Глава 26

“С каких пор бег перестал быть способом причинения себе увечий? Почему так легко бежать вверх по лестнице? Колени не беспокоят уже целую вечность!” – он пробегал возле ржавой площадки на Трассе здоровья, не сосчитать сколько раз он приходил сюда лет пять назад, когда тоска накатывала на него как Иньеста Месси под удар. Однако забавно было всё это, ибо будучи шестнадцатилетним он рассчитывал что эта боль канет в лету, а часы проведенные здесь летом навсегда останутся лишь мгновением света.
“Прошло пять лет, а ты все еще здесь! Вернулся сильнее - сдулся скорее! Мир – свингерство, а ты в нём не с той постель делишь!”
Он ускоряется и обгоняет велосипедистов, религия теряется и вянет фикус.
*Плевок* – каждую счастливую пару нужно оббегать: – “Схуяли не по тротуару, кто ещё бегает здесь кроме меня?” – парни с девушками идущие по встречке не замечали ни дождя, ни его несущегося сквозь: скорее с разбитым ****ом, чем с разбитым сердцем фейс-контроль ты пройдёшь.
Наконец он вбегает в парк Шевченка, душевные треволнения проходят как по щелчку: “Кажется, даже хорошо теперь стало!” – думает Лёха, однако отсутствие физической боли заставляет его думать, что не пробежал он достаточно. – “А вот тут скоро построят еще один буржуйский магазин!” – восклицает он при виде величественного здания на Сабанском переулке и поворачивает в сторону Девалановского спуска. Природа тоже не дремлет, ибо гром теперь аккомпанирует дождю и все люди пускаются бежать врассыпную.
– “I love this shit!” – однако значения этого выкрика адресованного небу вам никто не обоснует.
Узкий тротуар на мосту, колено подвернуть на таком – раз плюнуть! Однако, на его счастье, он пролетел между забором и ограждением быстрее ветра: – “А теперь обратно в потёмки!” – подумал он и уже было повернул за рог, однако тут синее здание бизнес центра его привлекло.
– Степуху, уже, сука, третий месяц не выдают! – он впервые за долгое время не страдал от пробежки, однако всем его попыткам остепениться суждено было пасть как после удара ладьи пешке: у соперника итак уже было превосходства в два ферзя, а теперь он на эмоциях скормил ему ещё и последнего коня. Спрашивается: а как теперь побеждать?
“Сдать партию – не равно проиграть!” – мышление уровня пятиклассника, но стоя посреди пустынной улицы с обмякшим мешком из-под картошки вместо футболки и не наблюдая в округе ни одной душонки чувствуешь себя ближе к Господу, чем к иконам Пшонка.
Когда он вернулся к мосту, то за спиной загудел джип, однако проезжая мимо него тот чуть притормозил:
“Даже лужой не обрызгают, коль не понравиться им твой стиль!” – он схватил футболку обеими руками и начал тянуть ее по сторонам, однако та была как камень. – “Ножниц нет, ну и хрен с вами!” – он снял это пупырчастое подобие одежды и скинул его с моста как монах последнюю надежду.
“Всё ли время меня заносило в этом направлении? Есть ли выход здесь верный? Покой уже близко, наверное? – Лёха смотрел на намокшую мостовую, разрисованные граффити стены, полуразрушенные здания: – “Честно сказать, железнодорожный мост был бы сейчас более подходящим, однако одними лишь мыслями мир не поменяешь!”
Он устал, жизнь казалась ему банкетом, на котором он был измученным ударами судьбы анорексиком, а перед его носом поставили мясную нарезку. Капли дождя же теперь рассекали его оголенный торс, который так и не дотягивал до звания “вечный ЗОЖ”, дескать “так и не скажешь, что ты занимаешься, хотя вены на руках…”
“До такого я не докачусь никогда, знаешь же!” – издал он истошный крик в пустоту, но разве не так же орал на всю улицу тот умалишенный на посёлке, когда они с пацанами наряжали во дворе ёлку? – “Мы считали его дебилом, а через два дня его раздавила машина…” – под мостом проехал красный грузовичок с черепом на крыше, а тьма уже пробралась под его крышу.
“Один шаг, разве не так заканчивают те жмурики в новостях? Не хотелось бы стать с ними в один ряд!” – его грудные мышцы напряглись как при виде змеи, однако свое тепло он давно отдал другим: закончились в цветочном магазине цветы.
“Ты любишь её, ты любишь пятничный футбол, ты любишь мордобой, ты любишь в мышцах боль, но что может поделать любовь, когда к себе любви у тебя - ноль?” – он улыбнулся, когда ливень перешел в разряд просто сильного дождя.
“Всё в мире непрочно, кроме любви. Любовь не может сбиться с пути, если только это настоящая любовь, а не хилый уродец, спотыкающийся и падающий на каждом шагу” – вспомнил он слова Мартина, однако в отличие от того он не испытывал никаких иллюзий относительно жизни:
“Я знал что всё на провал обреченно, я не работал так же как он на износ, однако меня всё равно на берег приволокло и как синего кита прижало бетонной плитой.”
Дождь выдыхался, словно нокаутер не сумевший вырубить соперника за один раунд.
“Кажется, мой бицепс уменьшился из-за холодной воды в два раза, но видели бы вы его при горячей, зараза!” – петрикор наполнил его ноздри как героин вены нариков на погосте.
“Словно пролезаю через канаты, а моего соперника на носилках уносят!”– он перекинул правую ногу через перила пока была такая возможность. – “We’re halfway there, my baby blue! Наконец покой я найду!” – с левой было тяжелее, однако наконец обе ноги оказались в одном ряду.
“Благодарю Господа, что жить вечно на этой земле не приходится здесь, ибо жизнь не стремящуюся к жизни в конце поджидает только смерть, и хоть в забвении – лишь пустота, однако если держать путь, то пусть туда!”