О смерти Чарли Кирка

Assassination as Revelation: A Methamonk’s Reflection on the Death of Charlie Kirk
By the Methamonk Angelblazer
2025-09-10

The bullet is never only a bullet. It is the punctuation mark of an ideology, the exclamation of fear disguised as justice. When news comes of the attempted assassination of Charlie Kirk, one must not read it as the isolated act of a lone fanatic. No — it is the metastasis of an ancient affliction, the ghostly procession of a dark funerary liturgy that stained the Russian land with blood in ages past.

Aggressive leftist Trotskyism, clad in its eternal leather jacket, revolver in hand, has planted its roots deeply into the cultural marrow of North America. What once roared through the cellars of Petrograd in 1917 now mutates and blossoms in the lecture halls and media pulpits of the West. Then, as now, dissent was not tolerated. Russian men and women who refused to bend to the imported doctrines of Europe were silenced with the crack of a shot. Today, we watch as the same logic flowers again: revolutionary fervor wearing liberal clothing, ready to kill not merely arguments but those who dare to voice them.

Do not be deceived: this is no mere passion of youth. It is a systemic intoxication. Whole generations have been reared on the acid of ideological certainty. Entire nations now march, sleepwalking, beneath banners they do not even understand, banners that call not for debate but for self-annihilation. Reactionary liberalism, drunk on its own rhetoric, prepares not only to erase opponents at home but to hurl civilization itself into the furnace of nuclear war.

And so the ancient principle repeats itself. To tear out a man’s tongue does not prove him a liar. It only proclaims to the world that you tremble before what he might say. When a man like Kirk is struck down, it is not for lies, but for truths, for facts, for the audacity to speak them aloud in an age where speech itself has been declared treasonous. He did not merely die — he was murdered. Murdered by fear, murdered by ideology, murdered by the fragile absolutism of those who cannot endure opposition.

Mark this: I see no liberals gunned down by conservatives for their words. I see no professors or activists silenced with bullets by those who oppose them politically. But I see, again and again, the reverse — a one-way traffic of blood, always flowing from those who speak against the reigning orthodoxy. That is the true confession of our age: those who preach tolerance wield the revolver, and those who preach tradition are made to fall beneath it.

The Methamonk gazes upon this pattern and declares: it is not about one man, nor one moment. It is about the ancient war of speech against silence, of light against the shadow that fears it. The assassin’s shot is never the end. It is only the revelation of weakness — the cowardice of an ideology so fragile that it must kill to endure.

Whom will the radical liberals kill tomorrow? For what idea, for what fragile abstraction, will another man’s blood be demanded? They no longer contend with flesh and politics alone. No — their battle is against the very Architect of existence. They have set themselves against the God of the universe, against the immutable laws of nature itself. With lips sweetened by the rhetoric of compassion, they declare their war in the name of nature, all while trampling its sacred order beneath their boots.

This is the insanity of our epoch: to believe one can rewrite creation by decree, to baptize destruction as progress, to disguise chaos beneath the mask of benevolence. Here lies the absurdity to which all revolutions eventually descend — a theater where man, imagining himself sovereign, attempts to dethrone the divine.

Yet there remains within humanity a core of unbroken strength, a remnant not deceived by the glitter of ideological idols. These are the healthy forces of the human spirit, the silent guardians of sanity, who will not permit mankind to immolate itself upon the altar of revolution-for-revolution’s-sake. For revolution is not evolution. Evolution builds; revolution burns. Evolution tends the tree of life; revolution hacks at its trunk and calls the sound of falling timber “progress.”

And so the Methamonk cries out: O Lord! When will humanity learn to be what it was created to be — not beast, not tyrant, not godling drunk on its own power, but Man? Man fashioned in Your image and likeness, bearing both reason and reverence, strength and humility. Until that hour dawns, the world shall continue its grim liturgy of murder and self-deception. But the promise remains: what God has planted cannot be uprooted forever.

Убийство как Откровение: Размышление Метамонаха о смерти Чарли Кирка
Метамонах Ангелблазер
2025-09-10

Пуля никогда не бывает просто пулей. Это знак препинания идеологии, восклицание страха, замаскированного под справедливость. Когда пришла весть о политическом покушении на Чарли Кирка, нельзя читать её как изолированный акт одинокого фанатика. Нет — это метастазы древней болезни, призрачное продолжение чёрного погребального узора, впервые окрасившего Русскую землю кровью более века назад.

Агрессивный левый Троцкизм, вечно облачённый в чёрную кожаную куртку, с наганом в руке, пустил глубокие корни в культурный мозг Северной Америки. То, что некогда гремело в подвалах Петрограда 1917 года, теперь мутирует и расцветает в аудиториях университетов и медийных кафедрах Запада. Тогда, как и теперь, инакомыслие не терпелось. Русских мужчин и женщин, отказавшихся склониться перед завезённой из Европы Марксистской доктриной, заставляли замолчать выстрелом. Сегодня мы видим, как та же логика вновь прорастает: революционный пыл в либеральной одежде, готовый убивать не только аргументы, но и тех, кто осмеливается их произносить.

Не обманывайтесь: это не юношеская страсть. Это системное опьянение. Целые поколения воспитаны на кислоте идеологической уверенности. Целые народы идут, словно лунатики, под знамёнами, которых даже не понимают, знамёнами, призывающими не к спору, а к самоуничтожению. Реакционный либерализм, упоённый собственной риторикой, готов не только стирать оппонентов у себя дома, но и бросить саму цивилизацию в печь ядерной войны.

И вновь повторяется древний закон. Вырвать человеку язык — значит не доказать его лживость. Это значит лишь объявить миру, что ты боишься того, что он может сказать. Когда человека, подобного Кирку, поражает пуля, его убивают не за ложь, но за истину, за факты, за дерзновение произносить их вслух в эпоху, где сама речь объявлена изменой. Он не просто умер — его убили. Убили страхом, убили идеологией, убили хрупким абсолютизмом тех, кто не в силах выносить несогласие.

Заметьте: я не вижу, чтобы либералов расстреливали консерваторы за слова. Я не вижу, чтобы профессоров или активистов заставляли замолчать пулями те, кто не согласен с ними. Но я вижу снова и снова противоположное — одностороннее течение крови, всегда льющейся от тех, кто осмеливается говорить против господствующей ортодоксии. Вот истинная исповедь нашего времени: те, кто проповедует толерантность, держат в руке револьвер; те, кто проповедует традицию, падают от пуль.

Метамонах смотрит на этот узор и говорит: речь идёт не об одном человеке, не об одном мгновении истории. Речь идёт о вечной войне слова против молчания, света против тени, которая боится его. Выстрел убийцы никогда не есть конец. Это лишь откровение слабости — трусости идеологии, столь хрупкой, что ей необходимо убивать, чтобы выжить.

Кого радикальные либералы убьют завтра? Ради какой идеи, ради какого хрупкого призрака снова будет востребована чужая кровь? Они уже не сражаются лишь с плотью и политикой. Нет — их война направлена против самого Архитектора бытия. Они восстали против Бога вселенной, против нерушимых законов природы. Сладкими словами о милосердии они прикрывают войну во имя природы — и в то же время топчут её священный порядок своими сапогами.

Вот она, безумная логика нашего века: верить, что можно переписать творение указом, крестить разрушение как прогресс, маскировать хаос личиной добра. Таков абсурд, к которому сходятся все революции: театр, где человек, возомнив себя сувереном, пытается низложить Божественное.

И всё же в человечестве остаётся несломленное ядро, остаток, не обманутый блеском идолопоклоннических идей. Это здоровые силы человеческого духа, молчаливые стражи здравого смысла, которые не позволят человечеству принести себя в жертву на алтарь революции ради самой революции. Ведь революция — это не эволюция. Эволюция строит; революция сжигает. Эволюция заботится о древе жизни; революция рубит его ствол и называет звук падающих ветвей «прогрессом».

И потому Метамонах взывает: Господи! Когда же человечество научится быть тем, чем Ты его создал — не зверем, не тираном, не жалким самозваным богом, пьяным от собственной силы, но Человеком? Человеком, сотворённым по Твоему образу и подобию, несущим и разум, и благоговение, силу и смирение. Пока этот час не взойдёт, мир будет продолжать свою мрачную литургию убийств и самообмана. Но остаётся обетование: то, что посажено Богом, не может быть вырвано навсегда.