Наровчатские зори

                X

     А между тем Наталья подбивала своего мужа Дмитрия продать отцовский дом и перебраться жить к ее родителям в Ачасьево.
     – Да Сошка не соглашается, – отнекивался он. – Ну, где она жить-то будет?
     – У мачехи поживет или у Абрашкиных, а там, глядишь, замуж выскочит, – не отступала Наталья.
     – Да у них и без нее теснота, изба не резиновая, – не соглашался Митя.
     – А ты пообещай ей долю от продажи, – настаивала Наталья.
     Дмитрий решил поговорить с сестрой. Соня с грустью слушала его.
     – Мне жалко тятиного дома, – едва сдерживая слезы, проговорила Соня.
     Но Митька настаивал, и ей пришлось, в конце концов, уступить, нехотя согласиться.
     Дом был продан, разобран по бревнышкам и увезен в другую деревню.
     Поделиться с сестрой Дмитрий, вероятно, забыл, а Соня постеснялась ему напомнить. Теперь она стала жить «в людях», пусть не у чужих, но она всегда чувствовала себя лишней, не хотела быть в тягость родственникам, постоянно тосковала по родительскому дому, а когда проходила мимо того пустого места, перед ее глазами возникал образ родной избы… Она останавливалась и, уже не сдерживая слезы, плакала навзрыд, взывая к ушедшим в мир иной родителям, сожалея о родном доме. На этот раз Соня не заметила, как за ее спиной остановился Андрей Митрофанович Абрашкин, ее двоюродный брат по материнской линии, в настоящее время председатель колхоза.
     – Живи у нас, – положив руку ей на плечо, сказал Андрей, – будешь помощницей моей Нюре, трудно ей одной.
     Соня, проглотив слезы, молчала, не зная, что сказать, а он взял ее за руку и повел домой.
     Она шла и думала о том, что сегодня ей исполнилось 16 лет (хотя на вид только 14). Никто не знает об этом, никто не поздравит. Но она идет со старшим братом, пусть двоюродным, который на десять лет старше ее.
     Многодетная семья Абрашкиных жила в бедной крестьянской избе с соломенной крышей и состоящей только из одной кухни. Четверо ребятишек, мал мала меньше, располагались на печке и по лавкам, да в зыбке еще новорожденный качался. Соня помогала Нюре управляться по хозяйству и присматривать за детишками. Спала, примостившись на лавке.
     Недавно рожденное колхозное хозяйство с трудом поднималось на ноги.
     Как председатель колхоза, Андрей Митрофанович целыми днями мотался по колхозным бригадам, по полям. Техники никакой, если не считать трактора-колесника, который замучил мужиков своим ремонтом. Эх, и ругали они своего «Фордзона», отводя душу! Трудно было, слов нет. Андрей смягчал напряженную обстановку, подбадривал упавших духом людей, помогал. Среднего роста, русоволосый, с умным взглядом лучистых глаз, крепкий, как гриб-боровичок, он был деловит, немногословен и невольно внушал к себе уважение и доверие.
     – Умный мужик, сынок убиеннова на «германской» Митрохвана, – уважительно говорили о нем старики.
     – Ох, и сурьезный, чистый енерал…
     – Нядаром яво батюшка-поп хвалил, када он мальцом ишо был, хвамилию аж на «А» яму смянил. Пра-а-а!
     Но жена его Нюра была о нем другого мнения:
     – Неужель ума у тебя не хватило горсть зерна в карман насыпать! Лебедой ведь почти одной ребятишек кормлю, хлебушка просят…
     Семья жила впроголодь, а в голодный 1935 год и говорить нечего.
     Андрей от усталости валился с ног, отмалчивался, упреки жены всерьез не воспринимал: он знал, что этот же вопрос он услышит и завтра, и послезавтра…
     Когда осенью колхоз рассчитался с государством, оставшийся урожай распределили поровну на работавших колхозников. Андрей наравне со всеми получил свою долю зерна, которого при всей экономии едва хватило до Рождества.
     Когда год назад состоялось колхозное собрание, председатель объявил, что теперь у них все общее, коллективное. Нужно всех своих коров привести на оборудованный недавно скотный двор. Народ заволновался.
     – Без молока не останетесь, – разъяснял председатель Андрей Митрофанович. – Приходите каждый день с посудой к скотному двору получать молоко. Да вам же лучше: о кормах не заботиться, сено не заготавливать да и хлева не чистить!
     Народ загалдел: кто «за», кто «против», на всех не угодишь, но, поразмыслив, подчинились все. Утром и вечером у скотного двора собирался народ, всем наливали молока в посудины.
     А на окраине деревни вскоре стали строить сырзавод. Года через два коров вернули хозяевам, а из молодняка выросло внушительное колхозное стадо. Заработал сырзавод, принося колхозу неплохие доходы. Колхоз приобрел сельскохозяйственную технику, о «Фордзоне» остались одни воспоминания. Появилась уверенность в завтрашнем дне: угроза голода отступала.
     Но роковой 1941 год опрокинул мирную жизнь людей. Мужчины ушли защищать Родину, вместе с ними и Андрей Митрофанович, оставив жену и семерых детей. Вернется он домой с одной ногой и одной рукой и снова с головой «утонет» в колхозной работе… (на сайте «Подвиг народа» есть сведения о награждении его орденом Отечественной войны I степени и медалью «За отвагу»).

(продолжение следует)