорд Каслхейвен, — Ати штурмом, взяв в плен весь гарнизон (семьсот человек). Я подарил их Кромвелю,
попросив его в письме сделать то же самое для меня, если кто-то из моих
подданных попадёт в его руки. Но он не оценил мою любезность,
потому что через несколько дней после этого он осадил Гуван, а солдаты взбунтовались и
Отказавшись сдать замок вместе с офицерами, он приказал казнить губернатора Хэммонда и нескольких других офицеров. Кромвель признаётся в этом в одном из своих писем. «На следующий день полковник, майор и остальные офицеры были расстреляны; все, кроме одного, который очень настаивал на сдаче замка, были помилованы». И это, по его признанию, произошло потому, что они отказались сдаться при первом же требовании. Он, казалось, считал отказ сдаться немедленно и безоговорочно смертным преступлением и жестоко мстил за него.  С другой стороны, Ормонд,
в одном из своих писем он пишет: «Ратфарнхем был взят нашими войсками штурмом, и все, кто там находился, были взяты в плен. И хотя пятьсот солдат вошли в замок раньше какого-либо знатного офицера, ни одно существо не было убито. Говорю вам это, кстати, чтобы вы заметили разницу между тем, как мы и мятежники используем победу».

Парламент, осознавая необходимость привлечения своего лучшего генерала
к предстоящей войне с Шотландией, в конце апреля отправил
фрегат «Президент Брэдшоу» за Кромвелем из Ирландии.
и оставить Айртона, лорда Брогилла и других генералов заканчивать войну, взяв Клонмел, Уотерфорд, Лимерик и несколько других городов. Но Кромвель не хотел уходить, пока не стал свидетелем падения Клонмела. Там Хью О’Нил, сын старого Оуэна Роу О’Нила из Ольстера, доблестно защищал город с двенадцатью сотнями человек. Осада длилась с 28 марта по 8 мая. Уайтлок пишет:
«В Клонмеле они столкнулись с самым стойким противником, которого эта армия встречала в Ирландии, и никогда ещё не было такой сильной и продолжительной бури».
и так доблестно защищался, будь то в Ирландии или в Англии». Английские войска проделали брешь в стене и попытались взять город штурмом, но безуспешно. 9-го числа они предприняли вторую попытку штурма. «Жестокая смертельная схватка, — говорится в письме одного из осаждающих, — длилась четыре часа», и люди Кромвеля были отброшены с большими потерями. Но боеприпасы осаждённых были на исходе, и они скрылись под покровом ночи.
 Жители, прежде чем это стало известно, отправили послов с предложением о капитуляции.
 Обнаружив, что враг отступает, они бросились в погоню
было совершено нападение, и двести человек были убиты на дороге. Однако Оливер сдержал своё обещание, данное жителям.

 Осада Клонмела закончилась, и Кромвель отплыл на «Президенте»  Брэдшоу и в конце мая высадился в Бристоле, где его встретили пушечными залпами и бурными овациями за его подвиги в Ирландии. 31-го числа он приблизился к Хаунслоу-Хит,
где его встретили лорд-генерал Фэрфакс и несколько других
офицеров и членов парламента, а также толпы других людей.
Они проводили его до Лондона, и, добравшись до Гайд-парка, он
был встречен артиллерийским салютом полка полковника Баркстеда, стоявшего там в полном составе; и так, под нарастающие крики и приветствия, он был доставлен в Кокпит возле Сент-Джеймсского дворца, в дом, который был выделен ему и где некоторое время жила его семья. Там его ждали лорд-мэр и олдермены, чтобы поблагодарить за службу в Ирландии. Затем, после отдыха и
приведения себя в порядок, он занял своё место в парламенте, где также
получил благодарность от палаты. Кто-то заметил, что вокруг него собралась толпа
Кромвель, узнав, что они пришли посмотреть на его триумф, ответил: «Но если бы они пришли посмотреть, как меня вешают, сколько бы их было!»
Принц Карл, хотя и был приглашён взойти на шотландский престол,
был приглашён на таких условиях, которые не внушили бы надежды даже самому дальновидному человеку. Те, кто должен был его поддержать, разделились на две фракции, которые не могли смешаться, как огонь и вода.
Ковенантеры и роялисты под предводительством Монтроза ненавидели друг друга с неугасающей ненавистью. Вместо того чтобы объединиться, они были обречены на распри и кровопролитие. Если бы ковенантеры
Если он одержит верх, что было почти наверняка, ему придётся отказаться от своих самых преданных сторонников, «старых роялистов» и «энгажёров», и принять «Ковенант», тем самым отказавшись от всех партий и принципов, за которые боролся его отец. Он должен был взвалить на себя тяжкое и мрачное бремя,
которое должно было разлучить его не только с его последователями-роялистами и епископами,
но и с его гораздо более ценным королевством Англией, где царили
индепенденты и сектанты и которое шотландские ковенантеры не могли
надеяться завоевать. Но Карл был всего лишь бедным изгоем, и
Он был странником в мире, правители которого устали и от него, и от его дела, и поэтому он был вынужден предпринять попытку, пусть и безнадежную, вернуть свои владения любыми доступными средствами.
Поэтому он отправил Монтроза собирать войска и припасы в северных графствах, а затем двинуться дальше и поднять восстание в Хайленде, в то время как сам отправился на переговоры с ковенантерами в Бреду.

[Иллюстрация: Большая печать Содружества.]

Монтроза сильно подозревали в том, что он возглавлял группу, убившую Дорислауса. Это было очень плохим началом, ведь убийство — это
достойное занятие для воров, а не для героев. Тем не менее слава Монтроза обеспечила ему хороший приём в Дании и при других дворах.
Говорят, что он собрал армию из двенадцати тысяч человек и
осенью погрузил её, а также большое количество боеприпасов и артиллерии на корабли в Готтенбурге под командованием лорда Кинноула. Штормы в день равноденствия, по-видимому,
разбросали эту силу во всех направлениях, выбросив несколько
кораблей на скалы, так что в октябре Кинноул высадился в Керкуолле на Оркнейских островах всего с восемьюдесятью офицерами и примерно сотней матросов.
Монтроз последовал за ним с пятью сотнями человек и, получив от Карла
Орден Подвязки в знак его благосклонности, снова поднял своё знамя в Хайленде.
На нём была изображена отрубленная голова покойного короля и надпись: «Суди и отомсти за меня».
О господи!» Но горцы научились осторожности после неоднократных неудач роялистов и наказаний, которым они подвергались со стороны суровых ковенантеров. Они держались в стороне, и Монтроз напрасно маршировал по Кейтнессу и Сазерленду, призывая местных жителей восстать и
защитить короля, прежде чем ковенантеры успеют продать его англичанам,
как они поступили с его отцом. Это было роковое заявление,
поскольку, хотя оно и не смогло поднять на восстание жителей Шотландского нагорья, оно усилило и без того глубокую ненависть к нему в низинах, где его прокламацию сжёг обычный палач.


Ковенантеры не просто сожгли его прокламацию, они отправили против него войско из четырёх тысяч человек. Полковник Стрэчен почти наткнулся на него в Корбисдейле, в Россшире, и, созвав своих людей под укрытие высокого вереска, сообщил им
что Бог отдал «мятежника и отступника Монтроза и злобное отродье Сатаны, проклятое Богом и церковью», в их руки.
 Он прочел псалом, который они спели, а затем разогнал их по отрядам, общая численность которых не превышала четырехсот человек.
Основная армия находилась под командованием Дэвида Лесли в Бречине. Как только горстка людей Страчана
оказалась в поле зрения солдат Монтроза, на них напала его кавалерия.
Но не успели они вступить в бой, как появился второй, а затем и третий отряд.  Увидев это, Монтроз решил, что
Вся армия Лесли шла в наступление, и он приказал своей пехоте отступить и укрыться в зарослях. Но сначала его лошадь, а затем и все его люди пришли в замешательство. Его знаменосец и несколько офицеров были убиты. Иностранные наёмники потребовали пощады и получили её, остальные бежали, кто как мог. Под Монтрозом пала лошадь, и, хотя он раздобыл другую и переплыл бурную реку, ему пришлось бежать так быстро, что он оставил позади и «Звезду», и
Подвязка, которой его так недавно удостоили, его шпага и плащ.
Он снова отправился в горы Сазерленда вместе с Кинноулом, оба
переодетые крестьянами. Кинноул вскоре выбился из сил,
отстал и погиб. Монтроз наконец добрался до дома Маклауда
из Ассинта, который раньше служил под его началом; но этот подлый человек продал
его ковенантерам за четыреста бочонков муки. За эту измену
вскоре отомстили соседние горцы, которые разорили земли Ассинта;
но шотландский парламент вознаградил предателя двадцатью тысячами
фунтов шотландской валюты, которые должны были быть получены с
роялистов Кейтнесса и Оркни. Оркнейские острова, а также острова Мэн, Силли, Джерси,
колония Вирджиния и острова Карибского моря долгое время
поддерживали королевскую власть.

 Монтроза немедленно перевезли в
Эдинбург, куда он прибыл 18 мая. Его провезли с непокрытой головой по
Его везли в открытой повозке, осыпаемого оскорблениями и проклятиями толпы.
Он был осуждён как предатель и повешен 21 мая на виселице высотой в тридцать футов.
Его голова была насажена на кол в столице, а конечности отправлены на всеобщее обозрение в разные города. Таков был бесславный конец доблестного, но кровожадного Монтроза. Но если его враги поступили с ним неблагородно, то как поступил с ним его принц? Не успел Карл узнать о своём поражении, как, опасаясь, что его восстание может навредить ему в глазах ковенантеров, он отправил парламенту послание:
Он заявил, что никогда не давал ему разрешения обнажить шпагу, более того, что он сделал это вопреки королевскому приказу. Так рано этот недостойный человек проявил свою подлость и применил на практике жалкие принципы королевской власти, изложенные в доктрине Стюартов.

Теперь Карл подчинился требованиям шотландского парламента,
согласившись принять Ковенант, никогда не терпеть католическую религию
ни в одной части своих владений, даже в Ирландии, где католики составляли большинство,
и управлять исключительно с одобрения парламента.
а в религиозных вопросах — со стороны Кирка. Таким образом, этот человек ради возвращения на трон одного из своих королевств был готов
отказаться от религии, в которую верил в глубине души, и принять
вероучение, которое он ненавидел и презирал. В июне он высадился
во Фрит-оф-Кромарти, и в Фолкленде был учреждён суд для него,
а на его содержание ежемесячно выделялось девять тысяч фунтов
стерлингов.

Но благочестивые шотландцы вскоре были возмущены распутными привычками своей королевской марионетки. Он отложил экспедицию на несколько недель,
потому что он не мог порвать со своей любовницей, миссис Барлоу, и
теперь он приехал в окружении весьма распущенной компании — Бекингема, Уилмота
и других, с которыми он ни за что не хотел расставаться, хотя многим другим было запрещено появляться при дворе.


Пока всё это происходило в Шотландии, в Лондоне принимались активные меры, чтобы обратить в бегство этого короля-ковенанта. 14 июня палата общин снова назначила Фэрфакса
Главнокомандующий и генерал-лейтенант Кромвель. Фэрфакс, который вовсе не был сторонником вторжения в Шотландию, решительно выступал против него.
как нарушение Торжественной лиги и Ковенанта. Жена Фэрфакса, как говорят, была решительно настроена против того, чтобы он поднимал оружие против второго Карла. Она уже достаточно проявила свой характер — характер Вир, представительницы воинственного рода Вир, — во время суда над его отцом; и теперь Фэрфакс, находившийся под сильным влиянием жены и принадлежавший к пресвитерианской партии, сложил с себя полномочия и удалился в свои владения в Йоркшире. Напрасно делегация, состоящая из
Кромвеля, Ламберта, Харрисона, Уайтлока и Сент-Джона, ждала его в Уайтхолле. Они начали встречу с молитвы. Фэрфакс встал
Парламент утвердил его кандидатуру, и 26-го, через два дня, парламент назначил Кромвеля главнокомандующим вместо него. 29-го, всего через три дня, Кромвель отправился на север. Генерал-майором у него был Ламберт, генерал-комиссаром — Уолли, а полковниками — Прайд, Овертон, Монк и Ходжсон. Шотландский парламент назначил графа Левена генералиссимусом, но лишь номинально, из
чувства долга, поскольку тот был уже стар и немощен. Настоящим
командующим был Дэвид Лесли. Шотландской армии было приказано
состоять из шестидесяти тысяч человек
людей, и это должно было опустошить всю страну между Бервиком и
Эдинбургом, чтобы помешать англичанам получать припасы. Чтобы отпугнуть
деревенских жителей от английской армии, ходили слухи, что
каждому мужчине в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет отрубят правую руку
, а женскую грудь проткнут раскаленным железом.

[Иллюстрация: СМЕРТЬ ПРИНЦЕССЫ ЕЛИЗАВЕТЫ.

Замок Кэрисбрук, 8 сентября 1650 года.

 ПОСЛЕ ПОРТРЕТА Ч. У. КОПА, ЧЛЕНА АКАДЕМИИ РИСОВАНИЯ]
 Кромвель переправился через Твид в Берике 22 июля с войском
из шестнадцати тысяч человек. Они нашли страну опустошённой и безлюдной,
если не считать нескольких женщин, которые на коленях молили о пощаде и
были назначены офицерами для того, чтобы печь хлеб и варить пиво для солдат.
Той ночью в Шотландии зажглись сигнальные огни, и английская армия
разбила лагерь в Мордингтоне, где простояла три дня, а затем двинулась
к Данбару, а оттуда — к Массельбургу. Они обнаружили шотландскую армию под командованием Лесли, расквартированную между Эдинбургом и Лейтом и хорошо укреплённую батареями и траншеями. Ничто не могло заставить настороженных шотландцев
Командующий не мог покинуть свою выгодную позицию, а в стране не было припасов для английской армии.
Но их флот следовал за ними вдоль побережья и снабжал их провизией.

 В течение месяца Кромвель не мог выманить шотландского генерала из его укреплённой позиции. Иногда он подходил близко к его позициям,
чтобы спровоцировать его на бой, но всё было напрасно, и он не
счёл разумным атаковать его на этой грозной позиции, которая, должно
быть, стоила ему огромного количества людей, даже если бы он её захватил.

 Из-за проливного дождя он отступил к Массельбургу, и противник
затем совершил вылазку, атаковал его с тыла и ранил генерала
Ламберта. Кромвель и шотландская ассамблея, а также Кромвель и
генерал Лесли, который находился на территории, которую сейчас занимает Новый город в Эдинбурге, вели обширную переписку, в которой часто цитировали Священное Писание, и каждый из них заявлял, что он избран или оправдан небесами.
Шотландцы упрекали Кромвеля и его сторонников в том, что они нарушили
Лига и Ковенант, и Кромвель возразил им, что, хотя они и притворялись, что заключили союз и борются против злодеев, на самом деле они вступили
Он вступил в соглашение с главой и центром «Злодеев», чего, по его словам, он не мог понять. Кромвель, оставив часть сил для осады Данбара, который, как говорили, страдал от сильного голода, будучи окружённым англичанами как на суше, так и на море, около 13 августа перенёс свой лагерь на Пентландские холмы к западу от Эдинбурга, чтобы отрезать Лесли пути снабжения.

 Находясь там, молодой король лично посетил армию в
Лейт, где солдаты встретили его радостными возгласами; но
Ассамблея Кирка вскоре была возмущена его пьянством и
Он осудил сквернословие, которое его присутствие принесло в лагерь, и начал расследование, в результате которого восемьдесят офицеров и многие из их солдат были уволены, чтобы не осквернять остальную армию. Они также потребовали, чтобы Карл подписал декларацию для своих подданных в трёх королевствах, в которой он сообщал, что сожалеет о бедах, обрушившихся на королевство из-за сопротивления его отца Торжественной лиге и Ковенанту, а также из-за идолопоклонства его матери. Он также заявлял, что сам подписал Ковенант со всеми своими
от всего сердца и не желал иметь других друзей или врагов, кроме друзей или врагов
Ковенанта; что он сожалеет о заключении мира с папистами
Ирландии и теперь объявляет его недействительным; что он
ненавидит всякое папство, прелатство, идолопоклонство и ересь; и, наконец, что он
согласится с предложениями, согласованными уполномоченными
двух королевств, и устроит английскую церковь в соответствии с планом, разработанным Вестминстерской ассамблеей богословов.

Никогда ещё не было столь вопиющего набора лжи, навязанного сопротивляющейся душе!
Карл с негодованием прочитал декларацию и заявил, что скорее пожертвует всем, чем опозорит своих родителей и их сторонников, которые так много страдали ради них, или поступится своими убеждениями. Но вскоре он убедился, что, если он не подчинится, его дело будет полностью проиграно, и через три дня со слезами стыда на глазах подписал унизительный документ.
Затем ликующий Кирк провозгласил неминуемую победу небес над «богохульным генералом и сектантской армией».
И действительно, казалось, что дело идёт к такому исходу.
Кромвелю было трудно прокормить свою армию; погода оставалась штормовой и дождливой, и его солдаты сильно страдали от лихорадки и других болезней, вызванных непогодой. Кромвель внезапно выступил в направлении Стерлинга, как будто намеревался отрезать этот город от сообщения со столицей. Это заставило Лесли действовать; он поспешно отправил свои войска вперёд, и авангарды сошлись в перестрелке, но не смогли вступить в полноценный бой из-за болотистой местности между ними. Кромвель внезапно отступил,
и, поджигая хижины в Пентлендсе, отступил к Данбару. Это
эффективно взбудоражило шотландцев; они знали, что он страдает от болезни
и нехватки припасов, и думали, что теперь он собирается бежать в
Англию. Чтобы предотвратить это и стать хозяевами всей
английской армии, как они теперь уверенно предполагали, они быстро
двинулись вдоль подножия Ламмермурских холмов, и Лесли удалось
обогнать его и зажать между Данбаром и Дун-Хиллом. Глубокий овраг под названием
Кокбернспат, или, как произносил это название Оливер, Копперс-Пэт, длиной около сорока
Между Оливером и шотландской армией, расположившейся на Дун-Хилл, лежала впадина глубиной в несколько футов и такой же ширины, через которую протекал ручей.

 Справа от Оливера находился залив Белхейвен, слева — Броксмаут-Хаус, у устья ручья, где есть тропинка, ведущая на юг.
 Лесли обеспечил безопасность проходов в Кокбернспат и полагал, что Кромвель и его армия в безопасности с вечера воскресенья до утра вторника, 3 сентября. Но в понедельник днём Кромвель заметил, как Лесли спускается со своим правым крылом на равнину в сторону Броксмаут-Хауса.
намереваясь захватить и этот проход; но Кромвель сразу же оценил его преимущество. Он мог атаковать и отрезать это правое крыло, в то время как основные силы армии Лесли, зажатые между ручьём и холмами, не могли маневрировать, чтобы прийти на помощь. Заметив это, Кромвель воскликнул Ламберту: «Господь спас нас!» и отдал приказ атаковать правое крыло Лесли в три часа утра.
У Лесли было двадцать три тысячи человек, у Кромвеля — примерно в два раза меньше.
Но благодаря энергичной и неожиданной атаке на это правое крыло после трёх
После нескольких часов ожесточённых боёв шотландцы пришли в замешательство, и
Кромвель воскликнул: «Они бегут!  Клянусь, они бегут!» На самом деле лошади шотландцев в панике бросились прочь, перепрыгивая через своих же пехотинцев, и началась дикая давка во всех направлениях. Три тысячи убитых
лежали на поле боя, шотландская армия обратилась в бегство, и, когда солнце взошло над мысом Сент-Эббс и морем, Оливер воскликнул, обращаясь к своим солдатам: «Да восстанет Бог, и да рассеются враги Его!» «Лорд-генерал, — пишет Ходжсон, — остановился, чтобы собрать конницу»
для погони и пропел 117-й псалом." Затем было предпринято преследование.
до самого Хаддингтона. Было взято десять тысяч пленных со всем
обозом, артиллерией и боеприпасами противника. Тысяча человек была
убита в ходе преследования. К девяти часам утра Дэвид Лесли,
генерал, был в Эдинбурге, старый лорд Левен добрался туда к двум, и
что за город! Генерал жаловался, что причиной катастрофы стали проповедники.
Они не давали ему покоя, пока он не спустился со своего
холма, чтобы атаковать врага на невыгодной для него территории.  Министры,
хотя все их пророчества о победе оказались ложными, у них было достаточно других причин для этого. Они опубликовали «Краткую декларацию и предупреждение», в которых перечислили не менее тринадцати причин этого ужасного свержения: всеобщее зло в стране, особое зло в королевском доме, количество злонамеренных людей среди сторонников короля и так далее. Кромвель прямо сказал им в письмах, адресованных им, что они были наказаны за то, что приняли семью, против которой Господь так яростно ополчился.
за то, что он притворялся, что борется со злодеями, но при этом принимал и поддерживал их главу. Он двинулся к Эдинбургу, где окружил замок, который вскоре был вынужден сдаться.

 Что касается Карла II, то он был скорее рад, чем огорчён поражением своих друзей-фанатиков при Данбаре. Он был крайне измотан
властными приказами и мрачной религией и воспользовался
возможностью ускользнуть, чтобы присоединиться к Мюррею, Хантли, Атоллу и роялистам в Хайленде. Днём 4 октября
Под предлогом соколиной охоты он выехал из Перта и помчался в Ангус. Проскакав галопом сорок миль, он добрался до убогой лачуги в местечке под названием Клова, где у него не было ничего, кроме подушки из торфа, на которой он мог спать. Там его настиг полковник Монтгомери — Аргайл быстро узнал о его побеге, — и, обнаружив, что поблизости находятся два кавалерийских полка, Чарльз понял, что бежать бесполезно, и вернулся. Но «Начало», как назвали побег Чарльза, открыло ковенантерам глаза на опасность чрезмерного давления на него
далеко. Теперь они значительно ослабили свою враждебность по отношению к нему, допустили
его к своим обсуждениям в Совете и, таким образом, побудили его
убедить Атолла, Миддлтона и хайлендские силы расформироваться.

[Иллюстрация: ДАНБАР.]

Внимание Кромвеля вскоре было привлечено к Западу, где по приказу Комитета
сословий полковники Керр и Стрейчен собрали пятитысячную армию в
объединённых графствах Ренфру, Эр, Галлоуэй, Уигтаун и Дамфрис.
Эти люди придерживались строгих вигских взглядов и напрямую поддерживали связь с
с Джоном Уорристоном, секретарём парламента, и Гиллеспи
и Гатри, двумя священниками Шотландской церкви, которые протестовали против того, чтобы иметь что-либо общее с сыном обезглавленного Карла Стюарта, который был врагом Шотландской церкви, а его сын был отъявленным злодеем. Они
составили «Ремонстрацию Западной армии», в которой назвали короля воплощением безбожия и отказались сражаться под его началом или под началом Лесли. Кромвель, который не видел особых препятствий для союза с этой партией,
проявляя своё прежнее почтение к Ковенанту, вступил в переговоры
с ними, утверждая, что Карла следует изгнать, и тем самым устранив необходимость в английском вмешательстве. Чтобы создать коалицию с этими военачальниками, Кромвель отправился в Глазго, куда прибыл в пятницу, 18 октября. В воскресенье в соборе он выслушал резкую проповедь против него и его армии, произнесённую преподобным Закари Бойдом. Не придя к согласию с Керром и Стрейченом, он в понедельник вернулся в Эдинбург и обнаружил, что многие советуют ему отказаться от «лицемерного» Карла и заключить мир с Англией.
но Керр и Страхан, хотя их протест был проголосован скандальный
клевета в парламенте, не мог согласиться на это. Они, по сути, отличались
по мнению. Стрейкен подал в отставку и вскоре после этого прибыл
с восемьюдесятью солдатами к Кромвелю. Керр проявил враждебный настрой,
не соглашаясь ни с той, ни с другой стороной, и вскоре ничего не добился.
Кромвель послал Ламберта присматривать за ним с тремя тысячами всадников, и
Ламберт, находившийся в Гамильтоне, внезапно подвергся нападению Керра. Однако он дал ему отпор, взял его в плен и убил сотню
Он потерял всего шесть человек из своего отряда и взял в плен двести человек, конных и пеших. Западная армия была полностью рассеяна. Положение шотландцев-ковенантеров было плачевным; ремонстранты, хотя и потеряли свою армию, продолжали ссориться с официальной партией, или партией Аргайла, и таким образом страна была расколота на две фракции, известные как ремонстранты и резолюционисты, в то время как она должна была объединиться против врага. Кромвель теперь был хозяином всей
Низинной области и с тоской поглядывал в сторону Стерлинга и Перта, которые
оказались в руках роялистов, и так закончился 1650 год.

 В первый день нового 1651 года Карл отправился, или, скорее, был доставлен своими сторонниками в процессии в церковь в Скоуне, где его торжественно короновали. Там, стоя на коленях, он поклялся соблюдать
Ковенант, установить пресвитерианство и принять его самому,
а также установить его в других своих владениях, как только он их вернёт.
Затем Аргайл возложил корону на его голову, а Дуглас, министр, прочитал ему суровую лекцию о бедствиях, которые последовали за
об отступничестве его деда и отца и о том, что он стал королём только по договору со своим народом. Но поражение Западной армии ослабило жёсткую пресвитерианскую партию. Аргайл видел, что его влияние ослабевает, а влияние Гамильтонов растёт, и многие из старых роялистов присоединяются к армии. Войска Карла вскоре предстали перед
удивительным зрелищем: Лесли и Миддлтон командовали объединёнными силами, а
армия, пополнившаяся роялистами, увеличилась до двадцати тысяч человек.
 Укрепив перевалы Форта, король стал ждать
передвижения Кромвеля. Но весной лорд-генерал так сильно страдал от малярии, что подумывал о возвращении домой.
 Однако в мае ему стало лучше, и он двинулся в сторону Стерлинга. Пока он отвлекал внимание Карла и его армии своими маневрами в этом направлении, он приказал Ламберту предпринять попытку захватить Файф, что ему и удалось. Кромвель, переправившись через Форт, двинулся ему на помощь.
Королевская армия быстро покинула Перт после ожесточённого сражения, в котором с каждой стороны погибло около восьмисот человек.
Парламентские знамёна были подняты на стенах города.

Если движение Кромвеля было стремительным и успешным, то теперь он, в свою очередь, был поражён не менее экстраординарным ходом принца.
Карл увидел, что весь юг Шотландии и большая часть Англии очищены от врага, и сразу же объявил о своём намерении двинуться на Лондон.  31 июля его армия действительно выступила в поход, и Аргайл, назвав эту затею заведомо провальной, сложил с себя полномочия и вернулся в Инверари.

Узнав о намерениях Чарльза, Кромвель приказал войскам оставаться в
Шотландия под командованием генерала Монка отправила Ламберта из Файфа
следовать за королевской армией с тремя тысячами кавалеристов и написала
Харрисону в Ньюкасл, чтобы он наступал и беспокоил фланг армии Чарльза
. Сам он 7 августа начал свой поход вслед за ней
с десятью тысячами человек.

Карл продвигался быстрыми темпами, и он уже пересек Мерси раньше
Ламберт и Харрисон соединились возле Уоррингтона и попытались
втянуть его в бой на Кнатсфорд-Хит. Но Карл продолжил свой стремительный марш и добрался до Вустера, где
был встречен громкими возгласами мэра и членов городского совета, а также
несколькими джентльменами из округа, которые были заключены там по
подозрению в нелояльности, но теперь были освобождены. Но появление Карла было настолько внезапным, что роялисты не ожидали его и, соответственно, не готовились к нему.
Фанатично настроенные священники, сопровождавшие его армию,
строго отказывали всем, кто предлагал присоединиться к ним, будь то пресвитериане, епископалы или католики, потому что они не подписали Ковенант. Напрасно Карл призывал
вопреки приказам, он отправил генерала Мэсси навстречу этим добровольцам, чтобы принять их и привести в порядок; комитет Кирка отверг их, в то время как силы Кромвеля на марше росли за счёт постоянных подкреплений, особенно из числа ополченцев графств. Полковник
Роберт Лилбёрн встретился с отрядом войск Карла под командованием графа
Дерби между Чорли и Уиганом и разгромил их, убив лорда
Уиддрингтон, сэр Томас Тилдесли, а также полковники Бойнтон, Троллоп и Трогмортон. Сам Дерби был ранен, но спасся.

Карл издал прокламацию, призывающую всех его подданных мужского пола в возрасте от 16 до 60 лет присоединиться к его войску 26 августа;
но в тот день он обнаружил, что все его силы насчитывают всего 12 тысяч человек, в то время как Кромвель, прибывший двумя днями позже,
возглавлял по меньшей мере 30 тысяч. 3 сентября, в годовщину битвы при Данбаре, Кромвель решил атаковать королевскую армию. Ламберт ночью переправился через Северн в Аптоне с десятитысячным войском, а на следующее утро Кромвель и Флитвуд с
Две другие части армии переправились через реки: Кромвель — через Северн, а Флитвуд — через Темзу. Карл, наблюдавший за их продвижением с башни собора, спустился и атаковал Флитвуда до того, как тот переправился. Но Кромвель вскоре пришёл на помощь своему генералу, и после ожесточённого сражения, сначала на лугах, а затем на улицах города, силы Карла были полностью разбиты. Карл сражался с непоколебимой храбростью и пытался сплотить своих солдат для последнего рывка, но они побросали оружие и
сдался. Его с трудом удалось уговорить бежать и спасти свою жизнь. Три тысячи роялистов были убиты, а шесть или семь тысяч взяты в плен, в том числе значительное число дворян: герцог Гамильтон, но смертельно раненный, графы Ротс, Дерби, Кливленд, Келли и Лодердейл, лорды Синклер, Кенмур и Грандисон, а также генералы Лесли, Мэсси, Миддлтон и Монтгомери. Герцог Бекингем, лорд Толбот и другие бежали, пережив множество приключений.


Это было полное поражение, и оно стало полной неожиданностью как для побеждённых, так и для победителей
и завоеватели. Кромвель в своём письме парламенту назвал это «величайшим милосердием».
Граф Дерби и ещё семеро заключённых были казнены как предатели и мятежники против Содружества.
 Дерби предложил остров Мэн в качестве выкупа, но его письмо было зачитано Лентолом Палате представителей слишком поздно, и он был казнён в Болтоне, в Ланкашире.

Что касается самого Чарльза, то романтическая история его побега воспевалась во многих произведениях. После того как он несколько дней скрывался в Уайт-Лэдис и Боскобеле, двух уединённых домах в Шропшире, и провёл один день в
Спрятавшись в ветвях дуба, он, переодевшись и заручившись поддержкой верных друзей, добрался до Брайтона, откуда на угольном судне переправился в Фекам в Нормандии, но это произошло только 17 октября, через сорок четыре дня после битвы при Вустере.

12 сентября Кромвель прибыл в город. Балстрод, Уайтлок и ещё трое джентльменов были отправлены навстречу ему, чтобы сопроводить его в Лондон. Они встретили его недалеко от Эйлсбери и по пути присоединились к соколиной охоте. В Эйлсбери они провели ночь. Оливер
Он был очень приветлив и подарил каждому из уполномоченных по лошади, захваченной в бою, и по паре шотландских пленных. В Эктоне его встретили спикер Палаты общин, лорд-президент и многие другие члены парламента и Совета, лорд-мэр, олдермены, шерифы и толпы других людей. Они поздравили его с блестящей победой и успехами в Шотландии. Регистратор в своей речи сказал, что ему суждено «заковать королей в цепи, а их знать — в железные кандалы».
В Лондоне его встретили оглушительными криками
и возгласы одобрения. Парламент проголосовал за то, чтобы 3 сентября навсегда осталось праздничным днём в память о его победе; и в дополнение к двадцати пяти тысячам фунтов в год, уже выделенным в виде земельных наделов, они выделили ему ещё сорок тысяч фунтов в год в виде земельных наделов.

 Таким образом, королевская партия на время была разгромлена и подавлена. В Ирландии
Кромвель оставил своего зятя Айртона своим заместителем, который продолжил его дело,
сильной рукой подавляя любую оппозицию. Римско-католическая партия
устала от Ормонда, и он сложил с себя полномочия лорда-наместника,
Ему наследовал Кланрикард. Однако католическая партия была расколота.
Ормонд, а после него Кланрикард заключили договор с герцогом
Лотарингским, который согласился отправить армию в Ирландию, чтобы
подавить парламент, при условии, что он будет объявлен
королевским протектором Ирландии со всеми правами,
присущими этой должности; о такой должности, по сути, никто и не
слышал. Однако ирландские роялисты в разное время получили от
Лоррейн и его агенты всё ещё вели переговоры о его покровительстве,
когда поражение Карла при Вустере показало Лотарингии всю безрассудность
его надежд. Разочаровавшись в ожиданиях помощи из-за границы,
ирландские роялисты оказались под яростной атакой Айретона. В
Июне он захватил Лимерик, а 27 октября тот сдался.
Айретон судил и казнил семерых лидеров партии. Военный трибунал отказался осудить храброго О’Нила, хотя Айртон настаивал на его казни за упорную оборону Клонмела. Когда Теренс О’Брайен, епископ Эмлийский, был осуждён, он воскликнул, обращаясь к Айртону: «Я взываю к
«Я предстану перед судом Божьим и призову тебя предстать передо мной на том же суде».
Эти слова сочли пророческими и с удивлением вспоминали их, когда примерно через месяц Айртон заболел лихорадкой и умер (15 ноября 1651 года).

Кромвель назначил генерала Ламберта своим заместителем в Ирландии. Назначение было отменено до того, как Ламберт смог отправиться в эту страну, как говорят, по настоянию вдовы Айртона, дочери Кромвеля Бриджит. Красавица-жена Ламберта отказалась — её муж теперь был лордом-наместником — уступить место миссис Айртон в Сент-Джеймсском парке, где они однажды встретились. Миссис Айртон
обиделась и убедила отца отменить назначение и отдать должность Флитвуду, за которого она вскоре вышла замуж. Так Ламберт вернулся в Ирландию на прежнюю должность. Считается, что Ламберт так и не простил оскорбления, хотя Кромвель пытался его успокоить и выплатил ему денежную компенсацию. После смерти отца Ламберт одним из первых выступил против Ричарда Кромвеля и сверг его с поста протектора. Ладлоу и ещё трое были присоединены к Флитвуду, что касалось гражданской администрации Ирландии.
и им было приказано взимать достаточную сумму для оплаты труда
военнослужащих, не превышающую сорока тысяч фунтов стерлингов в месяц; и исключить
Паписты из всех доверенных мест, практикующие в качестве адвокатов или
преподающие в любых школах. Таким образом, основная масса местных жителей была
лишена всякого участия в делах своей собственной страны, и,
что еще хуже, могла быть заключена в тюрьму или выдворена из какой-либо части
страны по воле этих диктаторов.

[Иллюстрация: КРОМВЕЛЬ НА ПУТИ В ЛОНДОН ПОСЛЕ БИТВЫ ПРИ
УОРЧЕСТЕРЕ. (_См. стр._ 107.)]

В Шотландии Монк действовал с такой же решимостью. 14 августа он вынудил Стирлинга сдаться и отправил королевские
одежды, часть регалий и государственные архивы в Лондон. Затем он начал осаду Данди и, пока она продолжалась, отправил
Полковники Алуред и Морган отправились в Алит в Ангусе, где он застал врасплох
два комитета сословий и церковь, а также многих других дворян
и джентльменов в количестве трёхсот человек, среди которых был
Лесли, граф Левен, собравшихся по делам роялистов, и отправил их вслед за
регалии в Англию. 1 сентября Монк взял штурмом Данди и
предал город разграблению и насилию. По слухам, было убито
восемьсот солдат и жителей, из которых триста были женщинами и детьми. Это место считалось настолько безопасным, что многие люди отправляли туда своё имущество на хранение, и оно, а также корабли в гавани попали в руки завоевателей. Говорят, что они захватили двести тысяч фунтов стерлингов в качестве добычи и совершили самые неслыханные злодеяния. Судьба
Данди убедил Монтроза, Абердин и Сент-Эндрюс открыть свои ворота.
 Граф Хантли и лорд Балкаррес сдались, и едва ли кто-то из знатных людей, кроме Аргайла, оказал сопротивление.
И он сделал это только для того, чтобы заключить выгодные условия с парламентом.

 Для сдерживания страны были задействованы самые решительные меры.
По всему Хайленду были назначены военные гарнизоны, а в Эйре, Лейте, Перте и Инвернессе определены места для возведения мощных фортов.
 Имущество и владения короны были объявлены конфискованными в пользу парламента, как и земли всех, кто принял
шотландцы должны были выступить под командованием герцога Гамильтона или короля против Англии.
Английские судьи разъезжали по округе, им помогали шотландские судьи, и
на содержание армии в Шотландии, численность которой была доведена до двадцати тысяч человек, было выделено сто тридцать тысяч фунтов в год.
Это были оскорбительные меры для шотландцев, которые надеялись снова подчинить Англию королю, но они были далеко не самыми унизительными. Вейн, Сент-Джон и ещё шесть членов комиссии были назначены
для разработки плана объединения Шотландии с Англией. Они
встретился в Далкейте и созвал представителей графств и городов, чтобы обсудить с ними этот вопрос.
Священники с амвонов выступали против объединения и особенно против того, чтобы кирк оказался под властью государства.
Но двадцать восемь из тридцати графств и сорок четыре из пятидесяти восьми городов подчинились и направили двадцать одного депутата для встречи с парламентскими уполномоченными в Вестминстере, чтобы согласовать условия объединения. Власть английского парламента, а точнее, армии, теперь была настолько
верховный, что и в Шотландии, и в Ирландии сопротивление было тщетным.

[Иллюстрация: ГЕНРИ ИРТОН. (_По портрету Купера._)]

 Всепоглощающий интерес к событиям последних нескольких беспрецедентных лет в королевстве не позволил нам обратить внимание на отношения Содружества с другими королевствами Европы. Теперь мы должны рассказать об этом. Принц Руперт, курсируя вдоль берегов Англии и Ирландии, не только держал страну в напряжении, но и наносил большой ущерб побережью и торговле королевства. Весной
В 1649 году он стоял в гавани Кинсейла, охраняя вход в порт для высадки иностранных войск, которые должны были сопровождать Карла II. в Ирландию. Но Вейн, которому были поручены военно-морские дела, назначил Блейка, Дина и Монка, трёх армейских офицеров, которые показали себя столь же умелыми на море, как и на суше, присматривать за ним, и победы Кромвеля в Ирландии осенью заставили его отступить.
Он обнаружил, что его блокировал английский флот, но, как всегда, не растерялся.
Он прорвался сквозь окружавшую его эскадру, потеряв всего три корабля
корабли и укрылись в Тежу. В марте следующего года Блейк
появился на этой реке и потребовал у короля Португалии
разрешения напасть на пирата, как он его называл, на его якорной стоянке.
 Король отказал; Блейк, тем не менее, попытался прорваться вверх по реке к флоту Руперта, но был атакован батареями с обоих берегов и вынужден был отступить. Республика сочла это объявлением войны, и Блейку было приказано захватывать все португальские корабли, которые попадутся ему на пути. Дон Жуан в ответ захватил
Он нападал на английских купцов в своих владениях и конфисковывал их товары.
 Но бесчинства, которые Блейк совершал в отношении его подданных, вскоре вынудили его приказать Руперту уйти из Тежу, и тот отплыл в
Средиземное море, где продолжил заниматься открытым пиратством, захватывая корабли почти всех стран. Позже он отправился в Вест-Индию, чтобы
избежать встречи с английскими адмиралами, и причинил там большой ущерб как англичанам, так и испанцам. Его брат Морис погиб во время шторма.
А в 1652 году Руперт, окружённый английскими капитанами, пробился
Он снова отправился в Европу и продал два своих военных корабля кардиналу Мазарини.
Португальцы, освободившиеся от влияния Руперта, вскоре отправили дона Гимарайнша
в Лондон для переговоров о заключении мира, но договор был подписан только после того, как Кромвель пришёл к верховной власти.

Король Испании, который так и не простил Карлу I оскорбления, нанесённого его сестре и всему королевству, признал Республику с момента её основания, продолжив дипломатические отношения с Карденасом, своим послом. Король Испании использовал своего посла в Лондоне для
возбудить Содружество против Португалии и Соединённых провинций, но
неприятный случай грозил нарушить даже этот союз, единственный между Содружеством и дворами континентальной Европы. Поскольку Испания
имела посла в Лондоне, парламент решил отправить посла в
Мадрид, и для этой цели они выбрали джентльмена по имени
Эшем. Он не понимал по-испански, поэтому нанял трёх монахов,
которые сопровождали его и сообщали ему всё, что он хотел знать об Испании. Но не успел он приехать, как к нему подошло с полдюжины
Английские офицеры-роялисты, служившие в испанской армии против Португалии и в Калабрии, пришли в его таверну и, застав его за ужином,
воскликнули: «Добро пожаловать, галантные сеньоры, добро пожаловать!» — и пронзили его и Рибу, одного из монахов, своими шпагами. Именно это и произошло с некоторыми
Так роялисты поступили с Дорислаусом, послом парламента в Гааге, в 1649 году.
Эти кавалеры, несмотря на все свои разговоры о чести, не возражали против того, чтобы время от времени совершать убийства.  Один из слуг послов Карла II, Хайда и Коттингтона, был одним из
Убийцы, которые навели подозрения на послов, были пойманы.
Послы решительно возражали против какого-либо участия в столь гнусном деле.
Убийцы бежали в церковь, чтобы укрыться, но один из них добрался до венецианского посла и сбежал. Остальных пятерых привезли
из их убежища, судили и приговорили к смерти, но придворные
так сочувствовали роялистам, что их снова вернули в убежище,
кроме протестанта по имени Спаркс, которого вывели за несколько
миль от города и казнили. Это дело
После того как буря улеглась, мир с Испанией был сохранён. С Голландией дело обстояло иначе.


Голландия, будучи республикой, могла бы, казалось, симпатизировать Английской республике и поддерживать с ней дружеские отношения, но обстоятельства при дворе препятствовали распространению этих чувств.
Штатгальтер Вильгельм II. женился на английской принцессе, дочери Карла I. и сестре Карла II. Таким образом, с самого начала
конфликта Голландия поддерживала притязания обоих Карлов. Второй Карл провёл большую часть своего изгнания в
Хейга совсем не радушно приняли во Франции, где проживала его мать
. Его брат, герцог Йоркский, долгое время проживал там, как и
Руперт и Морис раньше. Таким образом, существовала великая лига
между семьей штатгальтера и фракцией Стюартов, и
сами штатгальтеры постепенно становились такими же деспотичными
, как и любые принцы Европы. Все деньги, которые позволили Стюартам в Англии окрепнуть и вторгнуться в страну из Шотландии, поступили из Гааги.
 С другой стороны, крупная республиканская партия в Голландии, которая была
враждовал со штатгальтером из-за его королевских и деспотических
взглядов, благосклонно относился к действиям английского
парламента и тем самым вызвал глубокую зависть при дворе штатгальтера
к английскому парламенту, который вынашивал идеи о слиянии с
Голландией в одну великую республику.

По этим причинам от штатгальтера так и не удалось добиться
удовлетворения за убийство доктора Дорислауса, и он не желал
Стрикленд, посол парламента, явился на аудиенцию. Но 6 ноября 1650 года Вильгельм умер от оспы, а 14 ноября
В том же месяце его вдова родила Вильгельма III, который впоследствии стал королём Англии. Младенчество штатгальтера теперь побуждало республиканскую партию упразднить эту должность и восстановить более демократическую форму правления. В связи с этим парламент Англии в начале 1651 года решил отправить послов в Штаты, и в дополнение к Стрикленду был отправлен Сент-Джон, главный судья по гражданским делам. Но это не принесло никаких результатов. В Гааге всё ещё оставалось некоторое количество английских роялистов и голландцев.
из-за внутренних войн в Англии, Франции и Испании они стали настолько
процветающими, что возгордились и обнаглели и стали относиться к
английскому парламенту, из-за клеветы своих врагов, как к силе, с
которой можно обращаться с пренебрежением. Сент-Джон столкнулся с
непреодолимыми трудностями в переговорах с грубыми и высокомерными
Генеральными штатами. Его открыто оскорбляли на улицах Гааги;
Невежественная толпа освистывала и шикала на него и его коллегу, а роялистам позволяли безнаказанно досаждать им.

Парламент Англии добросовестно предложил свой план
объединения против общих врагов как на море, так и на суше,
но Генеральные штаты выдвинули так много возражений и затягивали переговоры, что срок, установленный для их проведения, истёк, и английские послы с отвращением покинули страну. Битва при Вустере заставила голландцев осознать свою ошибку, и они поспешили предложить условия союза со своей стороны, но было уже слишком поздно. Святой Иоанн, столь же сильный в своих чувствах, сколь и глубокий в своих размышлениях, изобразил их
Они вели себя настолько вызывающе, что английский парламент принял их с холодной надменностью, соответствующей их собственной недавней попытке заключить договор.  Сент-Джон также предпринял ряд ответных мер против голландцев, которые обернулись для них катастрофой.  Из-за затруднительного положения других европейских государств голландцы стали не только главными торговцами в мире, но и основными перевозчиками всех коммерческих товаров. Парламент принял Навигационный акт,
которым запрещалось ввозить любые товары из Азии,
Из Африки или Америки в Англию, кроме как на английских судах, или из любой европейской страны, кроме как на английских судах или судах стран, которые их произвели. Это одним махом лишило Голландию большей части её торговли, а требования посла об отмене этого ужасного закона или, по крайней мере, о его приостановке до заключения договора были полностью проигнорированы. Но это было не единственное оружие, которое нашло применение в обиде Сент-Джона.
Против французских судов были выданы каперские свидетельства, и они
Их разрешалось использовать против голландцев под предлогом того, что на их борту находилась французская собственность. Более того, резня англичан в Амбойне, на которую закрыли глаза из-за желания английского двора сохранить союз с Голландией против Испании, никогда не была забыта англичанами, и теперь, особенно со стороны моряков, раздавались громкие требования выдать всех выживших голландцев, причастных к этому убийству. На самом деле между двумя морскими державами возникла
решительная враждебность.
Голландцы, по просьбе своих торговцев, нуждавшихся в защите, подготовили флот и поставили во главе его трёх величайших адмиралов, которых когда-либо рождала их страна: Ван Тромпа, Де Рюйтера и Де Витта.
Английский парламент, со своей стороны, приказал своим адмиралам настаивать на том, чтобы их флагу в узких проливах оказывалось такое же почтение, какое оказывалось флагу короля. Они также потребовали от голландцев возмещения убытков, понесённых в Ост-Индии, и настаивали на том, чтобы голландские рыбаки в британских морях отдавали им десятую часть улова сельди.

При таких обстоятельствах было невозможно долго откладывать начало военных действий.
Коммодор Янг первым призвал конвой из флота голландских торговых судов отдать честь британскому флагу. Они отказались,
и Янг атаковал их с такой яростью, что в конце концов они подчинились. Через
несколько дней Ван Тромп, который был ревностным сторонником Оранской династии и, следовательно, дома Стюартов, появился в Даунсе с флотом из 240 парусов.
Коммодору Борну, которого он там встретил, он заявил, что у него нет никаких враждебных намерений, но посетовал на потерю нескольких якорей и тросов.
вошел в море; но на следующий день, 19 мая, он столкнулся с
Блейком у Дувра, и этот командир, хотя у него было всего двадцать кораблей,
потребовал, чтобы Ван Тромп отдал дань уважения его флагу. Ван Тромп
отказался и плыл прямо, пока не оказался почти напротив Блейка, когда
английский адмирал трижды подряд выстрелил из пушки по голландскому
адмиральский флаг. Ван Тромп ответил тем же, выпустив бортовой залп по кораблю Блейка.
Два флота немедленно вступили в бой, и отчаянная схватка продолжалась с трёх часов дня до наступления темноты
Они разделились. Англичане захватили два корабля, одному из которых из-за нанесённых повреждений было позволено затонуть.


Между двумя странами разгорелся спор о том, кто был агрессором; но наиболее вероятным представляется тот факт, что Ван Тромп
искал повод для того, чтобы не спускать голландский флаг перед английским, и нашёл адмирала, который был готов отстаивать это превосходство так же, как и оспаривать его.

Английский парламент немедленно отдал строгий приказ всем своим
коммодорам преследовать и уничтожать все корабли голландского флота, которые
они могли найти в морях; и в течение месяца они захватили или сожгли семьдесят торговых судов, не считая нескольких военных кораблей.
Голландцы заявили, что не искали сражения, и предложили провести расследование и наказать того из командиров, кто окажется агрессором.
Но парламент ответил, что он удовлетворён тем, что Штаты стремятся узурпировать права Англии на море и уничтожить флот, который является стеной и оплотом нации, и поэтому необходимо дать отпор
в обороне. Штаты отправили Де Поу, чтобы тот подтвердил их мирные намерения и убедил в этом следственную комиссию; но
парламент теперь был так же силён, как и Штаты, и
настаивал на возмещении ущерба и гарантиях безопасности. Де Поу потребовал разъяснить, что означают эти условия, и получил ответ: полная компенсация всех расходов, которые
Содружество понесло из-за враждебных приготовлений Штатов,
и конфедерация для взаимной защиты двух народов. Де Пау знал, что первое из этих условий будет отклонено, и принял его
 19 июля парламент объявил войну  Штатам.

  Голландцы ничуть не боялись войны, хотя и опасались, что она приведёт к уничтожению их торговли.  Они приобрели
большую репутацию как морская держава, и моряки рвались в бой, чтобы отомстить англичанам за поражение. Ван Тромп
снова появился с семьюдесятью линейными кораблями и похвастался, что
сотрёт англичан с лица океана. Вице-адмирал
сэр Джордж Эйскоу (или Эйскью) только что вернулся с победой из
Он участвовал в захвате Барбадоса и остался командовать в проливе, в то время как
Блейк отправился на север в поисках эскадры, которая защищала
голландских рыбаков. Ван Тромп не смог подойти к Айскоу из-за перемены ветра.
Поэтому он отправился на север за Блейком, который захватил голландскую эскадру и заставил рыбаков платить десятину сельдью.
Но шторм рассеял флот Ван Тромпа, и несколько его кораблей попали в руки англичан. Когда он снова вернулся в порт,
народ встретил его с большим негодованием, так как все ожидали
Он не добился от него чудес и в знак смирения подал в отставку.

 Де Рюйтер был назначен на его пост и вышел в море во главе торгового флота.
В ответ он столкнулся с Эйскоу у Плимута, который прорвал его линию, но капитаны других судов не стали энергично преследовать его, и голландские корабли ушли. Эйскоу был отстранён от должности, так как парламент подозревал его в симпатиях к королю.

Де Рюйтер присоединился к Де Витту и атаковал Блейка, под командованием которого находились
адмиралы Борн и Пенн. Завязалось ожесточённое сражение, которое
продолжалось весь день 28 сентября. На следующее утро голландцы
Было видно, как они уплывают к своим берегам, несколько их судов затонули, а одно было захвачено. Блейк преследовал их до самого Гори, но не смог догнать их среди отмелей и песчаных банок, где укрылись небольшие голландские суда. Где бы ни встречались английские и голландские корабли, там происходили сражения. Между ними произошла стычка в Средиземном море, где Ван Гален, значительно превосходивший противника по численности, атаковал и победил капитана Бейли, но сам был убит.
Король Дании также присоединился к голландцам с пятью кораблями и наложил эмбарго
на английские товары в Балтийском море и перекрыл им путь через пролив. Кроме того, в поисках торговых судов курсировало множество кораблей под французским флагом.


Однако с приближением зимы Блейк, полагая, что кампания
прекратится до весны, рассредоточил часть своих судов по разным
портам и стоял в Даунсе всего с тридцатью семью кораблями, когда
его застал врасплох флот из восьмидесяти военных кораблей и десяти брандеров.
Это был Ван Тромп, которого Штаты снова убедили принять командование и который яростно боролся за восстановление своей репутации
репутация. Стойкое сердце Блейка не дрогнуло даже перед таким неравным противником.
Он сражался со всем голландским флотом с истинно английским упорством с десяти утра до шести вечера, когда сгустившиеся сумерки привели к прекращению боевых действий с обеих сторон.
 Блейк воспользовался ночью, чтобы подняться по Темзе до причудливой рыбацкой деревушки Ли. Ему удалось взорвать голландский корабль, вывести из строя два других и в целом нанести большой урон голландскому флоту.
Но сам он потерял пять кораблей. Ван Тромп и де Рюйтер
Он курсировал туда-сюда в устье реки и вдоль побережья от Норт-Форленда до острова Уайт, а затем сопроводил домой голландский и французский флоты.  В Голландии царило всеобщее ликование по поводу великого английского адмирала, что, учитывая огромное неравенство флотов, было настоящей честью для Блейка, поскольку показывало, насколько они ценили его гений и отвагу. Вся Голландия была полна бравады из-за того, что им удалось перекрыть Темзу и вынудить англичан заключить позорный мир. Ван Тромп был так воодушевлён, что воткнул метлу в
на своей мачте, намекая на то, что он прогонит англичан с морей.

[Иллюстрация: Королевский музей и картинная галерея, Гаага.]


Зимой английский парламент приложил немало усилий, чтобы исправить эту ситуацию. Они переоборудовали и привели в порядок все свои корабли,
приказали двум пехотным полкам быть готовыми к высадке в качестве морской пехоты,
повысили жалованье морякам, приказали содержать их семьи
во время их отсутствия на службе и увеличили размер призовых.
 Они послали за Монком из Шотландии и объединили его с Дином и Блейком в команду.

Голландский флот в то время насчитывал сто пятьдесят кораблей и был на подъёме.
Но Блейк был полон решимости сломить их гордость и был готов действовать при первой же возможности. Это произошло 18 февраля 1653 года. Ван Тромп появился в проливе Ла-Манш с семьюдесятью двумя военными кораблями и тридцатью вооружёнными торговыми судами, сопровождавшими торговый флот из трёхсот кораблей, направлявшийся домой. Ему было приказано,
проводив торговые суда до безопасного места, вернуться и блокировать
Темзу. Блейк избавил его от этой необходимости, выйдя из порта с восемьюдесятью
военные корабли и занял позицию в проливе Ла-Манш. Ван Тромп подал сигнал
торговому флоту, находившемуся под его конвоем, чтобы они позаботились о себе сами, и
между ним и Блейком разгорелся ожесточённый бой. Сражение произошло
недалеко от мыса Ла-Хог на побережье Франции. Блейк и Дин, находившиеся
на борту «Триумфа», повели его за собой, и их корабль получил семьсот
выстрелов в корпус. Сражение длилось весь день.
Голландцы потеряли шесть кораблей, захваченных или потопленных, англичане не потеряли ни одного, но Блейк был тяжело ранен.

На следующий день бой у Уэймута возобновился с прежней яростью.
Он продолжался весь день и с перерывами всю ночь.
На третий день сражение продолжалось до четырёх часов дня, когда ветер понёс противоборствующие флотилии в сторону мелководья между Булонью и Кале.
Ван Тромп со своими меньшими кораблями ускользнул от англичан и продолжил путь домой, благополучно доставив туда торговый флот. За три дня сражения голландцы, по их собственным словам, потеряли девять военных кораблей
и двадцать четыре торговых судна; по английским данным, одиннадцать военных кораблей и тридцать торговых судов. Они потеряли две тысячи человек убитыми и полторы тысячи пленными. У англичан затонул только один корабль, хотя многие их суда получили серьёзные повреждения, а потери убитыми и ранеными были очень велики. Но они решительно разгромили врага, и по возвращении Ван Тромпа, хоть и падшего духом, но отважного хвастуна, в Голландии царило всеобщее ликование. Теперь настала очередь хвастаться английским морякам, которые заявили, что они
Они заплатили голландцам за Амбойну. Но поражение их флота было ничто по сравнению с общим ущербом, нанесённым их торговле и торговому судоходству. В их рыболовстве было занято сто тысяч человек: оно было полностью остановлено; Ла-Манш теперь был закрыт для их флота, а в Балтийском море англичане постоянно нападали на их торговцев. В общей сложности они потеряли 1600 кораблей.
И они снова снизошли до того, чтобы искать соглашения с английским парламентом, который, однако, относился к ним свысока
Они были равнодушны, и поэтому с большим удовлетворением наблюдали за переменами, происходившими в Англии.

 Реформаторов разных взглядов и вероисповеданий поначалу объединяло одно великое чувство — желание спасти страну от абсолютизма Стюартов. Они храбро сражались бок о бок ради этой великой цели, но по мере того, как они добивались успеха, различия между ними становились всё более очевидными. Пресвитериане, шотландцы и англичане были полны решимости навязать свои религиозные взгляды стране
так же деспотично, как это делали до них католики и епископалы.
Но здесь они столкнулись с независимыми,
которые в своих представлениях о религиозной свободе шли гораздо дальше пресвитериан и не были склонны уступать свою свободу какой-либо другой партии.
Их религиозные представления естественным образом склоняли их к той же уравнительной системе в государстве, и, поскольку во главе армии стояли представители этой конфессии, они вскоре оказались в положении, позволяющем диктовать условия парламенту. «Гордость и предубеждение» покинула Парламент почти
Он был полностью независим, и они с армией работали слаженно до тех пор, пока сокрушительные победы Кромвеля не вызвали зависть к его власти.
Эта власть была тем более верховной, что обстоятельства разбросали других ведущих генералов по отдалённым театрам военных действий. Монк и Ламберт были в Шотландии, пока Монка не призвали на флот, Флитвуд был в  Ирландии, Айртон был мёртв. Долгий парламент, или его остатки,
называемые «Рамп», умело управлял делами, но его численность с каждым днём сокращалась, и он боялся переизбираться, потому что чувствовал
Я уверен, что на любых свободных выборах подавляющее большинство голосов будет отдано пресвитерианам и что таким образом они совершат акт _felo de se_.

 Ни в один из периодов существования так называемого Английского Содружества не было ни одного из элементов того, что мы понимаем под республикой, то есть под правительством свободных представителей народа. Если бы народу было позволено
отправить своих представителей, среди них было бы
значительное число католиков, гораздо большее число
епископалов и роялистов из обеих этих групп.
Подавляющее большинство составляли пресвитериане, а также весьма умеренное число индепендентов. Таким образом, правительство быстро превратилось в олигархию, во главе которой стояли генералы армии и несколько лидеров парламента. Армия с помощью «Прайдовой чистки»
превратила парламент в кучку, насильно отстранив от власти большинство представителей народа, и теперь быстро приближалось время, когда она должна была превратиться в военную диктатуру.

Кромвель уже давно подвергался нападкам со стороны своих же сторонников
обладание верховной властью. Неизвестно, когда в его голове начали зарождаться подобные мысли, но, поскольку он чувствовал, что превосходит всех своих современников энергией и широтой ума, нет никаких сомнений в том, что он втайне потакал этим мыслям. Ладлоу, Уайтлок, Хатчинсон и другие чувствовали, что в нём растёт этот дух.
Многие из тех, кто больше всего восхищался его гением, отвернулись от него и открыто осуждали его амбициозные намерения по мере того, как они становились всё более очевидными. Превосходный полковник Хатчинсон и сэр Генри
Вейн обвинил его в разрушении Содружества. Но Кромвель, должно быть, уже давно чувствовал, что только военная сила может сохранить господство тех принципов, которые он и его соратники-индепенденты разделяли и считали священными. Мир не был к этому готов.
Корни монархии слишком глубоко укоренились в сердце нации за столетия её существования, чтобы их можно было вырвать с корнем из-за глупостей и тирании одной семьи. Но если бы свободный парламент, которым реформаторы так гордились и который должен был стать единственным центром национальной власти, мог
не существует; если действующий орган, называющий себя парламентом, не может даже увеличить число своих членов, не подвергая опасности собственное существование — либо из-за себя самого, либо из-за зависти армии, — то что же может существовать? Очевидно, что ничего, кроме диктатуры, и самый сильный человек должен быть на вершине.
Этим самым сильным человеком, без сомнения, был Кромвель.

Ещё в 1649 году были внесены два законопроекта для решения вопросов, которых остро требовал народ: закон о всеобщей амнистии и закон о роспуске нынешнего парламента. По возвращении из
После битвы при Вустере Кромвель напомнил парламенту, что эти важные меры не были приняты. Он добился амнистии, так что все враждебные действия против нынешнего правительства, совершённые до битвы при Вустере, были прощены, а роялисты избавлены от страха перед новыми конфискациями. Роспуск парламента был назначен на 3 ноября 1654 года, и трёхлетний перерыв должен был быть с усердием использован для разработки плана выборов в новый парламент на основе самых надёжных принципов. В то же время Кромвель жил в
Уайтхолл, в доме обезглавленного короля, почти со всеми атрибутами государства и власти суверена. Поэтому он созвал совет армии и обсудил с ними то, что они считали необходимым сделать.

 На этом совете обсуждался вопрос о наилучшей форме правления для Англии: должна ли это быть чистая республика или правительство с элементами монархии. Офицеры выступали за республику, юристы — за ограниченную монархию. Кромвель согласился с тем, что в правительстве должно быть что-то от монархии, и спросил, кого они выберут, если это будет
было решено? Адвокаты сказали, что это будет Чарльз Стюарт, а если они сочтут, что он слишком стремится к власти, то его брат, герцог Глостерский.
Нет никаких сомнений в том, что это был пробный шар со стороны Кромвеля,
и, поскольку он вряд ли согласился бы на восстановление семьи,
которую они свергли с такими издержками, это заставило бы его действовать осторожно. Он убедился, что армия выступает против короля; юристы считали, что королём может быть только представитель старой королевской династии. Над этими фактами стоило поразмыслить.

Тем временем парламент, не приступая к формированию платформы для своего преемника, проявил зависть к влиянию армии.
Он проголосовал за сокращение армии на четверть и за уменьшение ежемесячного финансирования с 120 000 фунтов до 90 000 фунтов. В июне 1652 года он предложил провести ещё одно сокращение, но
военный совет выступил против, и в августе офицеры
обратились в Палату общин с петицией, в которой обращали внимание
парламента на важный вопрос о квалификации
будущим парламентам, реформе законодательства и борьбе с религиозными злоупотреблениями,
увольнению недовольных и скандальных личностей с государственных должностей,
погашению задолженности перед армией и реформе злоупотреблений в акцизном ведомстве и казначействе.


Противостояние между армией и парламентом с каждым днём становилось всё более ожесточённым. Палата общин не желала отказываться от своей власти и, чтобы сохранить своё существование, даже склонялась к тому, чтобы принять в свои ряды пресвитериан под названием «нейтеров».
Армия вряд ли согласилась бы на такой проект, и Кромвель
на совете в Уайтхолле он предложил немедленно распустить парламент и создать национальный совет из сорока человек во главе с ним самим, который будет управлять страной до тех пор, пока не будет созван новый парламент на основе установленных принципов. Однако было высказано мнение, что такой шаг будет опасным, а власть совета будет считаться необоснованной.

Пока эти вопросы обсуждались, Уайтлок сообщает, что Кромвель
8 ноября 1652 года пожелал встретиться с ним наедине и
в ходе этой встречи настаивал на необходимости принятия быстрых и эффективных мер для
Он защищал великие цели, за которые они сражались и которые он называл милостью и успехами, дарованными Богом нации.
 Он яростно выступал против парламента и заявлял, что армия начала испытывать к нему странную неприязнь. Он добавил, что хотел бы, чтобы для этого не было слишком много причин. «И действительно, — продолжил он, — их гордыня, их себялюбие, их стремление занять все почётные места и получить выгоду для себя и своих друзей; их ежедневные расколы на новые и жестокие партии и фракции; их промедления
Их дела и замыслы, направленные на увековечивание себя и сохранение власти в своих руках; их вмешательство в частные дела между партиями, противоречащее институту парламента; их несправедливость и пристрастность в этих вопросах, а также скандальная жизнь некоторых из них, дают людям много поводов для того, чтобы выступать против них и испытывать к ним неприязнь.
В заключение он подчеркнул необходимость установления над ними какой-то контролирующей власти, которая могла бы сдерживать эти излишества, иначе ничто не сможет предотвратить крах государства.
Содружество.

Уайтлок признал, что по большей части это правда, но выступил в защиту парламента в целом и напомнил Кромвелю, что именно парламент наделил их властью, а Кромвеля — даже полномочиями, и что в таких обстоятельствах им будет трудно обуздать свою власть.

Но Кромвель вспылил: «Мы все забываем Бога, и Бог забудет нас. Бог предаст нас на растерзание, и эти люди будут способствовать этому, если им позволят идти своим путём».
А затем, после непродолжительной беседы, он вдруг заметил: «А что, если человек возьмёт на себя
стать королём?» Уайтлок прекрасно понял, о чём думает Оливер, и ответил так, словно тот прямо спросил, должен ли он сам занять этот пост. Он сказал ему, что это невозможно и что ему гораздо лучше и влиятельнее быть таким, какой он есть. «Что касается вас лично, — заметил он, — то титул короля не даст вам никаких преимуществ, потому что вы уже обладаете всей полнотой королевской власти в отношении ополчения».
Он напомнил ему, что при назначении на гражданские должности, хотя у него и не было формального права вето, с его мнением считались так же, как если бы оно было, и так во всех остальных случаях
внутренние и внешние дела. Более того, теперь у него была власть
без зависти и опасности, которые несли бы с собой королевская пышность и
обстановка.

 Кромвель по-прежнему отстаивал свою точку зрения, утверждая, что, хотя человек и узурпировал титул, не имея королевского происхождения, владение короной было
одобрено Актом Генриха VII. чтобы придать титулу законность и возместить ущерб
правящему королю и всем его министрам за их действия. Уайтлок ответил, что, если их враги когда-нибудь одержат над ними верх, все эти счета и компенсации будут мало что значить. И что, если предположить
Коронация сразу же превратила бы конфликт в противостояние не между королём и народом, а между Карлом Стюартом и Оливером Кромвелем.
 Кромвель признал это, но спросил, какой ещё вариант он может предложить.
 Уайтлок сказал, что можно заключить выгодную сделку с Карлом, который сейчас в опале и с которым можно обращаться так, как им заблагорассудится. Или, если они сочтут его слишком убеждённым в своих взглядах, есть герцог  Йоркский или герцог Глостерский. Кромвель, похоже, не был в восторге от этого предложения.
На самом деле он решил захватить всю власть
Он сам был в неважном состоянии, но даже если бы это было не так, у него было слишком много здравого смысла, чтобы согласиться на возвращение кого-либо из свергнутой семьи на трон, что означало бы для них верную петлю королевской мести. Смерть Карла I. невозможно было простить. С этого времени, как пишет Уайтлок, хотя он и не выдвигал обвинений против Кромвеля,
«его отношение ко мне изменилось, и он стал не так часто и близко советоваться со мной, как раньше».
Однако Кромвель снова поднял этот вопрос среди офицеров и
Члены Совета — Сент-Джон, Лентолл, спикер, Десборо,
Харрисон, Флитвуд и Уолли — не так прямолинейно, но
высказывались в том смысле, что «соглашение, в котором было бы что-то от монархии, было бы очень эффективным».
Не похоже, чтобы проект был единогласно одобрен ими, но они согласились с тем, что необходимо новое представительство и что «нейтралы» не должны быть допущены.
Кромвель решительно заявил: «Ни один из тех, кто изменил делу, не будет допущен к власти». 19 апреля
Дискуссия на эту тему продолжалась с большим воодушевлением до полуночи.
Затем они разошлись, чтобы продолжить обсуждение на следующий день.
Большинство офицеров утверждали, что парламент должен быть распущен «так или иначе».
Но члены парламента и юристы, в том числе  Уайтлок и Уиддрингтон, утверждали, что поспешный роспуск парламента будет опасен.
Кромвель, похоже, склонялся к умеренной точке зрения. Но едва они встретились на следующее утро и обнаружили странное отсутствие членов парламента и почти такое же отсутствие офицеров,
когда полковник Иногордских поспешил в дом и сообщил им, что Викискладе
работали не покладая рук, толкая вперед свой счет увеличения собственных
цифры по внедрению кастратов; и очевидно, что
они хотели побыстрее его через палату в Совете может быть
ранее их попытки. Вейн и другие, хорошо осведомленные о замысле Кромвеля
, таким образом, прилагали все усилия, чтобы победить его.

[Иллюстрация: КРОМВЕЛЬ ОБРАЩАЕТСЯ К ДОЛГОМУ ПАРЛАМЕНТУ В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ
. (_См. стр._ 118.)]

Узнав об этом, Кромвель немедленно приказал привести отряд мушкетёров
он поспешил в Палату общин в сопровождении Ламберта,
Харрисона и некоторых других офицеров. Он оставил солдат в вестибюле
Дома и, войдя, направился прямо к своему месту, где и просидел
некоторое время, слушая дебаты. Сначала он обратился к святому Иоанну, сказав
ему, что он пришел с целью, которая огорчила его до глубины души,
и что он со слезами просил Господа не навязывать ему этого;
но в этом была необходимость, и этого требовали слава Божья и благо нации. Затем он подозвал к себе Харрисона и сказал
он решил, что парламент созрел для роспуска. Харрисон,
который был сторонником Пятой монархии и которого с большим трудом удалось
склонить к этому замыслу, ответил: «Сэр, задача очень сложная и опасная.
Я прошу вас серьёзно всё обдумать, прежде чем браться за неё».
 «Вы правы», — ответил генерал и просидел ещё около четверти часа.
Но когда вопрос уже был готов вынести на обсуждение, он сказал
Харрисон: «Сейчас самое время; я должен это сделать». Он встал, снял шляпу и начал говорить. Сначала он затронул этот вопрос
Он выступил перед Палатой общин и похвалил парламент за многое из того, что он сделал, и был прав.
Несмотря на нынешнюю коррупцию, парламент благородно поддержал его, флот и армию в борьбе со всеми их врагами и возвысил нацию в глазах иностранцы, далеко не такие, какими они были в прошлом веке. Но вскоре он перешёл к
коррупции и корыстолюбию членов парламента, обвинив их в том, что
в тот момент они занимались именно тем, что привлекали пресвитерианцев,
чтобы уничтожить всё, чего они с таким трудом добились. Сэр Гарри
Вейн и Питер Вентворт осмелились призвать его к порядку, заявив, что
это странные и непарламентские высказывания со стороны слуги Палаты,
которого они так уважают. «Я знаю это», — ответил Кромвель, а затем вышел на середину зала и
надев шляпу и расхаживая взад-вперёд, бросая сердитые взгляды на разных членов парламента, он воскликнул: «Говорю вам, вы не парламент. Я
положу конец вашим разглагольствованиям. Стыдитесь! Убирайтесь!
Уступите место честным людям, тем, кто будет более добросовестно выполнять своё доверие. Вы больше не парламент. Господь с вами покончил. Он избрал другие инструменты для выполнения Своей работы».

С этими словами он топнул ногой, и в дверях появились солдаты. Он велел Харрисону впустить их. Мушкетёры тут же
Он окружил его и, положив руку на булаву, сказал: «Что нам делать с этой безделушкой? Забери её», — и протянул её солдату.
 Затем, взглянув на Лентолла, он сказал Харрисону: «Сними его!»
Лентолл заявил, что не сдвинется с места, пока его не заставят. «Сэр, — сказал Харрисон, — я помогу вам».
Он схватил его, потащил вниз и вывел из зала заседаний. Алджернон Сидней, в то время ещё молодой член парламента, сидел рядом со спикером, и Кромвель сказал: «Выведи его!» Сидней
как и спикер, отказался двигаться с места, но Кромвель повторил приказ:
«Выведите его!» Харрисон и Уорсли, подполковник полка Кромвеля «Железнобокие», положили руки ему на плечи.
Молодой патриот не стал дожидаться, пока его с позором вытащат из зала, а поднялся и последовал за спикером. Затем Кромвель продолжил
выявлять членов парламента, нелестно отзываясь о каждом из них.
 Олдермен Аллен попросил его остановиться и отправить солдат,
чтобы всё ещё могло наладиться, но Кромвель лишь ответил: «Это ты
Вы вынудили меня на это. Я искал Господа днём и ночью, чтобы
Он скорее убил бы меня, чем поручил эту работу. Затем он обвинил
олдермена в растрате в качестве армейского казначея; и, схватив
сначала одного, а затем другого за плащ, он сказал Чаллонеру: "Ты
пьяница!" Вентворту: "Ты прелюбодей!" Мартину:
"Ты еще более распутный тип!" Вейн, когда его протискивали мимо
него, воскликнул: "Это нечестно; да, это противоречит морали
и обычной честности". "О, сэр Гарри Вэйн, сэр Гарри Вэйн!" - воскликнул
Кромвель: «Господь, избавь меня от сэра Гарри Вейна!» Так он увидел, что палата опустела, и никто не осмелился поднять на него руку, хотя, как говорит Уайтлок, «многие носили мечи и порой хвастались этим». Когда все ушли, Кромвель запер дверь и положил ключ в карман.
Затем он вернулся в Уайтхолл и рассказал Совету офицеров, которые ещё оставались на своих местах, о том, что он сделал. «Когда я пришёл в Дом, —
сказал он, — я не собирался этого делать, но, ощутив на себе силу духа
Господа, я решил больше не полагаться на плоть и кровь».

Так Кромвель уничтожил последние остатки представительного правления. Карл I вызвал
пламенное негодование парламента и всей Англии, нарушив
привилегии парламента, войдя в палату и схватив пятерых членов
парламента, которые его оскорбили. Кромвель, который одним из
первых оказал сопротивление и отомстил за этот поступок, теперь
привёл своих солдат и без всякого наказания выгнал весь парламент,
около пятидесяти его членов. «Они ушли так тихо, — сказал Кромвель, — что ни одна собака не залаяла им вслед».
Такова разница между частным лицом, за спиной которого стоит победоносная армия, и тем, кто, хоть и носит титул короля, утратил доверие народа из-за отсутствия моральной честности. Акт Кромвеля
привёл к гибели всей конституционной жизни, он был направлен против всех партий, кроме армии; однако никто не осмелился занять позицию патриота; военная диктатура была установлена (20 апреля 1653 года).

Кромвель оправдывался тем, что без его захвата верховной власти Содружество не смогло бы существовать. Оно перестало
Он существовал благодаря своим поступкам, и если он и спас слабую форму республики, то лишь на пять лет.  Мы видели, какой великий пример для народов подают короли, и теперь нам предстоит увидеть не менее значимый пример того, что ни одна форма правления, не основанная на зрелом мнении и привязанности народа, не может существовать долго. В XVII веке республиканизм не был верой Англии, и поэтому ни деспотизм Карла I, ни напряжённые усилия Вильгельма III не смогли создать в стране республику.
Кромвель удерживал власть дольше, чем жил сам.

Во второй половине дня, когда произошёл этот знаменитый _государственный переворот_, Кромвель в сопровождении Харрисона и Ламберта отправился в Дерби-Хаус, где всё ещё заседал Совет. Он обратился к его членам со следующими словами: «Джентльмены, если вы собрались здесь как частные лица, то вас никто не побеспокоит; но если вы собрались как государственный совет, то вам здесь не место. И поскольку вы не можете не знать, что произошло в Палате сегодня утром, то примите к сведению, что парламент распущен». Брэдшоу, который председательствовал, сказал, что они
Он знал, и вся Англия скоро узнает, что если он думает,
что парламент распущен, то он ошибается, «поскольку никакая власть
под небесами не может распустить его, кроме них самих. Поэтому обратите на это внимание». Сэр Артур Хейзелриг и другие поддержали этот протест,
и тогда Совет отступил.

Кромвель и его сторонники немедленно созвали совет, чтобы решить, какие шаги следует предпринять.
22-го числа они опубликовали декларацию от имени лорда-генерала и его совета, в которой приказывали всем властям продолжать выполнять свои обязанности в прежнем режиме.
В ответ на это они получили обращения
Доверие пришло от генералов и адмиралов. 6 июня
Оливер от своего имени как генерал-капитан и главнокомандующий
всех армий и сил издал приказ о созыве ста сорока человек для
собрания и формирования парламента. Также были вызваны
шесть человек из Уэльса, шесть из Ирландии и пять из Шотландии. 4 июня
В июле около ста двадцати человек, отобранных самим Кромвелем, — людей, которые, согласно его призыву, «боятся Бога, верны ему и честны», — собрались в зале Совета в Уайтхолле. Многие из них были джентльменами с хорошей репутацией.
Некоторые из них были дворянами, другие — выходцами из дворянских семей, как, например, полковник Монтегю, полковник Ховард и Энтони Эшли Купер. Другие,
однако, не имели высокого положения в обществе, но были отобраны
за их религиозное рвение и характер. Среди них был один
Барбон, торговец кожей с Флит-стрит, который получил прозвище
Хвала-Богу и чьё имя было намеренно написано с ошибкой.
Хвала Господу, Бэрбоун и роялистские умы того времени прозвали парламент «Парламентом Бэрбоуна».


Более распространённым названием этого необычного парламента было «
«Малый парламент». Кромвель открыл заседание очень длинной и необычной речью, в которой он рассказал об истории борьбы с монархией и о милостях, которыми их одарили при коронации в Нейсби, Данбаре, Вустере и других местах; о отступничестве Долгого парламента и о «необходимости» упразднить его и созвать это собрание. Он процитировал множество отрывков из Священного Писания и сказал им, что они призваны Богом внедрить практическую религию в государственные дела. Затем он вручил им инструмент,
передав им верховную власть в государстве до 3 сентября 1654 года, за три месяца до этой даты они должны были избрать своих преемников, которые должны были занимать свои должности в течение года и, в свою очередь, избирать своих преемников.

 Историки называют эту передачу верховной власти, которая уже была в его руках, грубым лицемерием, призванным избежать позора захвата власти парламентом, который он распустил силой. Так это было или нет, но это определённо была разумная и безопасная политика, потому что он прекрасно знал
что он обладал верховной властью как глава армии и мог, в случае необходимости, распустить этот парламент, как он сделал с предыдущим.

Будучи пиетистами, или святыми, как их называли, этот парламент начал свою сессию с избрания Фрэнсиса Роуза своим спикером, а также с молитв, которые продолжались с восьми утра до шести вечера. Тринадцать наиболее одарённых членов церкви по очереди проповедовали и молились.
Они завершили собрание, заявив, что никогда ещё не ощущали такого присутствия Христа и такого духа на собраниях
для поклонения, как они делали в тот день. На следующее утро было решено, что они «должны продолжать искать Господа» и в этот день, но это решение было отменено, и для этой цели был назначен понедельник, 11-е число. Затем они избрали себя парламентом Английского Содружества и пригласили
Кромвель и четверо его сотрудников стали членами парламента, а 9 июля был вновь назначен Государственный совет, в который вошли полковник Монтегю, впоследствии граф Сэндвич, дядя поэта Драйдена, сэр Гилберт Пикеринг, лорд виконт Лайл и другие.
брат Алджернона Сидни, сэр Эшли Купер и другие не менее известные личности; и хотя их могли высмеивать из-за их вероисповедания,
они вскоре показали, что являются добросовестными и независимыми людьми.
Самым убедительным доказательством этого было то, что они не побоялись выступить против власти и интересов Кромвеля, который их выбрал.
Едва они встретились, как им было поручено вынести решение по делу Джона
Лилбёрн, который после роспуска Долгого парламента обратился с петицией
к Кромвелю с просьбой разрешить ему вернуться из изгнания. Кромвель не дал
Джон не ответил, но взял на себя смелость явиться в Лондон.
 Его тут же схватили и заключили в Ньюгейтскую тюрьму. Лилберн, при поддержке своих друзей, обратился в Палату общин с просьбой заслушать и решить дело, хотя оно и подлежало рассмотрению присяжными. Теперь они могли бы порадовать своего покровителя, которого Лилбёрн постоянно называл «грабителем», «узурпатором» и «убийцей», но они отказались вмешиваться и оставили его на усмотрение обычного уголовного суда. Там Лилбёрн так умело защищался, что его оправдали, но его снова арестовали по обвинению в
На суде он использовал клеветнические и подстрекательские высказывания, и Палата общин, по наущению Тайного совета, больше не могла отказывать ему в заключении.
 Его перевели из Тауэра в замок Элизабет на острове Джерси, а оттуда в Дуврский замок, где он стал приверженцем принципов Джорджа Фокса.
Это был примечательный конец для столь пылкого и демократичного человека.
Парламент, не теряя времени, приступил к утверждению божественного
полномочия, которое Кромвель в своей вступительной речи приписал
им. Они заявили, что были назначены
Лорд, и это сильно встревожило бы Кромвеля, если бы он не позаботился о том, чтобы среди них было достаточное количество его верных сторонников. Но
они вызвали такую же тревогу у представителей других сословий. Они решительно взялись за сокращение государственных расходов;
они упразднили все ненужные ведомства; они пересмотрели правила
акцизного сбора; они реформировали структуру казначейства; они
сократили непомерно высокие зарплаты и тщательно проверили
государственные счета; они приняли меры по продаже конфискованных
земель и ввели правила
они улучшили регистрацию рождений, смертей и браков. Они пошли дальше: они сделали брак, заключённый у гражданского судьи, действительным и, более того, необходимым для получения гражданских прав, связанных с браком. Брак, заключённый у священника, по-прежнему оставался необязательным.

 Затем они выступили против неравных и деспотичных способов сбора ста двадцати тысяч фунтов в месяц на содержание армии; в некоторых случаях налоги составляли два, а в других — десять шиллингов с фунта. От налогообложения они перешли к законодательству
и подготовили законопроект об упразднении Канцлерского суда, в котором
Злоупотребления и проволочки были постоянным источником жалоб в петициях, направляемых в парламент на протяжении многих лет. Но они не ограничились упразднением Канцлерского суда, а приступили к общей реформе законодательства.
 Они утверждали, что каждый англичанин должен понимать законы своей страны и что с помощью надлежащего свода законов их можно было бы уместить в карманный справочник. На самом деле они предвосхитили Наполеона в его Кодексе.
Они назначили комитет для проведения необходимой ревизии и
выделения реальных и полезных законов из хаотичной массы
противоречивые, устаревшие и несправедливые законы, которые накладывались на них;
решения судей во многих случаях отменяли и препятствовали исполнению первоначальных постановлений, так что жизнь и имущество людей зависели не от указов парламента, а от мнения отдельных лиц.
Можно себе представить, какой ужас вызвало это дерзкое нововведение в Вестминстер-холле и во всех тёмных, запутанных кабинетах юристов. Поднялся страшный крик о том, что кучка невежд собирается
уничтожить всю благородную систему британской юриспруденции и
ввести вместо неё закон Моисея!

Но проекты этих радикальных реформаторов были свёрнуты из-за всеобщего возмущения со стороны юристов, церковников, чиновников и множества заинтересованных лиц. Их представляли как сборище безумных фанатиков, которые в парламенте пытались претворить в жизнь дикие доктрины, которые анабаптисты и сторонники Пятой монархии проповедовали на улицах.
 Под давлением общественного мнения Кромвель был вынужден распустить их, фактически вернув себе верховную власть, которую он им передал.
Соответственно, 12 декабря друзья Кромвеля собрались
Полковник Сиденхем заявил, что, поскольку действия парламента направлены на подрыв почти всех интересов страны, они не могут продолжаться и что им следует вернуть свои полномочия тем, от кого они их получили.
 Предложение было решительно отвергнуто, но независимые депутаты приняли свой план. Автор предложения заявил, что больше не будет заседать в собрании, которое должно потерпеть неудачу из-за всеобщего сопротивления. Поэтому он встал. Спикер, который был одним из членов партии, тоже встал.
Инакомыслящие, выстроившись в процессию, направились в Уайтхолл и
передали свои полномочия Кромвелю. Стойкие инакомыслящие остались
и предались молитве, за чем их и застали два офицера, Гоф и Уайт,
посланные закрыть Палату. Уайт спросил их, что они там делают.
Они ответили: «Мы ищем Господа».
«Тогда, — грубо сказал он, — можешь пойти куда-нибудь ещё, потому что, насколько мне известно, Господь не был здесь уже много лет».
[Иллюстрация: ТОКЕН СОДРУЖЕСТВА (МЕДНЫЙ).]

[Иллюстрация: БРОД СОДРУЖЕСТВА (ЗОЛОТОЙ).]

[Иллюстрация: КОРОНА СОЕДИНЁННОГО КОРОЛЕВСТВА (СЕРЕБРО).]

Кромвель сделал вид, что с неохотой принимает на себя бремя верховной власти и ответственности.
Но офицеры настаивали на необходимости этого, и вскоре документ подписали восемьдесят членов парламента. Он согласился.
Совет офицеров и министров решил, что необходимо создать «государство в одном лице».
Была составлена новая конституция, и 16 декабря Кромвель, одетый в костюм и плащ из чёрного бархата, в высоких сапогах и с широкой золотой лентой на шее, взошёл на престол.
В шляпе он проследовал в своём экипаже из Уайтхолла в Канцлерский суд.
 Путь ему преграждали шеренги солдат, состоявшие из пяти пехотных и трёх кавалерийских полков. За ним следовала длинная процессия, в которую входили
 лорд-мэр, олдермены и городские чиновники, два хранителя Большой печати, судьи, государственные советники и армейские чины. Добравшись до Канцлерского суда, Кромвель занял своё место перед
государственным креслом, установленным на богатом ковре.
По правую и левую руку от него стояли уполномоченные Большой печати, а судьи выстроились вдоль стен
Они встали позади гражданских и военных чиновников, которые
расположились по обе стороны от них. Затем Ламберт вышел вперёд и обратился к лорду-генералу. Он говорил о роспуске парламента и о необходимости сильного правительства, которое не будет парализовано противоречивыми мнениями.
Он молил лорда-генерала от имени армии и официальных властей трёх королевств принять должность лорда-протектора Содружества и управлять им на благо общества в соответствии с уже составленной конституцией. Кромвель согласился.
и вслед за этим Джессоп, секретарь городского совета, зачитал то, что называлось "
Правительственный документ", состоящий из сорока двух статей. Главный
из них заключался в том, что законодательная власть должна быть передана
Лорду-протектору и парламенту; но главным образом парламенту, ибо
каждый принятый ими акт должен был стать законом по истечении двадцати дней,
хотя Защитник должен отказать ему в своем согласии. Парламент не должен был
закрываться, приостанавливать свою работу или распускаться без своего согласия в течение пяти месяцев; новый парламент должен был быть созван в течение трёх
через несколько лет после роспуска последнего. Члены парламента
были выбраны в соответствии с планом Вейна, предложенным во время работы Долгого
парламента, а именно: триста сорок членов от Англии и
Уэльса, тридцать от Шотландии и тридцать от Ирландии. Члены парламента
должны были избираться в основном от графств, и ни один папист, малегант или
любой другой человек, воевавший против парламента, не допускался. В руках протектора находилась власть объявлять войну или заключать мир с согласия Совета.
Он распоряжался ополчением и регулярными войсками
Он мог командовать сухопутными и морскими силами, назначать на все государственные должности с одобрения парламента или во время парламентских каникул с одобрения Тайного совета, при условии последующего одобрения парламентом. Но он не мог издавать законы или вводить налоги без согласия парламента.
Гражданский список был установлен в размере двухсот тысяч фунтов, а доход на содержание армии должен был обеспечивать содержание тридцати тысяч человек и такого флота, какой лорд-протектор сочтет необходимым. Избирательное право было распространено на лиц, владеющих имуществом стоимостью в двести фунтов, и
Кворумом должны были стать шестьдесят членов парламента. Все лица, исповедующие веру в Иисуса Христа, должны были иметь право исповедовать свою религию, за исключением папистов, прелатистов и тех, кто проповедовал доктрины, подрывающие нравственность. Кромвель был назначен лордом-протектором пожизненно, а его преемник должен был быть избран Советом, при этом ни один член семьи покойного короля или кто-либо из его потомков не имел права быть избранным. Инструментом был специально назначен Совет, в который вошли
Филип, лорд виконт Лайл, брат Алджернона Сидни; Флитвуд;
Ламберт; сэр Гилберт Пикеринг; сэр Чарльз Уолсли; сэр Энтони
Эшли Купер; Эдвард Монтегю; Джон Десборо, зять Кромвеля; Уолтер Стрикленд; Генри Лоуренс; Уильям Сиденхем; Филип
Джонс; Ричард Мэйор, тесть Ричарда Кромвеля; Фрэнсис Роуз;
Филип Скиптон или любые семь из них, обладающие властью в лице Протектора, и большинство членов Совета, которые могут пополнить их ряды. Терлоу, историк, был секретарём Совета, а Мильтон — секретарём по латыни.

 Когда этот документ был готов, Кромвель торжественно поклялся соблюдать его, и
чтобы все это видели; и тогда Ламберт, преклонив колени, поднес
протектору гражданский меч в ножнах, который тот принял, отложив
свой собственный, в знак того, что отныне он будет править в соответствии
с новой конституцией, а не военной властью. Затем он сел,
покрытый, в кресло правителя, все остальные стояли с непокрытыми
головами; затем он получил от уполномоченных Большую печать, а от
мэра — меч и головной убор, которые он немедленно вернул им. На этом заседание закончилось, и лорд-протектор вернулся в
В сопровождении лорда-мэра, несущего перед ним меч, он отправился в Уайтхолл под крики солдат и пушечные залпы. На следующий день, 17 декабря, лорд-протектор был провозглашён лордом-протектором Англии, Ирландии и Шотландии.
В Вестминстере и в Сити прозвучали фанфары.
Таким образом, успешный генерал, бывший фермер из Хантингдона, прибыл в резиденцию верховной власти, в резиденцию, где правили многие знаменитые короли, хотя и не носил титул короля, к которому, как многие подозревали, он стремился. И всё же
даже без королевского титула он вскоре понял, что эта должность совсем не
Он был в завидном положении, ибо его окружали толпы людей, по-прежнему желавших его смерти и восстановления монархии.
Среди тех, кто сражался бок о бок с ним на пути к этому августейшему возвышению, было много тех, кто считал его восхождение преступлением, которое можно искупить только его смертью.  Хотя нет оснований полагать, что большая часть нации была недовольна переменами, его сторонники были равнодушны, а враги — яростны. Не было никаких сомнений в том, что до созыва парламента его правительство было у власти.
абсолютизм. Протекторат незамедлительно учредил орган под названием «Трибунал», который
приступал к изучению религиозных убеждений кандидатов на вакантные
бенефиции и незамедлительно представлял их, если результаты проверки
были удовлетворительными. Однако прежде чем мы перейдём к описанию
его борьбы с тайными и явными врагами, а также с новым парламентом,
мы должны рассказать о том, что происходило в это время в ходе войны с
Голландией, которая всё ещё бушевала.




 ГЛАВА V.

СОДРУЖЕСТВО (_продолжение_).

 Морская победа над голландцами — смерть Ван Тромпа — _почти_ королевский
 Состояние лорда-протектора — недовольство Кромвелем — его
 энергичное правление — Карл II предлагает награду за его
 Убийство-Восстания в Шотландии -Отношения Кромвеля с
 Португальский посол-Реформа Канцлерского суда-Комиссия
 по очищению Церкви-Реформированный парламент-Исключение
 ультрас-Роспуск парламента-Опасность со стороны заговоров-Несчастный случай
 для Протектора -Смерть матери Кромвеля-Роялист
 Вспышки-Генерал-майоры Кромвеля-Внешняя политика-Война с
 Испания — резня пьемонтцев — захват Ямайки —
 Евреи призывают к терпимости — Третий парламент Кромвеля — Заговоры против его жизни — Петиция и советы — Кромвель отказывается от королевского титула — Блестящая победа Блейка при Санта-Крус — Смерть Блейка — Успехи в борьбе с Испанией — Провал Реконструкции
 Парламент — Наказание заговорщиков — Победа в Нидерландах — Абсолютизм Кромвеля — Его тревоги, болезнь и смерть — Провозглашение Ричарда Кромвеля — Он созывает парламент — Парламент распущен — Возрождение «горба» — Ричард уходит в отставку — Роялисты
 Восстания — Ссоры в армии и в тылу — Генерал Монк — Он
 Идёт на Лондон — Требует созыва свободного парламента — Реакция роялистов
 Декларация Бреды — Радостный приём Карла.


 В мае 1653 года флоты Англии и Голландии, каждый из которых насчитывал
сто кораблей, вышли в море. Англичане находились под командованием Монка, Дина, Пенна и Лоусона; голландцы — под командованием Ван Тромпа, Де Рюйтера, Де Витта и Эвертсенса. Сначала они не вступали в бой друг с другом, и пока Монк разорял побережье Голландии, Ван Тромп обстреливал
Дувр. Наконец, 2 июня они встретились у Норт-Форленда, и завязался отчаянный бой, в котором Дин был убит рядом с Монком. Монк тут же накрыл тело своим плащом, чтобы не деморализовать команду, и продолжал сражаться весь день. Ночью прибыл Блейк с восемнадцатью дополнительными парусами, и на рассвете битва возобновилась. В результате голландцы потерпели поражение, потеряли 20 кораблей и 1300 человек пленными, не считая большого числа убитых и раненых.  Англичане преследовали отступающие корабли
Он подошёл к берегам Голландии и совершил множество нападений на их торговые суда. Но неустрашимый Ван Тромп 29 июля снова появился в море с более чем сотней парусов. Монк вышел в море, чтобы найти более просторное место для сражения, и один из голландских капитанов, увидев это, сказал:
Ван Тромп сказал, что они убегают; но Ван Тромп, который лучше знал англичан, резко ответил: «Сэр, берегите себя, ведь если бы их было всего двадцать, они бы никогда не отказались сразиться с нами». Монк, со своей стороны, приказал своим капитанам не брать трофеи, а топить
и уничтожить все корабли, какие только смогут. Сражение, таким образом, было ожесточённым, оно длилось с пяти утра до десяти вечера; но в конце концов доблестный
Ван Тромп был убит выстрелом из мушкета, и мужество голландцев было сломлено.
В этом сражении голландцы потеряли тридцать кораблей, около тысячи
пленных, не считая множества убитых, а англичане потеряли всего два
судна.

Эти блестящие победы позволили Кромвелю заключить выгодные
договоры с Голландией, Францией, Данией, Португалией и Швецией.
Большинство этих держав прислали послов, чтобы поздравить его с
возвышение, и они были приняты в Уайтхолле с большим почетом.
королевские апартаменты были заново обставлены в великолепном стиле, а в
банкетном зале было установлено парадное кресло, поднятое на платформу
с тремя ступенями, и лорд-протектор давал аудиенцию, сидя в нем.
Послам было приказано совершить три поклона: один у
входа, один в середине комнаты и третий перед
креслом, на что Протектор ответил серьезным наклоном
головы. Та же церемония повторилась при отставке. Кромвель получил
Послы Голландии были приглашены на ужин и сидели в одиночестве на одной стороне стола, а послы с несколькими лордами из Совета — на другой.  Леди-протекторша в это время развлекала их дам.  Во время своих зарубежных визитов протектор вёл себя как король: у него были государственные кареты, лейб-гвардия, пажи и лакеи в богатых одеждах. Он сразу же поселился в королевских дворцах,
полностью отказавшись от Кокпита. Уайтхолл был его городским домом, а
Хэмптон-Корт — загородным, куда он обычно приезжал в субботу
вечером и проводил там воскресенье.

Однако его чудесное возвышение не обошлось без множества сердечных приступов и заговоров с целью его уничтожения.
За этим удивительным возвышением наблюдали многие из его старых товарищей, а также его заклятые враги.

 Анабаптисты и сторонники Пятой монархии, которые распространяли свои представления о политической свободе так же далеко за пределы Кромвеля, как чартисты в более поздние времена распространяли свои представления за пределы партии вигов, были чрезвычайно жестоки и называли его отступником и обманщиком. Фик и
Пауэлл, два проповедника-анабаптиста из Блэкфрайерса, с грохотом обрушились на него со своих кафедр, назвав его «зверем из Апокалипсиса», «древним драконом»
и «человек греха». «Идите и скажите своему Защитнику, — кричали они, — что он обманул народ Господень и является клятвопреступным негодяем».
Они заявляли, что он хуже последнего тирана-узурпатора, безбожного
Ричарда, и что он не долго будет править.

Некоторое время он терпел жестокие оскорбления этих людей, но в конце концов отправил их в Тауэр. Но среди его собственных генералов и бывших
коллег были люди, которые были не менее раздражены. Харрисон и Ладлоу были
сторонниками Пятой монархии, которые считали, что править должен только Христос,
и они присоединились к самым недовольным. Харрисона спросили, будет ли он
владеть новым правительством протектората, яростно ответил: "Нет!" и
Кромвель был вынужден отправить его в его собственный дом за городом, а
впоследствии также заключить его в Тауэр. Лопасти и другие не были
менее возмущен, хоть и менее откровенно жестоким.

Кромвель выразил глубокую скорбь по поводу этих проявлений недовольства среди своих старых друзей и заявил, что, если бы это зависело от него, он бы скорее взял посох пастуха, чем пост протектора. В Шотландии и Ирландии новая революция, как её называли, вызвала большое недовольство. Даже
Флитвуд, его зять, едва ли знал, как на это реагировать, а Ладлоу и Джонс не выражали явного недовольства.  Полковник Алуред был
отправлен в Ирландию, чтобы привести определённые силы к Монку в Шотландском
 Хайленде, но он был анабаптистом и вёл себя настолько непочтительно, что
 Кромвель уволил его и из армии, и из службы.
  Ладлоу отказался продолжать работу в Ирландской гражданской комиссии. Кромвель,
однако, отправил своего сына Генри в Флитвуд с визитом, чтобы тот
мог узнать истинное положение дел в армии и о самых активных или
Самые влиятельные из недовольных офицеров были высланы в Англию или постепенно уволены со службы.

 В Шотландии было заметно подобное недовольство, но активная служба против роялистов, которые по этому случаю тоже активизировались, отвлекала их внимание от недовольства.
Карл II из Парижа примерно на Пасху издал прокламацию, предположительно составленную Кларендоном, в которой предлагалось пятьсот фунтов в год и звание полковника в армии любому, кто убьёт мечом, пистолетом или ядом «некоего подлого механика по имени Оливер
Кромвель", узурпировавший его трон. Его сторонники в Шотландии
воспользовались возможностью возобновить войну. Графы Гленкэрн и
Балкаррес, Ангус, Монтроуз, Сифорт, Атолл, Кенмар и Лорн,
сын Аргайлла, подняли оружие. Чарльз послал генерала Миддлтона
принять главное командование, и Кромвель снова приказал Монку из победоносного флота
поспешить в Хайленд, чтобы выступить против него, полковника
Тем временем Роберт Лилбёрн успешно атаковал их. Монк быстро разгромил Миддлтона и его соратников, и
Шотландские лорды не стали медлить с покорностью. К августу Кромвель полностью подавил восстание, но ещё раньше он упразднил все формы автономного правления в Шотландии. В апреле он издал три указа, которыми объединил Англию с Шотландией, упразднил монархию и парламент в этой стране и освободил народ от присяги на верность Карлу Стюарту, учредив вместо упразднённых судов баронские. Люди, которые прошли через столько кровопролитных войн против английских монархов, пытавшихся сделать то же самое, теперь
Они спокойно подчинились этому плебейскому, но энергичному завоевателю, и
Кирк оспорил его власть, только собравшись на ассамблею в Эдинбурге 20 июля.
Но вскоре среди них появился полковник
Коттерель велел им убираться и вывел их из города за милю
между двумя шеренгами солдат, к изумлению и ужасу жителей.
Там он сообщил им, что если кто-то из них будет обнаружен в столице после восьми часов утра следующего дня или попытается собраться вчетвером или больше, он заключит их в тюрьму как нарушителей спокойствия
о нарушении общественного порядка. Наш старый знакомый Бейли с ужасом наблюдал за этим удивительным зрелищем.
«Итак, — воскликнул он, — наша Генеральная
Ассамблея, слава и сила нашей Церкви на земле, раздавлена и попрана вашими солдатами. Ибо из-за этого наши сердца скорбят,
а из глаз текут слёзы». Однако не похоже, чтобы нововведения Кромвеля как-то повлияли на настоящую религию в Шотландии или Англии. Кирктон говорит о церкви: «Я искренне верю, что за этот короткий период времени к Христу обратилось больше душ, чем
в любое время года со времён Реформации. Священнослужители были усердны, люди — старательны. На их торжественные причастия собирались многие общины.
множество людей, проповедовали несколько десятков служителей, и
люди продолжали, так сказать, в каком-то трансе, настолько серьезными они были
в духовных упражнениях, по крайней мере, в течение трех дней". Бакстер в Англии,
хотя и был решительным врагом Кромвеля, признался, что, устраняя
скандальных министров и назначая "способных, серьезных проповедников, которые
прожив благочестивую жизнь, "несмотря на различные мнения", многие тысячи душ
благословили Бога "за то, что было сделано".

Провозглашение Карла, потерпевшее неудачу в Шотландском нагорье, не прошло бесследно для Англии. Один майор Хеншоу приехал из
Парижа и предложил убить Кромвеля, когда тот отправится в Хэмптон
Корт. Он планировал собрать для этой цели тридцать крепких мужчин. Молодой
увлечённый джентльмен по имени Джерард взялся найти двадцать пять из них, а полковник Финч и Хеншоу должны были привести остальных пятерых.
Воуэл, школьный учитель из Ислингтона, был очень усерден в своём участии в заговоре и помогал добывать оружие. Биллингсли, мясник из Смитфилда,
Предполагалось захватить лошадей солдат, пасущихся на полях Ислингтона.
 Затем на солдат должны были напасть в Мьюзе, провозгласить Карла II.
Руперт должен был появиться с большим отрядом роялистов, англичан, ирландцев и шотландцев, и должно было начаться всеобщее восстание. Суббота, 20 мая, была назначена днём убийства Кромвеля.
Но прежде чем этот безумный план был приведён в действие, сорок заговорщиков были схвачены, некоторые из них — прямо в своих постелях.  Воуэл был повешен, а Джерард обезглавлен 10 июля — на том же месте, где был казнён Кромвель.
Наказание последнего было изменено по его собственной просьбе, поскольку он был джентльменом и солдатом.

[Иллюстрация: Большой зал во дворце Хэмптон-Корт.]

В тот же день и на том же эшафоте, что и Жерар, был казнён дон
Панталеоне Са, брат португальского посла. Са поссорился с тем самым Жераром, которого называли «Великодушным Жераром», ярым роялистом. Они подрались на Королевской бирже, где Жерар, обнажив рапиру, заставил дона бежать, после чего на следующий день вернулся на биржу в поисках Жерара с отрядом
вооружённые последователи, приняв человека по имени Гринуэй за
Джерарда, убили его, ранили полковника Мэйо и не были усмирены
без большого кровопролития. Са был схвачен, судим и приговорён
за это умышленное убийство. Он утверждал, что принадлежит
посольству и поэтому не подлежит суду в этой стране, но ни
это, ни рьяные усилия его брата, посла, не смогли его спасти;
он был приговорён к смерти. Кромвель, хотя и был близок к заключению
договора с Португалией, не согласился бы на помилование
кровожадный португалец, которого присяжные признали виновным
половина из которых были англичанами, а половина — иностранцами. Он отправился на Тауэр-Хилл в карете, запряжённой шестёркой, в сопровождении нескольких траурных атташе посольства.
Его брат подписал договор и покинул страну.
Такая демонстрация твёрдости и беспристрастности, отказ делать какие-либо различия между убийцами, будь то дворяне или простолюдины, свидетельствовали о большом моральном мужестве Кромвеля.
Но другая казнь, состоявшаяся незадолго до этого, а именно 23 июня, была не столь достойной
для него. Это было повешение старого католического священника по имени
Саутворт, который был осужден тридцать семь лет назад по
кровавым законам Джеймса против папистских священников и был сослан.
Теперь, когда он был обнаружен в стране, его судили за это преступление
и приговорили к смертной казни. На эшафоте он справедливо упрекнул правительство
в том, что оно взяло оружие ради свободы, но при этом проливало кровь тех,
кто отличался от них по религиозным мотивам. Жестокое преследование папистов было, по сути, пятном на репутации Кромвеля. В этом отношении он не перерос свой возраст.

В то время как эти и другие заговоры требовали от протектора суровой
расплаты за его высокое положение, он тем не менее неуклонно
принимал меры для улучшения управления национальным правительством.

Будучи наделённым полномочиями в соответствии с Актом о престолонаследии, он вместе со своим Советом не только собирал достаточно денег для удовлетворения необходимых потребностей правительства, но и «принимал законы и постановления для мира и благополучия этих народов».
На самом деле он издал не менее шестидесяти постановлений, многие из которых отличались исключительной мудростью и совершенством. Он и его Совет,
на самом деле показали, что они всерьёз намерены сделать отправление правосудия дешёвым и быстрым, а также возродить чистое и ревностное служение Евангелию. В одном из этих постановлений они завершили титанический труд, к которому стремился парламент Бэрбона, — реформирование Канцлерского суда. Постановление, принятое с этой целью, состояло не менее чем из шестидесяти семи статей. Что ж, Кромвель мог бы с гордостью упомянуть об этом великом событии на открытии парламента.
Нашим современным законодателям потребовалось бы двадцать лет, чтобы добиться того, что Кромвель сделал за один год.
на самом деле они ещё не завершены. «Канцлерский суд, — сказал он в своей речи, — реформирован».
Какая речь в четырёх словах, которой было бы достаточно, чтобы прославить правление любого короля! «Канцлерский суд реформирован — я надеюсь, к удовлетворению всех добрых людей».
Отчасти это было сделано за счёт распределения дел между другими «судами по правовым вопросам в
Вестминстер, где англичане любят отстаивать свои права.
Кроме того, чтобы обеспечить максимально справедливое и быстрое исполнение законов, он назначил в Верховный суд более достойных судей, в том числе благочестивого сэра Мэтью
Хейл назначил Терлоу, друга Мильтона, государственным секретарём.

 Два других его указа были направлены на то, чтобы очистить церковь от недостойных служителей и привлечь достойных и благочестивых. Были созданы
две комиссии: одна для проверки всех священнослужителей, претендующих на место в приходе, а другая для расследования и отстранения от должности «скандальных, невежественных или недостаточно компетентных священников, которые уже занимали такие должности».
Эти уполномоченные должны были работать на постоянной основе, чтобы церковь во всех частях страны
Церковь должна быть очищена от неподходящих проповедников и пополнена способными и достойными людьми. Высшая комиссия по судебному разбирательству в отношении публичных проповедников состояла из тридцати восьми членов — двадцати девяти священнослужителей и девяти мирян. Среди них были как пресвитериане, так и независимые, а некоторые даже анабаптисты, поскольку протектора меньше интересовало, к какой секте они принадлежат, чем то, что они благочестивые и способные люди. Комиссия по очищению Церкви состояла из пятнадцати-тридцати
Пуританские джентльмены и пуританские священники в каждом графстве; и когда
они уволили министра за непригодность, у его семьи был некоторый доход
это им позволяло. Многие члены этих последних советов были выбраны
без разбора из числа друзей или врагов Протектората,
при условии, что они были известными людьми истинного благочестия и здравомыслия. Среди них
были лорд Фэрфакс, Томас Скотт, ревностный республиканец, адмирал Блейк,
Сэр Артур Хазелриг, Ричард Мэр, тесть Ричарда
Кромвель, которого Кромвель высоко ценил и уважал,
имел его в качестве члена парламента, Совета и различных комиссий. Бакстер
был одним из них и, как мы уже говорили, хорошо отзывался о работе системы.


Но наступило 3 сентября, счастливый для Оливера день, на который он назначил заседание парламента. Поскольку этот день выпал на
воскресенье, члены парламента собрались во второй половине дня, чтобы помолиться в Вестминстере
Они отправились в Вестминстерское аббатство, где ждали протектора в Расписной палате.
Тот обратился к ним с речью, после чего они отправились в Палату общин и
отложили заседание до следующего утра. В тот день Кромвель прибыл в Палату общин с большим почётом, в карете, в сопровождении лейб-гвардии и капитана
По обе стороны от него шли стражники, а за ними в каретах следовали уполномоченные Большой
печати и другие государственные чиновники. После проповеди
в церкви аббатства они проследовали в Расписную палату, где
протектор произнёс речь, которая длилась три часа. Для протектора
был установлен государственный стул, удивительно похожий на трон,
поднятый на ступенях и с балдахином. Протектор сидел в шляпе, в то
время как члены парламента сидели с непокрытыми головами. Поднявшись, чтобы произнести речь, он снял шляпу и произнёс то, что Уайтлок называет «большой и тонкой речью». Это было
Действительно, книга в значительной степени иллюстрирована цитатами из Священного Писания, что было неотделимо от религиозного мировоззрения Кромвеля.
Но в ней также содержится ясный обзор причин, которые привели к свержению монархии, возникновению Содружества и, в частности, к его тогдашней форме, а также к мерам, которые он принял в Совете в период между своим назначением и созывом парламента. Он
сказал им, что, по его мнению, их важнейшими задачами в то время были
«исцеление и умиротворение» — глубокая истина для нации и для него самого
Все классы людей были настолько истерзаны и изранены, что
успокоение и исцеление стали высшим искусством и политикой.
Рука каждого человека и голова каждого человека, как он справедливо заметил, были направлены против его брата.
И как только они свергли деспотизм, сама свобода начала
буйствовать и угрожать им не меньшей опасностью. Левеллеры,
Сторонники Пятой монархии, коммунисты с Сент-Джордж-Хилл, вынудили их
надеть тормоза на колёса свободы, иначе она бы
скоро загорелась. Во всех подобных революциях принципы человечности
правых подталкивают к действию оптимистично настроенные люди, не имеющие ни малейшего шанса на поддержку со стороны устоявшегося общественного мнения. И Оливер действительно сказал им, что, если бы они на мгновение добились своей цели, это не продлилось бы долго, но тем временем пришло бы время эгоистичных людей, которые, завладев общественной собственностью, «быстро бы повысили цены на собственность и проценты».

Он с удовлетворением отметил меры, принятые для обеспечения чистоты
министерства, и высказался за необходимость государственного вмешательства в
религиозные дела, но такое вмешательство должно быть направлено только на продвижение добра и
добродетельное служение и ни в коем случае не посягательство на «свободу совести и свободу подданных — две столь же славные вещи, как и всё, что дал нам Бог».
Его опасения по поводу религиозной вседозволенности были вызваны главным образом
 сторонниками Пятой монархии; однако он не отрицал, что такая монархия должна появиться со временем. «Это идея, — сказал он, — которую, я надеюсь, мы все чтим, ждём и надеемся на её воплощение, на то, что Иисус Христос
_у нас_ будет время установить царство в наших сердцах, обуздав те
похоти, и пороки, и зло, которые там есть и которые сейчас правят ещё
в мире, который, я надеюсь, в свое время они сделают. И когда еще больше
полноты Духа будет излито, чтобы победить беззаконие и ввести
вечную праведность, тогда наступит приближение той славы.
Кардинальные разделения и раздоры, столь распространенные среди христиан,
не являются признаками этого царства. Но для людей, руководствующихся этим принципом,
утверждение, что они единственные, кто может править королевствами,
управлять народами, издавать законы для людей, определять собственность,
свободу и всё остальное, является поистине
им нужно было наглядно продемонстрировать присутствие Бога с ними,
прежде чем мудрецы примут их выводы или подчинятся им». Тем не менее он
рекомендовал относиться к ним с нежностью, а если их экстравагантность
требовала наказания, то оно должно «свидетельствовать о любви, а не о ненависти».

Затем он упомянул договоры с иностранными государствами, в том числе, по его словам, с Португалией, которая «получила то, чего никогда не имела с тех пор, как там была учреждена инквизиция, — свободу совести, свободу поклоняться Богу в своих часовнях».

В конце концов он внушил им необходимость поддерживать как можно более мирные отношения не только для того, чтобы они могли восстановить внутреннее положение страны и снизить чрезмерные налоги, вызванные войной на суше и на море, но и для того, чтобы иностранные государства не лишили нас статуса промышленников, как они активно делали это во время наших внутренних разногласий.

 С одним из его утверждений мы не можем согласиться. «Ещё одно дело, которое сделало это правительство, — оно сыграло важную роль в созыве свободного Парламента, который, слава Богу, мы видим здесь сегодня. Я говорю «свободного»
Парламент должен быть свободным, и я надеюсь, что так будет и впредь.
Этого желает сердце и дух каждого хорошего человека в Англии, за исключением таких недовольных, как я уже упоминал.
Это то, чего я желал больше всего на свете и буду желать больше всего на свете.
По правде говоря, парламент был настолько свободным, насколько позволяли обстоятельства того времени; более того, как вскоре стало ясно, он был даже слишком свободным.
Свободный парламент вернул бы монархию в государство или
пресвитерианский абсолютизм в религию. Республиканство и независимость,
Несмотря на то, что благодаря гению Кромвеля и силе армии республиканизм был на подъёме, он оставался в меньшинстве.
Республиканство даже разделилось само на себя, на умеренный республиканский строй и левеллинг,
Пятую монархию и коммунизм в союзе. Из этого так называемого свободного
Парламент, епископальная церковь и католики были отстранены; за этим так называемым свободным парламентом тщательно следили во время выборов.
Списки избранных депутатов были отправлены в Совет, и те, кто был сочтён слишком опасным, были отстранены, в том числе лорд Грей из
Гроуби. Но даже тогда он был признан слишком свободным, и первое, что он сделал, — это поставил под сомнение полномочия правительства, которое его учредило.

 За пост спикера развернулась ожесточённая борьба, но вместо Брэдшоу, который также был выдвинут, выбрали Лентхолла, потому что Лентхолл был спикером Долгого парламента, а его старые члены всё ещё надеялись его восстановить. Среди членов парламента были старый сэр Фрэнсис Роуз,
лорд Герберт, сын графа Вустера, Флитвуд, Ламберт,
Клэйполи, один из которых был женат на дочери протектора,
Два сына Кромвеля, его друзья Данчи, сэр Эшли Купер и лорд Фэрфакс. Среди республиканцев были Брэдшоу, Хейзелриг,
Скотт, Уоллоп и Уайлдмен, старый сэр Генри Вейн, но не его младший сын;
а среди ирландских членов парламента были лорд Брогилл, который так яростно сражался против Карла, и генеральный комиссар Рейнольдс. Не успели они приступить к делу, как начали обсуждать вопрос о
санкционировании нынешней формы правления — вопрос, который был
им запрещён тем самым документом, который сделал их парламентом.
Дебаты продолжались не менее восьми дней, в течение которых
 Брэдшоу, Скотт, Хейзелриг и другие республиканцы утверждали, что
члены Долгого парламента были незаконно лишены своих прав и что
правительство в лице одного человека и парламента было не чем иным,
как ещё одной формой тирании. Один из ораторов заявил, что он
боролся с одним тираном и готов бороться с другим. Какой ещё
прав, кроме меча, был у одного человека, чтобы свергнуть законное
Парламент, чтобы командовать своими военачальниками? Они решили создать комитет по этому вопросу и добились своего.

Кромвель был не из тех, кто мог это стерпеть. Он послал к лорд-мэру
и приказал ему принять меры для сохранения мира в городе,
ввёл в город три полка, а затем вызвал Лентхолла и велел ему
встретиться с ним во вторник, 12 сентября, в Расписной палате
вместе с членами палаты общин. Харрисон, который рьяно
составлял петиции в поддержку расследования конституционных
вопросов, был заключён в Тауэр. Когда Кромвель встретился с членами Палаты общин, он выразил своё удивление по поводу того, что
от группы людей, от которых ожидалось столь много полезных советов,
они должны немедленно попытаться свергнуть правительство, которое их созвало.
Документ состоял из второстепенных и основных положений.
Второстепенные положения они могли обсуждать, но основные положения, одним из которых было то, что власть принадлежит одному человеку и парламенту, были для них неприемлемы.
Он очень рьяно утверждал, что был призван во главе нации Богом и народом и что никто, кроме Бога и народа, не может лишить его власти.
Он сам хотел вести жизнь сельского джентльмена, но
Необходимость вынудила его уехать, и трижды он оказывался во главе армии, а затем и во главе правительства. Что касается роспуска
Долгого парламента, то он был вынужден сделать это из-за его попыток увековечить своё существование, а также из-за его тирании и коррупции. Он сказал: «Что
бедняки, находящиеся под его деспотичной властью, были загнаны, как стада овец,
сорок человек за раз, для конфискации имущества и поместий,
и ни один из них не смог объяснить, почему двое из них
Он дважды отказывался от единоличной власти, оставленной в его руках, и, создав правительство, способное спасти нацию, скорее позволил бы себе гнить в могиле и быть похороненным с позором, чем допустил бы его роспуск. Теперь у них был мир внутри страны и за её пределами, и было бы жалко отвечать людям: «О, мы сражались за свободу Англии; мы боролись и дошли до хаоса из-за этого».

Чтобы предотвратить подобные печальные последствия, он сообщил им, что распорядился преградить им вход в здание парламента.
На этот раз он не выгнал их, а изолировал — и сказал, что никто не будет допущен обратно, если сначала не подпишет обязательство быть верным и преданным Протектору и Содружеству Англии, Шотландии и Ирландии, не предлагать и не соглашаться на изменение правительства, состоящего из одного человека и парламента.

Услышав это, достопочтенные члены парламента переглянулись в изумлении, но сто сорок человек решили, что стоит подписать
Соглашение, которое в тот день лежало в вестибюле парламента.
В течение месяца трое из четырёхсот подписали его. Конечно, все ультраправые
Республиканцы отказались подписывать документ и были исключены из состава парламента: Брэдшоу, Хазелриг, Скотт, Уайлдмен и остальные.

[Иллюстрация: ДЖОН МИЛТОН. (_По миниатюре Сэмюэля Купера._)]


Это решение не избавило парламент от необходимости рассматривать вопрос, из-за которого он лишился сотни членов. 19 сентября, всего через неделю после получения чека, они
собрались в комитете, чтобы обсудить «Акт о правительстве».
Они старались не затрагивать главный вопрос, в который теперь
поклялись не вмешиваться, — вопрос о правительстве.
Протектор и парламент; но они делали вид, что считают все остальные статьи лишь временными, принятыми по указу протектора и Совета, но подлежащими утверждению или отклонению парламентом. Они обсуждали их одну за другой и 16 октября перешли к вопросу о том, должна ли должность протектора быть выборной или наследственной.
 Ламберт выступал за наследственность и указывал на многочисленные недостатки выборной формы. Он настоятельно рекомендовал, чтобы этот пост занимали только члены семьи Кромвелей, и это, конечно,
Это приписывали подстрекательству самого Кромвеля. Они решили
выбирать форму правления. 11 декабря они проголосовали за то, чтобы
протектор имел право вето на законопроекты, касающиеся свободы совести,
но не на те, которые касаются подавленных ересей, как будто то, что они называли подавлением ересей, не было прямым посягательством на свободу совести. Таким образом, они
подбирались к самым корням власти протектората, покусывая
полномочия, которые он запретил им обсуждать, и продолжали
доказывать своё намерение возобновить все старые преследования за
Они решили обратиться к религии, если это было возможно, и вызвали к себе Джона Биддла, которого можно считать отцом унитариев.
Он трижды попадал в тюрьму при Долгом парламенте за то, что утверждал, будто не может найти в Священном Писании ни слова о том, что Христос или Святой Дух называются Богом.
Парламент заключил его в Гейтхаус и приказал подготовить законопроект о его наказании.

Настало время положить конец их неисправимому духу преследования.
И теперь, когда они приступили к разработке законопроекта, включающего все их голоса по статьям документа, они были внезапно арестованы
в ходе их рассмотрения. Акт предусматривал, что парламент не должен распускаться более чем на пять месяцев. 22 января 1655 года
протектор решил считать, что месяцы — это не календарные, а лунные периоды, которые затем истекали. Парламент, рассчитывая на обратное,
считал себя в безопасности до 3 февраля, но 22 января Оливер
вызвал их в Крашеную палату и сказал, что, хотя поначалу он
надеялся, что их сердца принадлежат великому делу, к которому
они были призваны, он
Он был крайне разочарован в них. Он жаловался, что они не прислали ему ни одного сообщения, не обратили внимания на его присутствие в Республике, как будто его не существовало, и что он, проявив всё своё терпение, воздерживался от того, чтобы дразнить их сообщениями, надеясь, что они наконец перейдут к делу. «Но, — добавил он, — поскольку я могу не обращать внимания на то, что ты делаешь, я считаю, что имею полное право сказать тебе, что я не знаю, что ты делаешь; что я не знаю, жив ты или мёртв. Я ни разу не получал от тебя вестей всё это время»
время. Я этого не делал, и вы все это знаете.
Затем он напомнил им, что различные недовольные партии — роялисты, левеллеры и другие — были воодушевлены их явной
склонностью ставить под сомнение правительство, плести заговоры,
и что, если им будет позволено сидеть и придираться к правительству,
нация вскоре снова погрузится в кровопролитие и хаос. Поэтому он
распустил парламент прямо там.

Заговоры, о которых упомянул Протектор, плелись уже некоторое время и по-прежнему были в самом разгаре. Мы проследим за их основными
Мы можем рассмотреть некоторые особенности, но сначала обратим внимание на случай, который показал, что Кромвель был готов к ним и решил мужественно отдать свою жизнь, если на него нападут.  24 сентября 1654 года, сразу после того, как он заставил парламент подписать соглашение, протектор был в Гайд-парке и обедал в тени деревьев с Терлоу, секретарём, с которым он постоянно советовался по государственным делам. После этого небольшого деревенского ужина, который даёт нам очень интересное представление о простоте привычек великого полководца,
По его вкусу была подобрана упряжка из шести прекрасных фризских лошадей, подаренных ему герцогом Ольденбургским. Терлоу посадили в карету, Кромвель занял место кучера, а форейтор сел на одну из передних лошадей. Лошади вскоре взбунтовались, понесли и сбросили форейтора, а затем, едва не перевернув карету, сбросили с места и протектора, который упал на шест и запутался ногами в упряжи. Безумные лошади понеслись во весь опор, и одна из подков Кромвеля, которую удерживала упряжь, слетела.
он упал под карету, которая проехала мимо, не причинив ему вреда, если не считать нескольких синяков. Однако при падении у него в кармане выстрелил заряженный пистолет, что свидетельствовало о том, что он был вооружён.

 И действительно, ему это было очень нужно. Его мать, которая умерла совсем недавно, 16 ноября, в возрасте девяноста четырёх лет, при звуке выстрела из мушкета, по словам Ладлоу, представляла, что застрелили её сына, и не могла успокоиться, пока не видела его хотя бы раз в день. Её последние слова, обращённые к нему, не дают нам повода думать, что мать или сын лицемерили: «Господь
причиной его лицо светит на вас, и дать вам возможность творить великие дела для
слава Богу Всевышнему, а для помощи народу Своему. Мой
дорогой сын, я оставляю мое сердце с тобою. Спокойной ночи!"

Среди заговорщиков были как роялисты, так и республиканцы. Изгнанные
члены парламента в своих разных кварталах разжигали недовольство
Кромвелем и даже заявляли, что было бы лучше
вернуть Чарльза Стюарта обратно. Полковник Овертон, который был
допрошенный во время увольнения полковника Алюреда, был еще раз допрошен
Его вызвали и допросили. В Шотландии, где он находился, Протекторат
обнаружил агитацию за смещение Монка и назначение республиканца
Овертона главнокомандующим, а также за то, чтобы оставить в Шотландии только гарнизоны, а остальную армию направить в Англию под предлогом выплаты жалованья и проведения конституционной реформы. Овертон был заключён в Тауэр.

Аллен, который вместе с Сексби и другим агитатором в 1647 году представил Долгому парламенту
выдающуюся петицию от армии и стал генерал-адъютантом, был арестован в доме своего тестя в Девоншире в конце января 1655 года по обвинению в заговоре
беспорядки в Ирландии и растущее недовольство в Бристоле и Девоне.
 Аллен был ревностным анабаптистом, и среди них, а также среди других армейских республиканцев царило сильное и повсеместное волнение.
Публиковались памфлеты, от одного полка к другому переходили письма и агитаторы,
и было запланировано всеобщее восстание с захватом Эдинбургского замка,
Халла, Портсмута и других опорных пунктов. Кромвеля должны были застать врасплох
и предать смерти. Полковник Уайлдмен, один из этих фанатиков, был исключён из парламента за отказ подписать Акт о признании.
12 февраля в Экстоне, недалеко от Мальборо, в графстве Уилтшир,
группа всадников схватила его, когда он находился в своих меблированных комнатах наверху, облокотившись на стол и диктуя своему секретарю при открытой двери «Декларацию свободного и благонамеренного народа Англии, ныне выступающего с оружием в руках против тирана Оливера Кромвеля». Его схватили и
Замок Чепстоу и его корреспонденты, Харрисон, лорд Грей из Гроуби и другие, были заключены в Тауэр. Полковнику Сексби на какое-то время удалось сбежать.


 Примерно в то же время готовился заговор роялистов. Чарльз
Стюарт, переехавший из Парижа в Кельн - французское правительство
не желая обидеть Кромвеля, состряпал заговор с
Гайд, канцлер, чтобы поднять роялисты в разных частях света и в
когда-то, воображая, что, как Кромвель дал столько соблазна для обоих
народ и парламент, не было большой надежды на успех. Чарльз
отправился в Мидделбург, на побережье Голландии, чтобы быть готовым по первому зову,
и Хайд был чрезвычайно уверен в себе. В Йоркшире произошла частичная вспышка
восстания под предводительством лорда Молеверера и сэра Генри Кингсби, которая была
быстро подавленный, Кингсби был схвачен и заключен в тюрьму в Халле. Этой
неудачной попыткой руководил лорд Уилмот, ныне граф
Рочестерский, который был рад совершить побег. Другая ветвь заговора
под руководством сэра Джозефа Вагстаффа, который пришел с
Рочестером, сложилась не лучше. Вагстафф попытался застать Винчестера врасплох
7 марта, во время судебных слушаний. Пенруддок, Гроув и Джонс, офицеры-роялисты, были связаны с ним.
Около двухсот других солдат вошли в Солсбери около пяти часов утра 11-го числа.
Они расположились на рыночной площади, освободили заключённых из тюрьмы и застали врасплох шерифа и двух судей в их постелях.
Вагстафф предложил повесить судей, но Пенруддок и остальные отказались это сделать.
Тогда он приказал верховному шерифу провозгласить Карла Стюарта королём, но ни он, ни глашатай не сделали этого, несмотря на угрозу виселицы. Узнав, что капитан Антон Крук преследует их с конным отрядом, и не видя возможности поднять восстание, они покинули город около трёх часов дня и направились через Дорсетшир в Девоншир.
В Саут-Молтоне к ним присоединился капитан Крук и быстро подчинил себе пятьдесят мятежников, включая Пенруддока, Гроува и Джонса, но Уэгстаффу удалось сбежать. Они ожидали, что к ним в Солсбери присоединится группа заговорщиков из Хэмпшира, и те действительно были уже в пути, когда услышали об отступлении отряда Уэгстаффа и немедленно рассеялись. Аналогичные слабые вспышки произошли в графствах Нортумберленд, Ноттингем, Шропшир и Монтгомери. Пенруддок, Гроув и Джонс были обезглавлены в Эксетере, а
ещё около пятнадцати человек пострадали там и в Солсбери; остальных обманутых заключённых продали на Барбадос. Карл вернулся в Кёльн с поникшим видом.
Хайд, убеждённый в том, что его планы были раскрыты,
приписал измену Мэннингу, которого они схватили и расстреляли
следующей зимой на территории герцога Нойбургского.

Чтобы предотвратить новые вспышки недовольства, Кромвель планировал разделить всю страну на военные округа, во главе каждого из которых он поставил бы офицера.
Этот офицер должен был действовать в основном через ополчение, а не через
завсегдатаи Levelling. Этих офицеров он произвел в генерал-майоры,
начав сначала с Десборо на юго-западе, и еще до истечения
года он отправил каждого в свой округ, другого
генералы-майоры - Флитвуд, Скиппон, Уолли, Келси, Гофф, Берри,
Батлер, Уортли и Баркстед, которые эффективно защищали мир в
стране. Весной, не обращая внимания на эти беспорядки, Кромвель продолжил свои внутренние реформы, самой важной из которых была реформа Канцлерского суда. Это было непросто. Юристы были
такие же бунташные, как анабаптисты в армии. Двое из уполномоченных Большой печати, Уайтлок и Уиддрингтон, отказались проводить реформу и были вынуждены уйти в отставку. Лайл и Файнс, другие
 уполномоченные, осмелились провести изменения. Лентхолл, спикер, ныне главный судья,
заявил, что скорее его повесят у ворот Роллс, чем он подчинится; но он счёл нужным передумать, и протектор, который вовсе не испытывал неприязни к двум добросовестным
комиссарам, Уайтлоку и Уиддрингтону, вскоре назначил их
комиссарами казначейства.

Теперь мы можем немного оглянуться назад и посмотреть, что Кромвель делал за пределами королевства. Мы видели, что почти все европейские страны отправили посольства, чтобы поздравить его с возвышением до должности протектора. Энергичность его правления быстро заставила их ещё больше стремиться к хорошим отношениям с ним. Вскоре он заключил мир со Швецией как с протестантской страной, из естественной симпатии к протестантской славе великого Густава. Он заключил мир и с Голландией, но с Францией и Испанией возникли сложности.

Франция, как при Ришелье, так и при Мазарини, постоянно оказывала помощь и предоставляла убежище роялистам в их борьбе против реформаторов. Королева, которую
республиканцы свергли с трона, была французской принцессой и жила
там с многочисленными роялистами. Карл, наследник английского
престола, получал от Франции пенсию и содержал в Париже что-то вроде
двора, откуда постоянно поступали тревожные сигналы. Это правда, французский двор никогда не был особенно щедр по отношению к изгнанной королеве Англии и её семье. Генриетта была найдена
Кардинал Ретц остался без огня и почти без еды, а Карл и его соотечественники были настолько бедны, что Кларендон в июне 1653 года писал: «Я не знаю, умер ли кто-нибудь от голода, чему я искренне удивляюсь.  Я уверен, что король должен всем, что он ел с апреля, и я не знаю ни одного слуги, у которого в кармане был бы пистолет». Мы, пятеро или шестеро, едим вместе один раз в день за пистоль в неделю; но все мы уже бог знает сколько недель в долгу перед бедной женщиной, которая нас кормит.
Он добавляет, что ему нужны обувь и рубашки и что
Маркиз Ормонд был не в лучшем положении. Двор Карла
был столь же раздираем раздорами и завистью, сколь и беден. Его
храброе поведение в Англии вселяло в него большие надежды, но по возвращении во Францию он снова пустился во все тяжкие и стал плести интриги,
что вызывало всеобщее презрение. Среди множества любовниц самой известной была Люси
 Уолтерс, или Барлоу, как её называли, мать впоследствии прославившегося герцога Монмута.

[Иллюстрация: заговорщики-роялисты в Солсбери оскорбляют шерифа. (_См. стр._ 131.)]

Когда Мазарини увидел, что власть Кромвеля крепнет, он был рад
выселить Карла из Парижа и перевести его резиденцию в Кёльн; но,
будучи по-прежнему на содержании у Франции, Карл мог досаждать
Англии и оттуда, как показали недавние вспышки. Эти обстоятельства,
без сомнения, сильно затрудняли заключение мира между Кромвелем
и Францией, поскольку Кромвель настаивал на прекращении
французской поддержки изгнанной семьи, и хотя
Франция была полна решимости по возможности бороться со злом, она
не мог с честью полностью отказаться от них. Мазарини пошёл на все возможные уступки по другим пунктам, а французский посол Бордо
со всей серьёзностью призывал к скорейшему заключению договора. Но помимо
главного препятствия, Испания выдвинула и другие. Франция и
Испания находилась в состоянии войны: Испания поддерживала принца Конде и французских повстанцев.
Испанский посол неустанно твердил, что, в то время как Испания была первой, кто признал Английское Содружество, Франция постоянно поддерживала власть роялистов.
В 1653 году он предложил захватитьзахватить Кале и передать его
Англии в качестве платы за то, что Содружество заключит мир с Испанией и объединится с ней против Франции.

[Иллюстрация: Расписная палата Вестминстера.]

Но были и другие мотивы, которые всегда имели большое значение для
Кромвеля: религия и честь английского флага. Он испытывал стойкое отвращение к католической вере, а Испания по сути была
Католичка, и в то же время она сохраняла дерзкое господство
в водах Вест-Индии. Слава о том, что она не пускала в свои колонии
флаги всех других стран, и о её многочисленных
Жестокость, проявленная по отношению к английским колониям, — как на Сент-Китсе в 1629 году, на Тортуге в 1637 году и в Санта-Крусе в 1650 году, — стала непреодолимым
провокационным фактором для воинственного духа протектора. Он потребовал от испанского посла, чтобы Испания упразднила инквизицию и
пропустила английский флаг в Вест-Индские моря. Де Лейда ответил, что
просит у своего короля два глаза, и, поскольку Кромвель не
согласился ни на то, ни на другое, в июне 1654 года он потребовал
свои паспорта и уехал.

 Кромвель, не теряя времени, начал навязывать Испании свои взгляды — как, без сомнения, и следовало ожидать
Он чувствовал себя обязанным добросовестно выполнять великий принцип подавления папистской жестокости и распространения протестантизма.
В октябре того же года он отправил Блейка с мощным флотом в
Средиземное море, а другое мощное военное судно под командованием адмиралов Пенна и Винейблса получило секретные приказы, которые не должны были быть раскрыты до тех пор, пока они не прибудут в определённые широты. Этот флот, подготовка и назначение которого держали всю Европу в напряжении и тревоге, отправился на запад и, по сути, был нацелен на Вест-Индию. Блейк со своим флотом,
Он прошёл через Гибралтарский пролив и предстал перед жителями берегов Средиземного моря в виде, которого они не видели со времён крестовых походов, — в виде мощного английского флота.
 Он состоял из тридцати кораблей, и его задачей было захватывать французские суда, где бы он их ни обнаружил, особенно искать и атаковать флот под командованием герцога де Гиза. Кроме того, он должен был требовать удовлетворения от различных держав, нарушивших договор. Великий герцог Тосканский, пока парламент боролся с Карлом, позволил
Принц Руперт должен был продавать английские трофеи в своих портах. Папа Римский, как и Антихрист, был объектом, который следовало усмирить или, по крайней мере, заставить осознать тот факт, что Англия может в любой момент нанести визит ему в его столице и что британская власть находится в руках, способных и готовых это сделать. За многочисленные нападения на наших торговцев следовало отомстить пиратам из Туниса и Алжира. Любимым изречением Кромвеля было: «Линейный корабль — самый эффективный посол».
Блейк проплыл вдоль берегов Папской области, наводя ужас на местных жителей, но он
Он прошёл дальше и бросил якорь перед Ливорно, потребовав компенсации за оскорбление английской чести и судоходства, которая была быстро выплачена. Не сумев найти герцога де Гиза, он отправился в Алжир и заставил дея подписать обязательство не допускать дальнейших нападений его подданных на английские суда. Оттуда он отплыл
в Тунис и отправил туда такое же требование, но надменный тунисский варвар
ответил ему, что он может взглянуть на его порты Порто-Фарина и Голетта
с их флотами и захватить их, если сможет. Блейк отплыл
Он отвернулся, словно в отчаянии, но внезапно вернулся и вошёл в гавань Порто-Фарины, заставив замолчать замок и батареи на своём пути.
Затем он поджёг весь флот. И Тунис, и Триполи сочли за лучшее вступить в бой, и Блейк покинул Средиземное море, продемонстрировав этим беззаконным пиратам силу Англии, которую они вряд ли скоро забудут.

Блейку было приказано следить за следующим флотом «Испанской реки», возвращающимся домой, и он некоторое время держался неподалёку от Кадиса; но теперь там было
При мадридском дворе полковник Сексби, левеллер, который долгое время был связан с Алленом, Уайлдменом и анабаптистами. Он отправился на континент, чтобы собрать силы либо совместно с Карлом, либо с Испанией, вторгнуться в Англию и убить Кромвеля. Сексби раскрыл испанцам не только цель Блейка, но и истинный замысел флота под командованием Винейблса и Пенна. Испанцы под командованием дона Паблоса де Контраса собрали более тридцати кораблей.
Они внимательно следили за Блейком. Блейк жаждал напасть на них, но его приказ этого не допускал.
Узнав, что флот «Плат» задержан в Картахене, он
вернулся в Англию для ремонта, так как его корабли были в плачевном состоянии, а люди страдали от плохого питания.


Во время отсутствия Блейка в Англии поднялась шумиха из-за новостей об ужасных зверствах, совершённых над протестантами в горах Пьемонта. Протестанты, которых называли вадуа, были
народом, который на протяжении всех веков в глуши своих альпийских
долин хранил доктрины первобытной церкви и бросал вызов как убеждениям, так и гонениям со стороны Рима.
Говорили, что они произошли от древних вальденсов и были смелым, независимым народом горцев. Утверждалось, что
Герцог Савойский, чьими подданными они в основном были, даровал им
право свободно исповедовать свою религию при условии, что они
останутся в своих исконных местах проживания — долинах у истоков
реки По в Савойских Альпах. Но поскольку они были обнаружены в
Люцерне и других местах, было решено, что они находятся за пределами
их владений, и им было приказано перейти в лоно Римской церкви или
продать свои земли и покинуть их
Эти территории. Они отказались покидать свои дома из-за
своей религии, и, поскольку они всегда были бельмом на глазу у римского двора, на них обрушилась ярость преследований. К ним были
направлены монахи, чтобы обратить их в свою веру или предать их
казни; они не обратили внимания на монахов, и тогда шесть полков
солдат были отправлены, чтобы загнать их в горы. Среди них было два
полка ирландцев-беженцев. Эти люди, ревностные католики, страдали от протестантского гнёта, который вынудил их покинуть _свою_ родную землю.
они трудились _con amore_. Из окрестностей Люцерны их вытеснили
в высокогорные альпийские крепости и преследовали с ужасающей
жестокостью фанатичных дикарей, с помощью огня, меча и истребления.
 Эти ужасы усугублялись зимой и голодом, и весть об этой
страшной резне прокатилась по протестантской Англии, пробудив
воспоминания о папских ужасах времён Марии.
Раздались громкие призывы вмешаться и помочь им.
Пресса и проповедники требовали сочувствия и возмещения ущерба: министры
Все сословия сплотились вокруг Кромвеля, чтобы просить его о защите вальденсов. Армия в Шотландии и Ирландии направила петиции. Однако никто не был так взволнован, как сам Кромвель. Он немедленно
выделил две тысячи фунтов и назначил день всеобщего покаяния и сбора средств в их пользу, что и было сделано. Вскоре было собрано тридцать восемь тысяч двести двадцать восемь фунтов, которые были отправлены посланниками в Женеву для передачи пострадавшим. И Кромвель не удовлетворился этим.
Кромвель не удовлетворился этим. День прибытия
Согласно новостям от 3 июня 1655 года, он собирался подписать мирный договор с Францией.
Но он отказывался подписывать его, пока не убедился, что французский король и Мазарини искренне объединятся с ним, чтобы добиться от герцога Савойского защиты для страждущих. Мазарини не хотел вмешиваться в это дело, но Кромвель вскоре дал ему понять, что Франции не будет покоя, пока он этого не сделает, и Мазарини согласился. Три
По приказу лорда-протектора Мильтон написал латинские письма в разные государства Европы, призывая их к сотрудничеству в этом деле
Великий конец, и могучий поэт тоже написал свой славный сонет, начинающийся так:


 «Отомсти, о Господи, за Твоих убитых святых, чьи кости
 разбросаны по холодным альпийским горам!»

который будет звучать как вечный трубный глас во все времена.
Изумлённый герцог Савойский вскоре был вынужден дать обширные гарантии религиозной свободы и безопасности своих подданных-протестантов.

Экспедиция в Вест-Индию поначалу не увенчалась тем успехом, на который обычно рассчитывал протектор.
 Флот, состоявший из шестидесяти парусных судов, направлялся к Эспаньоле, и
Он привёл с собой четыре тысячи солдат, а на Барбадосе и в других английских поселениях к ним присоединились добровольцы, соблазнившиеся обещанием грабежа, и их число достигло десяти тысяч. Но эти свежие силы были худшего качества, чем можно себе представить: это были военнопленные, которых отправили туда.
Командиры разделились во мнениях, и атака была организована настолько плохо, что провалилась с большими потерями. Санто-Доминго, который они намеревались захватить, был покинут при их приближении, но вместо того, чтобы сразу войти в город, они высадились в сорока милях от него.
они повели их через лес в сторону города. Жара,
нехватка воды и, как следствие, беспорядок в войсках подготовили
их к тому, что произошло дальше. Они внезапно подверглись нападению в густом лесу и были разбиты с большими потерями. Ничто не могло заставить этих оборванцев повторить попытку, и командиры уплыли, но
впоследствии напали на Ямайку и захватили её. Однако в то время этот остров считался настолько малоценным, что не мог удовлетворить правительство.
Оно было недовольно потерей Эспаньолы, и по возвращении Венейблс и Пенн
были заключены в Тауэр. Однако, несмотря на это, Кромвель
решил закрепить за собой завоевание Ямайки и по возможности расширить владения в Вест-Индии. Вице-адмиралу Гудсону было приказано
принять командование на Ямайке, а вместе с ним генерал Фортескью, Серл, губернатор Барбадоса, и генерал Седжвик из Новой Англии были
назначены уполномоченными по управлению островом.

Из писем Кромвеля этим офицерам той осенью мы узнаём, что на той станции было двадцать восемь военных кораблей и людей с
Барбадосцы из Новой Англии, а также из Англии и Шотландии отправлялись на остров, чтобы заселить его. Тысяча ирландских девушек были отправлены на остров. Кромвель указал членам комиссии, насколько выгодно расположен остров для сдерживания испанцев на материке и для торговли с Перу и Картахеной. Его всесторонний взгляд охватывал все преимущества завоевания, а решимость побуждала использовать их по максимуму. Какой бы ни была ценность Ямайки сейчас, мы обязаны ею ему.
Он верил, что служит не только нации, но и религии
смирение Испании. Он направил Комиссаров, "Сам Господь
в полемике со своими врагами, даже при том, что Роман Вавилон которых
испанец-великий underpropper. В этом отношении мы сражались в
Божьих битвах, и в этом отношении Священные Писания наиболее ясны ".
Испания, конечно, объявила войну Англии, к ее дальнейшим потерям,
и к славе Кромвеля и его непобедимого пуританского адмирала Блейка.
Пенн и Венейблс подали в отставку и были освобождены.
 24 октября, на следующий день после того, как испанский посол покинул Лондон,
Кромвель подписал мирный договор с Францией, по которому Конде и другие французские мятежники должны были быть изгнаны из британских владений, а Карл Стюарт, его брат герцог Йоркский, Ормонд, Хайд и ещё пятнадцать сторонников принца должны были быть изгнаны из Франции.

Кромвель начал 1656 год в окружении множества заговоров и недовольных. Враги республики — роялисты, анабаптисты, левеллеры — были заняты в разных частях страны. Кливленд, поэт, который девять лет назад был взят в плен Дэвидом Лесли,
Ньюкасла, которого должны были повесить за его тирады против шотландцев,
но которого Лесли отпустил со словами презрения: «Пусть
бедняга идёт и продаёт свои баллады», — теперь схватил полковник Хейнс
за подстрекательские сочинения в Норвиче; но Кромвель также отпустил его с таким же безразличием.

В конце года евреи, которым было запрещено жить в Англии,
надеясь на более либеральные торговые взгляды Кромвеля,
подали прошение о разрешении проживать в этой стране на определённых
условиях. Кромвель благосклонно отнёсся к прошению, которое было
представлен Манассией Бен Исраэлем, ведущим португальским евреем из
Амстердама, хотя его совет был против этого по библейским соображениям;
но Кромвель молча взял их под свою защиту. В Палате также
был создан Комитет по торговле, который под искренним влиянием
Протектора занимался развитием коммерции. Тем временем Кромвель
активно вёл войну против Испании. Блейку и Монтегю было приказано
отправиться к берегам Испании, уничтожить корабли в гавани Кадиса
и выяснить, можно ли захватить Гибралтар, что Кромвель и сделал.
в своих письмах к адмиралам он отмечал, что они прекрасно подходят для
продвижения и защиты нашей торговли, а также для сдерживания испанцев.
 Однако даже этот проект не был реализован без проблем со стороны
недовольных. Некоторые капитаны флота, подкупленные
 эмиссарами Карла, заявили, что не одобряют эту затею,
утверждая, что виноваты мы, а не испанцы. Кромвель
послал к ним Десборо, который избавился от них и поставил на их место других.
Затем Блейк и Монтегю отправились в плавание и достигли
В апреле они подошли к Кадису и Гибралтару, но обнаружили, что их оборонительные сооружения слишком сильны.
Тогда они направились в Лиссабон и расторгли договор с
португальцами, а затем нанесли тревожный визит в Малагу и Салли, чтобы обуздать мавров. В июле они вернулись в
Тежу, а в сентябре часть флота под командованием капитана Стейнера вступила в бой с флотом из восьми кораблей, прибывшим из Америки, и одержала победу.
Он уничтожил четыре судна и захватил два, на борту которых находились сокровища
на сумму от двухсот пятидесяти до трёхсот тысяч фунтов.

Прежде чем это сокровище достигло Англии, Кромвель, который исчерпал все свои финансы, чтобы снарядить флот и вести войну с Испанией, был вынужден созвать парламент не только для того, чтобы получить припасы, но и для того, чтобы принять меры для защиты нации от замыслов роялистов и их приспешников, левеллеров. Парламент собрался 17 сентября 1656 года. Но Кромвель не позволил всем избранным членам заседать в этом парламенте, как и в предыдущих. Он хорошо знал, что его правительство и такой парламент не смогут сосуществовать.
Таким образом, избранных членов не допускали к заседанию, если у них не было свидетельства об одобрении со стороны Совета, выданного секретарем канцелярии. Из-за отказа в выдаче таких свидетельств почти четверть членов парламента была исключена. Это вызвало возмущение по поводу нарушения парламентских привилегий. Хазелриг, Скотт, Эшли Купер и многие другие ярые республиканцы были исключены. Исключённые члены парламента подписали
возмущённый протест и распространили его по всей стране, приложив список своих имён.

 Протекторат открыл этот очищенный от неугодных членов парламент очень длинной речью.
Это была одна из самых выдающихся речей, когда-либо произнесённых в
парламенте любым правителем. Она продемонстрировала глубину и широту политического мышления,
активный и искренний интерес к национальным делам, понимание
и стремление к установлению таких принципов и процветанию
таких мер, признание прав всего мира, затронутых поведением
этой великой нации, что не имеет аналогов в истинной
христианской философии со времён Альфреда Великого. С тех пор у нас были великие и доблестные воины, наши Эдварды и Генрихи, но не было ни одного человека, который
в сочетании с высочайшим военным гением и успехом — искренними, возвышенными и любящими христианскими чувствами, а также серьёзным деловым подходом, как у Кромвеля. Он сразу же сформулировал принцип, согласно которому вся враждебность по отношению к
Содружеству проистекала из ненависти к его свободному и христианскому
характеру. Он показал, что все эти враги, независимо от их теорий,
объединились с Испанией, которая была главным противником
этой страны и оставалась таковым со времён Реформации, потому что
фанатично придерживалась системы папства со всеми её монахами, иезуитами и т. д.
и инквизиторы. Он перечислил их попытки уничтожить Елизавету и её религию; тщетные попытки Долгого парламента заключить с ними мир, потому что в любом договоре, где папа римский мог бы даровать отпущение грехов, вы были бы связаны, а они — свободны; убийство Эшема, Долгий парламент
Посол парламента не добился никаких компенсаций, и теперь он сообщил им и предложил предоставить доказательства того, что Карл Стюарт вступил в сговор с Испанией и, что ещё более странно, что левеллеры, якобы выступающие за более свободное и республиканское правительство, на самом деле являются сторонниками короля.
вступил в противоестественный союз с Карлом и Испанией, чтобы
убить его и уничтожить Республику.

[Иллюстрация: АДМИРАЛ БЛЕЙК.]

Всё это было чистой правдой. Сексби, левеллер, перешёл на сторону
Карла, а оттуда отправился в Испанию, чтобы заручиться поддержкой в католическом вторжении,
предложив сначала убить самого Кромвеля. Он получил сорок тысяч крон для своей партии и обещание предоставить шесть тысяч человек, когда они будут готовы высадиться в Англии, которые должны были ждать во Фландрии. Часть этих денег, когда они были переведены сообщникам в Англии, Кромвель
был перехвачен, как он и уверял парламент. Саксби последовал за ним, чтобы осуществить свой план по убийству протектора, как мы вскоре узнаем.
Кромвель продолжил напоминать парламенту о восстаниях, спровоцированных эмиссарами Карла, Уэгстаффом и Рочестером, а также о заговоре Джерарда и Воула, вспышках насилия в Солсбери, Раффордском аббатстве и десятке других мест; о том, что Уайлдмена поймали за написанием призывов к восстанию, о плане уничтожить Монка в Шотландии и о подобных подстрекательствах в армии в Ирландии; о заговорах
Лорд Тааффе с Хайдом в Антверпене; и, наконец, что на него было совершено покушение с использованием пороха в его собственном доме, а офицер гвардии был нанят, чтобы схватить его в постели. Последние он охарактеризовал как «жалкие попытки, не заслуживающие упоминания», на которые он обратил не больше внимания, чем на «мышь, покусывающую его пятку».
Но он сказал им, что враждебность в целом носит неанглийский и нехристианский характер, что им следует мужественно бороться с ней, и, хотя у них мало средств, они всё равно должны приложить все усилия
Он призвал их объединить усилия, чтобы сокрушить эту пагубную силу Испании, из которой черпали силы другие враги. Он сообщил им, что Франция благосклонна к ним и что весь остальной мир находится с ними в мире.

 Затем он заверил их, что генерал-майоры сослужили хорошую службу во всех отношениях, что благодаря усилиям уполномоченных улучшилось положение в министерстве и что пресвитериане сами выразили одобрение тому, что было сделано в этом направлении. Он настоятельно рекомендовал им продолжить
уравнивание в правах и совершенствование законов, чтобы каждый мог
добиться справедливого и лёгкого правосудия, а также чтобы тщательно
следили за очищением общественной морали — «кавалерские интересы,
символ и характер непрекращающегося богохульства, беспорядка и
порока во всех местах» — привели к столь плачевным последствиям. «Знать и дворянство этой страны!
— воскликнул он. — По совести говоря, мне было стыдно быть христианином в течение этих пятнадцати, шестнадцати или семнадцати лет в этой стране, будь то «в доме Цезаря» или где-то ещё!  Это было стыдно, это
Это было позором для мужчины, и на него был наложен ярлык «пуританина».
Поскольку они поддерживали дворянство и мелкопоместное дворянство, он сказал им, что они не должны позволять этим сословиям «покровительствовать разврату и беспорядкам или потворствовать им!  И поэтому, — заключил он, — я молю и заклинаю вас во имя Христа, проявите себя как мужчины; ведите себя как мужчины! Это не вызовет никакого упрека, если вы покажете себя людьми
мужчинами - _христианскими_ мужчинами, что само по себе заставит вас отказаться от самих себя ".

В первые дни заседания этого парламента, то есть в
В начале октября пришло известие о победе Стейнерса над флотом Испанской Америки и захвате сокровищ.
В начале ноября прибыли деньги, и тридцать восемь фургонов с серебром были отправлены из Портсмута на Монетный двор для чеканки монет.
 Ещё до конца года Кромвель с помощью Мазарини добился временного разделения интересов между
Чарльз Стюарт и герцог Йоркский; но это длилось недолго. Однако к тому времени полковник Сексби уже был в Англии и ждал подходящего случая, чтобы
убить Кромвеля. Он был достаточно смел, чтобы затесаться в свиту
Протектора в Гайд-парке, и он со своими сообщниками протиснулся
почти через все петли ворот, через которые обычно проезжал
Протектор, чтобы внезапно создать препятствие и внести сумятицу,
во время которой Сексби мог бы застрелить Кромвеля. Но, не сумев
добиться своего, Саксби вернулся во Фландрию, чтобы посоветоваться с
королевской свитой, и оставил шестнадцать сотен фунтов в руках некоего Майлза
Синдеркомба, уволенного интенданта, который должен был осуществить кровавое
Дизайн. Sindercomb взял дом в Хаммерсмите, где дороги
протектор которых прошло от Хэмптон-Корт был очень узкий,
и там он подготовил "адская машина", состоящий из батареи
семь мушкетоны, которая должна была подорвать тренер Кромвеля на атомы
как он прошел, но машина так и не ответил, или не может быть использован
из толпы стражников; и тогда Sindercomb решил поджечь
Ночью он пробрался в Уайтхолл и убил Кромвеля, когда тот вышел в суматохе.
Он подкупил множество сообщников, многие из которых были во дворце
сам и, вероятно, имел немало сообщников,
поскольку в его конюшнях поблизости стояла сотня быстрых лошадей,
на которых он и его сообщники могли бы сбежать, когда дело было бы сделано.
Всё это происходило с ведома и одобрения Карла, Кларендона и
остальных членов двора и показывает, в каком состоянии находились их моральные принципы.
После Реставрации это распространилось по Англии подобно чуме.
Они постоянно предпринимали попытки покушения, и в самих документах Кларендона мы находим неоднократные признания самого Кларендона в том, что
Он выражает своё удовлетворение ими. Он называет этих подлых убийц «храбрыми парнями и честными джентльменами» и считает, что было бы жаль, если бы какому-нибудь агенту Протектората за границей не перерезали горло.

Но из-за того, что Синдеркомб подкупал всех подряд, заговор был раскрыт.
Среди тех, кому подкупили, был Генри Туп, лейб-гвардеец, который раскрыл план. 8 января 1657 года Синдеркомб посетил вечернее богослужение в Уайтхоллской часовне.
Туп, Сесил, который занимался строительством адской машины, и
Синдеркомба арестовали, и, поскольку его видели возле дома генерала Ламберта, дом был обыскан.
Там нашли корзину с легковоспламеняющимися материалами, которые, как говорили, могли прожечь даже камни, а также зажжённую спичку с медленным горением, рассчитанную на то, чтобы огонь добрался до горючих материалов около полуночи.  В обшивке стен были обнаружены отверстия, проделанные для облегчения распространения огня, а также сквозняки, способствующие этому. Туп и Сесил предоставили всю возможную информацию, но Синдеркомб упорно молчал. Его признали виновным
Присяжные признали его виновным в государственной измене и приговорили к смертной казни в субботу, 13-го. Но
вечером накануне казни его сестра, прощаясь с ним, ухитрилась передать ему яд, и на следующее утро его нашли мёртвым в постели.

 Парламент объявил недельный перерыв для судебного разбирательства и изучения заговора и назначил день благодарения на пятницу, 23-е. Но хотя
Синдеркомб был мёртв, Сексби был жив и по-прежнему склонен к убийству.
Чтобы не отвлекаться от других дел, мы можем последовать за ним до самого его ухода.  Хотя ни флот, ни деньги не были готовы последовать за ним
Если бы план удался, мрачный анабаптист снова отправился бы в Англию с трактатом под названием «Убийство — не преступление»
который, без сомнения, был написан им самим, хотя после Реставрации полковник Титус присвоил себе эту заслугу. В этом трактате утверждалось, что убийство тирана — это благородный акт патриотизма и добродетели, а Кромвель объявлялся тираном, и поэтому его убийство считалось благородным поступком. В нём Синдеркомб восхвалялся как Брут
или Катон своего времени. Сексби, переодетый в крестьянина, и с
Человек с большой бородой ходил по округе и раздавал эту брошюру, но его выследили, поймали и поместили в Тауэр. Там он либо сошёл с ума, либо притворился сумасшедшим, сделал добровольное признание, которое, как выяснилось, было сделано лишь для того, чтобы ввести в заблуждение, и, заболев, умер в январе следующего года.

 Одним из первых решений второго парламента Протектората была отмена власти генерал-майоров.
Кромвель заверил их, что они хорошо справляются с подавлением беспорядков, и повторил это ещё раз; но были и другие
Они получили множество жалоб на свою жестокость, особенно на то, что они налагали большие штрафы на роялистов. 29 января парламент проголосовал за их отзыв.  Следующим вопросом, который занимал их более трёх месяцев, было дело Джеймса Нейлора, безумного квакера, которого они приговорили к наказанию, просто дьявольскому в своей бесчеловечности.
  Прежде чем этот вопрос был решён, парламент приступил к рассмотрению гораздо более важного вопроса — не стоит ли им сделать Кромвеля королём.

Те, кто негативно отзывается о характере Кромвеля, кто
Некоторые считают его низменной смесью лицемерия и честолюбия, обвиняют его в том, что он планировал и действовал с этой целью.
Но доказательств этому нет. Скорее всего, постоянное беспокойство, вызванное убийцами-роялистами и анабаптистами, заставило многих всерьёз задуматься об особом положении нации и о том, каким огромным опасностям она подвергается. Между нацией и всеми её прежними заблуждениями не было ничего, кроме жизни одного здравомыслящего, сильного духом и решительного человека, жизни, полной опасностей. Они считали
Этих опасностей можно было бы избежать, изменив форму правления и вернувшись к Палате лордов и монархии — но не к коррумпированным и жаждущим крови Стюартам. Если бы их честный и искренний протектор стал королём, а наследование перешло бы к его семье, народ ревностно охранял бы его жизнь, а надежды изгнанной семьи угасли бы при мысли о преемнике его крови, даже если бы он пал.

23 февраля 1657 года сэр Кристофер Пэк, бывший
 лорд-мэр Лондона, неожиданно попросил разрешения прочитать бумагу, которая оказалась
должен быть составлен в форме Ремонстрации парламента
протектору о положении дел в стране и с предложением новой формы
правления, включающей Палату лордов и его самого в качестве короля.
Едва офицеры армии, только что лишившиеся своего проконсульского
достоинства, и другие республиканцы услышали это предложение, как
они вскочили, схватили Пака и потащили его с места в бар палаты
как предателя. Но те, кто был согласен с этим предложением, тоже выступили в его защиту, и после долгих препирательств статья была не только
читали, но обсуждали. С этого момента эта тема занимала Палату представителей с небольшими перерывами до 9 мая, то есть от двух до трёх месяцев. Название статьи было изменено с «Скромное обращение и
«Ремонстрация» в ответ на «Скромную петицию и рекомендации парламента Англии, Шотландии и Ирландии».
Его пункты обсуждались и принимались один за другим большинством в сто голосов против сорока четырёх, а в последний день дебатов, 26 марта, пустое место для слова «король» было заполнено большинством в сто двадцать три голоса против шестидесяти двух.
31 марта спикер и палата представителей передали протектору в
Уайтхолле петицию с просьбой, чтобы его высочество принял их резолюции и принял на себя титул короля.


Несомненно, это было величайшим искушением, которое когда-либо выпадало на долю Кромвеля. Благодаря своей энергии и таланту он прошёл путь от простого фермера-джентльмена до диктатора нации, а теперь парламент предлагает ему и его семье корону и право наследования этих великих королевств.
Обычный человек не стал бы возражать.
Но Кромвель был не из тех, кто легко принимает даже корону.
Он ясно дал понять, что сильно хочет занять это августейшее положение для себя и своих потомков, но он слишком хорошо знал, что у этой чести есть свои опасности и тёмная сторона. Его согласие
сразу же омрачило бы его добрую славу, укрепив в умах трёх четвертей королевства убеждение, что он сражался и сверг Стюартов только для того, чтобы самому прийти к власти. Кроме того, существовала грозная
Партия выступала против монархии, и особенно против неё были настроены его генералы и армия. 27-го числа его ждала делегация из сотни человек с обращением на эту тему, в котором они уверяли его, что такой поступок «станет позором для народа, будет более чем опасен для его персоны и проложит путь к возвращению Карла Стюарта».
Пусть только народ снова привыкнет к имени короля, и он при первой же возможности вспомнит о древней династии.

Кромвель слишком хорошо понимал, насколько правдивы эти представления, и
поэтому он потребовал от Палаты представителей время на обдумывание их важного предложения, хотя и внимательно следил за ходом дебатов.
 Он хотел, чтобы был назначен комитет для обсуждения с ним всех статей нового инструмента управления, предложенного ему.
 Соответственно, был назначен комитет из девяноста девяти человек, в том числе Уайтлок, Глинн, лорд-главный судья, лорд Брогилл,
 Натаниэль Файнс, один из хранителей Большой печати, и другие. У них было много встреч, но Кромвель вместо того, чтобы высказать своё мнение,
субъект хотел бы узнать причины, по которым было рекомендовано это изменение.
Главными доводами были следующие: древние обычаи нации; то, что народ гордился честью своих монархов; то, что такая форма правления существовала с древнейших времён, и, что, несомненно, имело для них большое значение, то, что девятым указом Эдуарда IV и третьим указом Генриха VII было постановлено, что все, кто брал в руки оружие или подчинялся королю _де-факто_, считались невиновными, в отличие от тех, кто служил протектору _де-факто_.

Кромвель признал, что это была мера предосторожности, которая требовала
Он серьёзно обдумал это предложение и счёл его «весьма исключительной честью и благосклонностью» и ответит так, как
пошлёт ему Бог или как он решит в ходе обсуждения с ними;
но его совесть ещё не успокоилась на этот счёт, и они должны
ещё раз изучить основания для этого. Уайтлок говорит, что
протектор часто советовался по поводу королевского титула и других важных дел с избранными членами комитета — лордом Брогиллом,
мистером Пирпойнтом, братом графа Кингстона, Терлоу, Уайтлоком и другими.
и сэр Чарльз Уолсли — и запирались вместе на три-четыре часа, и никого больше к нему не пускали. Иногда он был с ними очень весел и, забывая о своём величии, вёл себя чрезвычайно непринуждённо. В качестве развлечения он сочинял стихи и играл с ними в крамбо, когда каждому нужно было проявить свою фантазию. Он обычно просил принести табак, трубки и кисет и время от времени сам курил. Затем он снова погружался в свои серьёзные и важные королевские дела.


Однако их разговор был прерван появлением нового
вспыхнуло восстание сторонников Пятой монархии. Эти религиозные деятели, которые признавали только власть Христа, были особенно возмущены попыткой установить власть земного короля и решили восстать, чтобы помешать этому. Они назначили днём восстания четверг, 9 апреля. Они издали прокламацию под названием «Установление стандарта», назначили Майл-Энд местом встречи и во главе с неким Веннером, торговцем вином, и другими горожанами решили установить правление Тысячелетия. Они подбадривали друг друга, как пишет Терлоу, словами
Они говорили, что, хотя они всего лишь черви, их следует сделать орудием для сокрушения гор. Они говорили великие слова о царстве святых и прекрасном царстве праведных, которое они должны были создать, и говорили об отмене всех налогов, акцизов, пошлин и десятины. У них были знамёна с изображением льва из колена Иуды и девизом «Кто поднимет его?»

Но бодрствующий Терлоу следил за каждым их движением. В то утро на рассвете он повел отряд всадников на собрание в
Майл-Энд захватил Веннера и ещё двадцать главарей с оружейными сундуками, множеством копий прокламации и знаменитым боевым флагом с изображением льва, лежащего на троне Иуды. Генерал-майор Харрисон, адмирал Лоусон, полковник Рич и другие лидеры «Пятой монархии» также были схвачены и заключены в Тауэр, но больше не подвергались наказанию. Веннер закончил свои дни за аналогичную попытку в период правления Карла II.

[Иллюстрация: КРОМВЕЛЬ ОТКАЗЫВАЕТСЯ ОТ КОРОНЫ. (_См. стр._ 142.)]

Переговоры между Кромвелем и комитетом возобновились, и
Не придя ни к какому выводу, во вторник, 21 апреля,
протектор внезапно оставил в стороне вопрос о королевстве и
обратился к другим статьям Акта. Главными из них были следующие:
люди всех сословий должны иметь право избирать и быть избранными
Парламенту или государственным должностным лицам, за исключением папистов и роялистов,
называемых злодеями, по крайней мере тех роялистов, которые с 1642 года выступали против
парламента с оружием в руках, если только с тех пор они не доказали своё раскаяние,
выступив с оружием в руках на стороне парламента; всем, кто
все, кто участвовал в ирландском восстании с 1650 года или в любом заговоре в Англии или Уэльсе с декабря 1653 года; все, кто в Шотландии был с оружием в руках против парламента Англии или парламента Шотландии, за исключением тех, кто мирно жил с 1 марта 1652 года. Помимо тех, кто был исключен из списка, все землевладельцы в графствах, а также все горожане и граждане городов — фактически все домохозяева — могли голосовать за членов парламента.

Все, кто был атеистом, богохульником, состоял в браке с папистками или обучал детей папизму или позволял обучать своих детей папизму,
или соглашались, чтобы их дети выходили замуж за папистов, которые насмехались над
религией или над религиозными людьми, которые отрицали, что Священные Писания принадлежат Богу
Слово, который отрицал, что Таинства, служители или магистратура являются божественными
таинства (подобно людям Пятой монархии), которые нарушали субботу,
сквернословы, завсегдатаи таверн и пивных - короче говоря, все, кто был
нехристианами - были отстранены от участия в выборах или быть избранными. Все
публичные проповедники были исключены, так как они лучше справлялись со своей работой.
Но по рекомендации Кромвеля это ограничение было снято
таких проповедников, которые имели постоянный доход и не зависели от добровольных разовых пожертвований, как он сам и многие другие священнослужители.

Должна была быть организована вторая палата парламента, состоящая не менее чем из сорока и не более чем из семидесяти членов, которые должны были назначаться протектором и утверждаться палатой общин. Она не должна была называться палатой лордов или верхней палатой, а должна была называться другой палатой.
К ней применялись те же требования и ограничения, что и к
Палата общин. Все судьи и государственные служащие, а также военнослужащие
и флот должны были быть одобрены обеими палатами; или, если парламент не заседал, Советом. В другой статье говорилось о доходах и обо всём, что с ними связано, и — самое важное для протектора — он
был уполномочен назвать своего преемника до своей смерти. После того как эти вопросы были улажены, а документ пересмотрен парламентом, 8-го числа
Мэй Кромвель созвал Палату общин, чтобы встретиться с ними в Банкетном доме в Уайтхолле, где он ратифицировал остальную часть Акта о присяге, но дал им следующий ответ по поводу королевской власти: «Приняв во внимание все обстоятельства
принимая во внимание как общественные, так и личные интересы, он не чувствовал себя вправе
с чистой совестью принять власть с титулом короля;
что всё, что не является верой, есть грех; и что, не будучи уверенным
в том, что он может принять власть в такой форме на благо нации,
он не был бы честным человеком, если бы твёрдо — но с полным
признанием тех бесконечных обязательств, которые они на него
возложили, — не отказался от неё. Таков был его ответ на это
важное и серьёзное дело.

Уайтлок уверяет нас, что Кромвель когда-то был доволен
По его личному мнению, он мог бы принять королевский титул, но
решительное сопротивление армейских офицеров показало ему, что это
может привести к опасным и плачевным последствиям, и поэтому он
решил отказаться от титула.  Какими бы ни были мотивы, будь то
совесть, благоразумие или и то и другое, побудившие Протектора, он
преодолел искушение и принял решение с присущей ему твердостью.
Говорят, что генерал-майоры Уолли, Гофф и Берри были за то, чтобы он принял корону. Десборо и Флитвуд были категорически против
против этого, но Ламберт, выжидающий, делающий вид, что одобряет, в то время как он сам
тайно выступал против и, наконец, решительно выступил против этого, был
единственным, кого Кромвель посетил со своим неудовольствием. Он уволил
его, но с пенсией в две тысячи фунтов в год, и Ламберт
ушел на пенсию в Уимблдон, где для него было бы счастьем, если бы он оставался
в покое.

26 июня 1657 года в Вестминстер-холле состоялась торжественная церемония инаугурации
Протектора как главы нового правительства.
Протектора доставили туда из Уайтхолла на
Он вошёл в зал следующим образом: сначала его сопровождали джентльмены, затем герольд, потом олдермены, ещё один герольд, затем Норрой, лорды-комиссары казначейства, и Большая печать, которую нёс комиссар Файнс, затем Гартер, а за ним граф Уорик с обнажённым мечом, предшествовавший протектору, и лорд-мэр, нёсший городской меч в левой руке.  Когда он сел в своё кресло, слева от него встали лорд-мэр и
Посол Нидерландов; справа — посол Франции и граф
Уорик; за ним стояли его сын Ричард и зятья
Клэйпол и Флитвуд, а также Тайный совет. На нижней платформе
стояли лорд виконт Лайл, лорд Монтегю и Уайтлок с обнажёнными
мечами. Когда протектор встал под балдахином, спикер
вручил ему мантию из пурпурного бархата, подбитую горностаем,
которую спикер и Уайтлок надели на него. Затем оратор преподнёс ему
Библию, богато украшенную позолотой и инкрустацией, опоясал его высочество мечом и вручил ему скипетр из чистого золота. Сделав это
После этого он обратился к Протектору с речью и, наконец, привёл его к присяге. Затем мистер Мэнтон, один из капелланов, в молитве воззвал к Богу, чтобы тот благословил и защитил его высочество, парламент, совет, сухопутные и морские силы, а также всё правительство и народ трёх наций. Зазвучали трубы, и герольды провозгласили его высочество протектора Англии, Шотландии и Ирландии.
Снова зазвучали трубы, и народ закричал: «Боже, храни протектора!»  Церемония завершилась, и протектор со своей свитой вернулся в Уайтхолл тем же путём, которым пришёл.

Церемония, как видно, мало чем отличалась от королевской, за исключением коронации и миропомазания. Чарльз Стюарт мог бы
вспомнить слова Якова Шотландского, обращённые к Джонни Армстронгу: «Чего не хватает этому негодяю, чтобы стать королём?» За исключением титула короля, фермер Кромвель стал монархом Великобритании и Ирландии. Он обладал всей полнотой власти и жил во дворцах королей. Он
имел право посадить своего сына на высший престол после себя; и одна
целая палата парламента была создана им самим, в то время как другая была
Кромвель был очищен к его явному удовлетворению.

 Кромвель наслаждался своим новым положением не более шести недель,
когда получил известие о смерти своего великого адмирала Блейка.
 Его здоровье уже некоторое время ухудшалось. Цинга и водянка быстро подтачивали его силы,
но он до последнего сохранял командование на море и завершил свою карьеру одной из самых блестящих побед, которые когда-либо были одержаны. Зимой и весной он поддерживал блокаду Кадиса, но, узнав, что флот Плате укрылся в гавани Санта-Крус на острове Тенерифе, отправился в плавание
 Он обнаружил, что флот выстроился под орудиями семи батарей
в гавани, имевшей форму подковы.  Торговые суда, числом
десять, стояли близко к берегу, а галеоны, числом
больше, чем на любом из его собственных кораблей, располагались перед ними.  Это было зрелище — семь фортов, замок и шестнадцать кораблей, — которое могло бы устрашить любого, кроме Блейка. Дон Диего Даркес, испанский адмирал, был настолько уверен в неприступности своего положения, что послал Блейку сообщение с предложением прийти и забрать его суда. «Но, — говорит Кларендон, —
Выдающимся гением Блейка восхищалась даже враждебно настроенная часть его соотечественников. Он был первым, кто отказался от старого пути и
доказал, что наука может быть освоена за меньшее время, чем
предполагалось. Он презирал те правила, которые долгое время
применялись для того, чтобы уберечь его корабль и команду от
опасности. В прежние времена это считалось проявлением
большого ума и осмотрительности, как будто главным искусством,
необходимым капитану корабля, было благополучно вернуться
домой. Он был первым, кто заставил корабли презирать замки на
берег, который всегда считался очень грозным; первое, что
вселило эту долю мужества в моряков, заставив их увидеть,
какие великие дела они могли бы совершить, если бы были решительны, и научило их
сражаться как в огне, так и на воде.

Блейк не колебался. 20 апреля 1657 года ветер дул в сторону гавани.
Доверившись всемогущим инстинктам, он ринулся в гавань в восемь часов утра.
Стейнер, который совсем недавно разгромил испанский флот в Ла-Плате и уничтожил вице-короля Перу, теперь возглавил фрегат и
Блейк последовал за ним на более крупных кораблях. Весь его флот состоял из двадцати пяти парусников.
Они были встречены шквальным огнём батарей по обеим сторонам гавани и флота впереди.
Но, стреляя из всех орудий направо и налево, он продвигался вперёд, заставляя форты замолчать и вскоре оттеснив моряков с передней линии галеонов к торговым судам. Четыре часа продолжалась эта ужасная битва.
Британцы подвергались смертоносному обстрелу как с берега, так и с кораблей, но продолжали наступать, пока все испанские корабли не были уничтожены.
Корабли были охвачены пламенем и обращены в пепел, а находившиеся на них войска бежали на сушу.
Вопрос заключался в том, как выбраться из гавани и спастись от ярости разъярённых испанцев на суше.
Но Блейк вывел свои корабли из зоны досягаемости фортов, и, как будто само Провидение было на его стороне — а Блейк был твёрдо убеждён, что так оно и есть, — ветер на закате внезапно переменился, и флот благополучно вышел в море.

Слава об этом беспрецедентном подвиге разнеслась по всей Европе и
подняла репутацию Англии как страны, обладающей выдающимся военно-морским потенциалом, на небывалую высоту
подача. К несчастью, смерть быстро унесла бесстрашного адмирала. Он
страдал в тот момент, когда одержал этот блестящий триумф, и,
отплывая домой, он скончался (17 августа 1657 г.) на борту своего корабля "the
_St. George_, как раз в тот момент, когда он входил в гавань Плимута. Помимо высокой оценки Кларендона, он получил похвалу от писателя,
принадлежавшего к той же партии и жившего в то же время, в рассказе
«Идеальный политик»: «Он был человеком, всецело преданным служению
своей стране, решительным в своих начинаниях и самым верным в их
исполнении.  С ним
Доблесть редко оставалась без награды, а трусость — без наказания. Когда ему сообщали о переменах в государстве, он призывал моряков быть бдительными за границей, потому что, по его словам, наш долг — не вмешиваться в государственные дела, а не давать иностранцам одурачить нас. Во всех его экспедициях ветер редко подводил его, но чаще всего на помощь приходил его друг, особенно в его последнем походе на Канарские острова. До конца своих дней он прожил холостяком, не вступая в брак ни с кем, кроме тех, с кем ссорилась его страна. Он жил храбро и
Он славно погиб и был похоронен в часовне Генриха VII, но в то время у него не было другого памятника, кроме того, что воздвигнут его доблестью, которую едва ли сможет уничтожить само время.
 Этим летом Оливер не только славно сражался на море, но и был занят на суше. Он вступил в союз с Людовиком XIV, королём Франции, чтобы изгнать испанцев из Нидерландов. Французскими войсками командовал знаменитый маршал Тюренн, а испанскими —
Дон Хуан Австрийский и предводитель французских повстанцев принц Конде. Кромвель отправил более шести тысяч человек под командованием сэра Джона Рейнольдса, который
высадились недалеко от Булони 13 и 14 мая. Их поддерживал
сильный флот под командованием адмирала Монтегю, покойного соратника Блейка,
который курсировал вдоль побережья. Первыми совместными операциями должны были стать
захват Гравелина, Мардика и Дюнкерка, первый из которых, если его удастся взять, должен был отойти Франции, а два последних — Англии.
Если бы Гравелин был взят первым, он должен был перейти во владение Англии в качестве залога за передачу двух других городов. Это смелое требование со стороны Кромвеля поразило его французских союзников и было
Французские кабинеты министров яростно возражали, говоря Людовику, что Дюнкерк, оказавшись в руках англичан, станет для Франции вторым Кале.

Но без Дюнкерка, который Кромвель считал необходимым для сдерживания вторжений роялистов из Нидерландов, с которыми он постоянно сталкивался, протекторат не мог оказать помощь, и Дюнкерк был уступлен, что вызвало гневное заявление французов о том, что «Мазарини боялся Кромвеля больше, чем дьявола».

Французский двор пытался найти применение английским войскам
чем сокращение этих оговоренных территорий. Молодой французский король
отправился на побережье, чтобы увидеться с британской армией, и,
выразив своё восхищение, порекомендовал им осадить Монмеди,
Камбре и другие города в глубине страны. Однако Кромвель был
слишком деловым человеком и генералом, чтобы согласиться на это. Он приказал
своему послу, сэру Уильяму Локхарту (который женился на племяннице протектора, мисс Розине Сьюстер), выступить с протестом и настоять на нападении на Гравелин, Мардик и Дюнкерк. Он сказал послу, что
Разговоры о Камбре и внутренних городах в качестве гарантий были «пустыми словами для детей. Если они дадут нам гарнизоны, пусть дадут нам Кале,
Дьепп и Булонь». Он велел ему передать кардиналу, что если тот хочет, чтобы договор с ним был выгоден, он должен его соблюдать и заняться Дюнкерком, куда в случае необходимости он отправит ещё две тысячи своих ветеранов. Это возымело необходимый эффект: Мардик был взят всего за три дня осады и 23 сентября перешёл в руки англичан.
Затем атака была направлена на Гравелин, но
враг открыл шлюзы и затопил всю округу. Из-за этого Тюренн, вероятно, обрадовавшись задержке, отвел свои войска на зимние квартиры. В это время партия Стюартов пыталась подкупить английских офицеров.
Герцог Йоркский находился в испанской армии вместе с английскими изгнанниками-роялистами, и с англичанами в Мардике были установлены чисто формальные отношения. Когда английские офицеры разъезжали между Мардиком и Дюнкерком, их часто встречали офицеры герцога.
Состоялся разговор. Сэр Джон Рейнольдс был настолько неосторожен, что выразил герцогу своё почтение по этому поводу, и вскоре ему было приказано явиться в Лондон, чтобы ответить за своё поведение. Но и он, и полковник Уайт, давший против него показания, погибли 5 декабря на отмели Гудвин. Герцог Йоркский совершил вероломное нападение на
Мардайк, но получил отказ, и дела Карла II. казались настолько безнадёжными, что, как утверждает Бёрнет, и как утверждается в «Письмах Оррери», он был настолько унижен, что предложил жениться на одной из
дочерей Кромвеля и, таким образом, урегулировать все разногласия, но это
Кромвель сказал лорду Оррери, что Чарльз был настолько распущен, что он бы
уничтожил их всех. Кромвель, действительно, только что выдал замуж двух своих оставшихся в живых
незамужних дочерей, Фрэнсис и Мэри, за лордов Рича и Фальконберга.
Фрэнсис вышла замуж за лорда Рича, сына графа Уорика, и Мэри
Господь Falconberg, семьи Йоркшир из Bellasis, ранее так
ревнители королевской партии.

[Иллюстрация: _С разрешения Ливерпульской корпорации._

КРОМУЭЛЛ ОТКАЗЫВАЕТСЯ ОТ КОРОНЫ, 1657.

С картины Дж. Шекса в Художественной галерее Уолкера, Ливерпуль.]

[Иллюстрация: Арест заговорщиков в «Мермейдс». (_См. стр._ 147.)]

 1658 год начался со созыва нового парламента. Это было
важное начинание, которому не суждено было увенчаться успехом, как и предыдущим. Чтобы сформировать новую Палату, названную Другой Палатой, Кромвель
был вынужден перевести в неё большинство наиболее влиятельных членов Палаты общин. Чтобы выполнить «Петицию и рекомендации», он был вынужден принять в Палату общин многих из тех, кто был исключён из
прежние парламенты за их яростный республиканизм. Последствия не заставили себя ждать. Другая палата состояла из шестидесяти трёх членов.
В неё входили шесть древних пэров — графы Манчестер, Уорик,
Малгрейв, Фальконберг, Сей и Сил, а также лорд Эр. Но никто, кроме Эра и Фальконберга, не занял своё место, даже граф Уорик, чей сын и наследник, лорд Рич, только что женился на дочери протектора. Он
и остальные возражали против того, чтобы сидеть в одном доме с генералом Хьюсоном,
который когда-то был сапожником, и Прайдом, который был извозчиком.
Среди членов парламента было немало армейских офицеров и главных государственных министров. Среди них были два сына протектора, Ричард и Генри Кромвелы, Файнс, хранитель Большой печати, Лайл, Флитвуд, Монк, Уолли, Уайтлок, Баркстед, Прайд, Хьюсон, Гофф, сэр Кристофер Пэк, олдермен Лондона, генерал
Клейпол, Сент-Джон и другие старые друзья протектора, помимо уже упомянутых лордов. Поскольку их вызвали по повестке, которая была копией королевского повеления, используемого в таких случаях, члены
Они сразу же решили, что это делает их равными, и присвоили им титул
наследственного ранга. В своей вступительной речи Кромвель обратился к ним: «Милорды и джентльмены из Палаты общин».
Его речь была очень короткой, поскольку он жаловался на недомогание.
По правде говоря, двадцать лет волнений, борьбы и непрекращающихся забот подорвали его железное здоровье, и он был на грани истощения.
Но он поздравил их с достигнутым внутренним миром, предупредил об опасности извне и призвал к единству и решительным действиям.
общественное благо. Файнс, после отставки протектора, обратился к ним с гораздо более пространной речью о положении страны.

Но все надежды на этот безликий парламент были тщетны. Другая палата
не успела собраться отдельно, как начала выяснять свои привилегии,
и, предполагая, что они не просто Другая палата, а Верхняя
Палата общин, по примеру древних пэров, направила судьям послание с просьбой о проведении конференции с Палатой лордов по вопросу о
постах. Однако Палата лордов, которая по новому Акту стала судьёй
Члены Другой Палаты, уполномоченные одобрять или отклонять его,
показали, что они считают Другую Палату не Верхней, а Нижней Палатой.
 Они утверждали, что являются представителями народа;
но кто, спрашивали они, сделал Другую Палату Палатой пэров, кто наделил их властью и правом голоса против _них?_ Первое, что сделала Палата общин, — это потребовала полномочий
в соответствии с новым Актом и приняла самых ярых из исключённых
членов, поскольку не были допущены только мятежники и паписты.
Хазелриг, назначенный членом Другой палаты, отказался заседать в ней.
Но, будучи избранным в Палату общин, он явился туда и потребовал принести ему присягу. Фрэнсис Бэкон, секретарь Палаты, ответил, что не осмелится этого сделать.
Но Хазелриг настаивал, и, заручившись поддержкой своей партии, он в конце концов принёс присягу и занял своё место. Вскоре стало ясно, что влиятельные члены правительства перешли в
Другую палату, а Хазелриг, Скотт, Робинсон и самые ярые
сторонники республиканцев теперь вели дела по-своему.
начал курс яростного противодействия. Скотт перечеркнул всю историю Палаты лордов во время борьбы за Содружество.
 Он сказал: «Лорды не присоединились к суду над королём. Мы вызвали короля в нашу адвокатскую контору и предъявили ему обвинение. Он был осуждён за своё упрямство и вину и казнён, так что пусть все враги Бога погибнут!
 У Палаты общин была чистая совесть. После этого Палата лордов
объявила перерыв и больше не собиралась.
Оставалось надеяться, что народ Англии больше никогда не столкнётся с негативными последствиями.
Враждебность этой партии была направлена не только против Другой палаты, но и против самого Протектората, против которого она выступала, и не только в Палате, но и за её пределами, подавая петиции об упразднении Протектората от имени Палаты общин. Уайтлок отмечает, что такой курс предвещал скорый роспуск Палаты. Кромвель созвал обе палаты.
25 января, всего через пять дней после их встречи, он отправился из Вестминстера в Уайтхолл и в длинной и убедительной речи выступил с критикой действий Палаты общин.
 Он подробно рассмотрел ситуацию
Европе, о мире и протестантизме в Англии и спросил их, на что они надеются, если своим решением они вернут распутный и фанатичный двор, который они упразднили. Он заявил, что у человека, который может помыслить о восстановлении такого положения дел, должно быть сердце Каина; что он превратит Англию в арену ещё более кровавой гражданской войны, чем та, что была раньше. Поэтому он молился о том,
чтобы, кто бы ни пытался нарушить мир, Всемогущий Бог мог бы изгнать этого человека из народа.
Он верил, что гнев Божий
преследовать такого человека до самой его могилы, если не до самого ада.

Но все аргументы были исчерпаны в этом жарком споре. Скотт и Хазелриг
продолжали нападать на всю систему государственного управления
с ещё большим рвением, чем когда-либо; и 4 февраля, через пятнадцать дней после заседания парламента, среди беспорядочных препирательств Скотта и
Хазелриг вместе с уставшим Домом прибыл к распорядителю Чёрного жезла, чтобы
созвать членов Другого Дома, который он смело называл Палатой лордов.
Хазелригу в разгар его речи напомнили о
«Какое мне дело до Чёрного Жезла?» — воскликнул он, но был вынужден подчиниться.


Протектор выразил своё глубокое разочарование тем, что те самые люди, которые уговаривали его взять на себя бремя правления и даже титул короля, теперь, вместо того чтобы заниматься неотложными делами страны, яростно пытаются свергнуть правительство и погрузить всё в хаос. «Я могу сказать в присутствии Бога, — продолжил он, — что по сравнению с Ним мы всего лишь жалкие ползучие муравьи на земле. Я был бы рад жить под деревом,
Я бы предпочёл пасти стадо овец, чем возглавлять такое правительство, как это. Но, приняв его по вашему совету и прошению, я рассчитывал, что вы, предложившие его мне, сделаете его хорошим.
Он добавил: «И если на этом ваше заседание заканчивается и таков ваш тон, то, думаю, пора заканчивать ваше заседание; и
Я распускаю этот парламент». Так был закрыт последний парламент Кромвеля после двухнедельного заседания.


Распустив парламент, Кромвель был вынужден принять решительные меры в отношении множества заговорщиков, которых его непокорные парламенты только и делали, что
склонен был подбадривать. Поскольку "убийство не убийство" Сексби, есть
были цифры, которые были не осторожны, чтобы скрывать, что они любят
эти учения, и убедить недовольных, что убить Кромвеля
чтобы вылечить все беды нации. Со своей стороны, роялисты
которые всегда были сторонниками и практиковали покушения,
были более чем когда-либо настороже. В начале 1658 года план вторжения был готов. Король Испании выделил
сто пятьдесят тысяч крон на его оснащение: оружие,
Боеприпасы и транспорт были закуплены в Голландии, а местом погрузки должен был стать порт Остенде. Самым большим препятствием на пути к осуществлению надежд роялистов были распущенность и разврат короля. Ормонд, в письме к Хайду, заметил, что опасается, как бы неумеренное удовольствие Чарльза от пустых, женоподобных и вульгарных разговоров не стало непреодолимой частью его натуры.
Он никогда не позволит Чарльзу воодушевлять свои собственные замыслы и действия других тем духом, который необходим для его положения и тем более для его состояния.
И всё же именно на этом человеке строились их надежды на восстановление монархии.
Ормонд и О’Нил отправились в Англию под вымышленными именами,
чтобы выяснить, каковы на самом деле ресурсы и настрой роялистов в стране. Ормонд поддерживал личные отношения со всеми сторонами: с графами Манчестером и Денби, с Росситером и сэром Уильямом Уоллером, которые были пресвитерианами и выступали против Кромвеля и индепендентов; с Сейем, Силом и другими, которые были готовы к тому, что Карл вернётся, если подпишет те же статьи, что и его отец.
Его отец предложил ему поселиться на острове Уайт вместе с такими фанатичными
левеллерами, которые разделяли взгляды Сексби. Но он не нашёл среди них ничего, что могло бы его воодушевить. Если верить Кларендону,
его предал один из тех, кому он больше всего доверял, сэр Ричард
Уиллис, который пользовался большим доверием Карла, но в то же время был платным шпионом Кромвеля. Известно, что однажды в марте
протектор сказал лорду Брогиллу: «В городе твой старый друг,
герцог Ормонд, который сейчас остановился на Друри-Лейн, у хирурга-католика»
вот. Тебе лучше сказать ему, чтобы он убирался. Брогхилл обнаружил, что это
было так, и дал Ормонду необходимый намек, который поспешил обратно
в Брюгге и заверил Чарльза и его двор, что у Кромвеля было много
враги, но в настоящее время не было никаких шансов на успешное вторжение.

Но если Кромвель был склонен позволить Ормонду сбежать, он был
вынужден подать пример некоторым другим агитаторам-роялистам.
12 марта протектор послал за лорд-мэром и олдерменами
 в Уайтхолл и сообщил им, что герцог Ормонд скрывался в
в Сити, чтобы поднять восстание, и что необходимо принять строгие меры для подавления мятежей всех видов. В то же время
он приказал флоту прочесать побережье Нидерландов, что привело к
высадке двух флотилий, предназначенных для роялистской экспедиции, и
блокаде Остенде. Затем он решил привлечь к ответственности
некоторых из самых неисправимых агитаторов. Сэр Генри Слингсби, который был заперт в Халле с момента восстания Пенруддока, даже там не прекратил своё активное сопротивление, подкупая офицеров
из гарнизона, который, по указанию губернатора,
прислушивался к его взглядам, так что вскоре он осмелился предложить им
назначения от Карла Стюарта. Ещё одним арестованным был доктор Хьюит,
епископальный священник, который проповедовал в церкви Святого Григория, недалеко от церкви Святого
 Павла, и был самым неутомимым сторонником королевского вторжения.
В Сити было много подмастерьев-роялистов и других людей,
которым не хватило терпения дождаться вторжения. Они решили
подняться на восстание 15 мая, поджечь дома возле Тауэра и с помощью звука
Барабанный бой провозгласил короля. Протектор сказал Терлоу, что «не подобает, чтобы каждую зиму возникал подобный заговор», и Терлоу был в курсе всех их действий. По мере приближения назначенного дня зачинщиков схватили в «Русалке» в Чипсайде.
 В соответствии с парламентским актом был назначен Высокий суд, и Слингсби, Хьюит и поджигатели из Сити предстали перед судом. Их вина была доказана. Хьюит отрицал полномочия суда и
отказался давать показания, но его всё равно осудили вместе со Слингсби и
шестеро городских предателей были казнены.

 В Нидерландах сэр Уильям Локхарт прекрасно справлялся с обязанностями
сэра Джона Рейнольдса, выступая и в роли посла, и в роли генерала. Союзная
армия начала кампанию 1658 года с осады Дюнкерка. Принц Конде напрасно
убеждал испанцев, что так и будет, в то время как они полагали, что союзники
намерены осадить Камбре. Когда дон Хуан понял, что совершил ошибку, он решил напасть на союзников и снять осаду. Но Тюренн и Локхарт не стали ждать, пока на них нападут.
Они выступили навстречу испанцам и застали их врасплох
они не успели получить боеприпасы для запланированной атаки. Дон Хуан поспешно выстроил свои войска вдоль гряды песчаных холмов и поручил командование правым флангом герцогу Йоркскому, а левым — Конде, сам же командовал центром. Локхарт был слишком болен, чтобы командовать, но передал полномочия полковнику Моргану, который со своими английскими войсками оказался лицом к лицу с герцогом Йоркским. Англичане
взобрались на песчаный холм и вскоре оттеснили пехоту противника.
Затем их атаковал герцог Йоркский во главе
Испанская кавалерия вступила в бой, и сражение было ужасным, но почти половина людей герцога пала под метким огнём его соотечественников.
Однако левое крыло под командованием Конде отступило, и герцог, оставив свою сплочённую пехоту сражаться с англичанами, направил свою кавалерию против их фланга. Напрасно; центр
отступил без боя, и храбрые англичане защищались
от многочисленных нападавших, пока их не выручил отряд
французской кавалерии. Вся линия испанцев рухнула. Герцог Йоркский, который
Он храбро сражался и в первой атаке был спасён только благодаря прочности своих доспехов, а во второй был окружён противником и, по его собственным словам, выбрался только благодаря тому, что притворился французским офицером и повёл за собой нескольких солдат, пока не увидел возможность ускакать.  Маршал Тюренн приписал победу храбрости англичан, у которых к концу битвы в живых не осталось почти ни одного офицера. В Уайтхолле
победу приписали молитвам святых при дворе, ибо
Случилось так, что протектор назначил этот день для торжественного поста.
И, как говорит Терлоу, «пока мы молились, они сражались, и Господь дал знак».
Лорд Фальконберг был отправлен с поздравлениями к Людовику XIV, который находился в Кале, и вскоре после этого получил ответные поздравления.
Герцог Креки и господин Манчини, племянник Мазарини, выразили сожаление, что из-за срочных дел не смогли приехать лично, как он выразился, давно этого желая. Но они прислали великолепный меч от короля и прекрасный гобелен от себя. Дюнкерк
был отдан англичанам, Гравелин был взят, Ипр сдался, и все города на берегах Лиса перешли в руки завоевателей.


На этом победоносная карьера Оливера Кромвеля завершилась; это были
последние его триумфы и почти последние дни его жизни.
 Хотя теперь он, казалось бы, находился на вершине успеха, а внутренние и внешние враги были на время усмирены, великая платформа жизни и смертной славы уже уходила из-под его ног. Его здоровье было подорвано долгим конфликтом с множеством врагов, и
Обстоятельства вокруг него были мрачными. Началась эпидемия, смерть была
готова забрать своих жертв прямо из его дома. Его дочь Фрэнсис осталась совсем одна.юная вдова после смерти лорда Рича, сына графа
Уорвика, через двенадцать дней после роспуска парламента; его дочь
Клэйпол, его любимая дочь, лежала больная, и в то время медицина была бессильна, а его собственный железный организм сдавал позиции.
Вокруг него, в его внешних делах, царила тревога. Он знал, что дал отпор, но не уничтожил внутренних врагов своего правительства. Они, как никогда, были начеку, опасаясь, что он может
возобновить свою деятельность и снова попытаться свергнуть его власть. Все три его
Парламенты оказались совершенно неуправляемыми и вынудили его прибегнуть к тем самым мерам, которые так резко осуждались в отношении Карла I: постоянное прерывание дебатов, посягательство на привилегии и внезапное роспуск парламента, чтобы не допустить принятия враждебных мер.  Единственным обстоятельством, говорившим в его пользу, было то, что произвольные действия Карла были направлены на установление деспотизма, а его действия — на установление разумной свободы. Ни при одном из предыдущих правительств народ не пользовался такими справедливыми законами, такими справедливыми судьями и такой свободой, особенно свободой вероисповедания.

Но, как и Карл, Кромвель теперь правил без парламента,
и, как и он, будучи без парламента, он был без средств.
Войны на море и на суше опустошили его казну, а сбор налогов
произвольным образом навлек бы на него ту же дурную славу,
что и на свергнутого им короля. Он назначил комитет из девяти
человек, чтобы они рассмотрели наилучшие способы созыва
парламента, который мог бы работать с существующим правительством,
а также решили, кто станет преемником Протектората. Но в этом комитете были тайные враги
и не пришло ни к какому выводу относительно парламента; но что касается престолонаследия, то было решено, что, поскольку вопрос о престолонаследии был оставлен на усмотрение протектора, это не имеет значения. Подозревая их в недобрых намерениях и не получая от них никакой пользы, он распустил комитет в конце июля, и ему не оставалось ничего, кроме как положиться на изобретательность своего секретаря Терлоу, который занимал деньги везде, где только мог, но часто получал отказ. Однако это не могло продолжаться долго. Его армия была его главной опорой, и пока ей исправно платили и обеспечивали обмундированием, не было ничего
Опасность миновала, но стоило ему просрочить платёж, как он тут же начинал прислушиваться к предложениям офицеров-республиканцев и анабаптистов.
 В этих мрачных обстоятельствах его подозрения, похоже, усилились.
Он стал с опаской относиться к окружающим или к убийцам, которые могли совершить более успешное покушение, чем раньше. По мере того как его здоровье ухудшалось, его страхи становились всё более явными.
 Говорят, что он носил под одеждой доспехи: мы знаем, что он долгое время носил с собой заряженные пистолеты. Кларендон говорит, что он сильно изменился.
«Менее доступен, не так часто появляется за границей; и, похоже, он был в
Он приходил в замешательство, когда его взгляд падал на кого-то незнакомого в комнате, на ком он, казалось, и был сосредоточен. Когда он собирался отправиться в Хэмптон-Корт, который был его главным развлечением и источником удовольствия, никто не знал, куда он поедет, пока он не садился в карету. Его по-прежнему окружала стража спереди и сзади, а карета, в которой он ехал, всегда была битком набита его вооружёнными слугами. Он редко возвращался той же дорогой, которой приехал, и редко ночевал в одной и той же комнате две ночи подряд. У него было много обставленных и подготовленных комнат, в которые он попадал с помощью собственного ключа.

[Иллюстрация: ДЖОН ТЕРЛО.]

 Хотя это утверждение врага, мы вполне можем ему верить,
ведь на жизнь Кромвеля годами покушались как роялисты, так и республиканцы, наёмники Карла II и фанатики. Эти разнообразные страхи и тревоги сильно сказались на его здоровье. В апреле ему исполнилось пятьдесят девять лет, и, следовательно, ему было уже почти шестьдесят. В течение четырнадцати дней
до смерти миссис Клейпол протектор почти день и ночь
проводил у её постели, не имея возможности заниматься какими-либо делами.
глубокая тревога. Миссис Клейпол умерла 6 августа, и Джордж Фокс,
отправившийся в Хэмптон-Корт, чтобы рассказать Кромвелю о преследованиях его друзей, 20-го числа того же месяца встретил его в Хэмптон-Кортском
парке во главе его лейб-гвардии и был настолько поражён его изменившимся внешним видом, что сказал: «Он почувствовал, как от него исходит дыхание смерти, и когда он подошёл к нему, тот был похож на мертвеца». Услышав
По словам Джорджа, он хотел, чтобы Фокс приехал к нему во дворец. Но на следующий день, когда Фокс пришёл, ему сказали, что Джорджу стало намного хуже.
и что врачи не желали, чтобы он с кем-либо разговаривал.

 Кромвель умер 3 сентября, в день Данбара и Вустера,
в день, который он считал своим счастливым днём и который
был таковым лишь в этом последнем событии. Он сбросил бремя,
которое, как он часто говорил, «было слишком тяжёлым для человека»,
и сохранил ту форму правления, которую искренне считал необходимой
для истины и свободы. Это была форма правления, которая не имела
под собой оснований в виде убеждений народа и которая рано или поздно
Она была обречена на падение, и старые предрассудки в пользу монархии преподнесли её сторонникам новый урок мученичества. Диктатура подошла к концу; она держалась на врождённой силе Кромвеля и могла просуществовать только до тех пор, пока он был жив. В день его смерти дул ужасный ветер, и его враги заявили, что это дьявол пришёл, чтобы забрать его. Но его друзья сказали, что природа не могла не отреагировать на уход столь великого духа.  Друзья и враги приводят множество высказываний, сделанных им в последние часы жизни, но
Несомненно, он выразил твёрдую уверенность в том, что умер в нерасторжимом завете с Богом.

 На смертном одре протектора попросили назвать имя его преемника.

Воспользовавшись «Петицией и советом», он уже назвал его в запечатанном конверте, который, однако, не удалось найти.
Предполагалось, что он сказал «Ричард», но это было произнесено так неразборчиво, что уверенности не было. Тем не менее в Лондоне был провозглашён королём Ричард.
В Вестминстере, а затем во всех крупных городах страны, в Дюнкерке и в заморских колониях. Поначалу всё складывалось благоприятно для
мирная преемственность Ричарда. Все стороны поспешили поздравить
его. Министры иностранных дел направили адреса с соболезнованиями и намеками на
свое желание возобновить свои союзы. Со всех концов страны,
и из Города, и из сотни конгрегационалистских церквей, хлынули обращения
, выдержанные в самом грубом наигрыше религиозности.
Кромвель был Моисеем, но его сын был Иисусом Навином. Илия ушел,
но Елисей остался.

Роялисты были поражены тем, как гладко всё прошло,
но все, кто знал Ричарда, понимали, что он замкнут, а вулкан
Из-за бушующих страстей, которые царили в сектах, фракциях и партиях, разделявших и волновавших Англию в тот момент, это можно было расценить только как затишье перед бурей. Ричард Кромвель всю свою жизнь
проявлял интерес только к спокойной сельской жизни. У него не было ни
военных, ни политических амбиций. Он жил в уединении, не выходя из дома, не занимаясь ни политикой, ни государственными делами, и отец в своих письмах постоянно называл его «ленивым Диком».
Было невозможно представить, что такой человек когда-нибудь сможет обуздать яростные и враждующие группировки
в окружении которых он находился; скорее всего, он просто хотел избавиться от всего этого тяжкого бремени.

 В армии было несколько военачальников, почти равных по рангу и влиянию, так что борьба за главнокомандование была неизбежна.
Флитвуд женился на сестре нынешнего протектора; Десборо был его дядей; его брат Генри, который был лордом-наместником Ирландии, был гораздо более решительным и способным человеком, чем он сам; а Монк в Шотландии обладал огромной властью.
Согласно последнему документу, главнокомандующим в армии был сам протектор; но офицеры
армия собралась и составила петицию о том, что верховное командование должно быть передано одному из генералов, который доказал свою преданность делу своими заслугами, и что ни один офицер не должен быть лишён своего звания иначе как по приговору военного трибунала. Ричард, по совету Терлоу, ответил, что назначил генерала Флитвуда
генерал-лейтенантом вооружённых сил, но отказаться от верховного
командования означало бы нарушить «Петицию и рекомендации», на
которых основывалась его власть. Офицеров это не удовлетворило; они по-прежнему
Они проводили свои собрания — вольность, которую Оливер благоразумно пресекал, — и среди них было много подозрительных людей. Они утверждали, что Генри Кромвель скоро займёт место Флитвуда, который, хоть и был добросовестным, но очень слабым и нерешительным человеком. Они требовали, чтобы  Терлоу, Сент-Джон и Пирпойнт, самые способные советники Ричарда, были уволены как враги армии. Было ясно, что между этими партиями и Терлоу с его друзьями должно произойти столкновение.
Терлоу и его друзья посоветовали Ричарду созвать парламент, который не только
Он был в состоянии обуздать власть офицеров, но не мог собрать деньги для выплаты жалованья солдатам. Страна содержала большой флот под командованием
Эскью, или Эскью, часть которого курсировала по Балтийскому морю, защищая английских союзников, шведов, от датчан и голландцев, а другая часть под командованием Монтегю блокировала голландское побережье.
Поэтому деньги были крайне необходимы для покрытия расходов, и Ричард согласился созвать парламент. Это было неизбежное зло, грандиозное предприятие. За пять месяцев, прошедших до их встречи,
Ричард правил со всем внешним лоском и с большим спокойствием, чем его отец. Но его отец, при всей своей энергичности и такте,
так и не смог справиться с парламентом, большинство членов которого
сразу же принялись за его свержение. Так на что же было надеяться Ричарду?
Он не мог противостоять такому беспокойному и властному собранию.
Это было абсолютно невозможно, и он быстро это понял. Чтобы привлечь на свою сторону как можно больше членов Палаты общин,
он отошёл от плана своего отца, который заключался в том, чтобы вызывать их только из
Были проведены выборы в более крупных городах и графствах, а также восстановлено избирательное право в небольших и пришедших в упадок городах. Кроме того, были использованы все средства, чтобы добиться избрания людей, лояльных к правительству. В Шотландии и Ирландии, откуда было избрано по тридцать членов, выборы проводились под наблюдением командующего вооружёнными силами. Но, несмотря на это, с самого первого заседания Палаты общин стало ясно, что она будет такой же неуправляемой, как и прежде. Когда
Ричард вызвал членов Палаты общин на встречу в Палате лордов, которая состоялась едва ли наполовину
Члены парламента не присутствовали на заседании, чтобы не санкционировать существование органа, который они не признавали. Палата общин была так же расколота, как и армия.
 Были сторонники правительства, которым было приказано твёрдо стоять на страже «Петиции и рекомендаций», и правительство, основанное на них, состояло из одного правящего лица и двух палат парламента. Затем появились
пресвитериане и республиканцы, которые не поддерживали ни лордов, ни протектора.
Их возглавляли Хазелриг, Скотт, Брэдшоу, Ламберт, Ладлоу и другие представители этих объединённых партий, с которыми теперь были Вейн и Фэрфакс
сотрудничал. Фэрфакс, с того момента, как он выразил своё неодобрение
смерти Карла I, ушёл в частную жизнь, но теперь он
появился вновь, и хотя в душе он стал роялистом, его энергичная
дама, без сомнения, пробудила в нём это чувство, и он проголосовал
за республиканскую партию, как за наиболее вероятную силу,
которая сможет противостоять Протекторату и тем самым проложить
путь к монархии. Помимо них, было много нейтралов или
умеренных, и значительная часть молодых роялистов, которые, по совету
Карла, выступали под другими цветами.

Как бы ни различались эти партии, среди них было достаточно тех, кто выступал против Протектората, чтобы начать немедленную атаку на него.  Они сразу же принялись обсуждать законность «Петиции и рекомендаций» и, конечно же, правления одного человека и двух палат. Они спросили, что такое «Петиция и рекомендации», и объявили их недействительными, принятыми очень незначительным большинством Палаты, из которой были насильно исключены сто членов. Дебаты были долгими и ожесточёнными. Хотя парламент собрался на
27 января 1659 года, а 14 февраля они уже решили, что право Ричарда на протекторат должно быть закреплено в другом законопроекте, но с гораздо более ограниченными полномочиями.
И только 28 марта они разрешили другой палате заседать, но без превосходства над палатой общин и без права отправлять ей послания, кроме как через членов палаты. Эти вопросы были
урегулированы, но возникли высокие требования к проведению тщательного расследования в отношении
руководства всех департаментов штата, с предъявлением серьёзных обвинений
растрата, хищение, угнетение и тирания при сборе акциза.
Против Терлоу и главных министров, а также против Батлера и некоторых других офицеров были выдвинуты обвинения в импичменте.


Это возмутило генералов, которые сами разделились на две большие фракции. Одна группа собралась в Уайтхолле под руководством Инголдсби, Уолли, Гоффа, лорда Чарльза Говарда и других сторонников протектора.
Другая группа под руководством Флитвуда и Десборо собралась в Уоллингфорд-Хаусе.
Хотя они и были родственниками протектора, они преследовали собственные цели и цели армии.
господство. К ним присоединился Ламберт, который после лишения
звания остался в Уимблдоне, возделывая свой сад, и
казалось, что о нем забыли; но теперь он снова появился и был принят
с энтузиазмом солдат, которые были очень уверены в его способностях
. Десборо также встречался с третьей группой, состоящей
в основном из низших офицеров, в Сент-Джеймсе.

В этом месте был организован офицерский совет, который вскоре приобрёл влияние в Уоллингфорд-Хаусе, или Флитвуде.
раздел. Здесь они составили обращение к Ричарду, в котором жаловались на задержку жалованья и на пренебрежительное отношение к армии; на попытки отменить законы, принятые Долгим парламентом, и на то, что это поощряет роялистов, которые стекаются из Фландрии и разжигают недовольство «старым добрым делом», а также против личностей и интересов тех, кто пролил свою кровь за Содружество. Это обращение было
представлено 14 апреля группой Fleetwood, в составе которой было не менее шести
сто подписей. Хотя в нём даже не упоминалось название этого
Парламента, этот орган почувствовал, что оно направлено исключительно против них,
и немедленно проголосовал за то, чтобы ни одно собрание или общий совет офицеров не проводились без согласия и приказа Протектора, и чтобы ни один человек не занимал никакой должности на море или на суше, если он немедленно не подпишет обязательство не препятствовать и не мешать свободному собранию и дебатам в Парламенте, а также свободе любого члена Парламента. Это наверняка вызвало бы ответную реакцию со стороны армии —
Это было открытым объявлением войны, и, соответственно, Флитвуд и
Десборо явились к Ричарду и заверили его, что необходимо
распустить парламент. А Десборо, который был смелым и грубым солдатом, заявил, что, если он этого не сделает, армия, он уверен, скоро вытащит его из Уайтхолла.

Можно задаться вопросом, насколько это заявление соответствовало реальным фактам. Большая часть армии, вероятно, была против любого проявления насилия по отношению к сыну великого Защитника, но в критической ситуации
Иногда именно небольшая группа беспокойных, беспринципных людей управляет инертной массой и навязывает свои взгляды медлительным и робким. Десборо хорошо знал нерешительный и впечатлительный характер Ричарда Кромвеля.


С другой стороны, многие члены парламента заявляли, что поддержат его, что, если он позволит армии подавить парламент, она сразу же станет его хозяином, и он останется без друзей. Инголдсби, Гофф и Уолли поддержали эту точку зрения, и один из них предложил пойти и убить Ламберта, который был инициатором всего этого
озорство. Ричард созвал совет, чтобы рассмотреть это предложение.
Уайтлок представлял опасность роспуска парламента и оставления
себя на милость армии; но Турлоу, лорд Брогхилл, Файнс,
и Уолсли заявил, что альтернативы нет, потому что, если армия и
парламент придут к раздору, Кавалеры восстанут и приведут
Чарльз. Ричард неохотно уступил, и 22 апреля он
подписал указ, наделяющий Файнса, хранителя Большой печати,
полномочиями распустить парламент. Файнс созвал палату общин в верхнюю палату
Ашер из Чёрного Жезла, но они захлопнули дверь перед этим офицером и отказались подчиняться, объявив трёхдневный перерыв.

Однако Файнс объявил парламент распущенным, поскольку палата общин была должным образом созвана для подтверждения этого решения, и было издано соответствующее прокламационное распоряжение.


Предупреждение Уайтлока сразу же подтвердилось: как только парламент прекратил свою деятельность, армия перестала обращать внимание на Ричарда. С этого момента он остался в одиночестве, если не считать небольшой группы офицеров — Гоффа, Уолли и Инголдсби, — и был совершенно
Он был отстранён от должности протектора, как если бы все стороны низложили его своим согласием и провозглашением.  Совет офицеров приступил к принятию мер по осуществлению верховной власти. Они выставили охрану, чтобы помешать распущенной палате общин вернуться в Вестминстер, как она предлагала.
Они также своим решением отстранили Инголдсби, Гоффа, Уолли и других офицеров, которые поддерживали Ричарда, от командования армией и восстановили в должности Ламберта и всех остальных, кто был уволен Оливером.  Таким образом, они восстановили республиканский строй.
армия решила созвать «Рамп» как орган, которым, по их мнению, они могли командовать.
Соответственно, они издали приказ о возобновлении работы Палаты общин, которую Оливер так бесцеремонно распустил 20 апреля 1653 года.
Лентхолл, бывший спикер «Рампа», вместе с сорока или пятьюдесятью членами «Рампа» на следующий день поспешил в Вестминстер, где
Ламберт остался охранять здание вместе с солдатами, и после некоторого обсуждения в
Расписной палате они все вместе прошли в Палату через две шеренги
солдат Ламберта и заняли свои места, как настоящий парламент.
Но их притязания на это исключительное право были немедленно оспорены.
в тот же день, 7 мая, большое количество участников, которые были
исключены в результате чистки Прайда в 1648 году, из которых сто девяносто четыре
были еще живы, и восемьдесят из них проживали в столице,
собрались в Вестминстер-холле и послали в Палату представителей депутацию
из четырнадцати, возглавляемых Принном, Эннесли и сэром Джорджем Бутом, чтобы
потребовать равной свободы заседать; но поскольку это ошеломило бы их
пресвитерианским большинством, двери перед ними были закрыты:
их сдерживали солдаты, заполнившие вестибюль, которых иронично называли «хранителями свобод Англии», и им сообщили, что ни один член парламента не может заседать, если он ещё не подписал соглашение. Однако 9-го числа Принн пробрался в Палату общин и оставался там, несмотря на все попытки выдворить его, до самого обеда. Но когда он вышел пообедать, то по возвращении обнаружил, что его не впустили обратно.

[Иллюстрация: Особняк, Уимблдон (1660).]

Затем Румп назначил Комитет безопасности, а затем
Государственный совет, в который входили Фэрфакс, Ламберт, Десборо, Брэдшоу, Флитвуд, Эшли Купер, Хейзелриг, Вейн, Ладлоу, Сент-Джон и Уайтлок. Из Шотландии пришли письма от Монка,
в которых он поздравлял «Рамп» с возвращением к власти, но лицемерно
умолял их не забывать о заслугах Кромвеля и его семьи.
Локхарт отправил из Фландрии предложение о предоставлении в его распоряжение тамошних полков.
Он был утверждён в должности посла, а также получил
поручение присутствовать на конференции министров Франции
и Испанию, которые должны были состояться в Фуэнтарабии, куда также прибыл Карл Стюарт. Монтегю сообщил о присоединении флота, и, что было ещё более утешительно, Генри Кромвель, чьего противодействия в Ирландии многие опасались, подал в отставку, и ему было позволено вернуться к частной жизни.

 Только группа офицеров из Уоллингфорд-Хауса вызывала серьёзные опасения. Они прислали список из пятнадцати требований, которые были
незамедлительно приняты во внимание, и Румп последовательно проголосовал за то, чтобы была принята форма правления
рассчитанный на сохранение свобод народа и не содержащий ни одного человека в качестве протектора или члена Палаты пэров. Они также
согласились с тем, что свобода совести должна быть предоставлена всем верующим в Священное Писание, которые придерживаются учения о Троице, за исключением папистов и прелатов. Но одним из этих требований было предоставление Ричарду Кромвелю наследственных земель стоимостью десять тысяч фунтов в год и пенсии в размере десяти тысяч фунтов в год для её высочества, его матери. На это было замечено, что Ричард всё ещё находится в
Уайтхолл обращался с ним как с протектором, и они поставили условие, что он должен уехать оттуда. Они предложили ему, что, если он откажется от протектората, они выплатят ему двадцать девять тысяч фунтов для погашения его долгов, две тысячи фунтов на текущие нужды и десять тысяч фунтов ему и его наследникам. Ричард с радостью подписал официальное отречение от престола в мае 1659 года, но его пенсия так и не была выплачена.
После Реставрации он бежал на континент, где оставался в течение двадцати лет. Он вернулся в 1680 году и мирно жил в своём поместье.
поместье в Чешанте или в Мардоне, в Хёрсли, недалеко от Винчестера, которое он получил вместе с Дороти Мэйор, и там он вёл весёлую жизнь в духе старой Англии, умерев в 1712 году. Говорят, что при жизни отца он в часы веселья поднимал бокал за здоровье домовладельца, у которого жил его отец, Чарльза Стюарта.
У него был сундук, в котором хранились адреса и поздравления, даже заверения в глубокой преданности от корпораций, конгрегаций и почти всех общественных деятелей.
В часы веселья он усаживался на этот сундук в кругу друзей.
Он хвастался перед друзьями, что сидит на деньгах и судьбах большинства влиятельных людей Англии. Генри Кромвель также вёл спокойную жизнь провинциального джентльмена в своём поместье Суинни, недалеко от Соэма, в Кембриджшире, вплоть до своей смерти в 1673 году. После его отставки управление Ирландией было передано пяти уполномоченным, а командование армией — Ладлоу.

Карл и его сторонники за границей, наблюдая за непрекращающимися распрями своих врагов в Англии, привели в действие все свои механизмы, чтобы посеять смуту и воспользоваться любой возможностью.
чтобы поднять среди них восстание. Карл, чтобы воодушевить своих сторонников, объявил о своём намерении приехать в Англию и возглавить их.
 Восстание было назначено на 1 августа, и Карл поспешил в
Булонь, чтобы быть готовым отправиться в Уэльс или Корнуолл. Герцог
Йорк должен был возглавить более шестисот ветеранов принца Конде
и, переправившись из Булони, высадиться на побережье Кента, в то время как герцог Глостерский должен был выступить из Остенде с четырьмя тысячами солдат под командованием маршала Марсена. К несчастью для них, их планы были
Об этом Терлоу рассказал сэр Ричард Уиллис, один из семи доверенных лиц короля, связанных «запечатанным узлом».
 Убедившись в предательстве и в том, что предприятие обречено на провал, Карл разослал циркулярные письма с призывом остановить восстание.
 Но в некоторых случаях они приходили слишком поздно.
 Многие выступили с оружием в руках, были разбиты или взяты в плен парламентариями. Сэр Джон Гор, леди Мэри Говард, дочь графа Беркшира, а также многие другие знатные особы были арестованы по обвинению в государственной измене. В Чешире был арестован сэр Джордж Бут
поднял королевский штандарт и захватил Честер; но, узнав, что король откладывает поход и что
генерал Ламберт выступает против них, он и его соратники бежали
в Нантвич, где Ламберт настиг их и полностью разгромил. Полковник
Морган с тридцатью своими людьми пал на поле боя; граф Дерби был взят в плен, переодевшись слугой; сэр Томас Миддлтон, которому было восемьдесят лет, бежал в замок Чирк, но вскоре сдался; а сам Бут, переодетый женщиной и ехавший в дамском седле, был предан
и захвачен по дороге в Лондон, недалеко от Ньютон-Пагнелла. Это несчастье
вспышка и поражение повергли сторонников Карла за границей в отчаяние.
Монтегю, Адмирал, которые одержали победу, и привел свой флот
в устье Темзы, чтобы облегчить прохождение короля
войска сделали вид, что он пришел за провизией, и, хотя он был
подозревается, ему разрешили вернуться на свою станцию. Сам Карл, почти отчаявшийся, отправился в Фуэнтарабию, где Мазарини и
дон Луис де Аро, министры Франции и Испании, вели переговоры
Он заключил договор в надежде, что, если он будет подписан, он сможет получить от них некоторую поддержку. Но его приняли очень холодно; Мазарини даже не захотел с ним встретиться. На самом деле его дела, казалось, шли хуже некуда, но на самом деле это был лишь тёмный час перед рассветом. День его удачи был близок.

После победы Ламберта парламент выразил ему благодарность и выделил тысячу фунтов на покупку драгоценного камня в память об этом событии.
Но Ламберт распределил деньги между своими солдатами.
 Парламент возмутился этим и решил, что таким образом Ламберт пытается привлечь солдат на свою сторону, чтобы они помогли ему одержать победу.
Кромвель встал на путь диктатора. Было хорошо известно, что он
надеялся стать его преемником, и это подозрение
было немедленно подтверждено его офицерами во время их марша
в Дерби, которые подписали петицию и отправили её с требованием, чтобы
Флитвуд стал главнокомандующим, а Ламберт — его заместителем. Едва Хазелриг увидел эту петицию,
как тут же осудил её как попытку свергнуть парламент и распорядился
отправить Ламберта и её автора в Тауэр. Но Флитвуд
Он отверг обвинения, заверив их, что Ламберт, который уже был в городе, когда была составлена петиция, ничего об этом не знал. Палата,
однако, распорядилась уничтожить все экземпляры газеты и проголосовала за то, что любое увеличение числа офицеров было ненужным, обременительным и опасным. В то же время они начали примирять солдат с происходящим, повысив им жалованье, а чтобы погасить задолженность, 5 октября увеличили ежемесячный оклад с 35 000 фунтов до 100 000 фунтов.


Однако ситуация зашла слишком далеко, чтобы её можно было решить таким образом.
Парламент и армия. Хазелриг, Скотт и их соратники принадлежали к тому типу сангвинистических республиканцев, которые в своём рвении думают только о принципах, которые они хотят установить, не задумываясь о том, насколько страна к этому готова, и поэтому слепо идут на собственное поражение. Военный совет Уоллингфорд-Хауса подготовил ещё один документ, названный петицией, но на самом деле представлявший собой гораздо более враждебное послание, в котором утверждалось, что любой, кто выдвигает скандальные обвинения в адрес армии, должен понести соответствующее наказание. Это было достаточно очевидно, но
Хазелриг и его сторонники заручились поддержкой трёх полков и
рассчитывали на обещания Монка в Шотландии и Ладлоу в Ирландии.
 11 октября было проведено голосование, в ходе которого было объявлено государственной изменой взимание каких-либо денег с населения без согласия парламента.
Таким образом, поскольку срок действия существующих налогов истекал в первый день нового года, сторонники Хазелрига считали, что они сделали армию полностью зависимой от себя. На следующий день Хазелриг выступил с предложением о том, что Десборо, Ламберт, шесть полковников и один майор должны быть
лишены своих должностей за подписание петиции. Другим голосованием Флитвуд был лишён должности главнокомандующего, но
стал председателем совета из семи человек, который должен был
управлять армией. Слепые фанатики мало что понимали в истории
последних лет и в передвижениях армий. На следующий день Ламберт
с тремя тысячами человек вошёл в Вестминстер, где обнаружил, что
здание парламента охраняют два пехотных полка и четыре кавалерийских. По пути он встретил Лентолла, Говорящего, в сопровождении стражника.
Он приказал этому чиновнику спешиться, а когда тот отказался, по словам
Кларендона, стащил его с лошади и отправил к нему домой.
 Солдаты, стоявшие с обеих сторон, сразу же объединились, и
Рамп снова был отстранён. Офицеры в Уоллингфорд-Хаусе взяли на себя
обязательство аннулировать результаты голосования Хазелрига за последние три дня и
создать временный Комитет безопасности из двадцати трёх членов.
Среди них была партия, выступавшая за восстановление Ричарда Кромвеля, который прибыл из Хэмпшира в сопровождении трёх конных отрядов. Но эта партия проиграла с небольшим перевесом, и он отступил.

Пока происходили эти беспорядочные перемены — водовороты в национальных делах, но без прогресса и чести, пока парламент не имел власти сдерживать армию, а армия не имела ни одного гениального полководца, способного контролировать остальных, — по крайней мере один военачальник молча и сдержанно наблюдал за ходом событий, решив примкнуть к сильнейшей стороне, если таковая найдётся. Это был генерал Монк. Изначально он был роялистом и происходил из семьи убеждённых роялистов. Его старший брат и остальные родственники всегда
Он был ревностно предан королю, и говорят, что его жена была самым ярым защитником интересов короля.
Эти обстоятельства заставляли Карла часто обращаться к нему через своих посланников.
Но хотя он принимал их с вежливостью и терпеливо выслушивал их
заявления, он не подавал никаких внешних признаков того, что готов
удовлетворить их просьбы. Он был человеком глубокой и непроницаемой скрытности и осторожности, немногословным, с мрачной, бесстрастной манерой поведения.
 Кромвель при жизни был прекрасно осведомлён о намерениях и королевских
Он помнил о своих обещаниях, данных Монку, но не мог обнаружить в нём ни малейшего намёка на то, что он хоть в малейшей степени склоняется в ту или иную сторону.
Поэтому он ограничился шутливым замечанием в постскриптуме одного из своих писем: «Говорят, в Шотландии есть хитрый парень по имени Джордж Монк, который поджидает там, чтобы служить Карлу Стюарту. Пожалуйста, приложите все усилия, чтобы схватить его и прислать ко мне».

Пока был жив сильный человек Кромвель, вероятность того, что Монк отвернётся от Содружества, была невелика.
Но теперь, среди таких сцен
Из-за своей слабости он, без сомнения, начал понимать, что королевскую партию придётся отозвать. Однако это предчувствие было заперто в его молчаливой груди. Офицеры отправили полковника Коббета к Монку в Шотландию, который, однако, заявил о своей твёрдой поддержке палаты общин. Когда он узнал о том, что сделали Ламберт и офицеры, он написал им резкие письма, в которых жаловался на то, что они нарушили власть и авторитет парламента. Он заключил Коббета в тюрьму и очистил свою армию от всех фанатиков и сторонников Ламберта и его партии.
Он отправил их под охраной на границу и отпустил в Англию под страхом смертной казни в случае возвращения. Он немедленно разместил сильные гарнизоны в Эдинбургском замке и в цитадели Лейт, а затем, собрав кавалерию, отправился в Берик, где разместил сильный гарнизон. От его имени и от имени его офицеров Лентолу были написаны письма, в которых он заверял парламентскую партию, что «призывает Бога в свидетели того, что отстаивание интересов Содружества является единственным делом его сердца».
Хазелриг, Лентол и остальные были довольны
Услышав эти заверения, они с удивлением, а вскоре и с глубоким подозрением заметили, что он уволил всех офицеров, которых они
привели в его армию, и восстановил тех, кого они изгнали.

Однако у них не было другого выбора, кроме как действовать вместе с ним и следить за ним.
Тем временем Монк созвал собрание шотландских сословий в Берике и сообщил им, что «получил призыв с небес и земли отправиться в Англию для лучшего урегулирования ситуации с правительством».
Он рекомендовал им сохранять мир в королевстве
care и получил от них грант в размере шестидесяти тысяч фунтов стерлингов за счет
задолженности по налогам. Затем он разместил свою штаб-квартиру в Колдстриме и
стал ждать развития событий.

[Иллюстрация: РИЧАРД КРОМВЕЛЬ. (_ После портрета кисти Уокера._)]

Комитет безопасности, узнав о передвижениях Монка,
отправил Ламберта с семитысячной армией ему навстречу
на марше, и если он не сможет склонить его к сотрудничеству с
остальная часть армии должна была сопротивляться его наступлению силой. Но, увидев, что
Ламберт направляется на север, комитет направил прямо к монку
Делегация попыталась склонить его на свою сторону, предложив множество преимуществ. Монк принял делегацию очень любезно,
выразил желание объединиться с остальной армией при условии,
что будет существовать некая правящая власть, которой будут подчиняться все стороны, и отправил трёх уполномоченных для переговоров с Комитетом безопасности по этому вопросу. Это очень воодушевило Комитет безопасности, который решил, что отправка Ламберта против Монка напугала его.
Пока они готовились принять представителей Монка, они приказали Ламберту ускорить свой марш.

[Иллюстрация: ПРИЕМ МОНАХА В ЛОНДОНЕ. (_См. стр._ 160.)]

Но дела ближе к дому с каждым днем становились все более безрадостными.
Хейзелриг и Морли отправились в Портсмут, где их хорошо принял губернатор и где на них смотрели как на представителей власти парламента. Флитвуд отправил войска, чтобы противостоять им,
но войска сами перешли на их сторону. Этот успех воодушевил подмастерьев и других недовольных в Лондоне на восстание.
Они потребовали восстановления парламента. И хотя полковник Хьюсон
Они напали на некоторых из них и убили их, но дух и возмущение только усилились.  Чтобы довершить дело, адмирал Лоусон появился с флотом в Темзе и 17 декабря объявил о поддержке парламента.
Как только Хазелриг и Морли узнали об этом, они двинулись со своими войсками на Лондон.  При их приближении войска в  Вестминстере восстали против Комитета и присоединились к ним, заявив, что будут жить и умрут вместе с парламентом. Они приняли
тех офицеров, которые недавно были уволены, и все они отправились в
Линкольнс-Инн-Филдс, а затем на Чансери-Лейн, где они остановились перед
домом Лентхолла, произвели три залпа из мушкетов и провозгласили его
не только спикером Палаты общин, но и генерал-лейтенантом армии. Это было в
канун Рождества, и полк Десборо, который Ламберт отправил обратно
в Сент-Олбанс, чтобы пресечь эти контрнаступления, услышав эту новость, Олбанс,
также выступавший за парламент, сообщил спикеру о своей
приверженности. Во время всех этих событий Флитвуд всё ещё заседал в
Комитете безопасности, но проявлял странную трусость и
решение. Когда его попросили пойти и использовать своё влияние на солдат, чтобы предотвратить их дезертирство, он упал на колени и стал молиться или заявил, что это бесполезно, что «Бог плюнул ему в лицо и не услышит его».
 Уайтлок рассказывает, что в этот момент он настоятельно советовал Флитвуду присоединиться к нему и уйти к королю, будучи убеждённым, что Монк обманывает парламент и что возвращение Карла неизбежно. Поэтому он сказал, что им лучше уехать к нему и договориться о
выкупе для себя и своих друзей, пока есть время. Флитвуд был
Он согласился и приказал Уайтлоку готовиться к путешествию; но когда вошли Вейн,  Десборо и Берри, он быстро передумал и заявил, что дал Ламберту слово не предпринимать ничего подобного без его согласия.  Уайтлок повторил, что если он этого не сделает, то всё будет потеряно; но Флитвуд, слабый, но благородный, ответил, что ничего не может поделать: он дал слово. В конце концов он подчинился парламенту.

Лентхолл, спикер, во главе отряда солдат, которые
веселились по случаю назначения нового лорда-генерала, вошёл в
Сити сообщил лорд-мэру и олдерменам, что парламент собирается, и от своего имени приказал освободить из Тауэра губернатора и офицеров, помещённых туда Комитетом безопасности, и назначил командующим сэра Энтони Эшли Купера, который привёл с собой адмирала Лоусона, которому помогали несколько членов парламента. 26-го числа декабря «Рамп» снова собрался в том самом здании, из которого их дважды так бесславно изгнали. Первым делом они решили отменить
акт об уплате акциза и таможенных пошлин, чтобы они могли
Они не останутся без денег, а в следующий раз уволят Ламберта, Десборо, Берри и других офицеров и прикажут им отступить подальше от Лондона. Они также приказали Вейну, который поддерживал Комитет безопасности, не покидать свой дом в Раби.  Таким образом, они собственными руками разрушали те самые барьеры, которые должны были защитить их от беспомощного попадания в руки Монка и его армии.
Более того, они приказали полкам Ламберта покинуть своего командира и отправиться в назначенные ими места. Солдаты
Узнав о том, что их товарищи на юге перешли на сторону парламента,
они без колебаний подчинились его приказам, и Ламберт остался
один с отрядом всего в сто всадников. В Норталлертоне
его офицеры со слезами на глазах попрощались с ним, и он
спокойно удалился в загородный дом. Таким образом,
ожидание ожесточённой схватки между Монком и Ламбертом
закончилось, и Монк мог беспрепятственно идти на Лондон.

Он получил заверения от лорда Фэрфакса, что в течение двенадцати дней
он сказал, что присоединится к нему или погибнет при попытке сделать это, и тут же созвал своих друзей и потребовал сдать Йорк. 1 января 1660 года ворота Йорка распахнулись перед Фэрфаксом и его сторонниками, и в тот же день Монк начал свой марш на юг из Колдстрима. Монк пробыл в Йорке пять дней, советуясь с Фэрфаксом, который без колебаний заявил о своей готовности помочь в восстановлении власти короля. Кларендон сообщает нам, что Карл отправил сэра  Горацио Таунсенда к Фэрфаксу, выразив при этом уверенность в Монке, и
с просьбой о сотрудничестве; и что парламент стал так опасаться его, что ещё до его прибытия в Йорк они написали ему, посоветовав отправить часть своих войск обратно, так как в Англии они сейчас не нужны, в то время как в Шотландии они могли бы предотвратить опасность. Монк не обратил на это внимания, и парламент начал желать, чтобы он вернулся в Шотландию. Но, судя по всему, Монк никак не связывал себя обязательствами перед Фэрфаксом, что бы ни значило его поведение.
Напротив, в Йорке он избил тростью офицера, который предъявил ему обвинение
план по возвращению Карла Стюарта. Покинув Йорк, Фэрфакс распустил свои войска, и Монк продолжил свой поход в том же таинственном молчании. Парламент назначил Государственный совет и сформулировал присягу для его членов, в которой содержалось самое строгое отречение от королевской власти и семьи Стюартов. Солдаты, симпатизировавшие парламенту, и офицеры, добравшись до Ноттингема, предложили подписать обязательство подчиняться парламенту во всём, кроме возвращения Карла Стюарта. Монк заявил, что в этом нет необходимости, поскольку парламент выразил
Он так решительно высказался по этому поводу, а в Лестере написал ответ
некоторым петиционерам-роялистам из Девоншира, в котором выразил уверенность в том, что
монархия не может быть восстановлена, что исключённые из парламента в 1648 году
не могут быть восстановлены в правах и что их священный долг —
повиноваться и поддерживать нынешнее правительство.

В Лестер приехали два самых демократичных члена парламента,
Скотт и Робинсон, чтобы наблюдать за его действиями, но якобы для того, чтобы оказать ему честь. Он принял их со всем почтением, и это было заметно
Они были так преданы парламенту, что остались полностью довольны и очень обрадованы.  В каждом городе его встречали с обращениями от городов и округов, в которых его просили восстановить исключённых членов парламента и обеспечить его полноту и свободу.  Он всегда отвечал, что является всего лишь военным слугой парламента, и направлял просителей к двум депутатам за ответом. Эти джентльмены,
которые были категорически против восстановления исключённых членов,
выступили с резкими опровержениями, которым Монк никак не препятствовал.

Такое поведение, как уверяет нас Кларендон, крайне смутило
Карла и его сторонников, которые очень рассчитывали на тайные
намерения Монка, но рассредоточение сил Ламберта, отступление
Фэрфакса и решительная поддержка Монка парламента озадачили
и обескуражили их. Можно было предположить, что, хотя Монк
так тщательно скрывал свои планы от сторонников Содружества,
у него было тайное соглашение с Карлом.
Кларендон, пользовавшийся полным доверием короля, и его великий
советник торжественно заверяет нас, что ничего подобного не было; что все попытки достичь его цели были тщетными. С
согласия Карла брат Монка, священник из Девоншира, был
убеждён сэром Хью Поллардом и сэром Джоном Гренвиллом, королевскими
агентами, навестить генерала на севере и попытаться убедить его
выступить на стороне короля. Но Монк очень быстро поставил его на место и посоветовал ему идти домой и больше не приходить к нему с подобными предложениями.
 До последнего мгновения этот скрытный и серьёзный человек оставался непреклонным.
Непроницаемый ход событий. Нет никаких сомнений в том, что он чувствовал, исходя из
жалкой слабости и разобщённости как офицеров, так и парламентских лидеров, что великий всемогущий разум исчез,
что король должен вернуться и что он готов сделать это в подходящий момент. Но пока он не был абсолютно уверен, что путь свободен от всех препятствий, никакая сила на земле не могла его сдвинуть. Вполне вероятно, что ему было безразлично, кто правит — король или парламент, но он бы принял сторону сильнейшего, когда бы стало ясно, что он сильнее, и не раньше.

Чтобы не встревожить парламент, он привёл с собой из Йорка всего пять тысяч солдат, что было гораздо меньше, чем те силы, которые были
 расквартированы в Лондоне и Вестминстере. Но 28 января из Сент-Олбанса он написал спикеру, прося, чтобы пять из расквартированных там полков были переведены в другие места до его прибытия, чтобы не возникло разногласий между его солдатами и теми, кто совсем недавно участвовал в восстании против парламента. Это поразило парламент,
и какими же тупыми должны были быть его члены, если не поняли, что они
совершил ряд грубых ошибок, уничтожив большую часть армии и распустив лучших офицеров, чтобы освободить место для нового правителя. Но им ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Они приказали полкам покинуть казармы, но те отказались. Почему, спрашивали они, они должны покидать свои казармы, чтобы освободить место для чужаков? Неужели они должны были уйти, не получив жалованья за несколько недель? Но их офицеры, которые должны были их поддержать, были уволены или находились под стражей.
Их удалось уговорить и дать им немного денег, и они
Его удалось уговорить уйти. Наибольшие трудности возникли с полком, который занял Сомерсет-Хаус и заявил, что будет удерживать его как гарнизон и защищать его. Но в конце концов и их удалось убедить отступить, и на следующий день, 3 февраля, Монк прошёл через Сити в Стрэнд и Вестминстер, где были расквартированы его солдаты, а сам он отправился в Уайтхолл.

Вскоре после прибытия Монка провели в Палату общин, где для него поставили стул в президиуме.
Лентолл произнёс речь, в которой восхвалял его мудрость и заслуги перед Содружеством.
Он объявил о том, что избавил их от врагов, и возблагодарил его. Монк ответил, что есть требования о созыве полного и свободного парламента, но, хотя было бы неплохо не требовать слишком много клятв, нужно позаботиться о том, чтобы не допустить ни кавалеров, ни фанатиков. Разумеется, фракция фанатиков, уже заседавшая в Палате общин во главе со Скоттом и Хейзелригом, восприняла это с негодованием.
Искренность Монка была немедленно подвергнута испытанию клятвой отречься от Стюартов как члена
Государственный совет обратился к нему с этим вопросом. Он парировал его, заметив, что семь из уже заседающих советников не принесли присягу,
а что касается его самого, то он предоставил достаточно доказательств своей преданности парламенту. Это усилило подозрения в его адрес, и ему было предъявлено более явное доказательство его искренности. Общий совет Лондона отказался собирать деньги в Сити без распоряжения полного и свободного парламента. Поэтому Палата приказала Монку отправиться в Город, чтобы схватить десять главных противников Совета.
чтобы разрушить ворота и опускные решётки Сити.

 9 февраля, через два часа после полуночи, он получил этот приказ.
 Если бы он отказался, его полномочия были бы немедленно
аннулированы, а его планы — сорваны. Поэтому он подчинился и, войдя в Сити, начал со всей невозмутимостью и хладнокровием убирать с улиц столбы и цепи. Горожане, которые ожидали от него
другого поведения и умоляли его прекратить, во время работы его людей
стонали и шикали. Когда столбы и цепи были сняты, Монк написал в парламент, что, по его мнению,
Было сделано достаточно, чтобы сломить дух горожан, но он
получил категорический приказ завершить дело, что он и сделал,
разрушив ворота и опускные решётки, хотя сами солдаты
выразили своё возмущение. Затем он в дурном расположении духа
вернулся в Уайтхолл. Однако там его ждали новости о поведении парламента, которые, как ему показалось, свидетельствовали о том, что теперь они считали его своим послушным инструментом и в то же время разрушали его популярность в народе. Пока он занимался
За эту неблагодарную работу в Сити они получили высокую оценку.
Петицию от так называемой фанатичной или экстремистской партии,
возглавляемой знаменитым Бэрбоуном, подписали с просьбой, чтобы ни один человек не мог заседать в парламенте или занимать какую-либо должность при правительстве, если он не принесёт клятву отречься от Карла Стюарта или любого другого человека. Это было настолько явно направлено против Монка, который отказался приносить эту клятву, что был немедленно созван совет его офицеров, который выразил своё возмущение этим неблагодарным поступком в письме, составленном от его имени.
и на следующее утро отправил в Палату общин письмо с резкой критикой того, что они допустили это нападение на него, и с рекомендацией принять незамедлительные меры для заполнения всех вакансий в парламенте, поскольку это единственная мера, которая удовлетворит народ. Чтобы показать, что это не просто предупреждение, а приказ, он немедленно покинул Уайтхолл,
вернулся в Сити, снова созвал Общий совет, который он распустил, и заверил его членов, что поведение парламента убедило его в том, что они предают интересы страны.
что он сожалеет о том, что подчинился им настолько, что причинил вред «этому знаменитому городу, который во все времена был оплотом парламента и всеобщей свободы»; и что поэтому он решил связать свою судьбу с ними и добиться через них создания полноценного и свободного парламента.

 Это заявление было встречено не только с удивлением, но и с восторгом. Лорд-мэр и городской совет присягнули ему на верность, как и офицеры. Его пригласили на обед в Гилдхолл, и все колокола в городе зазвонили в честь него
ликование. Корпорация проводила генерала до его покоев под
аплодисменты и при свете костров, на которых люди жарили
свиные окорока, высмеивая парламент, и осыпали его всеми
поношениями, на которые только были способны их остроумие
и непристойность. Этот _государственный переворот_ заставил
парламент осознать свою ошибку: они нажили себе врага в
лице человека и армии, в чьи руки они отдали власть, способную
мгновенно их сокрушить. Были среди них фанатики, Хейзелриджи и Скотты, которые советовали
вернуть Флитвуда на пост главнокомандующего и вернуть изгнанных
Полки были готовы выступить, но наступившее воскресенье позволило более здравомыслящим советникам взять верх, и они отправили делегацию, чтобы пригласить генерала вернуться в Уайтхолл, и пообещали, что к назначенному дню будут готовы приказы об исключении членов парламента. Но эти события ускорили действия Монка. По пути в провинцию он видел, что все требуют восстановления Долгого парламента и открыто презирают нынешний. Он чувствовал пульс страны, а также предвкушал возвращение короля и общение с ним
Встреча с Сити только укрепила его во мнении, что все исключённые члены должны вернуться, чтобы стать трамплином для возвращения Карла. Интерес пресвитерианцев к Сити был как никогда силён, а их враждебность к индепендентам не ослабевала. Поэтому он созвал своих офицеров, чтобы обсудить с делегацией спорные вопросы, и офицеры настояли на том, что исключённые члены должны быть восстановлены в правах. Затем Монк привёл Сити в состояние обороны и вернулся в Уайтхолл. Там он созвал исключённых членов клуба, которые были в городе,
вместе с членами действующего парламента зачитал им
документ, в котором заверил их, что народ в целом требует
полноценного и свободного парламента как единственного
средства для урегулирования ситуации в этих «кровоточащих
нациях». Он заявил, что сам не будет налагать на них никаких
ограничений, но что его охрана должна беспрепятственно
допускать всех исключённых, а также других членов парламента,
чтобы принять меры по роспуску нынешнего парламента и
созыву нового, полноценного и свободного, 20 апреля следующего
года. Он сказал, что не верит в монархию
Народ потерпел бы монархию или прелатство, но умеренное
пресвитерианское правительство со свободой совести, скорее всего, было бы приемлемым. Что касается пэров, то, если бы не было необходимости
возвращать им их палату, он всё же считал, что им следует оставить их наследственные знаки отличия.

 Эта речь привела в замешательство как роялистов, так и экстремистов. Он рекомендовал
Пресвитерианское правительство и упразднение монархии. Но он прекрасно понимал, к чему приведёт его мера. Роялисты, исключённые из парламента, ворвутся в него, и король будет отозван.
неизбежное последствие. Соответственно, исключённые члены парламента направились
прямо в Палату вместе с остальными членами. Стража под командованием сэра
Энтони Эшли Купера открыла ворота и пропустила их. При виде этого Хазелриг,
Скотт и республиканская партия решили, что им пора позаботиться о собственной безопасности, и исчезли. Палата немедленно приступила к работе; отменила все приказы, на основании которых они были исключены; избрала новый Государственный совет, в который вошли наиболее влиятельные члены парламента.
Роялисты назначили Монка главнокомандующим и командующим
Флит объединился с Монтегю; получил от него двадцать тысяч фунтов
вместо Хэмптон-Корта, который был пожалован ему Рампсом; освободил от
ареста сэра Джорджа Бута и его соратников, которые восстали на
стороне короля, а также множество кавалеров и шотландских лордов,
взятых в плен в битве при Вустере; занял шестьдесят тысяч фунтов у
Общий совет утвердил пресвитерианское исповедание веры; распорядился вывесить копии Торжественной лиги и Ковенанта во всех церквях; подчинил ополчение и все основные подразделения
в руках высшей знати и дворянства; и лишь с условием,
что ни один человек не может занимать должность или командовать,
если он не подпишет признание в том, что «война, развязанная
двумя палатами парламента против покойного короля, была справедливой и законной до тех пор, пока в 1648 году парламент не подвергся силе и насилию».
[Иллюстрация: интерьер Расписной палаты Вестминстера, вид на восток.]

Но в этот момент роялисты заявили, что Палата лордов — такая же палата, как и они сами, и что они не могут
по закону он мог созвать новый парламент без их участия; но Монк и слышать об этом не хотел. Он заявил, что было сделано столько уступок, сколько могла вынести страна; и парламент был вынужден самораспуститься в назначенный срок.


Безусловно, больше не могло быть никакой неопределённости в том, к чему всё идёт. Роялисты снова обрели всю полноту власти по всему королевству.
Сами мятежники, выступавшие на стороне Карла, были освобождены,
сняты с них все обвинения, и во многих случаях они получили
доверие. Однако Монк по-прежнему притворялся. Ладлоу, убеждённый республиканец, на
После повторного принятия исключённых членов он отправился к Монку, чтобы узнать его намерения, и убедил его в необходимости поддержать Содружество, которое так дорого им обошлось. Монк ответил с торжественным лицемерием: «Да, мы должны жить и умереть вместе за Содружество».
Однако Монк уже принял решение: он видел, что всё готово, всё в полной безопасности, и во время перерыва был занят тем, что договаривался с агентами короля о своём возвращении. Сразу после того, как Монк был радостно встречен жителями города,
мистер Бейли, который прошёл через Чипсайд мимо костров, и
слышал, как в разных местах пили за здоровье короля, и люди говорили о том, чтобы
послать за королем, отправившись в Брюссель, где находился Карл. На
этот сэр Джон Гренвилл и некий мистер Моррис, девонширский роялист, были
немедленно отправлены к Монку с предложениями о возвращении короля.
Кларендон уверяет нас, что уже в начале апреля эти джентльмены были в Лондоне и совещались с Монком, который сказал им, что если король напишет письмо в парламент с теми же утверждениями, то он найдёт подходящее время, чтобы передать его, или воспользуется каким-то другим способом
чтобы служить его величеству; но Карл должен покинуть Фландрию, чтобы дать своим сторонникам уверенность в том, что он вырвался из-под власти испанцев и может действовать по их призыву; что он должен отправиться в Бреду и оттуда подписывать документы.

Всё это было сделано, и роялисты на континенте соблюдали такую малость — секретность.
При всех дворах сразу стало известно, что короля вот-вот вернут.
Испанцы, голландцы, французские принцы и министры, которые относились к Карлу с величайшим пренебрежением и презрением, теперь осыпали его комплиментами, приглашениями и
лесть и предложения. Голландский двор, где находилась его сестра,
мать молодого штатгальтера, была такой же невежливой, как и остальные,
но теперь они объединились, чтобы принять его и оказать ему почести. Бреда
уже кишела английскими роялистами, которые стекались отовсюду
выразить свое почтение.

Это наблюдалось в Англии с самодовольством, которое в достаточной степени
указывало на то, что умы людей были настроены на восстановление
монархии. Только ультрареспубликанская партия, чьё рвение никогда не ослабевало,
не снизошла до того, чтобы оценить шансы противника, и попыталась
поднять солдат на борьбу с надвигающейся катастрофой. Армия
в прошлом поддерживала Содружество. Поэтому эмиссары
республиканцев распространились повсюду среди солдат,
предупреждая их о том, что все их жертвы, труды и победы
будут напрасны, если они ещё раз не спасут государство.
Старый огонь разгорелся с новой силой; солдаты
представляли, что лишатся жалованья, если к власти придут
роялисты, а офицеры — своих земель и должностей. Они начали
чтобы выразить яростное недовольство, офицеры стекались в столицу и призывали Монка принять меры для сохранения Содружества. Он утверждал, что связан этой целью, хотя в то время у него в кармане был приказ от Карла, назначавший его лордом-генералом всех вооружённых сил трёх королевств. Он приказал офицерам вернуться на свои посты, а рядовым — принести присягу на верность парламенту. Все, кто отказался это сделать, были уволены.

Разочарованные результатами этого квартала, республиканцы сумели добиться
побег Ламберта, который был заключён в Тауэр, а теперь
появился в Уорикшире, где убедил шесть отрядов кавалерии и несколько
пехотных отрядов принять его командование. Однако при приближении
генерала Инголдсби, посланного против него, его войска дезертировали,
он был схвачен и с позором отправлен обратно в Тауэр.

25 апреля собрался новый парламент; роялисты получили явное большинство.
Хотя пресвитерианской партии удалось провести на пост спикера сэра Харботтла Гримстоуна, роялисты
Тенденция в отношении основных целей была подавляющей. Десять пэров
собрались в своей палате и избрали спикером графа Манчестера.
Увидев это, остальные пэры поспешили в город, и вскоре палата была заполнена, за исключением тех пэров, которые служили в королевском парламенте в Оксфорде или чьи патенты были выданы после начала гражданской войны.


Но всеобщее внимание было приковано к заседаниям Палаты общин. 1 мая сэр Джон Гренвиль явился к дверям Палаты общин и попросил о встрече с лордом-генералом.
Монк подошёл к нему и получил письмо, адресованное спикеру, о содержании которого он ничего не знал.
Взглянув на печать и сделав вид, что узнал королевский герб, он приказал страже проследить, чтобы отправитель не сбежал.
Вскоре был вызван Гренвиль, которого спросили, как к нему попало это письмо. Когда он ответил, что принёс его от короля, его приказали заключить под стражу как изменника.
Но тут вмешался Монк, сказав, что в этом нет необходимости.
он понял, что тот был его родственником и мог обеспечить его безопасность
он. Письма были вскрыты и оказались действительно от
короля, одно адресовано Палате общин, другое - лордам, третье -
лорд-мэру и корпорации, а четвертое - Монку и Монтегю,
лорды-адмиралы. В письме к палате общин Карл сообщил им, что
в нынешних неблагоприятных для страны обстоятельствах он рекомендует им
подумать, не является ли единственным способом восстановить мир и процветание
возвращение к древней и проверенной временем системе правления короля,
лордов и палаты общин, при которой королевство процветало на протяжении стольких веков.
Он заявил, что ни один человек не испытывает большего почтения к парламенту и его правам, чем он сам, и что, чтобы убедить их в этом, он подписал декларацию о своих взглядах, в которой оставил всё на их усмотрение.


Эта бумага и была знаменитой Бредской декларацией, на которую впоследствии так часто обращали внимание Карла, и которую он при первой же возможности забыл и исказил, вернувшись ко всем деспотизмам, притеснениям и гонениям Стюартов. В этой бумаге он
даровал полное прощение всем, кто примет его в течение сорока дней;
подтверждение всех владений и титулов, а в религии — «свобода совести, и никто не должен подвергаться преследованиям или сомнению в вопросах религии».
Но эти обещания «на королевском слове» были полностью аннулированы исключением таких лиц и таких мер, которые парламент сочтет целесообразными. Это лицемерное заявление, составленное Хайдом, Ормондом и Николасом, на самом деле ничего не гарантировало, потому что, оказавшись у власти, раболепный парламент мог всё отменить, что в итоге и произошло
так и было. Принн, находившийся в Палате, указал на всё это и предупредил, что Карл слишком долго прислушивался к советам своей матери, слишком долго жил во Франции и Фландрии — «самом иезуитском месте в мире», — чтобы быть в религии кем-то большим, чем папистом; что в лучшем случае его сочтут прелатом, и что его слово уже не раз доказывало свою ценность не больше, чем слово его отца.
Роялисты, по его словам, никогда не перестанут внушать ему, что пресвитерианская религия, ставшая теперь государственной, разрушила
его прабабушка, мучила его деда и казнила его отца; и что так же верно, как то, что будет восстановление, будет и уничтожение всех свобод Англии, гражданских и религиозных.
 Благочестивый сэр Мэтью Хейл убеждал их в необходимости более надёжной гарантии, чем эта декларация о конституционных правах, прежде чем они снова примут короля.

Но все предостережения были напрасны: кризис наступил, парламент и нация, казалось, внезапно забыли о своих прошлых страданиях и притеснениях при Стюартах, и все слои общества
казалось, ему не терпелось первым подставить шею под их ярмо и под ноги самого развратного, беспринципного и скандального члена семьи, которого она когда-либо видела. Вместо того чтобы отправить Гренвилла в Тауэр, палата общин выразила ему благодарность и вручила подарок в размере пятисот фунтов. Спикер, сообщая Гренвиллу о результатах голосования,
выражался в самых восторженных выражениях, радуясь
перспективе «снова увидеть своего короля». Палата общин
направила его величеству самое пылкое письмо, в котором
Благодарность Богу за то, что он внушил королю мысль о возвращении, «чтобы прославить его в глазах народа»;
 протест против того, что «личность их королей всегда была дорога  парламентам», и что они «не могут без содрогания думать об этом ужасном деянии, совершённом против драгоценной жизни их покойного короля», и так далее. Они не только передали это письмо сэру Джону Гренвиллу, но и назначили двенадцать своих членов для службы при его величестве в Гааге.
 Лондонская корпорация проявила такой же энтузиазм и щедрость.
Они выразили свою преданность, подарив Гренвиллу триста фунтов, а также назначив нескольких своих членов для сопровождения короля. Они поспешили воздвигнуть королевскую статую в Гилдхолле и снести гербы Содружества.

[Иллюстрация: ВЫСАДКА КАРЛА II. В ДУВРЕ. (_См. стр._ 165.)]

Монтегю давно был готов перейти на сторону короля при первой же возможности.
Чтобы не создавалось впечатление, что его послал парламент, а не он сам по своей воле, он отплыл к берегам Голландии, оставив Лоусона руководить делегациями, направлявшимися к его величеству.
Он встал на якорь в Шевелинге и отправил королю сообщение о том, что его флот в его распоряжении. Герцог Йоркский, которого Карл назначил адмиралом,
поднялся на борт и был принят со всем почтением и покорностью. Вскоре
прибыли другие корабли с шестью пэрами, двенадцатью членами
палаты общин, четырнадцатью представителями лондонского Сити и
восемью или десятью самыми популярными в Лондоне пресвитерианскими
министрами, включая Рейнольдса, Кэлами, Кейса и Мартена. Эти джентльмены с рвением взялись за безнадежную задачу — попытаться убедить Чарльза
чтобы они отказались от своей формы богослужения и воздерживались от использования «Книги общих молитв» и стихарей; но они не получили ничего, кроме обещания, что он оставит все это на усмотрение парламента. 24 мая он отплыл из Шевелинга на корабле _Naseby_, который накануне был переименован в _Royal
Карл_, остальные корабли в то же время отказались от своих
республиканских названий, навевающих неприятные воспоминания, и приняли
правильные королевские названия. 26-го числа он высадился в Дувре, где под грохот кэннон, он был принят Монком во главе великолепного собрания
знати и джентри. Из Дувра в Кентербери, а оттуда в
Лондон путешествие было одной триумфальной процессией. Толпы дворянства
и кричащих людей представляли собой лишь образ самой лояльной
нации, среди которой трудно было представить, что когда-либо существовало такое понятие, как
Содружество. В Блэкхите Чарльз был встречен
армия встретила его одобрительными возгласами. Лорд-мэр и муниципалитет пригласили его на роскошный обед в специально подготовленном для этого шатре.
в Уайтхолл в сопровождении высшей знати, лейб-гвардии и нескольких кавалерийских полков. Дома были увешаны гобеленами, а улицы заполнены народом.Окна были забиты аплодирующими мужчинами и женщинами, а король, ехавший между двумя своими братьями, не видел ничего, кроме восторженных людей.
 Когда он отпустил последних поздравителей из зала, где погиб его отец, он повернулся к одному из своих доверенных лиц и сказал:
«Наверняка я сам виноват в том, что не приехал раньше, потому что сегодня я не встретил ни одного человека, который бы не заявил, что всегда желал моего возвращения.»
ГЛАВА VI.
 ПРОГРЕСС НАЦИИ ПРИ ЯКОБЕ I, КАРЛЕ I И В ПЕРИОД ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ.