Рельсы судьбы

Все имена, адреса, пароли и явки изменены. Совпадения маловероятны и случайны.
Один античный писатель изложил интересную мысль о том, что если уж человеку не повезло, и он родился в несчастный час, то хоть лбом об стену убейся — удачи у него в жизни не буде. Так вот коротко и ясно изложил мнение, что есть-таки судьба и её не избежать.
Курсант третьего курса высшего военно-морского училища, в безупречно подогнанной, поглаженной, блестящей золотыми галунами курсантской форме уверенной поступью вошел в плацкартный вагон.
 На погонах лычки старшины второй статьи. Ботинки блестят, отражая солнце так, что слепят глаза прохожим.
Так наверно ему казалось, когда он полировал их белым носовым платком, перед тем, как выкинуть его в мусорный бак.
Настроение у него супер. Короткий курсантский отпуск, это большое счастье.
 Пассажиры разместились согласно купленным билетам. Не готова к отправлению была одна гражданка из провожающих.
Взволнованная женщина провожала своего великовозрастного ребятенка, сына лет шестнадцати.
Она уже успела проинструктировать всех проводников и сейчас заканчивала инструктаж пассажиров купе, где ее детеныш занимал нижнее место.
Ребенок сидел со скучающим лицом. Его тоскующий взгляд был нацелен в невидимую даль, куда должен был отправиться поезд.
Весь его вид обнажал четкую мысль: «Ну, когда же ты заткнешься и уйдешь».
Она просила всех проконтролировать, чтобы мальчик не проспал свою станцию, успел собрать свои вещи и вовремя выйти.
Ее все успокаивали доводами, что обязательно помогут. Она тогда возражала, что он может сделать вид, что встает, а потом лечь и опять уснуть.
Довод о том, что мальчик уже большой ее не успокаивал.
Вадим, так звали курсанта, подумал было, что это обычная мать,  которая очень волнуется, потому что у нее проблемы с гормонами и привычка заботиться о самом дорогом в её жизни.
Возможно, этот ребёнок был единственной надеждой на будущее. Единственным положительным результатом того, что она в этой жизни делала.
Но присмотревшись к чаду, подумал, что возможно она волнуется потому, что зачала его в грозу, когда глушенный сперматозоид скоропостижно оплодотворил испуганную яйцеклетку.
Её единственная надежда мало чем может обнадёжить. Выражение лица мальчика, похожее на сладко задумавшуюся гирю вполне подтверждало эту скороспелую мысль курсанта.
У Вадима с самого начала  появилась причина для этих негативных выводов. Он не мог рассуждать беспристрастно. Прочтя дальше, поймёте почему.
Виной этому был запах, исходивший от этих незнакомых ему людей. Это амбре он сразу вспомнил. Память вернула его в те времена, когда он учился в восьмом классе средней школы.
У них на последней пасте сидел такой же ароматный второгодник, Тюльпа Витя.
 У Вадима обоняние было натренированное: в кубрике на тридцать человек не розами пахло.
Даже когда вагон с гнилой картошкой в мешках, превратившееся в вонючую жижу они на руках выносили из вагона он так не дрогнул, как сейчас , унюхав соседей по плацкарту.
Но это другое. Запах Тюльпы был особенный. Он предупреждал о неприятностях.
Добрая женщина, провожавшая мальца, перехватила внимательный взгляд Вадима на её сына.
Они встретились глазами и она как будто прочитала его мысли.
 Её доброе лицо стало злым, карие глаза прищурились и губы сжались. Вадиму показалось даже, что черные волоски на родинке над её верхней губой зашевелились. 
Карие глаза сузившись послали ему предупреждение и она отвернулась.
Дама была одета в коричневое пальто, валенки с калошами, лицо закутано в пуховый платок.
Обычная пожилая женщина, похожая на старушку. Видно жизнь её была не очень лёгкой.
Вадим вспомнил, дегустируя знакомый аромат, что Тюльпа Витя умудрился второй раз остаться в восьмом классе и в итоге так и не закончил школу.
Его забрали в милицию, потом суд и тюрьма. Нельзя сказать, что это было неожиданно или неприятно кому то из тех, кто его знал.
 Учителя облегчённо вздохнули, а детки, особенно мальчики и некоторые девочки из его класса были даже очень рады.

Как то на уроке Тюлька сидел на последней парте и со скуки стал трогать за ленточки на школьной форме Марины Пичугиной, которая сидела впереди него.
Снимал лямку с её плеча, а она её поднимала обратно и просила его оставить её в покоё.
Потом она, уже не скрывая раздражения, громко, на весь класс сказала: «Мария Парфёновна, а чего Тюльпа пристаёт!»
Мария Парфёновна дала Вите команду: «Тюльпа, выйди из класса!»
Тот встал не торопясь. Потянулся, подошёл к Марине сбоку и ударил её кулаком в лицо.
Марина уронила голову на парту, закрыв лицо руками, громко в голос заплакала.
Тюльпа спокойно произнёс: «Писец котёнку, больше срать не будет!»
По всей вероятности он недавно услышал где-то подобную фразу, она ему понравилась, и он постарался её запомнить, чтобы употребить в подходящий момент.
 Момент ему показался подходящим. Немного позже, когда событие было предано огласке, учитель физкультуры, Алексей Павлович, который был мастером спорта по классической борьбе, изыскал безлюдное место, где доходчиво растолковал Тюльке, кто он есть и как надо обращаться с девочками.
Неизвестно, как физрук достучался до сознания этого персонажа. Но результат был.
Витя нашёл где-то кусок стальной проволоки для вязания и пошёл вешаться, о чём стало известно директору школы, Тамаре Ивановне.
Местом для суицида Витя выбрал школьный туалет. Там он привязал к крюку, на котором висел светильник, один кусок проволоки, а на втором конце смастерил петлю, которую, забравшись на подоконник, одел себе на шею.
Тамара Ивановна была авторитетным и опытным педагогом. На её уроках истории даже хулиганы соблюдали дисциплину.
 Она нашла нужные слова, соответствующие серьёзности момента.
 Витя ей говорил, что жить не будет, потому что его никто не любит. Но дал Тамаре Ивановне убедить его, что вешаться в школе неправильно.
 Как там было, никто не знает. Тюлька не повесился, и какое-то время ещё ходил в школу, пока не очутился там, где таких персонажей изолируют от общества.
Как такие дети попадали в обычные школы, где терроризировали младших детей и мешали им учиться?! Такая была добрая страна, где каждому давали шанс исправиться.
 На самом деле не каждый двоечник мешал другим детям учиться. И всё же не понятно, зачем их оставляли на второй год.
 Наверно был такой закон, что дураки, если по своему уровню развитию не дотягивают до уровня дурдома, тоже должны, как и нормальные дети, иметь возможность получить школьный аттестат о восьмилетнем образовании.
Спустя несколько лет, отбыв срок в местах лишения свободы, Витя вернулся в родной город. Он был в шляпе, в костюме и лакированных туфлях.
Рассказывали, что решил Тюлька встать на правильные рельсы. Жить честно и больше в тюрьму не попадать. В тот же вечер напился пьяный, угнал скорую помощь, не справился с управлением и врезался в столб. Машину разбил, а сам опять оказался за решёткой.
Курсант заметил, что сын дамочки не только по запаху, но и внешне похож на упомянутого выше его одноклассника.
Тюльпа бил одноклассников Вадима, но его трогать боялся. Уважал его отца. У курсанта отец был суров, но справедлив: однажды пообщался с батей Тюльпы и у того нос из бурака превратился в баклажан.
С тех пор Витя к Вадиму относился терпимо, и был даже вроде телохранителя.
Мария Парфёновна, заметив это, поручила Вадиму заходить каждое утро за Тюльпой, чтобы тот не опаздывал в школу.
Запах в квартире у Тюльпы был ужасный. Таким воздухом дышать невозможно.
 Кроме этого там были и тараканы и клопы. Антисанитария была пугающей, поэтому Вадим предпочитал ждать одноклассника на лестнице, отказываясь от гостеприимных предложений войти внутрь.
Люди, по мнению курсанта, как и собаки, делятся на породы. Есть рабочие — тянут службу, учатся, строят. Есть декоративные — милы, но бесполезны.
Есть и такие, как Тюльпа.
Про родословную Тюльпы Вадим ничего не знал, да и знать не хотел. По его предположению, такие рождаются сразу головой в пол — что, в принципе, многое объясняет.
Кто-то из читателей, может, и возмутится злости курсанта. Легко быть великодушным, находясь далеко от происходящего.
 Но Вадим находился бок о бок с этим телом на нижней полке и испытывал к нему почти физическую неприязнь.
Мысленно обозвав его недоноском, он попытался отвлечься от тёмных мыслей — но не получилось.
Женщину двум проводникам таки удалось выставить из вагона за секунду до отправления поезда.
Она ещё немного пробежалась по платформе за поездом, демонстрируя пассажирам жалкую улыбку и облучая любимое существо сильным, выразительным взглядом больших влажных глаз.
Но глаза устроены иначе, чем гиперболоид инженера Гарина. Поэтому мальчик мало что почувствовал.
Однако, эта сцена и его не оставила равнодушным. Это стало понятно, когда платформа кончилась, поезд набрал скорость и ребёнок вздохнул-таки с облегчением.
Всем стало на время хорошо. Мальчик вышел из вагона. Потом вернулся в хорошем настроении, притащив с собой сильный запах пива и табачного перегара.
 Его появление немного умерило общую радость от поездки. Но мальчик выглядел счастливым.
Он не обратил внимания, что никто не разделил его блаженства. Отрок обладал одним полезным качеством. А именно был самодостаточным до такой степени, что для полного счастья ему было достаточно быть довольным самому.
 Многие не могут вполне радоваться чему-то хорошему в одиночестве. Обязательно надо получить удовольствие, разделив своё счастье с кем-то.
Причём, когда делишь счастье, например на двоих, его становится в два раза больше.
А если не с кем поделиться, то чего-то не хватает и радость становится не полной.
А этот парень был вполне счастлив и один. Для этого ему было достаточно пива, сигарет и отсутствия рядом родителей.
Возможно, он из неполной семьи. Может кто-то не равнодушный убедил его матушку не делать аборт.
Вадим предположил, что призыв боятся равнодушных, с чьёго молчаливого согласия совершаются все преступления, можно уравновесить призывом бояться не равнодушных.
Потому что именно они способны наложить вам на шею жгут, чтобы остановить носовое кровотечение.
Господа, которые видят всё в упрощённом виде и легко принимают участие в чужой жизни, часто не несут за это никакой ответственности.
Бывает, что кто-то из них, хоть и редко, но получит по сопатке. Но принимает побои с немалым удивлением.
Вот, кто заставил мамашу этого недоноска отказаться от аборта, своевременного и необходимого?
Назначить бы его опекуном и заставить разруливать все ситуации, когда этот бастард делает наш мир более мрачным, чем он мог быть при хорошо поставленной работе абортария.
Вадим, устроившись на верхней полке, оглядывал попутчиков свысока.
Напротив, на нижнем месте, сидела дородная дама — с виду крепкая селянка чернозёмного края.
Лицо у неё было жёлто-восковое. Блестело в свете лампы; серые глаза, увеличенные толстыми линзами очков, казались непропорционально огромными. Волосы были собраны в тугой узел.
С первого взгляда женщина не понравилась Вадиму: смотрела на него с холодным неодобрением, даже с презрением.
С воодушевлением она говорила о батюшках: какие образованные, как прекрасно владеют словом. Не то, что военные: пьянствуют, ругаются и двух слов связать не умеют.
Вадим, уверенный, что двух слов связать способен и даже больше, решил дать о себе знать. Услышанное его задело.
«Хвалу и клевету приемли равнодушно и не оспаривай глупца», — эту фразу курсант знал и признавал за истину. Но он был молод, горяч и не мог спокойно слушать, как какая-то дородная клуша без разбора поливает грязью всех военных.
Сверху, с полки, он как бы между прочим сбросил вопрос:
— Вы так со знанием дела много сказали о служителях культа. Мне на эту тему очень нравится мнение Пушкина. Слышали сказку о попе и его работнике Балде?
— Военные сейчас все богохульники и в церковь не ходят. Поэтому вы, юноша, слышали звон, но понятия не имеете, о чём он! Ты никогда с православным батюшкой не общался, а берёшься судить! — переходя на «ты», выдохнула она. — Бог — любовь.
Вадим лениво потянулся на полке:
— Да, Он именно с любовью топил в потопах и жёг огнём с неба, — сказал он с усмешкой. — Если это любовь, то у нас с вами разные понятия об этом чувстве!
Потом добавил: - Православная Россия утонула в крови революций и войн. Римская империя, крестившись, не стала царством добра, а лишь разрушила античное наследие. Византия, колыбель православия, погибла, словно её вера была пустым звуком. И сейчас некоторые люди надели крестики и желают повторить то, что уже было. Почему вы так уверены, что ваша церковь действительно общается с богом?
 Юноше было скучно просто глядеть в окно на мелькающие за стеклом пейзажи. Убивая скуку, он вовсе не стремился перевоспитать случайных попутчиков. Он использовал их как живой тренажёр — для речи, для аргументов, для умения удерживать аудиторию. На службе потом пригодится.
Ему уже доводилось вести политзанятия с матросами — по поручению командира. Тогда вовремя под руку попалась книга Бертрана Рассела «Почему я не христианин», и Вадим черпал из неё атеистические идеи, блистал перед матросами железной логикой известного учёного и английского лорда.
Женщина напротив заговорила тоном, будто на проповеди:
— Если бога по вашему нет, чего вы тогда с ним боретесь, богоборцы? Все люди верующие. Атеисты тоже верят. Просто в то, что Бога нет!
Вадим усмехнулся:
— Я не верю, что Бога нет. Я просто не знаю. Но знаю, как назвать тех, кто свои фантазии о Боге и загробной жизни выдаёт за истину. Они — лжецы. И кто вам сказал, что я с богом борюсь? Я был бы счастлив знать, что мы не предоставлены сами себе и есть спаситель. Но у меня нет достаточных оснований в это верить. Вот в деда мороза я верил, и это было замечательно! А сейчас у меня уже не получается верить в сказки.
С нижней полки вмешался усатый дядя — усы напоминали портрет Шевченко. Голос похожий на ворчание, но уверенный:
— Ты наверно считаешь себя очень умным. Наверно «горе от ума», это про тебя. При царе жили счастливо. Рабочий на зарплату мог содержать семью. Крестьяне любили помещиков, как родителей. А те заботились о них, как о детях. Всё это — христианская вера. — И офицеры, — добавил он, — были благородные. Не то, что нынешние военные…
Вадим не удостоил этот выпад ответом.
На соседнем месте сидел пассажир лет пятидесяти. Голубые глаза и высокий лоб с морщинами. Умное лицо. Лысина прикрыта длинными волосами цвета соломы, виски седые. Гладко выбрит. Одет в синий спортивный костюм и кроссовки фирмы  Adidas.

Вадим почему-то подумал, что этот пассажир — иностранец. Чем-то он выделялся из общей массы. Поезд шёл через Польшу. «Может, поляк?» — подумал Вадим, когда обратил на него внимание.
Оказалось, вовсе не иностранец. Попутчик искал собеседника, чтобы блеснуть умом, и без церемоний обратился к Вадиму:
— Вы, молодой человек, комсомолец?
— Я член КПСС.
— Значит, верите в коммунизм?
— Я слушал курс по научному коммунизму и сдал экзамен. У меня не вера, а знания.
Мужчина улыбнулся уголком губ:
— Забавно. Наука изучает то, что есть. А вы изучаете то, чего никогда не было. Когда-то и астрологию считали наукой.
— Это было в средние века. Сейчас 1984 год. В такие сказки не верят.
— Ошибаетесь. Всегда найдутся те, кто верит в астрологию. И в коммунизм тоже. Только это сказка о всеобщем счастье без всякой логики. Потому что самый главный сказочник придумал: чиновников, быстро превращающихся в господ, должен контролировать пролетариат. А вот кто будет контролировать тех, кто руководит пролетариатом, он не сказал. И его последователи, тоже великие сказочники, не придумали, кто их будет контролировать. Потому, наверно, что им это очень удобно.
— И что, вы думаете, никто этого не понимал?
— Почему же? Анархисты прекрасно понимали. Михаил Бакунин, например. Он спорил с Марксом и писал: если социалисты возьмут государство в руки, они превратятся в господ. Но вам этого не преподавали.
Вадим не растерялся:
— Однако по делам надо судить. При царе народ был неграмотным. Один врач на шестнадцать тысяч человек. А теперь есть образование, медицина, восьмичасовой рабочий день. Большевики вытащили страну из пропасти!
— Да, — кивнул мужчина. — Только обещали народу свободу, а на деле свобода осталась у верхушки партии. Мой вам совет: если уж верить, то лучше в Бога. У этой веры хотя бы традиция длиннее. А если хотите знаний — читайте первоисточники и не слушайте толкователей. Иначе вами будут манипулировать. — Он улыбнулся и, не желая сходить с пьедестала, продолжил: — Слушай, старшина, вот ещё пища для размышлений. Вас учат, что вы строите коммунизм. Но будущее просчитать можно, как прогноз погоды. Если что-то произошло, значит, иначе быть не могло. Эпоха застоя скоро кончится, перемены неизбежны. Без свободы прессы и собраний жизнь в обществе замирает. Но, как известно, хуже всего жить в эпоху перемен. Я уезжаю из страны. У меня есть родственники в Америке.
— Думаю, зря вы так! Родина — не пустой звук! А партия найдёт выход. Ещё не такие трудности преодолевали!
— Вот поэтому я и говорю: вы, коммунисты, тоже верующие. У нас же страна дураков. Везде воровство и блат. На заводах тянут, в магазинах дефицит, мафия кругом. Начальство у кормушки по связям. А нам поют про «развитой социализм». Сейчас, когда нет оснований для оптимизма, продолжаете верить своей партии.
Вы повторяете слова Маркса, что капитал за 300 процентов прибыли пойдёт на любое преступление.
— Разве не так?
—  Если ты учил историю, то наверно знаешь, что и бедняки за копейку делали такое, что страшно вспомнить. Да и вовсе без прибыли — из зависти, мести и жажды власти.
Кто-то грабил испанские галионы, гружённые золотом, а теперь его потомки — капиталисты! Дело не в классе, а в человеческой природе. Среди капиталистов попадались порядочные люди, а среди бедняков — жестокие тираны и террористы. Поинтересуйся, что во время гражданской войны люди делали друг с другом — поседеешь раньше времени. Всё люди делают. Мы вот едем на поезде. Билеты недорогие. А какое свинство: в туалет войти невозможно. Люди пока что не доросли до того, чтобы им можно было подарить справедливое общество, где всё держится на высоком сознании каждого. Некоторых обезьян нужно дрессировать, а не рассказывать им про культуру поведения.
Он прищурился, сделал паузу и продолжил:
— Некоторые из нынешней верхушки — отчасти тоже верующие, не от мира сего. А другие — без пяти минут буржуазия. И, как бывшие ленинцы, они докажут правоту Ильича. Превратившись в буржуев, продадут Родину и войдут в сделку с хозяевами капиталистического мира. Постараются, чтобы те признали их законными владельцами богатств этой страны. СССР перестанет существовать. Это рок. Другого исхода нет. Ты веришь в судьбу?
Вадим возразил:
— Жизнь полна развилок. Случайная встреча, болезнь, одно слово — сказанное или несказанное — и всё идёт иначе. Предопределение? Удобный способ снять с себя ответственность: мол, я ни при чём, так судьба решила. Совесть не мучает — и всё.
Мужчина с голубыми глазами подмигнул и мягко закончил:
— Нет, милый. Когда всё уже случилось — никаких «бы» не существует. Все эти «мог бы», «должен был», «если бы» — лишь кляксы на бумаге. Был бы умнее — был бы. А не был — значит, не был.
Вадиму пришла мысль: человек будто решает сам, но всё предопределено заранее. И поезд, и встреча, и этот разговор — всё прописано. Грохот колёс только подтверждал: выбора нет, есть лишь механизм.
Курсант уже устал от ставшего скучным разговора, в котором каждый остался при своём, но у него появились новые вопросы.
Он взглянул на паренька. Самодостаточный тип: сигарета, пиво — и он счастлив, как в раю.
 Людям обычно скучно радоваться в одиночку: и кино вдвоём веселее, и пирожное вкуснее, когда делишься. А про любовь и говорить не надо. Но этот обходился без всех. Дым пускал в две ноздри и был доволен собой.
Первое впечатление редко обманывает.  Вадима предвидел, скучно с этим олухом не будет.
Вадиму сразу хотелось, чтобы тот вышел раньше расписания. Но и на нужной станции, куда парень ехал, его с трудом выставили наружу.
 Будили все — и проводник, и пассажиры. Сначала за полчаса до прибытия, потом каждые пять минут. В итоге он всё же спрыгнул на ходу — и мир вздохнул свободнее.
У Вадима всё время, пока он слушал, как мальчуган собирал в темноте манатки. Было нехорошее предчувствие.
Он мужественно преодолел желание помочь разгильдяю и продолжал лежать.
Иногда надо прислушиваться к своим предчувствиям. Глубина подсознания порой может давать подсказки. Но Вадиму лень было думать об этом.
Полагаясь на сказочное заблуждение о том, что утро вечера мудренее, он ещё недолго наслаждался сладким сном.
Утро принесло ясность. Спрыгнув с верхней полки, курсант первым делом попытался найти свои ботинки.
Один ботинок — свой: левый, сорок третьего размера, блестящий, со стальной набойкой, пахнущий гуталином, он нашёл сразу. А вот другой — правый — сразу не узнал. За ночь он сжался до сорокового размера.
Каблук на нём был сточен на бок. Запах протухшего сыра оскорблял обоняние. Вот и не доверяй после этого предчувствиям.
Глупость — дорогая вещь. За неё приходится платить, даже если принадлежит она не тебе.
Так что кто теперь осудит курсанта за его сермяжные мысли? Ведь ясно: виноваты не люди, а движение атомов и яйцеклеток, подчинённых причинно-следственным связям.
Двойник Тюльки тоже был не виноват, что он такой, но невиновность не делает человека приятным попутчиком.
Вадим умел прощать, очищать душу от раздражения и относиться к неприятным встречам как к камешку в ботинке: вынул — и забыл.
Даже в неприятностях Вадим не хотел превращаться в человека, который «не умеет развлекаться». Потому тяжёлого осадка не осталось. Смех превращает досаду в развлечение.
А кто не верит — пусть послужит в армии. Среди военных любителей чёрного юмора всегда в избытке. Увидеть чужую беду и посмеяться над ней — почти профессия.
Поезд прибыл в Калининград. Теперь предстояло пересесть на дизель до Балтийска и при этом не попасться на вокзале военному патрулю. Вадиму повезло, и он благополучно пересел в нужный транспорт.
Уже в дизеле на Балтийск он устроился у окна, припрятав под сиденье ногу в чужом «Скороходе» сорокового размера.
Правой стопе было тесно, пахло сыром, но на душе — солнечно. Он даже улыбался, представляя, как развеселит родителей, рассказывая эту историю.
Судьба любит шутить. В Балтийске, удачно пройдя незамеченным на вокзале, и решив срезать путь через двор, Вадим столкнулся нос к носу с бравым майором и двумя морпехами в красных повязках «Патруль».
Первые благодарные зрители. Веселье их было недолгим — тут же подкатила комендантская машина.
Объясняться времени не дали. Худой, нервный помощник коменданта лишь процедил: «Разберёмся в комендатуре».
Вадима, вместе с другими счастливчиками, усадили в кузов грузовика под тентом. Холодная скамейка, несколько таких же «нарушителей» — и вот уже все задержанные улыбаются, разглядывая экзотическую обувь старшины. Машина мчалась по улицам, собирая коллекцию армейских баек.
Теперь у Вадима не только ботинок жал на пальцы, но и нога мёрзла так, что казалось — отвалится.
Он прибыл в Балтийск в день боевой и политической подготовки. В такой день военнослужащие не должны шататься по городу. Увольнительных и командировок нет — все обязаны сидеть на занятиях.
А тут ещё командующий флотом, адмирал Сидоров, пожаловал. Ввиду этого обстоятельства комендатура проявляла особую прыть. Всех, кто попадался в форме на улице, — в машину и в комендатуру. Военный порядок и дисциплина лишены сантиментов.
Дом от вокзала был рукой подать: пятнадцать минут — и здравствуй, мама, здравствуй, папа. Но вместо этого Вадим катался целый день в кузове комендантской машины. Сервис, так сказать, на высоте.
А дома шла параллельная жизнь. Мама напекла пирожков, поставила борщ. В квартире всё блестело. Она каждые пять минут выглядывала в окно. Должен ведь показаться сын — красавец, спортсмен, гордость семьи. Она и не подозревала, что красавец сидит на жёсткой лавке в кузове с красным носом.
Когда стол был накрыт, а сына всё не было, мать заволновалась. Позвонила мужу:
— Георгий, уже почти час дня. Вадик давно должен быть дома!
Муж — капитан первого ранга, суровый моряк, хороший семьянин и любящий муж — успокоил:
— Людочка, не волнуйся. У нас дисциплина. Сегодня день боевой подготовки, да ещё командующий в городе. Значит, курсант уже в комендатуре. Поставят на учёт и отпустят. Сервис у нас образцовый.
Курсант вернулся домой — усталый, продрогший, но счастливый. В доме был праздник.
За столом он рассказал отцу о попутчике. Георгий Вадимович, командир крейсера, сказал: — С корабля бегут крысы. Командир уходит последним. Но есть кто-то, кто обрадуется, ели таких вот крыс на нашем корабле будет большинство. Настоящий человек держится долга, а не кормушки. И если кто из экипажа пытается поднять панику, то надо его изолировать! Наше руководство не теряет самообладание, его уверенность передаётся всем!
Вадим подумал, что если страной руководят такие командиры как его отец, то никакие бури не страшны. А Георгий Вадимович добавил: - Какие мы все в общей массе, такая у нас и страна.
Так что — делай, что должен, а что будет дальше, увидим…