Лимон

Как утверждала неизвестная мне целительница, Лимон был котом лечебным, волшебным. Что ж, одного человека он точно излечил — меня, это факт! А вот свою хозяйку он упорно игнорировал, и никакого улучшения в самочувствии она не увидела. Как мне думается, ушлая тётка, бравшая деньги с измученных хворями людей, просто таким необычным образом пристраивала котят. Кому нужен обычный котёночек? Никому! А почти волшебный, излечивающий любые болезни? Такой нужен почти всем! А если уж ещё и строго сказать, что назвать животинку нужно будет определённым именем, дабы колдовство сработало в полную силу, то, считай, дело в шляпе, тебе искренне поверили, и котёнок уезжает в новый дом, где будет исцелять всех кого ни попадя. Так Лимон и появился в доме у Ларискиных соседей. Впрочем, прежде чем рассказать, как этот кот изменил мою жизнь и судьбу, нужно подробно вспомнить не только его историю, но мою собственную, иначе будет непонятно, как так произошло, что я неосторожно и глупо подставила руку под остро заточенные когти того недружелюбного монстра.
   С Лариской мы подружились в восьмом классе, когда мне пришлось сменить школу. В моей родной, в которой я училась с первого класса, меня затравили. Сейчас я понимаю, что моя одноклассница Аня, устроившая на меня настоящую охоту, просто была напугана моей непокорностью и скрытой до поры до времени внутренней силой, о которой я и сама тогда не подозревала. Я не желала подчиняться большинству и обожала отстаивать свою точку зрения. Мне не хотелось быть подпевалой в Аниной компании, я думала, что вполне могу быть одиночкой в классе, но Аня, видимо, решила любой ценой сломать меня, и издёвки, пакости и доносы стали столь щедро сыпаться на мою голову, что я не выдержала и поставила родителям ультиматум: либо меня переводят в другую школу, либо я уезжаю к бабушке и дедушке в деревню и там кручу коровам хвосты (папино любимое выражение), оставаясь бестолочью и неучем. Родители понимали смехотворность моей угрозы, да я и сама знала, что этот ультиматум смешон и наивен, но как иначе можно было донести до моих оптимистичных предков то отчаяние, те боль и унижение, которые мне приходилось сносить в школе? Родители, хвала всем богам, прислушались к моим словам, и вот так я и перешла из своей лучшей школы в городе, школы, в которой царствовали ненавистные мне Аня и математика, в самую обычную, в которой меня никто не знал, и где мне предстояло начать свою жизнь с чистого листа. Сейчас принято говорить, что от проблем нельзя убегать, что бежишь от себя и так далее. Что ж, наверняка так бывает, но мой случай был иной природы: я получила долгожданное избавление от издевательств и впервые за несколько лет ходила на уроки с удовольствием и радостью.
   Лариска взяла надо мной негласное шефство с самого первого дня, когда я, бледная и напуганная переменами, страшащаяся ещё больших неприятностей, переступила порог класса, в котором мне предстояло учиться целых три года.
   — Эй, новенькая! Иди сюда, садись! — скомандовала Лариска, а я почему-то сразу подчинилась, вмиг поняв, что её командирский тон не серьёзен, что пухлая, весёлая девчонка действительно решила мне помочь. — Тебя как зовут? Только не говори, что Лена! У нас этих Лен в классе уже пять штук! Житья от них нет!
   — Лариска, уймись! А то крысу в сумку засуну! — лениво сказала какая-то девочка, и я поняла, что это была одна из Ленок.
   Меня звали Татьяной, и одним своим именем (как позже выяснилось, Ларкину сестру тоже звали Таней, моя будущая подруга это имя обожала, а своё ненавидела) я, сама того не зная, обрела верную подругу.
   — В химии как плаваешь? Брассом или топором? А в алгебре? Читать любишь? — моя новая подруга засыпала меня вопросами, да, так, словно не ждала моих ответов. Я и звук не смогла бы втиснуть в скорый Ларискин говор. — Хочешь, пойдём ко мне после уроков. Мама сегодня вкусный соус варит. Ну, решайся!
   И снова я почему-то согласилась. Хотя, кто угодно может сказать, что идти в гости к абсолютно незнакомой девочке по меньшей мере странно. Так же странно, как и её приглашение. Кто же зовёт на обед человека, которого знает всего лишь несколько минут?
   В этом была вся Лариска — удивительно чуткая и вдумчивая девчонка, с ней мы сдружились мгновенно и, как нам казалось, навсегда. Мне сразу же полюбилась её семья и квартира — самая обычная, трёхкомнатная, в ней царил постоянный беспорядок, уютный и какой-то необъяснимо приятный. А уж какие запахи доносились из кухни! Ларкина мама (звали её Клавдия Сергеевна) обожала готовить. Моя мама тоже очень вкусно варила борщи и жарила котлеты, но тётя Клава подходила к процессу приготовления пищи творчески и по-детски шкодливо. Могла налепить пирожки с картошкой и солёным огурцом, а в тушёное мясо добавить совсем немного корицы. Карпов она готовила по рецепту Мелькера из детской книжки про Сальткроку, а карасей, как и советовал великий Антон Павлович, пускала плавать в молоко. Случались у тёти Клавы и неудачи, конечно же. И тогда вся семья, беззлобно посмеиваясь, требовала просто, без изысков сварить пару дюжин яиц и без всякой фантазии намазать хлеб самым обычным сливочным маслом. «Пусть и не изысканно, зато съедобно», — говорил в таких случаях Ларискин папа. Лишь муж Татьяны — Ларкиной сестры — закатывал глаза и начинал нудно читать тёще нотации про испорченные продукты и настроение. Тётя Клава улыбалась и, повернувшись спиной к зятю, тихонько говорила: «Зануда!» А сама Танька краснела и говорила своему обожаемому Лёшеньке, чтобы он придержал язык и не обижал маму. Не удивительно, что брак Ларкиной сестры и этого слишком уж серьёзного Алексея оказался бракованным и очень скоро разбился вдребезги.
   Вот такая это была семья. Весёлая, добродушная, щедрая, открытая всему миру. И всё же я сначала не поняла, почему тётя Клава привечает свою противную соседку Аллу Фёдоровну, поит её целебными отварами и внимательно выслушивает многочисленные жалобы, а также кормит и терпит шипение и царапки соседского кота Лимона (как я с ним познакомилась напишу подробно). Однажды, когда тётя Алла испортила нам с Ларкой обед слишком уж подробным описанием сбоя работы своего организма, я не выдержала и спросила подругу, за каким чёртом эта бледная, дурно пахнущая амёба (так я безжалостно называла соседку) коптит воздух не только у себя дома, но и в светлой кухне тёти Клавы.
   — Она маме очень помогла, — серьёзно ответила Лариска. — Я не говорила тебе. У мамы эпилепсия, она поэтому не работает. Однажды приступ случился прямо в подъезде, и эта амёба, как ты мерзко выразилась, не растерялась, подложила маме под голову своё пальто и была с ней пока скорая не приехала. Если бы не тётя Алла, мамы бы голову об ступеньки разбила, а если бы тогда врачей не вызвали... — Ларка умолкла, но я всё поняла.
   — Извини. Я же не знала...
   — Знаю, она противная, очень противная! Болеет с удовольствием! Ищет у себя все хвори мира и находит их!
   — Только родильной горячкой не страдает? — ухмыльнулась я.
   — Страдала, а как же! У неё же двое детей! Но она действительно больна! Вот, что плохо. Просто, как бы сказать... Она, с одной стороны, делает всё, чтобы поправиться, а с другой... Знаешь, по-моему, она просто не умеет жить в здоровом теле. Когда вдруг у неё ничего не болит, она такая растерянная становится. Сказала однажды маме: «Это что получается? Я прямо сейчас могу сходить в магазин за курицей и лапшу сварить? Так?» И когда мама засмеялась и сказала, что именно так дела и обстоят, тётя Алла испугалась. Ты бы видела её глаза! В них был ужас! Она просто не умеет жить, не болея, её так воспитали, понимаешь?
   Я кивнула, но тогда я не могла себе представить ужас человека, у которого есть силы не только на приготовление обеда, но и на мытьё посуды и на саму жизнь.
   — Вот мама и старается её поддержать! Жалко же человека! Света белого не видит из-за своих болячек! Всех врачей обошла, сейчас за знахарок всяких принялась. Ох, смешно как народ дурят! Не просто деньги дерут, а ещё и котами одаривают!
   — Что?
   — Да вот представь! Приходит как-то тётя Алла от очередной ворожеи, глаза у нашей больной безумные, счастливые, а в сумке копошится кто-то и пищит тоненько. Оказалось, та шарлатанка, лечащая наложением рук, впарила тёте Алле котёнка, велела назвать Лимоном и ни в коем случае не лишать его кошачьего достоинства, так как в таком разе магия не сработает! — Ларка заржала так неожиданно и так громко, что у меня уши заложило.
   — Какая магия?
   — А кот её знает какая! Лимон должен был быть лечебным, милым котиком. А вырос в настоящего монстра!
   Я в то время с кошками знакома была шапочно. Родители отказывались покупать мне котика или собачку, говоря, что мы все не умеем с животными обращаться (у нас даже гуппи в аквариуме не выжили), что это ответственность и так далее. У бабушки и дедушки был кот Барсик, но летом, когда я приезжала к ним в гости, этот бродяга сутками напролёт шлялся по деревне, а домой показывался лишь тогда, когда рана, полученная в доброй драке, начинала гноиться, и кот понимал, что ему срочно нужна помощь. Помню, как бабушка, вздыхая и обещая Барсику отчекрыжить некоторые части его тела, промывала ранки, засыпала их стрептоцидом, а кот, поняв, что дело сделано, благодарил бабушку, потершись о её ноги, и исчезал. 
   так и получалось, что кошки и собаки были для меня существами абсолютно инопланетными. Как за ними ухаживать? Как понять, что их что-то беспокоит? Ларка смеялась над моими наивными вопросами. В их семье кошки жили всегда, и подруга говорила, что не представляет, как можно приходить домой и не гладить гладкую спинку кошки, выбежавшую тебя поприветствовать.
   — Смотри, какая она милая! — Лариска хватала их кошку Милку, мирно дремавшую на подоконнике, и целовала её в нос.
   — Это же негигиенично! У неё же глисты могут быть! — возмущалась я и, представив, что прямо сейчас Ларка могла подцепить мерзких паразитов, бледнела и чуть ли не падала в обморок.
   — Глисты у всех есть! — нагло заявляла подруга, а мне становилось ещё хуже.
   — Но у кошек они другие. В учебнике написано... — я вспоминала ужасные картинки в учебнике по биологии, и мир перед моими глазами начинал идти волнами.
   — Ой, не будь занудой! — отмахивалась Ларка, не замечая моего побелевшего лица. — Мы регулярно даём ей таблетки. Вот от Лимона она могла заразиться, тому паразиту ничего в пасть не впихнёшь! Абсолютно дикий кот! Лечебный! Ха! Он только мясо и котлеты хорошо лечит! Сжирает, чтобы не мучились! Кошмарный кот! Никогда такого у нас не было!
   — У вас? Он же соседский!
   — У сына тёти Аллы на кошек аллергия, как выяснилось, вот он, Лимон то есть, и переселился к нам. Целыми днями шастает по двору, орёт благим матом, гуляет напропалую, дерётся, кошек обхаживает, а вечером приходит к своей ненаглядной Милке.
   — К кому? Она же у вас... это, как сказать... — смутилась я.
   — Ну да, лишена всех женских прелестей. Но знаешь, Лимон Милку любит то ли по-рыцарски, то ли как сын. Не знаю. Просто приходит, ложится рядом с ней, и ты бы видела какая блаженная у него становится морда, когда Милка деликатно вылизывает ему расцарапанную голову. Или же вытянется во весь свой рост и лапками Милкин бок «месит». И мурчит при этом настолько громко, что, как мне кажется, со двора этот звук можно услышать!
   Ларка так красочно описывала эту идиллию, что мне захотелось увидеть кошачью любовь лично, и я тут же спросила:
   — А где Лимон? Пора бы мне с ним познакомиться!
   — Гуляет где-то. Как-нибудь познакомитесь, — сказала мне подруга и предложила поцеловать Милку с пушистый лобик. Я отказалась.
   С Лимоном я познакомилась очень скоро. Ноябрь в тот год был особенно плаксивым и щедрым на ливни, поэтому однажды днём, когда солнце неожиданно протиснулось сквозь плотное покрывало облаков и улыбнулась всему живому радостно и тепло, почти по-летнему, я быстро оделась и побежала к Лариске, чтобы вытащить подругу на солнышко, то есть на прогулку.
   — Заходи! У меня тут небольшое ЧП, — Ларка отрыла мне дверь, вооружённая шваброй. Физиономия у подруги была красная и расстроенная.
   — Что случилось?
   — Мама цыплят на ужин собралась жарить, отбила их, замариновала, а этот гад одного стащил!
   Я почему-то глупо подумала о занудливом Лёшеньке — муже Ларкиной сестры.  Представила, как он ворует курицу и засмеялась.
   — Зачем ему сырой цыплёнок?
   — Чтобы сожрать, конечно же! — мрачно ответила Ларка, а я расхохоталась, представив, как этот сухарь Лёшенька пытается совладать с сырой птицей. Спятил он что ли? Так я и спросила Ларку.
   — Сама ты спятила! Лимон цыплёнка спёр! Сидит теперь под кроватью, рычит, отобрать не могу. Пойдём, поможешь, отвлечёшь гада!
   — Кот и рычит? — удивилась я. В моём мире рычали лишь злые, цепные псы, а котики — они же такие милые создания! Пушистые, ласковые, как Милка.
   — Ещё как рычит! Пойдём уже! А то ужин нам не достанется!
   Я было хотела сказать, что доедать после кота негигиенично, но сдержалась и пошла в Ларкину спальню, которую Лимон решил превратить в свою личную столовую.
   Лимон оказался действительно очень крупным котом. Он сидел под Ларкиной кроватью и грозно рычал на весь мир сквозь похищенного цыплёнка.
   — Какой красивый! — восхитилась я. Кошачья шёрстка была бледно-жёлтого цвета, пушистая, густая (так мне показалось в полутьме подкроватья, на самом деле Лимон выглядел не настолько презентабельно, драки и беспорядочные любовные связи оставляли свой след на шкуре этого пушистого красавца). — И чего ты ждёшь? Можно просто забрать у него ваш ужин. Подумаешь, это всего лишь кот!
   Не успела Ларка и слова сказать, как я глупо и отважно протянула руку, собираясь схватить синюю, вкусную, замаринованную птицу.
   — Нет! Стой! — крикнула Ларка, и одновременно с её воплем мою руку пронзила ужасная боль.
   Я посмотрела на кровь, радостно бегущую по ладони, перед глазами появился рой чёрных мушек, в ушах забилось море, и я повалилась в обморок.
   — Это всего лишь биологическая жидкость! Цвет у неё такой из-за гемоглобина! Ну что тут такого страшного! — так мне всю мою недолгую жизнь говорил мой папа. С одной стороны он был рад, что даже слегка порезав ножом палец и увидев самую крохотную капельку этой самой жидкости, я пыталась лишиться сознания. Рад потому, что мой ужас наглухо перекрывал мне дорогу в медицину и даже в биологию, в которой, как известно, принято потрошить любое живое существо ради его изучения (так часто говорил мне мой папа-инженер, а мама-инженер подтверждала его слова; родителям очень хотелось, чтобы я продолжила их путь и тоже выбрала точную, строгую профессию). С другой стороны папу раздражал мой иррациональный, бессмысленный страх, поэтому он пытался достучаться до моей спящей логики:
   — Девушки, женщины каждый месяц видят свою кровь, — смущённо говорил папа. — И в обморок не падают! — папа торжествующе смотрел на меня, а я обливалась липким потом. Папа наивно полагал, что он только что излечил меня от страха, а на самом деле он страшно усложнил мне жизнь. И с тех самых пор, с того разговора... Нет, я не буду рассказывать, как я несколько раз падала в обморок в ванной.
   Как будто бы я не пыталась ничего сделать! Я внушала себе, что вид крови меня не пугает, что она течёт во всех теплокровных существах, что это действительно всего лишь жидкость, пусть и жизненно важная! И что, ёлки-палки, как же мне хочется стать невропатологом, чтобы изучить все тайны человеческого мозга и, возможно, вылечить Ларкину маму от её страшного недуга! А для этого я должна преодолеть свои страхи! Ведь невропатолог тоже врач, который должен и укол уметь сделать и повязку наложить, если будет такая необходимость. Но я упорно продолжала бояться «окрашенной» гемоглобином жидкости. А, значит, путь в изучение самого важного человеческого органа — мозга — мне был закрыт...
   В сознание я вернулась мгновенно, обнаружила, что сижу на полу, привалившись спиной к Ларкиной кровати, а тётя Клава и Ларка суетятся и кудахчут, как напуганные курицы.
   — Танька! Очнулась! Ты как? — Ларка, лицо мокрое от слёз, цвета бледно-жёлтого, почти как кошачья шёрстка, встревожено всматривалась в мою физиономию.
   Мне почему-то не хотелось ничего говорить. Я просто кивнула и внимательно посмотрела на окровавленные тряпки, вату и бинты, валявшиеся на полу.
   — Эта сволочь руку тебе разодрала! Ох, крови было, еле-еле её усмирили. Господи, да как это правильно говорится! Танечка, я скорую вызвала, пусть посмотрят, вдруг зашивать надо, — лицо тёти Клавы тоже не отличалось яркостью и бодростью, и я тут же испугалась, что этим своим обмороком могу спровоцировать уже другой приступ. Тот самый, страшный, о котором рассказывала Ларка. И вот этот страх как-то странно повлиял на моё восприятие всего мира. Я вдруг увидела его так отчётливо, словно до этого самого момента я ходила в тёмных очках. И зрение, и слух, и внимание у меня обострились до предела. Я услышала, с каким удовольствием Лимон жрёт под кроватью цыплёнка, как громко бьются сердца Лариски и тёти Клавы, как тихо дышу я сама. Я увидела, что в углу комнаты паук сплёл паутину и поймал в неё позднюю, зря проснувшуюся сегодня, оптимистичную муху, увидела привычный беспорядок Ларкиной комнаты и прочувствовала в нём определённую, не видимую обычному глазу, гармонию. Я ещё раз очень внимательно посмотрела на кровавые следы Лимонова нападения и вдруг, словно под гипнозом, сказала очень громко и решительно:
   — Я стану ветеринаром!
   — Танька, ты что? Ты же крови... — начала говорить Лариска, испуганно глядя на меня.
   — Я стану ветеринаром! — грозно повторила я и поднялась с пола. — Всё в порядке, не надо врача!
   — Послушай, у тебя шок! Нужно...
   — Нет никакого шока! Смотрите! — я медленно размотала бинт, щедро накрученный на мою руку, спокойно посмотрела на красно-зелёные пятна на нём, добралась до ладони, обозрела глубокие царапины, щедро залитые зелёнкой, поморщилась, они сильно болели, забегая вперёд скажу, что и заживали долго (противный Лимон не озаботился мытьём когтей перед своим варварским нападением), и, несмотря на боль и тень страха, улыбнулась. — А ужин будет? Что-то мне сильно есть захотелось! — сказала я тёте Клаве. Соврала, конечно. Аппетита у меня не было, но нужно было занять и Ларку, и её маму делами, чтобы стереть с их лиц ужас и беспокойство.
   — Будет, Танечка, конечно будет! — засуетилась тётя Клава, а я строго велела отменить вызов скорой. Вот ещё! Беспокоить людей по пустякам! Тётя Клава согласилась, но позже, тем же вечером, Ларкин отец чуть ли не силком свозил меня в приёмный покой, где мне и вкололи какой-то жутко болезненный укол.
   — Чтобы не отнимала добычу у хищников, — пошутил дежурный врач.
***
   Я часто вспоминаю историю своего «мгновенного» преображения, понимая, что та вроде бы случайность была абсолютно закономерна. Что на самом деле во мне давно происходили перемены, не видимые ничьему, даже моему собственному глазу. Что моя душа, разум, ангел-хранитель, да кто угодно, я сама — просто ждали подходящего момента, чтобы нажать на красную кнопку, выпуская на волю новую меня, изменившуюся, уверенную в себе и своей мечте, в её исполнимости... Вспоминаю и улыбаюсь. Особенно тогда, когда вижу на приёме котов, чем-то напоминающих Лимона, таких же крупных и красивых. Вот и сейчас, глядя на кота (и не глядя на хозяйку), я поразилась, насколько он похож на того моего давнего знакомого, кардинально изменившего мою жизнь.
   — Добрый день! Вы на прививку, верно?
   — Таня?
   Я наконец-то посмотрела на хозяйку котика.
   — Лариска? Ты? А это...
   — Лимон!
   — Лимон? Не может быть! — на мгновение на мои глаза словно надели чёрные очки, и я снова стала видеть этот мир не чётко, сквозь пелену. Сколько лет прошло с тех пор? Пятнадцать! И тогда кот был молод и полон сил. Этот, сидящий на столе и косящий на меня злобным, недоверчивым взглядом, тоже был явно молод. Неужели...
   — Не он сам, конечно! Его внук или даже правнук! Мы уже запутались! — засмеялась Ларка, увидев моё поглупевшее лицо.
   — Какой красавец! — сказала я и протянула руку, чтобы погладить кота по гладкой шёрстке.
   — Нет! — крикнула Ларка, но я и сама успела отдёрнуть руку. Нрав у потомка был таким же грозным. — Не хватало ещё снова тебя откачивать! А ещё врач, ветеринар то есть! — засмеялась моя подруга, а я подумала: мы как-то очень глупо, банально с ней раздружились, из-за одного юноши. Почему жизнь так с нами обошлась? Неужели нельзя было как-то по-другому написать наши судьбы, чтобы они шли бок о бок?
   Наверное Лариска подумала о том же, она как-то погрустнела и вмиг стала абсолютно чужой, неприступной. Я попыталась растопить лёд, рассказала о себе и стала расспрашивать о её жизни, но Ларка отвечала односложно и неохотно. Поэтому я умолкла, сделала Лимону прививку, но не сдалась, не захотела вот так просто отпускать когда-то лучшую подругу из своей жизни.
   — Запиши мой номер телефона, — сказала я Лариске.
   — Зачем? Столько лет прошло, мы же совсем чужие! Нам не о чем говорить и...
   — Нет, ты не поняла! Мне бы хотелось, чтобы у меня дома жил внук или правнук Лимона. Подаришь мне котёнка? Или продашь? Котята ведь наверняка целебные, как и их предок! Дорого наверное просите за них!
   Ларка рассмеялась, и лёд когда-то сковавший нашу дружбу, пошёл тоненькими, не толще волоска кошачьей шубы, трещинами.
   — Очень дорого! Но мы договоримся! Диктуй номер! — сказала Лариска, а я подумала: а ведь та знахарка не врала. Лимон действительно оказался волшебным котом. И его потомство тоже.
©Оксана Нарейко