133. Мама-волшебник

Предыдущая глава: 132. Новые предметы.


            В один из сумрачных ноябрьских вечеров, когда занятия уже заканчивались, меня внезапно  вызвали прямо с занятия вниз, в вестибюль училища. Я спустилась и чуть не подпрыгнула от радости — такое родное и милое мне лицо улыбалось из коридорного сумрака. Мы обнялись с мамой, и весь этот осенний унылый вечер вдруг расцвёл праздничными красками, заливая меня волнами внутреннего ликования.

          После окончания занятий зашли в магазин и знатно закупились разными вкусностями, параллельно рассказывая друг другу всякие новости. Самая главная — тётя Аля в сентябре  родила девочку, поэтому мама, как могла, помогала своей младшей сестре, плюс работа, плюс домашнее хозяйство, так что и маме приходилось крутиться. Но вот, наконец-то, ей удалось на несколько дней вырваться в Целиноград, оставив бабушку хозяйничать в доме.

         В последующие дни, пока я была на занятиях, мама и тут развернула кипучую деятельность: во-первых, сразу отправилась на Центральный телефонный узел с заветной справочкой о том, что в Салавате у нас был телефон. Там она познакомилась с главным инженером узла, нашла с ним общий язык и — о чудо! — в течение этих нескольких дней нам установили телефон и дали номер.
Теперь аккуратненький красный телефонный аппарат оживлял комнату и, сразу бросаясь в глаза, согревал душу, хоть и звонить-то мне было некому.

          Во—вторых, маме повезло с мебелью, и она купила красивый раскладной диван-книжку, обтянутый буклированной тканью яркого салатового цвета, а ещё кухонный белоснежный гарнитур: стол и к нему два белых же табурета — всё это гладенькое, пахнущее новой мебелью, заполнило пространство. Также прикупила фисташкового цвета шторы на окна, белоснежный тюль и штанги для них — в результате, квартира, хоть и пустоватая пока, моментально из моей холостяцкой полуберлоги преобразилась в симпатичное современное жилище.

             Как будто волшебник взмахнул своей волшебной палочкой, и всё тут же заблистало и заискрилось многоцветной радостью! И опять я ощутила чувство защищённости, маминой заботы и тепла, и это было так драгоценно и приятно.

              Вечерами мы с мамой, опять болтая обо всём на свете, варили густое какао с молоком и поджаривали на сливочном масле кусочки белого батона, вымоченные в слегка подсоленном взболтанном яйце: мммм, гренки с какао — это было так вкусно и сытно! Лишнего веса у нас с мамой не было, поэтому нас не заботил подсчёт калорий и прочие тревожные толстяцкие мысли.

              Отопление в доме подключили ещё в октябре, батареи всегда были очень горячие, поэтому дома стояло комфортное тепло. В ванной комнате кто-то особо предприимчивый, из предыдущих жильцов, вмонтировал кран в полотенцесушитель, направив его прямо в ванну. И хотя это, знамо дело, являлось противозаконным — забирать воду из батарей, и хотя вода эта текла желтоватой от ржавых труб (зато почти кипяток), но мы для купания частенько пользовались этим краном. Газовую колонку в кухне мы предполагали активно использовать с мая месяца, когда отключат отопление,  она нам не внушала доверия, и мы решили поберечь её пока.

                Мама планировала этой весной продать свинушек, кроликов и наш дом, отправить контейнер, распрощаться с Державинском и переехать в Целиноград уже насовсем. Новый год мы с ней договорились встретить вместе, и я пообещала приехать в Державинск в конце декабря 1974 года.

          Декабрь пролетел мгновенно на фоне усовершенствованного быта и был заполнен занятиями, а также подготовкой к новогоднему балу в училище, где нам — мне и другой одногруппнице Инне Б., красивой, светловолосой, тоненькой девушке, немке по национальности — поручили быть Снегурочками на всеобщем училищном вечере. Всё прошло благополучно, но ни одной детали из того события я не помню.

           Я заранее купила билет на поезд в привокзальной предварительной кассе на вечер последнего учебного дня — чтобы подольше побыть с мамой на каникулах, и в день отъезда была очень ограничена во времени. После уроков по дороге на вокзал заскочила в продуктовый магазин, купила маленький кирпичик чёрного бородинского хлеба, всю дорогу бежала галопом и чудом успела на поезд — он уже медленно начал отходить, когда я прыгнула на подножку и взобралась по лестнице  в свой плацкартный вагон. Отдала проводнице билет и, получив постельное бельё, поскорее юркнула на своё место. Вагон, как всегда, был полон — студенты разъезжались на каникулы, да и вообще советский народ был "лёгок на подъём" и любил перемещаться. Где-то там внизу кипела плацкартная жизнь, а я, на своей верхней полке, голодная, достала тот маленький ароматный ржаной кирпичик, присыпанный кориандром, и съела его до последней крошечки — никогда в жизни я ещё не ела такого вкусного хлеба, а, насытившись, тут же сладко и задремала.

           Но утром, по прибытии в Державинск, я почувствовала, что заболела. Ни насморка, ни кашля, только высокая температура. Сначала была 38,5, а потом поползла неуклонно вверх и когда перевалила за сорок, то мама пошла вызывать скорую помощь, а я лежала в постели и как будто так приятно таяла — никаких плохих ощущений. Врач скорой сделал мне укол анальгина с амидопирином, и они на машине отвезли нас с мамой в больницу. Там другой врач бегло осмотрел и выписал мне лекарство и благополучно отпустил домой. Укол сделал свое дело, сбил температуру, а потом уж я быстро пошла на поправку, но всё же Новый 1975 год встретила в постели с бокалом морса в руках.
 
Продолжение: