Родной шёпот берёз

Анна Сергеевна впервые за двадцать лет возвращалась в родную деревню. Поезд медленно тащился по единственной ветке, что связывала областной центр с забытым богом уголком России. За окном плыли бескрайние поля, перелески, луга, затянутые утренним туманом. Сердце сжималось от тоски и одновременно трепетало от предвкушения встречи.

Москва изменила её до неузнаваемости. Деловые костюмы, высокие каблуки, бесконечные совещания в стеклянных офисах — всё это казалось теперь чужим, наносным. А здесь, глядя на родные просторы, она вновь чувствовала себя просто Нюрой, девчонкой, что бегала босиком по росе и знала каждую тропинку в округе.

Станция встретила её скрипом половиц и запахом прелых листьев. Единственный вагон, два пассажира, проводник-старичок, который помнил её ещё ребёнком.

— Ну что, Анна Сергеевна, домой наконец? — улыбнулся он, помогая сойти с подножки. — А я думал, совсем нас городские забыли.

— Не забыла, дядя Коля, — тихо ответила она. — Просто приехать... времени не хватало.

Время. Двадцать лет — это много или мало? Достаточно, чтобы построить карьеру, добиться успеха, заработать квартиру в центре столицы. Но недостаточно, чтобы забыть, как пахнет черёмуха в мае, как шумят берёзы под дождём, как заходит солнце над родным озером.

От станции до деревни можно дойти пешком. Анна сняла туфли, достала из сумочки старые кеды. Асфальт закончился уже через километр, дальше шла грунтовая дорога, изрытая колеями, но такая знакомая, такая родная.

Первой её встретила берёзовая роща. Та самая, где она в детстве собирала грибы с дедушкой. Деревья стояли, как живые стражи времени, их белые стволы покрывали чёрные отметины — письмена природы, которые умеет читать только тот, кто вырос среди них.

Анна остановилась, прислонилась к шершавой коре. Берёза была тёплой от солнца, и казалось, через кору передавались медленные удары древесного сердца. Где-то высоко в кроне шелестели листья — тот самый шёпот, который снился ей в бессонные московские ночи.

— Узнаёшь меня? — прошептала она, обнимая ствол. — Это я, Нюра. Я вернулась.

Листья зашелестели сильнее, словно отвечая. А может, это был просто ветер, но Анне казалось, что деревья действительно её помнят.

Дальше дорога вилась между полями. Рожь уже убрали, остались только золотистые стерни, и по ним плясали солнечные зайчики. Воздух был прозрачный, настоянный на травах и цветах, такой, каким не умеет быть городской воздух, перемешанный с выхлопами и пылью.

Где-то справа блеснула вода — озеро Светлояр, как называли его местные. Анна свернула с дороги, продираясь через высокую траву и заросли ивняка. Озеро встретило её зеркальной гладью, в которой отражались облака и склонившиеся к воде ветви.

Здесь, на этом берегу, она когда-то мечтала стать знаменитой. Сидела на старом пне, смотрела на воду и представляла, как уедет в большой город, добьётся успеха, станет важной и богатой. Всё сбылось. Только почему-то не радовало.

Анна села на тот же пень. Он постарел, покрылся мхом, но узнавался. Вода тихо плескалась у берега, где-то далеко кричали чайки. На противоположном берегу паслась лошадь — наверное, из соседней деревни. Картина была до боли знакомой и одновременно удивительно новой, словно она видела её впервые.

— Мам, ты где? — раздался голос за спиной.

Анна обернулась. К озеру спускался парень лет двадцати пяти, высокий, загорелый, в рабочей одежде.

— А, извините, — смутился он, увидев незнакомку. — Я думал, мама здесь. Она часто на озеро ходит.

— Ничего страшного, — улыбнулась Анна. — А вы местный?

— Да, из Сосновки. Саша Морозов. А вы, наверное, из города? По одежде видно.

— Из Москвы. Но я здесь родилась, в Сосновке. Анна Комарова. Вернее, была Комарова.

— Так вы Нюра! — обрадовался парень. — Мать часто о вас рассказывает. Вместе в школу ходили. Мама — это Света Морозова, в девичестве Петрова.

— Светка! — воскликнула Анна. — Конечно помню! Лучшая подруга была. А как она?

— Хорошо. Учительствует в районной школе. Замуж вышла за моего отца, меня родила. Вот только отец пять лет назад умер.

— Соболезную, — тихо сказала Анна.

— Спасибо. Мама часто вспоминает молодость, вас вспоминает. Говорит, умная очень была, книжки всё читала.

Они шли по деревне вместе. Сосновка изменилась, но не до неузнаваемости. Половина домов стояла заброшенная, часть разобрали на дрова. Но те, что остались, были ухоженными, с новыми заборами и крышами. У некоторых даже спутниковые антенны красовались.

— Народ потихоньку возвращается, — объяснял Саша. — Кто на пенсию вышел, кто от городской суеты устал. Интернет провели, дорогу подремонтировали. Можно жить.

Дом Светланы Морозовой стоял в центре деревни, окружённый палисадником, где росли мальвы, георгины и астры. Старая знакомая выбежала навстречу, едва услышав голоса.

— Нюрка! — закричала она, бросаясь в объятия. — Не может быть! Сколько лет, сколько зим!

Они обнимались, плакали, смеялись одновременно. Две подруги детства, каждая прошедшая свой путь, но встретившиеся там же, где расстались когда-то.

— Проходи, проходи скорее! — суетилась Светлана. — Саша, самовар ставь! Сейчас будем чай пить, обо всём рассказывать.

Дом внутри был простой, но уютный. Кружевные занавески, вышитые полотенца, фотографии на стенах. Пахло свежим хлебом и травяным чаем.

— Ну рассказывай, как живёшь, — говорила Светлана, разливая чай по стаканам в серебряных подстаканниках. — В Москве-то каково?

— Хорошо живу, — начала Анна, но слова застревали в горле. — Работаю в большой компании, квартира своя, машина. Всё есть.

— А семья? Дети?

— Не сложилось, — тихо ответила Анна. — Всё работа, работа. А потом как-то поздно стало.

— Эх, Нюрка, — вздохнула подруга. — А помнишь, как мы мечтали? Ты — в город уехать, я — замуж за принца выйти. Я-то своего принца нашла, хоть и не богатого. А ты?

— А я... — Анна посмотрела в окно, где за стеклом качались ветви старой черёмухи. — А я, кажется, не там искала счастье.

Вечером они сидели на крыльце, укутавшись в платки. Саша ушёл к себе, а подруги говорили до глубокой ночи. О прошлом, о настоящем, о том, что важно в жизни.

— Знаешь, — сказала Анна, глядя на звёзды, которых в Москве никогда не видно, — я всю жизнь думала, что убежала отсюда к лучшему. А теперь понимаю — убежала от лучшего.

— А кто тебе мешает вернуться? — спросила Светлана. — Дом твой дедушкин пустует. Я приглядываю, но хозяина нет. Приезжай летом, а там видно будет.

— Да что я здесь буду делать? Привыкла уже к другому.

— А что ты там делаешь? — усмехнулась подруга. — Деньги зарабатываешь? Так здесь тоже можно. Интернет есть, можно удалённо работать. А главное — душа на месте будет.

Утром Анна пошла к дедушкиному дому. Он стоял на окраине деревни, рядом с той же берёзовой рощей. Дом был крепкий, только крышу подлатать да окна поменять. А в палисаднике по-прежнему росли дедушкины яблони, хоть и одичали.

Она зашла в рощу. Берёзы стояли тихие, торжественные. Солнечные лучи пробивались сквозь листву, создавая на земле узоры света и тени. Где-то далеко куковала кукушка, шумел ветер в кронах.

— Дедушка, — прошептала Анна, — я поняла. Ты был прав. Говорил: "Куда ни уедешь, а домой вернёшься". Я думала, это от необразованности. А это от мудрости.

Ветер подхватил её слова, понёс их по роще. А берёзы шелестели листьями, словно одобряя, словно говоря: "Мы ждали. Мы знали, что вернёшься".

В тот день Анна приняла решение. Не сразу, не вдруг — но постепенно она будет возвращаться домой. К берёзам, которые помнят её детство. К озеру, где отражается небо. К земле, которая никого не отпускает навсегда.

Россия умеет ждать своих детей. И когда они возвращаются, встречает их тихим шёпотом берёз, золотом полей, зеркалом озёр. Встречает, как мать встречает детей — с любовью, пониманием и прощением.