О Нагорной проповеди. Нищие духом

                Мы приступаем к изучению заповедей блаженств, на которых основано  евангельское учение Христа. В беседе «О заповедях Закона и блаженства» я говорил, что Нагорная проповедь (Мф.5:1-12) является сутью христианства. Ее наставления – путеводитель ко спасению и выживанию в падшем мире не только собравшихся у горы, но и всего человечества. О том же учит святитель Иоанн Златоуст: «Говорено было к ученикам, а написано для всех, которые будут после них». Говоря «блаженны», Христос обращается не только к ученикам и народу, а к человеку вообще, как носителю образа и подобия Божьего. Святитель Иоанн обращает на это особое внимание: «Потому-то и Христос, хотя обращается с проповедью к ученикам, но не к ним относит слова Свои, а говорит о всех блаженствах неопределенно…чтобы это было яснее, и ты узнал, что слова Его имеют большое отношение и к тебе, и ко всему роду человеческому».
                Чтобы понять суть Нагорной проповеди, необходимо выяснить, что такое блаженство. Вот как о нем полно и боговдохновенно пишет святитель Григорий Нисский – брат Василия Великого: « Блаженство, по моему рассуждению, есть объем всего, что представляется как благо, в котором нет недостатка ни в чем согласном с добрым пожеланием. Но понятие о блаженстве соделается для нас более известным из сличения с противоположными. Признак блаженства — непрестанная и тени не имеющая радость, происходящая от добродетели. Ублажаемому возможно веселиться и радоваться на предлагаемое ему в наслаждение [духовное]. Посему поистине всеблаженно само Божество: потому что, чем ни представим Его себе, блаженством будет чистая оная жизнь, неизреченное и непостижимое благо, невыразимая лепота, неточная благодать, премудрость и сила, истинный свет, источник всякой благости, превышающая все власть». Другими словами, блаженство заключается не в обстоятельствах, а в правильном отношении к ним. То есть, это состояние духа, не имеющее ничего общего с удовольствиями и наслаждениями. Оно, по сути,- благословение Божие, приносящее духовную радость. Выяснив, что такое блаженство, мы можем перейти к заповедям Нагорной проповеди.
                Первые девять относятся к духовному миру, а остальные – к благочестивому поведению. Поэтому важно разобраться в основных правилах добродетельной жизни, которые Христос оставил человечеству. Все христиане знают, что нужно жить по заповедям, но мало кто их понимает, включая и духовенство. Не ведая смысла Нагорной проповеди, невозможно правильно исполнять закон Христов. Как известно, путь ко спасению лежит через добродетели или православный образ жизни. Преподобный Максим Исповедник называл их – воплощением заповедей. Поэтому, ведая, о чем гласит заповедь, можно непогрешительно ее исполнять. И, наоборот, ее незнание или ложное понимание уводит от Христа в сети дьявола. Поэтому я решил дать самое общее толкование первых девяти заповедей блаженств, как ориентир духовной жизни. О значении заповедей говорит само место Нагорной проповеди.
                Для учения Христос избирает уединенную пустыню и восходит на гору, дабы наставлять народ, пребывая в одиночество и тишине. Он мог учить  в Храме или в синагоге, как это будет в дальнейшем, но для главных слов веры избирает пустыню. Именно в пустыне Он был искушаем дьяволом, и для Своего служения вновь возвращается в место уединения. Народ и ученики, собравшиеся у ног Учителя, символизируют то «малое стадо» (Лк.12:32), которое и составит будущую  Церковь. Овцы стада Христова взалкали хлеба жизни (Ин.6:51) и пришли к источнику воды, ведущему в жизнь вечную (Ин.7:38). Этим подчеркивается, что желающий спасения должен приложить усилия для встречи с Богом. К горе за словом Божиим пришло ничтожно малое количество по сравнению с оставшимся в городе. О них пророчествовал Давид: «Придут от силы в силу, явится Бог богов на Сионе [горе]» (Пс.83:8). Другими словами, придут сильные духом к силе Божественной, явленной в Сыне Божиим на Синае. О горе, как месте встречи человека с Богом, пророчествовал еще Исайя: «Приидите, и взыдем на гору  Господню [Синай]» (Ис.2:3). Она символизирует отрешенность божественного от плотского, оберегая святость учения Христова от мирской суеты. Соответственно, и познание заповедей, и следование им берут свое начало в сердце человека, в его внутренней чистоте и тишине. Об этом же Господь говорит, научая молитве «Отче наш»: «Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф.6:6). Здесь под «комнатой» или «клетью» понимается сердце верующего.
                Известный византийский богослов XII в. Евфимий Зигабен писал: «Господь изложил блаженства, взойдя на гору; этим Он показал, что желающий достигнуть блаженства должен отвлекаться от всего земного и подниматься к высокому. Взошел на ближайшую гору, отчасти уклоняясь от шума толпы, отчасти желая преподать учение без перерыва. От врачевания тел переходит к врачеванию душ. Таким образом Он всегда поступает, переходя от одного к другому, и от этого опять к тому, чтобы доставить разнообразную пользу». Иначе говоря, Нагорная проповедь обращена к душе. Руководствуясь этим, мы приступим к рассмотрению заповедей блаженств.
                «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» (Мф.5:3). Сердце заповеди – «нищие духом». Поэтому возникает вопрос: а кто это такие?  Одна женщина так ответила на него: нищие духом – это те, у кого ничего нет. То есть, она поняла заповедь буквально, как рассказ о нищих, попрошайках. Но вот, как это понимают святые отцы Вселенской Церкви. Святитель Василий Великий: «"Нищие духом" суть те, которые обнищали не по другой какой причине, но по учению Господа, сказавшего: "пойди, продай имение твое и раздай нищим"» (Мф.19:21; Лк.18:22). Здесь акцент делается на добровольном посвящении себя служению Господу, что несовместимо с привязанностью к мирскому. Но, чтобы слушающие не подумали, что лишение имущества угодно Христу, Василий Великий поясняет свою мысль: «"Сей нищий воззва, и Господь услыша и". Не всегда нищета похвальна, а только когда она с евангельскою целью принята произвольно. Ибо многие по достатку нищи, а по произволению весьма любостяжательны. Их бедность не спасает, а произволение осуждает. Посему блажен не тот, кто беден, но кто сокровищам мира предпочитает заповедь Христову. Таковых и Господь называет блаженными, говоря: "Блажени нищии духом" (Мф. 5:3), — не бедные имуществом, но избравшие нищету от сердца. А что не от произвола [не по воле], то и блаженным не делает. Посему всякая добродетель, а преимущественно пред всеми нищета имеет отличительным признаком свободное произволение».
                О том же пророчествует Давид, взывая ко Господу: «аз же нищ есмь и убог» (Пс.39:18). Понятно, что богатейший из царей Древнего мира не мог считать себя нищим в прямом смысле. Поэтому святитель Иоанн Златоуст замечает: «Что значит: нищие духом? Смиренные и сокрушенные сердцем. Духом Он назвал душу и расположение человека. Так как есть много смиренных не по своему расположению, а по необходимости обстоятельств, то Он, умолчав о таких (потому что в том невелика слава), называет, прежде всего, блаженными тех, которые по своей воле смиряют себя и уничижают. Почему же не сказал Он: смиренные, а сказал: "нищие"? Потому, что последнее выразительнее первого; нищими Он называет здесь тех, которые боятся и трепещут заповедей Божьих, которых и через пророка Исаию Бог называет угодными Себе, говоря: "на кого Я призрю: на смиренного и сокрушенного духом и на трепещущего перед словом Моим" (Ис.;66:2)».
                Противопоставляя богатству, святитель Григорий Нисский так объясняет нищету духа: «Если нищета противополагается богатству, то, конечно, по соответствию должно признать, что нищета бывает двоякая: одна отвергаемая, а другая ублажаемая. Посему, кто обнищал целомудрием, или дорогим достоянием — справедливости, или мудростью или благоразумием, или оказывается и нищим, и нестяжателем, и убогим по другой какой многостоющей драгоценности, тот бедствует от нищеты, и жалок по нестяжательности того, что для человека дорого [богатства]. Но кто добровольно обнищал от всего, представляемого порочным, и не отлагает в свои тайники ни одной диавольской драгоценности [страсти, похоти, богатство], но горит духом…тот, по указанию Слова, — в ублажаемой нищете, плодом которой Небесное Царствие…Хочешь ли уразуметь, кто обнищавший духом? Тот обнищал духом, кто душевное богатство выменял на телесное изобилие [отказался от земных сокровищ ради небесных благ], кто земное богатство отряс с себя, как некую тяжесть, чтобы, став выспренним и воздухоносным, взойти горе, вместе с Богом».
                Завершая общее, самое поверхностное рассмотрение первой заповеди, необходимо сказать следующее. Она предваряет учение Христа о духовном пути ко спасению, то есть раскрывает цель Его Воплощения – спасение человека. Она же является ключом к пониманию всего Евангелие как путеводителя в Царство Небесное. Невозможно следовать ни одной из последующих заповедей Христа, если миновать первую. Нищета духа или подчинения своей воли Божественной, удаление от мира и его похотей, нестяжание сокровищ и жажда духовных благ – непременное условие восхождения к Богу. Если плотские  страсти и привязанности укоренились, и нищета духа, как нестяжательность мирского, не наступила, то останутся недоступными и остальные Евангельские заповеди. А значит, и Бог не сойдет на гору к человеку и человек не поднимется на встречу Христу.
                Максим Исповедник писал: «Насколько человек радел о познании видимых вещей, настолько он укреплял в себе неведение Бога…Познавший немощь человеческого естества обретает опыт Божественной силы; благодаря ей он в одних духовных вещах преуспевает, а в других стремится преуспеть, никогда не презирая никого из людей, – и на основании этого заключает, – без страстной привязанности души к чувству в людях полностью отсутствовал бы грех». Это означает, что нищета духа подразумевает обнищание или избавление ума от привязанностей ко всему мирскому, ибо без этого никакое движение к Богу, а значит и к познанию учения Христова невозможно. Именно поэтому заповедь о нищих духом, как  ключ к богопознанию, предваряет все остальные, ибо невозможно одновременно смотреть и на небо, и на землю.