Талпасерпенс

"Талпасерпенс слеп для света нашего, но зряч для тьмы иной..." (Физиолог Сирийский)

P.S. Талпасерпенс — "передняя часть от крота с могучими лапами для рытья, задняя — змеиная, чешуйчатая; морда — смешение обеих природ: нос кротовый, но пасть змеиная с языком раздвоенным, коим щупает воздух, как слепец палкой".

«Василид Гностик писал в тайных свитках: Талпасерпенс есть страж границы меж светом и его изнанкой. Ибо всякий свет отбрасывает тень, и тень мира сего есть мир иной, где тьма плотна как глина, а черное солнце светит мраком» (Апокриф Фомы Слепца).

"Талпасерпенс умирает от единого луча солнца, но живёт тысячу лет в кромешной тьме" (Бестиарий Константинопольский)


В обители святого Макария случилось следующее.

Девица по имени Евпраксия, послушница из соседнего монастыря, спустилась в подвал за маслом и провалилась сквозь земляной пол. Братия искала три дня, пока не услышали стук из-под земли. Стали копать — нашли нору, широкую как колодец, уходящую вглубь под углом. Монах Досифей, самый тощий из братии, вызвался спуститься с верёвкой.

Вернулся через сутки — седой, хотя был черноволос. Рассказал:

— Нора вела не вниз, а сквозь. Я полз, пока не выполз с другой стороны — но там не было неба. Там тьма стояла стеной, плотная, как земля. Я попробовал шагнуть — уперся, будто в глину. И тут увидел: девица Евпраксия сидит, обхватив колени, а рядом — существо. Спереди крот, сзади змея, глаз нет вовсе, только влажные впадины. Язык раздвоенный высунут, колеблется в воздухе, будто читает невидимые письмена.

Девица сказала мне странным голосом:
— Не бойся, брат Досифей. Талпасерпенс — проводник, не враг. Он показал мне то, о чём Дионисий Ареопагит писал: Божественный мрак, что ярче всякого света. Здесь, на изнанке мира, тьма не отсутствие света, а его основание. Как холст под краской.

Талпасерпенс заговорил — не ртом, а всем телом, вибрируя:
— Ваш мир освещён снаружи, потому вы видите поверхности. Наш освещён изнутри чёрным солнцем, потому мы видим сущности. Но свет чёрного солнца — это плотная тьма. В ней надо прогрызать ходы, как в земле, иначе застынешь навеки.

Я спросил: как же вернуться?

Существо ответило:
— Следуй за мной. Но помни: здесь каждый туннель ведёт к чёрному солнцу. Чем ближе к нему, тем плотнее тьма. Многие застревают на полпути, становятся частью мрака — как мухи в янтаре. Только тот пройдёт, кто поймёт: чёрное солнце и ваше — одно, просто смотрите с разных сторон.

Мы поползли. Девица впереди, я за ней. Талпасерпенс рыл проход своими кротовыми лапами, хвост змеиный волочился, оставляя гладкий след. Тьма была как смола — липкая, душная. Я задыхался, но девица дышала ровно, будто родилась для этого.

Вдруг она остановилась:
— Смотри, брат Досифей!

Впереди мерцало чёрное солнце — не тёмное, а именно чёрное, излучающее мрак, как наше излучает свет. И я понял то, о чём алхимики пишут иносказательно: nigredo, чёрная стадия Великого Делания — не символ, а место. Здесь материя проходит через собственную изнанку, чтобы возродиться.

Талпасерпенс сказал:
— Дальше — сами. Я не могу приблизиться к чёрному солнцу ближе, чем на тысячу своих длин. Вы же можете пройти сквозь него — у вас есть то, чего нет у меня.
— Что? — спросил я.
— Способность быть ослеплёнными. Я вижу всё, потому не могу выбрать. Вы слепы для половины мира, зато можете идти к своей половине.

Девица взяла меня за руку:
— Закрой глаза и иди. Парадокс: чтобы пройти сквозь абсолютную тьму, нужно ослепнуть по своей воле.

Я закрыл глаза и шагнул. Миг — как вечность. И вдруг — свет! Мы стояли в подвале монастыря, братия смотрела на нас с изумлением.

Игумен спросил девицу:
— Что ты видела, чадо?

Она ответила:
— Я видела, что написано в книге Гермеса Трисмегиста: «Что вверху, то и внизу». Но правильнее: «Что снаружи, то и внутри». Наш мир и мир талпасерпенса — как две стороны пергамента. Мы читаем текст, написанный светом. Они читают пробелы между букв, написанные тьмой.

Монах Досифей добавил:
— В Евангелии от Филиппа сказано: «Свет и тьма, жизнь и смерть, правое и левое — братья друг другу». Талпасерпенс живёт на границе братства, потому видит обе стороны. Мы же, выбрав одну, слепнем для другой.

С тех пор девица Евпраксия каждую ночь спускается в подвал и сидит у той норы. Говорит, слышит, как талпасерпенс роет новые ходы. Иногда шепчет в темноту: «Спасибо, что показал изнанку света».

Игумен хотел засыпать нору, но девица сказала:
— Не надо. Пусть будет напоминанием: у каждого мира есть изнанка. И страшно не то, что она существует, а то, что мы о ней забываем.

На полях приписано: «Талпасерпенс есть образ апофатического богословия: чтобы познать Бога, нужно пройти сквозь отрицание всех образов к тому мраку, что ярче света»."

(Из «Тайных деяний пустынников», коптский манускрипт, найденный в Наг-Хаммади)