Навияр

В сердце чёрной чащи, где солнечный свет путается в кронах и умирает, не коснувшись мха, царил красный Мантикора.

Его львиное тело было тенью среди теней, скорпионий хвост был смертоносным росчерком во тьме, а человеческое лицо последним, что видели заблудшие путники.

Лес был его охотничьим угодием, а людской страх был сладчайшим нектаром.

Он был воплощением ужаса, хищником на вершине пищевой цепи, и не знал равных.

Он упивался своей силой. Треск ветки под ногой лесоруба был для  него гонгом, возвещающим о начале трапезы.

Вскрик потерявшегося грибника был музыкой. Мантикора не знал ни жалости, ни сомнений, он был законом этого леса. Но даже у такого закона есть предел.

Его страх имел имя, это был Навияр.

Это имя не произносили вслух. Его шёпотом передавали друг другу лесные духи, его выл ветер в голых ветвях зимой.

Навияр не был ни зверем, ни человеком, он был самой древней волей этого леса, его могучим и безмолвным хранителем.

Он не ходил по земле, он был самой землёй, он не дышал воздухом, он был ветром.

Его глазами были две луны, полная и новая, что молчаливо взирали на мир.

Мантикора никогда не видел Навияра, но всегда чувствовал.

Иногда, в разгар погони, когда азарт уже пьянил кровь, он вдруг замирал.

Воздух становился плотным, тяжёлым, пахнущим озоном и вековой сыростью.

Птицы замолкали, и наступала такая тишина, что Мантикора слышал биение собственного сердца.

Это за ним наблюдал Навияр, в эти мгновения он, ужас чащи, превращался в напуганного котёнка.

Его грива вставала дыбом не от ярости, а от первобытного ужаса.

Яд на жале его хвоста казался безвкусной водой. Он опускал голову и медленно, не смея издать ни звука, уходил прочь, оставляя добычу.

Однажды Мантикора осмелел. Голод и гордыня заглушили инстинкт, он загнал в ловушку целую группу охотников, предвкушая славный пир.

И когда он уже приготовился к прыжку, лес замер.

Тишина была оглушающей, но Мантикора не отступил. Он зарычал, бросая вызов невидимому стражу.

И тогда это случилось.

Земля под ним дрогнула, из-под корней вековых дубов поднялись две гигантские фигуры, сотканные из мха, земли и лунного света.

Это были не руки, но их подобие. Они не схватили его, они лишь указали вглубь леса, в сторону его логова.

Мантикора не услышал голоса, но в разуме прогрохотал приказ, древний, как сами деревья: "Уйди".

В тот день Мантикора впервые в жизни бежал растеряв прищепки. Бежал без оглядки, поджав хвост, а за спиной слышал не погоню, а лишь разочарованный вздох самого леса.

Мантикора понял: он не царь в этом лесу, а лишь одно из его чудовищ, которое терпят до тех пор, пока оно знает своё место.

А его страх, Навияр, совсем не враг.

Это граница, за которую Мантикору никогда не будет позволено заступить.

Зовите меня Навияр, хотя имени у меня нет, как нет его у ветра или утреннего тумана.

Я сила, что плетёт иней на ветвях и заставляет первую весеннюю траву пробиваться сквозь мёрзлую землю.

Я шёпот старых дубов и холодное дыхание глубоких оврагов. Вы, люди, приходите в мой дом, в мои леса, и не видите меня, но всегда чувствуете.

Когда вы замираете, поражённые внезапной, звенящей тишиной, это я задерживаю дыхание.

Когда по вашей коже пробегает озноб от налетевшего без причины ветерка, то это я провожу по вашему плечу невидимой рукой.

Ваши мысли для меня открытая книга, написанная бегущими ручьями и тенями облаков.

Я слышу ваши страхи громче, чем крик испуганной птицы, и вижу ваши надежды яснее, чем свет полной луны.

Я могу завести вас в непроходимую чащу, запутав тропы и помутив ваш разум так, что вы будете кружить на одном месте, пока не падёте без сил.

А могу, напротив, вывести заблудшего ребёнка к самому порогу его дома, направив его по едва заметным знакам: по мху на камнях, по полёту бабочки, по лучу солнца, пробившемуся сквозь густую листву.

Я вижу будущее в узорах, что рисует мороз на застывшем окне пруда, и в том, как падают осенние листья.

Я знаю, когда придёт засуха, а когда ливень, смоющий ваши поля.

Я знаю судьбу каждого, кто ступает под сень моих деревьев.

Я сама природа, бесстрастная и вечная, могу направить бурю на жилище нечестивцев или укрыть своим молчанием влюблённых, сбежавших от людской злобы.

Моя воля в равновесии, моя сила в тишине.

И когда в следующий раз вы войдёте в лес, прислушайтесь...

Быть может, вы услышите не только пение птиц, но и мой тихий, древний голос.