Прошедшее. Том второй. При-людия 3

При-людия №3. ОЛЬГИНО

В последнюю ночь нашего проживания на Фонтанке, случилось наводнение. Радио тревожно, подражая знаменитому диктору Левитану, низким мужским голосом оповещало жителей города о подъёме воды через каждые десять минут. Когда прозвучало: «уровень воды в Неве выше ординара на два метра и восемьдесят один сантиметр», я вышел поглядеть на Фонтанку. Она оказалась полной до краёв и местами выплёскивалась на гранит набережной. «Выльется или не выльется»? Подождал недолго и вернулся в дом. Услышал: «Уровень воды в Неве выше ординара на два метра и семьдесят пять сантиметров». «Не выльется», — подумал я, успокоился и уснул.
На следующий день нам предстояло съезжать с насиженного места. Дом признан нежилым (каковым он был и ранее. то есть, каретником). Нашим хозяевам предоставлено иное жильё, и съём помещения закончился.
Мы ехали в Ольгино по Приморскому шоссе, кое-где ещё залитому водой. Колёса утопали и выдавали стены волн по сторонам. Водитель опасался, как бы не заглох двигатель, а нам тоже не хотелось оказаться брошенными на полпути. Доехали. Посёлок разместился на плоском возвышении. До него наводнение не доставало. Там, в голубом домике снимала дачку заместитель руководителя мастерской Галина Константиновна Григорьева на втором этаже. Она и предложила нам туда съехать, поскольку дачный сезон почти окончился и одно из двух помещений пустовало. Договорились на всю зиму, ожидая лучших перемен.
Следующий день был солнечным, тёплым, и мы отправились на прогулку вдоль Залива. Дочка восторженно бегала по ещё не просохшей дюне с лопаткой и ведёрком, поражаясь обширности этой "песочницы" в сравнении с той, что в Летнем саду напротив нашего прошлого пристанища.
Однако оставаться в Ольгино нам предстояло две зимы с одним летом в промежутке. Хозяином  оказался старый еврей Илья Борисович. Он не умел читать и писать, зато ловко считал. В отличие от цены за съём просторной комнаты на Фонтанке в 30 рублей, он потребовал 35 за маленькую каморку, засчитав туда стоимость дров на зиму. У него было двое взрослых детей, один из которых Ромка, слегка свихнутый. Как-то раз мы увидели в окне его лицо, висящее сверху вниз. Что он делал на крыше, не понять. И как он не рухнул головой на землю, тоже осталось загадкой. А однажды, когда я отсутствовал, Ромка стал гоняться за отцом с топором вокруг дома. Тот, несмотря на старость, вбежал вверх по крутым ступеням полувинтовой лестницы, возопил: «Зоя, спаси меня»! Она и спасла. Как подлинно русская женщина, которая коня на скаку остановит, вышла навстречу разъярённому парню с искрами решимости в глазах. Тот выронил топор и присел на землю.
В целом, обитание в Ольгино втроём было нескучным и без приключений с Ромкой. Одним из увлечений стал пошив одежды для всех. Женской, детской, мужской. Больше женской. И сшили для Зои длинное платье в стиле начала двадцатого столетия. Когда выходили на прогулку, народ, завидев платье, даже останавливался, выражая во взоре удивление вместе с восхищением, и опускал взгляд на собственную одежду. Приезжала и Галина Константиновна со своей мамой Софией Георгиевной, полной тёзкой нашей дочки. Они подружились, и мы всей компанией чаёвничали на посиделках. Ещё я притащил туда старинную американскую фисгармонию, доставшуюся по знакомству. Вёз на небольшой плоской колясочке, выданной Ильёй Борисовичем, с Петроградской стороны по улицам города и по Приморскому шоссе. Она была порядком потрёпанной, и некоторые клавиши зависали. Я отремонтировал её во дворе. Пробовал затем поигрывать на ней, попутно, что-то сочиняя. Неподалёку жил известный композитор Андрей Петров. Наши пути ни разу не пересекись, зайти к нему ни с того, ни с сего тоже не привелось, хотя и было у меня желание перекинуться с ним размышлениями об искусстве, в первую очередь как раз о композиции, присущей всем видам искусств. Может быть, и пригласить поиграть на фисгармонии. Я в то время помимо своей основной, художественной и пошивочной деятельности был занят литературным трудом. Загорелся написанием романа с названием «Мышь», где есть эпизод, связанный с архитектурой и градостроительством вкупе с музыкой. Там главный герой идёт по некоему фантастическому городу, считывая с его пространств особую музыку. Симфонию. Он уподобляет свой взор звукоснимателю, движущемуся по бороздкам грампластинки, извлекая пространственные образы, подобные музыкальным. И действительно, когда движешься, скажем, по Невскому проспекту, то возникает мощное начало восхитительной симфонии — общая перспектива с Адмиралтейской иглой и откликами на неё башнями городской думы и здания компании «Зингер». Затем, вглядываясь в пространственное насыщение по сторонам, видишь две музыкальные темы. По левую сторону — чередующиеся отступы застройки от линии улицы в виде сада с Екатериной, Гостиного двора, Казанского собора. Здесь эдакая привольная тема с солирующими инструментами различного тембра и высоты звука. По правую сторону — разновысотная стена зданий различных стилей с узкими прозорами, где высвечиваются иноверческие храмы и, конечно же, православный Спас-на-крови. а каждое здание украшено изысканными деталями. Здесь — затейливая мелодия, где звучат все инструменты оркестра с краткими всплесками соло и виртуозной вязью. А виды с мостов через Фонтанку, канал Грибоедова и Мойку заставляют остановиться, и тогда выходит некое «фермато». И вся эта пространственная гармония прекрасно оркестрована видом высокого стиля каждого здания со свойственным им декором... Встреча так и не состоялась. Жаль. А то бы жизнь в Ольгино значительно приукрасилась.
Чаще всего я ездил в мастерскую на электричке до Финляндского вокзала, а затем на трамвае по Литейному мосту, каждый раз наблюдая «затмение» величественного Воскресенского собора Смольного монастыря (солнца) — утилитарной водопроводной башней (луной). Когда-то, проживая в Шувалово в маленьком домике с большой печкой, происходило то же самое в моём пути, и я размышлял о повседневном затмении наших возвышенных ощущений — приземлёнными заботами в рутинной жизни. Но иногда вместе с руководителем мастерской Назаровым, беседуя о градостроительном искусстве да просто философствуя, возвращался домой, выходя из станции метро «Петроградская» (тогда она была конечной). Затем, пересекал Крестовский и Елагин острова и ехал на автобусе. Путь был продолжительнее, но способствовал раздумьям.
Тем временем, руководство мастерской продолжало хлопотать о моём постоянном жилье, но безуспешно.