Аскеза любви...

 Она его за муки полюбила,
 А он её - за состраданье к ним.
          Вильям Шекспир.

  Обеими руками прижала она его большую, красивую, с густой белой шевелюрой голову к сердцу. Он смотрит в глаза её:
 -Если когда-нибудь ты разлюбишь меня, я этого не вынесу.
 -И я умру, если ты разлюбишь меня, - отвечает она и просыпается. Вся ещё под впечатлением сна, выходит в гостиную. Он там, сидит на диване, радостно улыбается ей навстречу:
 -Доброе утро, Солнышко моё! А я сижу здесь и думаю о тебе.
 -Что же ты обо мне думаешь?
 -А вот, если ты когда-нибудь, почему-нибудь вдруг разлюбишь меня, я умру.
 -Удивительно! Я только сейчас слышала это во сне! Значит, твои мысли опять передались мне!
 Так бывало у них уже не однажды. Один подумает, а другой тут же сделает, и каждый раз это удивляет:
 -Как ты узнал? Я ведь только подумала!
 -Не знаю, вдруг, захотелось для тебя это сделать!
А сейчас она говорит ему:
 -Мне кажется, что и там я буду любить тебя, а ты, здесь, будешь это чувствовать.
Ей девяносто четыре, а ему неделю назад исполнилось семьдесят. И вместе они-  пятьдесят лет.

            ***
      А начиналось всё так...

 -Простите! Можно у вас почитать? Я не помешаю?
В дверях читального зала Филиала Республиканской научно-медицинской библиотеки,
заведующей которого она была, стоял среднего роста темноволосый юноша. Голос его звучал тихо и напряжённо. На нём больничная пижама, значит, из больных, а Филиал Научной библиотеки предназначен только для медицинского персонала больницы, на территории которой он находился. Для больных своя читальня. Она подошла к дверям поближе, чтобы, не мешая читателям в зале, сказать это юноше. И, глянув близко, остолбенела. Его глаза... В них зияла такая бездонная боль, что невозможно было   смотреть в них. Она тонула в этой глубине, эта боль передалась ей, у самой разболелось сердце. Как отказать этому мальчику в его просьбе! Причинить ещё...
 -Да, да, конечно можно. Что вас интересует?
 -Поэзия,-тихо выдохнул он.
"Сейчас возьмёт Есенина или Блока." -подумала, подходя с ним к полкам с поэтическими сборниками. Взял Блока, ушёл  в дальний конец зала, к окну, открытому в сад с цветущей сиренью. Её аромат лился через широко распахнутые створки оконной рамы, и солнечные зайчики резвились на свежевыкрашенном полу.


 Она, работая у своего стола, наблюдала за ним. На вид ему было лет восемнадцать (потом узнала, что двадцать), но выражение бледного лица его не по возрасту серьёзно даже строго.
 Ей хотелось, но не решалась подойти, распросить, откуда он сегодня такой. Ведь сейчас не каждый день встретишь юношу, так увлечённого поэзией, а особенно классической. Она сама была влюблена в поэзию Александра Блока. И, глядя, как отрешённо от всего окружающего он весь захвачен таинством стихов, у неё самой в душе звучало:
       Иди, иди за мной- покорной
       И верною моей рабой.
       Я на сверкнувший гребень горный
       Взлечу уверенно с тобой.
       Я пронесу тебя над бездной,
       Её бездонностью дразня,   
       Твой будет ужас бесполезный-
       Лишь вдохновеньем для меня.
       Я от дождя эфирной пыли
       И от круженья охраню
       Всей силой мышц и сенью крылий
       И, вознеся, не уроню.
       И на горах, с вершиной белой
       На незапятнанном лугу,
       Божественно прекрасным телом
       Тебя я странно обожгу.
       Ты знаешь ли, какая малость
       Та человеческая ложь,
я      Та грустная земная жалость,
       Что дикой страстью ты зовёшь?
       Когда же вечер станет тише,
       И, околдованная мной,
       Ты полететь захочешь выше
       Пустыней неба огневой-
       Да, я возьму тебя с собою
       И вознесу тебя туда,
       Где кажется земля звездою,
       Землёю кажется звезда.
       Ты узришь новые миры-
       И, онемев от удивленья,
       Невероятные виденья,
ь      Создания моей игры...
       Дрожа от страха и бессилья,
       Тогда шепнёшь ты: отпусти...
       И, распустив тихонько крылья,
       Я улыбнусь тебе: лети.
       И под божественной улыбкой,
       Уничтожаясь на лету,
       Ты полетишь, как камень зыбкий,
       В зияющую пустоту.

 Это её любимый "Демон" у Блока, хотя у Блока -любимое всё. Вот и этот удивительный мальчик, так сильно чувствующий, так понимающий и воспринимающий  тончайший, хрустальный мир души поэта. А ей казалось, что на земле уже не осталось таких. Во всяком случае их так мало, что ей, на её веку, встретить такого уже не придётся. И вот он здесь, юный, прекрасный, страдающий и такой недоступно возвышенный. Он ещё долго читал и, уходя, попросил разрешения читать здесь. В больничной читальне таких книг нет. Приходил всё такой же строгий, так же садился у окна и подолгу читал всё, что стояло на полках с поэзией. Она была намного старше него, он ей в сыновья годился. У неё самой был бы такой сын, но он ещё в младенчестве умер, и она до этой поры тосковала о нем. С мужем они расстались. Потому боль этого юноши так затронула её сердце. Чувствовала, что он знал и пережил нечто такое, что обрекало душу его на высокое страдание и строгое смирение.


 Ей хотелось чем-то смягчить его  боль, сделать что-то приятное. Дома было редкое для того времени издание, сборник "Японская поэзия", очень красиво оформленная книга. Тогда с большим трудом удалось купить её. Спросила, хочет ли он почитать поэзию японцев. Конечно, очень хочет. Обещала принести. Дома обернула книгу розовой бумагой. Сделала это потому, что получила печальный опыт. В больницу пригласили художника для оформления игровой комнаты в детском отделении. Художник обратился в библиотеку с просьбой помочь подыскать интересные иллюстрации из детских книжек, чтобы он смог скопировать их. Её дочери подарили чешское издание сказок Андерсена. Изумительная книга в большом формате, в белой глянцевой обложке с необыкновенно оригинальными иллюстрациями. Как раз то, что нужно было художнику. Она ему эту книгу доверила. Но каков же был её ужас, когда получила её обратно. Замусоленные грязными пальцами и загнутые углы страниц, некоторые листы вырваны. А на обложке следы от погашенных об неё окурков.
Она, увидев книгу в таком состоянии, заплакала. Разве могла подумать, что  художник позволит себе такое обращение с книгой.


 Сборник "Японская поэзия", аккуратно обёрнутый, ожидал прихода юноши в ящике её стола. Он пришёл. Она с книгой поспешила навстречу. Оба одновременно протянули руки: она-отдать, он-взять. Но вдруг его рука, уже тронувшая книгу, резко отдёрнулась и спряталась за спину. Он-очень тихо: "Зачем же? Я бы -сам..."-, а в глазах такая обида и брезгливость. Брезгливость виделась ей потому, что она сама чувствовала в этот момент её к себе, и себя перед ним такой маленькой-маленькой, а под ногами стал проваливаться пол. В мозгу же неслось: "Он сейчас повернётся и уйдёт, и я его больше никогда не увижу."
 -Нет! Нет! Вы не поняли! Это я не для вас...-лепетала она,- Вы не знаете, как здесь обращаются с книгами. А ведь в палате вы не один. Вдруг кто-нибудь захочет  полистать."    
Он книгу взял.


 Его долго не было. Однажды, приехав утром на работу, нашла на широкой каменной периле лестницы, ведущей в её кабинет, букетик крошечных цветочков.
Такие растут под ногами, по ним, не замечая, все ходят. Но их знают дети и часто играют с ними, украшая такими букетиками кукольные уголки. Она так и подумала, что тут играли дети и оставили. Только удивило, что составлен он был из одних жёлтых цветочков, очень аккуратно связанных ниткой. Но сам букетик был таким трогательно милым, что ей жалко стало оставлять его вянуть на крыльце. Забрала и поставила в стакане у себя на столе в кабинете. А на следующее утро такой же, только фиолетовый, букетик лежал на том же месте. Она решила, что дети облюбовали крыльцо библиотеки для своих игр. Но когда стала каждое утро находить такие букетики на том же месте, и каждый раз тщательно подобранные по цвету (либо синий, либо лиловый и другие, но неизменно одноцветные), стало понятно, что это не дети.
"Наверное, кто-то из читателей так элегантно благодарит меня."-подумалось ей. Многим врачам помогала в подборке материала к их диссертациям, докладам конференциях. И она стала присматриваться к врачам, медсёстрам, стараясь угадать, кто же?
 .

  В одно утро на столе в кабинете увидела свою книгу "Японская поэзия" с вложенной ученической тетрадкой. Открыв её, на отдельном листке прочла:
 "Простите!
 Я приносил цветы в прозрачных капельках росы.
 Я хотел, чтобы и Вы увидали рассвет."
И приписка внизу:
 "Разве за цветы просят прощения..."

А в тетрадке стихи, да какие! Она читала, и они потрясали её зрелостью, не мальчика, а вполне сложившегося поэта со своим почерком, мастера. Вот некоторые из них:
                О себе
     Ты сам- и пастырь, и ведомый,
     И жалкий раб, и господин...
     И хоть в миру ты свой и дома,
     Ты так божественно один...

       О детстве
 Над тетрадкой голову склоня,
 Пишет о тоске и о блаженстве,-
 Вот оно - моё второе Я-
 Приобщает душу к совершенству.
 Я к себе давно уже привык
 И не спорю со своей судьбою...
 Только почему-то этот лик
 Заслонить мне хочется собою.

            Поэты России
        Овеян, как ветром весенним,
        Дыханьем и рифмы, и строк-
        То Пушкин и светлый Есенин,
        И мудрый, мистический Блок.
        -
        Портреты поэтов России-
        Святее библейских икон-
        Здесь чувствуешь образ Мессии
        И душу несёшь на поклон...

Там был и небольшой цикл "Подражание японским поэтам."

       Выдвигаю из-за спины
       Нечто бесформенное...
       Знакомьтесь!
ь=     Вот моё прошлое...
       Боюсь воспоминаний детства.

 А вот это потрясло до глубины души силой выраженного в нём чувства. .

       Звёзды!
       Милые звёзды!
       Впустите меня!
       Разве и вы
       безжалостны?

 Что же должно испытать человеческое сердце, как исстрадаться, чтобы так
излить свою боль!

  Позвонила в приёмный покой. Оттуда откликнулась дежурная врач: : "И вас затронул этот мальчик! Какое же он чудо, правда? Его выписали, и сегодня он уехал."
Значит, приходил попрощаться, но её не застал. Ей дали его адрес.
Она отнесла тетрадь в Республиканский Союз Писателей. Там прочли и сказали: "Это поэт от Бога", взяли тетрадь и тут же несколько стихов было помещено в сборнике молодых поэтов "Дельтаплан."
                ***
 RS Она о нём.               
               
      Судьба поэта.               
               
 Бессмысленная речь, чужой бормочет кто-то,         
 Храп, водочный угар, тяжёлый пьяный вой.
 Извечное с утра: "Беги-ка, сын, за водкой!               
 У матери твоей запой очередной..."            ю               
               
.Мальчишке бы поспать, под утро сладко спится.                .               
 Он ночью допоздна, укрывшись с головой,
 Шептал свои стихи- свой сон о Синей птице,
 Слетающей к нему заветнейшей мечтой...

 Сбегал он на погост, где вдовушки берёзы
 Склонились, бросив тень на старые кресты,
 Чтоб, кроме них, никто не видел эти слёзы-
 Беспомощную боль мальчишечьей тщеты...

 Так с матерью родной он обречён с зачатья
 Постыдное безумье разделять.
 Не дай вам Бог, друзья, услышать, как с проклятьем
 Сквозь зубы цедит сын святое слово -"мать".

        Он ей.
      Посвящение
 Ты и друг ,и жена. и мать
 Ты в свету и в обличье сиром...
 Я пришёл тебя защищать
 Перед этим враждебным миром

 И, невольно скрывая страх,
 Я стою на краю по склону -
 Так, наверно, берёт монах
 Под защиту свою икону.