Редактору газеты Северный Юх

               
               Редактору газеты «Северный Юх»

 

На лбу бегущая строка заканчивалась у виска и жалобная пыль – «чужой
слюны остатки»
Дарованы, как отпечатки отчаянной злобы от трафаретных слез,
Отборной грязи проволочных лоз английскою булавкой уколовших в
сердце…, 
Где кончиком ослиного хвоста прописаны законы:
Кого прибить к титановым крестам, кого-то возводить на троны, дышать
огнем и кушать шампиньоны, похожие на мухоморы, но только вместо
мух - там отражение чьих-то глаз – прозрачных, не ресничных,
безучастных…
         
 
Наместники всех контурных видений и проявители прозрачных тупиков,
солисты неопознанных театров, носители красивых париков,
Писатели немыслимых стандартов, давители трахей запутанным
жгутом…,
Чтоб вам дышалось так же по утру, срезая мозговую кожуру, как дышит
«фригидарий мыслеедов»
В погоне дофаминовых щедрот Надежда и на кладбище живет, да потому
что ей плевать…, где жить и никогда не умирать, в Надежду
обернув чужие души и закупорив серой правды уши…


Он ждал свою статью, но ожиданье - мерзкий ад в тиши поломанных
часов и острых стрелок,
И мысленно он бился об заклад своих многочасовых посиделок…, где за
стеной коллегия «драконов» съедала вкусный смысл его статьи,
Чтоб не пришлось ему газоны стричь и заедать лекарственной травою и
создавать гнездо покинутых желаний и рассуждать над смыслом
недопониманий: редактора и фантика конфетки, которую он долго-долго
ждет с Надеждой обнимаясь в коридоре…    
         

И мелом по спине, не на стене…, кривой узор обрывочных сомнений
Подчеркивал загадочность помех и тихих судьбоносных повелений, где
коллективы безработных ямщиков хоронят старых лошадей у кромки
моря…,
где белоснежную рубаху тихо ткут для грустного усталого шахтера,
Чей уголь никому уже не нужен и будет чем-то заменен на радость
барменам, юристам и актерам и миллионам черных телефонов,
умеющих мозги, как рыбу засушить, оставив тело для еды и туалета…


Редактор просто спал на кожаном диване, слегка храпел под водочный
угар и видел сон,
Что у него в кармане лежит бумажный толстый гонорар и шум оваций
за чужие мысли и памятник себе он обнимал…
А хор кричал хмельные дифирамбы, руками дирижабли поднимал, и
дрожь кусалась мокротой на пояснице, рвались знамена счастья и
лилась толпа,
А в голове трещала скорлупа и памяти распад для понимания того, что
вовсе не случилось и не могло случиться никогда в связи с иной
трактовкой злого мира…


У них в редакции там все наоборот…,
Подобие…, как лифт в Депо идет, трамваи собирают урожаи, а
садоводы ловят карасей и продают их в городе Минводы…
Редактор – целлофан на сковородке, мужчина – ежедневный пластилин
Надутый парус он в свинцовой лодке, художник одноразовых картин
несчастный раб бюджетных комитетов, простейший организм и
нелюдим, пускающий кадильный дым во славу процветания газеты,
во славу процветания себя…

А в коридоре все просиживал простак, статью создавший о величии
народа и вспоминал он промежуточный журфак и деканат у
«мусоропровода»
Вор будущего - тихий не всегда, статья была совсем запрещена в виду
крамолы вычурных моментов и неуплаты государству алиментов…
В связи с долгами перед Комитетом за прошлые газетные года и
ожерелье призрачных проблем, которые упомнить невозможно…

Но Автор очень осторожно в редакции нырнул во тьму, а вышел к
ослепительному свету,
Дарующему мудрость и терпенье, перешагнуть ту демоническую
скверну, чтоб окончательно уверовать в себя…   
            

Редактор пил, но уяснил урок и ставил обязательно в упрёк       
Что все же рано закрывается ларек, на складе выдают талоны и сахар
рафинад - святой паек…,
По пять сырков красиво шелестящих, три банки шпрот от призрачных
щедрот святого непорочного начальства…
И макароны, что похожи на спагетти, которые он видел на банкете в
честь нового главы для Комитета, который возглавлял «сверх комитет»
от Комитета высших Комитетов…, пустоты заполняя лишь собой!