Код верности Нулевой император. Эпизод 10

Титус проснулся рано, а вернее почти совсем не спал, ворочался, не в силах заснуть, без конца прокручивая в голове события прошедшего дня. И сам сон, тревожный и недолгий, не принес облегчения.
Лежать, уставившись в темный, потолок, не имело смысла. Он поднялся,  привел себя в порядок, механически съел фрукт, оставшийся от ужина.
Долго бродил из угла в угол, меряя шагами свою крохотную стажерскую комнатушку. Все казалось пустым и ненужным. Бестолковая служба под началом карьериста и интригана, сплетни и смешки за спиной. Что его ждало здесь впереди? Борьба? За что? За чуть более теплое место? За новый значок на груди? И вершина счастья — бутылка «Хрустальных слёз»…
Перед глазами встал Скавр с пустым стаканом в руках. Единственный, чьё мнение что-то значило для него в этом месте.
А теперь — Никита. Чужак, занесенный сюда непонятно откуда. С нелепым языком, полным отсутствием малейших понятий о приличиях, и со странным равнодушием к собственной наготе.
Титус никогда бы так не смог. Насколько он себя помнил он всегда прятал тело, душу, мысли, словно в панцирь. А тот не боялся показывать свою беззащитность. И, может быть, именно в этом и была сила, крепче любой брони.
Если бы судьба дала ему право выбрать брата, он выбрал бы похожего на Никиту. Но судьба не спрашивала. И достался тот, что достался: холодный, равнодушный, с тихой ненавистью в сердце.
Титус вскинул голову, приняв решение. Бросил последний взгляд на убогие стены своей комнаты, быстрым шагом прошелся по безлюдным, погружённым в дремоту коридорам и поднялся наверх.
Мягкий ворс ковра приятно щекотал босые ноги. Он опустился на диван, бесцельно перебирая пальцами бахрому на подушках, размышляя, зачем он вообще сюда пришёл и что делать дальше. Затем осторожно, почти на цыпочках, прошёл в спальню и устроился в глубоком, уютном кресле напротив огромной белоснежной кровати.
В полутьме, на самом её краю, вырисовывался темный силуэт, свернувшийся калачиком под простынёй. Ровное, тихое дыхание Никиты было единственным звуком, нарушавшим ночную тишину.
Титус откинулся на мягкую спинку, вытянул уставшие ноги и… не заметил, как его глаза сами собой закрылись, и он уснул, глубоко, спокойно, без тревог и сновидений.

Проснулся от странного ощущения, будто на него кто-то смотрит. Открыл глаза и встретился взглядом с Никитой. Тот сидел на кровати, утонув головой в огромной белоснежной подушке, и спокойно изучал его.
«Сколько он так смотрел? Минуту? Час?»
По спине побежали мурашки. Чувство, что тебя застали спящим и беззащитным, было крайне неприятным. Титус выдавил из себя легкую, чуть виноватую улыбку, оправдываясь за то, что уснул в чужой комнате.
— Salve, Nikita. Bene mane.
— Salve, Titus, — зевнув, ответил Никита, потянулся и, сбросив одеяло, поднялся. Подошёл к столику, взял с блюда крупное красное яблоко, откусил и направился к ванной.
Титус резко протянул ему пижаму, намекая на неприемлемость такого вида. Никита повертел её в руках, хмыкнул и бросил на кровать. Не взглянув на Титуса, прошёл мимо, оставив за собой лишь аромат яблока и след лёгкой насмешки.

Демонстративное, почти вызывающее нежелание Никиты подчиняться правилам, которые сам Титус всегда считал незыблемым признаком цивилизованности, уже не раздражало и не удивляло. В этом была своя, дикая логика.
«Ведь это он у себя дома. А я здесь всего лишь гость. Незваный».
Дом. Пусть ненадолго, но сейчас эти роскошные апартаменты были его домом. А Титус ворвался сюда без стука, без приглашения, нагло уселся в кресло и наблюдал за ним спящим, уязвимым и беззащитным. Кто знает, как бы он сам отреагировал на такое вторжение? А Никита просто прошёл мимо, бросив на него насмешливый взгляд.
«И после этого я пытался учить его, как себя вести… Какая непростительная спесь».
С чувством досады Титус поднял с кровати смятую пижаму, аккуратно свернул, и молча положил на край кровати, маленький жест уважения к чужому пространству.

— Титус!
Он резко обернулся на голос, и увидел на пороге ванной Никиту, мокрого, с волосами, прилипшими ко лбу, немного смущённого, и чуть смешного.
По привычке опустил глаза, отвернулся, пытаясь скрыть смущение. И, преодолевая себя, медленно повернулся. Встретился с ним взглядом, открыто, почти дерзко. Не отводя глаз, бросая безмолвный вызов и себе, и Никите, и всем правилам этого места.
«Я вижу и принимаю вызов», — читалось в его упрямом взгляде.
Никита лишь удивлённо приподнял бровь, не сказал ни слова, просто выдержал взгляд, приняв правила этой странной, внезапной игры.

— Титус?
Неуверенное движение руки, растерянный взгляд, Титус сразу понял, что Никита просит о помощи. Тот не знал, как здесь чистят зубы.
«Конечно, у них всё по-другому, а я и не подумал показать», — укорил он себя.
Пройдя вглубь ванной, открыл шкафчик и достал изящный прибор для чистки зубов. Секунду поколебавшись, добавил к нему средство для удаления щетины, сам он ещё не пользовался им, но понял, что Никите оно пригодится.
— Держи. Если что — зови.
Никита непонимающе смотрел на предметы, но всё же кивнул, скорее доверившись, чем поняв. Титус подмигнул, широко, по-доброму улыбнулся и оставил его наедине с загадочным прибором и блестящей баночкой.

Из ванны доносился плеск воды и довольное мурлыканье.
Некоторое время Титус стоял неподвижно, глядя в пустоту, а затем внезапно сорвался с места, будто наконец поймал долгожданную мысль.
«Посмотрим, кто кого», — пробурчал он с азартом и исчез в глубине гардеробной.
Вскоре вернулся оттуда с охапкой одежды и парой лёгких сандалий. Расставив обувь на полу, а одежду сложив на кровать, остался ждать, с выражением лица, как у мальчишки, задумавшего шалость.

Никита вышел с сияющей мокрой физиономией, вытираясь большим полотенцем. И замер на месте, уставившись на груду одежды, разложенную на кровати.
Титус глубоко вздохнул. Его щёки тут же вспыхнули румянцем, но он медленно расстегнул пуговицы на своём строгом мундире. Впервые в жизни он раздевался под пристальным чужим взглядом. Стиснув зубы, продолжил.
Не поднимая глаз, аккуратно сложил одежду и дрожащими пальцами достал из приготовленной стопки странную длинную полоску белой ткани. Дрожа всем телом, завязал тесёмки на бёдрах, продел второй край, протянул его между ног и заправил сзади, превращая ткань в аккуратную набедренную повязку — subligaculum.
И только после этого поднял голову, встретившись взглядом с Никитой. Тот смотрел на него широко раскрытыми от изумления глазами. Красный как рак, Титус вытащил из стопки вторую такую же полоску и протянул Никите. Сделав усилие, твёрдо спросил.
— Теперь ты. Справишься?
Subligaculum несложно завязать, но объяснить словами, как это делается, почти невозможно. Титус когда-то научился по старой видеоинструкции, но искать её было долго. Поэтому он выбрал этот путь, преодолевая жуткий, сковывающий стыд.

С туникой оказалось проще. Надеть её через голову и подпоясать тонким ремешком не составило труда. Титусу осталось лишь поправить складки, чтобы передний край был чуть длиннее заднего, и застегнуть изящную фибулу на плече.
С сандалиями же вышло куда сложнее. Никита вертел их в руках, явно не понимая, что с ними делать. Титус, с лёгкой усмешкой, мягко отвёл его руки, вызвав раздражённую гримасу на лице. Не обращая внимания, зашнуровал ремешки вокруг лодыжек и отошёл в сторону, оценивая результат.
В белой льняной тунике с узкой синей полосой, идущей от плеча к подолу, и с элегантной серебряной фибулой, Никита выглядел полностью готовым к выходу.
— Ну что, пойдём в город? — предложил Титус, зная, что его не поймут.
Никита вопросительно взглянул на него, и Титус просто указал пальцем вверх, в направлении выхода.
В указаниях Терезия не было ни слова о том, чтобы держать гостя в заточении. Титус с чистой совестью решил, что прогулка на свежем воздухе не повредит. К тому же, он и сам давно не был наверху и скучал по шуму улиц и запаху моря. А если кто и спросит, он всегда сможет сослаться на то, что сопровождает уважаемого гостя старшего квестора, исполняя долг гостеприимства.
Выглянув в коридор, Титус убедился, что он пуст. Никто, конечно, ничего бы не сказал, но привлекать лишнего внимания, особенно Марцелла, не хотелось. Они быстро поднялись наверх. Титус закрыл потайную панель, скрывающую лифт, и вывел Никиту в атриум.