Баба Дуся

                Щекутьевой Евдокие Васильевне (1898-1982),               
                моей прабабушке и няне.


Розовая атласная лента послушно ложилась в аккуратные складки. Светка вдела новую нитку в игольное ушко, ловко скрутила узелок на конце хлопчатобумажной нити и воткнула иглу в блестящую ткань. Бабе Дусе понравятся эти ровные рюши.

Прабабушка всегда была для Светки непререкаемым авторитетом по части рукоделия. Евдокия Васильевна обшивала и себя, и всю семью, и село с тринадцати лет. Ручки у молоденькой Дунечки были поистине золотыми - за что она ни бралась, все выходило на славу! В 1911 году зажиточная крестьянская семья смогла позволить себе подольский «Зингеръ », на который, как на чудо, приходили смотреть все односельчане. И потянулись к умелой девчонке сельские модницы. С тех пор хорошенькая Евдокия стала особенно завидной невестой на селе, что, впрочем, не прибавило ей счастья.

Светка припомнила, как однажды, eй было лет пять тогда, вернувшись домой с прогулки,  заметила на окне свою новую куколку в аккуратно сшитой одежонке. Баба Дуся смастерила пупсику свитерок, юбку и шапочку. Но у правнучки это вызвало приступ ревности : cама бы она такую одежку сварганить не смогла. A значит кукле больше понравится с бабой Дусей, чем с ней, Светкой.

«А что, баба Дуся теперь ее себе заберет?» - спросила она у бабушки. На что Вера Яковлевна, старшая дочь Евдокии Васильевны, спокойно объяснила : «Нет, конечно. Ты не ругай ee. У тебя всякие куклы есть, игрушки, карандаши. А у нее в детстве ничего такого не было. Она наиграться не успела. Ее рано замуж выдали. У нее удовольствий мало в жизни было. Просто поблагодари за одежку для куклы.»

Светка так и сделала. Но это небольшое происшествие надолго засело у нее в памяти. Значит и взрослые хотят иногда играть в игрушки? И еще ей стало очень жаль свою прабабушку.

Сегодня, укладывая в складочки отглаженный розовый атлас, двенадцатилетняя Светка впервые задумалась над тем, кто баба Дуся в ее жизни. Первое запомненное ею человеческое лицо. Теплота и надежность. Сибирские шаньги, пироги и пельмени, вкуснее которых Светка нигде не пробовала. Карточная игра в дурачка с шутками и смехом. Морозные зимние ночи на русской печке со сказками и страшными историями. Много работы в приусадебном хозяйстве. Плодотворное молчание над рукоделием. Первые Светкины блины в русской печи. Пахнущая овцами шерсть на прялке и Светкины неуклюжие попытки справиться с веретеном. Долгие застолья с собравшимся под одной крышей большим семейным кланом, где все блюда, от холодца до пирога со щукой, приготовлены под чутким и строгим руководством бабы Дуси. Молитвенный шепот, загадочные, непонятные слова, долетавшие до полусонной девочки в предрассветном сумраке спальни, которую она делила с прабабкой.

Овдовела Евдокия Васильевнa Щекутьевa тринадцать лет назад. «Наконец-то вздохнула свободно! » - емко и кратко описала ее ситуацию одна из многочисленных родственниц. Светка не единожды слышала старую историю о несчастном замужестве Евдокии Васильевны. Молоденькая четырнадцатилетняя Дуся Куликова была первой красавицей на селе: белокожая, румяная, с длиннющей русой косой, тонкими чертами лица и глазами-василечками. Досвадебных фотографий пригожей Евдокии не сохранилось, а может и не существовало в помине. И поэтому, глядя на осунувшееся личико женщины неопределенных лет рядом с усатым бравым дедом Яковом, Светке тяжело было представить, как должна была выглядеть хорошенькая незамужняя Дунечка.

Яков Щекутьев появился в доме у Дуняшиных родителей внезапно. Где и когда присмoтрел он себе в жены цветущую да умелую девчонку, никто не знал. В ту пору Дуня ждала жениха из армии. Отец Евдокии, Василий, отдавать свою красавицу-дочку первому встречному перестарку не собирался. А  Яков, вплотную подошедший к сороколетнему рубежу, уже успел пройти японский фронт и прилепиться к коммунистам. Чтобы отделаться от неожиданного жениха, Василий поставил невыполнимое условие: сто золотых рублей. Яков ушел. Но ненадолго. Через пару дней он явился к родителям Дуняши и высыпал на стол сто золoтых монет. Никто никогда не узнал от скрытного Якова откуда взялись такие деньжищи. А нрав у таинственного жениха был таков, что желающих открыто полюбопытствовать не нашлось. Дуняшу нарядили во все белое и повезли венчаться в церкви. «Как покойницу облачили!» - перешептывались соседи.

Что было правдой, а что выдумкой в этой семейной легенде - никто уже не знал. Светка часто слышала от своей бабушки, что жизнь у ее матери была горькой, как полынь. Тяжелый нрав мужа, войны с голодом и разрухой, раскулачивание, сталинские репрессии, непростой крестьянский быт - все это сетью глубоких морщин записалось на некогда цветущем девичьем лице. Навсегда застыла на нем маска скорби. И только в годы ее вдовства все чаще можно было услышать ее тихий робкий смех. Как притоптанная трава оживает от первого летнего ливня, так настрадавшаяся душа Евдокии Васильевны оживала от маленьких удовольствий, которыми старались окружить ее благодарные дети, внуки и правнуки.

Последнее десятилетие, освободившись от мужниной власти, Евдокия Васильевна много ездила по стране, гостила у своих дочерей и внуков. «Баба Дуся у нас прямо как лягушка-путешественница », - шутила семья. Светкин дед на своем «жигуле» регулярно отвозил ее по воскресеньям в церковь и даже выстроил баню на краю огорода, чтобы теще удобнее было «погреть старые косточки».

«С нашей бабой Дусей не соскучишься»,  - часто слышала Светка от взрослых. Евдокия Васильевна, оставаясь до глубокой старости худенькой и подвижной, была мастерицей устроить веселые богатые застолья с домашними ликерами, настойками на травах и ягодах, пирогами, шутками и песнями.

Однажды, вернувшиеся с работы из совхозной конторы дед и бабушка нашли в столовой развеселую компанию картежников. Две Светкиных прабабки, объединив усилия, быстро научили пятилетнюю правнучку игре в дурачка. Ошалевшие бухгалтеры несколько минут молча созерцали необычное зрелище. Игроки вошли в такой азарт, что даже не заметили вошедших. «Вот я твою шестерку трефовой дамой!» «А я козырным валетом!» «А у меня туз козырный, на-ка, выкуси!» Гвалт стоял невообразимый.

А еще Светка вспомнила, как баба Дуся, дитя девятнадцатого столетия, часто наивная, как ребенок, открывала для себя мир современной бытовой техники. Не раз можно было видеть, как она вполне серьезно выговаривает стиральной машине или телефонному аппарату за неполадки в работе или осеняет крестом «непослухмянный» пылесос.

A в 1975 году в доме появился странный деревянный ящик с серым выпуклым стеклом, который водрузили на треножник и подключили к сети. Несколько дней на засветившемся экране ничего не было кроме мелькающих черных и белых полос. Наконец, из района приехал мастер и, после долгой возни с капризными триодами, на экране появился генеральный секретарь ЦК КПСС. Наладчик еще немного покрутил регулировку контраста, подбавил Леониду Ильичу звука; не дыша на лампы, закрутил пластиковую крышку, протер ветошью кинескоп и призвал присутствующих отнестись к технике бережно : ничего руками не трогать. Все с готовностью пообещали сдувать с чудо-ящика пылинки.

А в это время из телевизора неслись обнадеживающие советских граждан заверения генсека о том, что все трудности с дефицитом продовольствия и товаров потребления временны. «Мы находимся в переходном периоде между социализмом и коммунизмом», -  заверил благодушный правитель строителей светлого будущего. На что баба Дуся, оторвавшись от недовязанного шерстяного носка и подойдя вплотную к экрану, потрясла морщинитым пальцем перед вдохновенным лицом Леонида Ильича. А затем, не смущаясь его пяти звезд, призвала к ответу: «Так ты, Леня, мне скажи, сколько ж мы так в энтом переходе на расшарашку-то стоять будем?» Все, кто находился в комнате в тот момент, посыпались от смеха. А пятизвездочный, как грузинский коньяк, «Леня» на это только импозантно тряхнул богатой шевелюрой и, сделав вид, что Дусин вопрос его никак не задел, продолжил сыпать щедрыми обещаниями…

Розовая атласная лента легко ложилась в складки. Светка старательно подогнула край ткани, спрятав его между рюшем. Бабе Дусе обязательно понравится. Воткнув иголку в катушку ниток, Светка внимательно осмотрела законченную работу. Розовые рюши ровными складочками поблескивали по краю обтянутого алым ситцем гроба. Что теперь?

Подошла одетая в черное бабушка. « Вот и хорошо. Красиво получилось. Бабуле твоей понравится, - лицо бабы Веры было нахмуренным и уставшим. - Пойди попрощайся с ней, а то скоро придут подружки ее oтпевать.  Потом грузовик приедет. Времени уже не будет побыть с ней наедине.»

Светка вошла в гостинную, где на столе, обряженная во все белое, лежала баба Дуся. В доме было тихо. Бесстрастно тикали ходики. Через открытое окно в комнату вливался жизнерадостный птичий щебет. Белые и розовые пионы в вазах наполняли дом благоуханием. Было слышно, как на улице куры делят между собой какую-то добычу. Июньское утро всеми красками и звуками противоречило печальному зрелищу смерти.

Светка стояла в метре от тела и разглядывала изменившие, ставшие восковыми, родные черты. Было немного боязно находиться одной рядом с покойницей. Покойница… Как это страшно звучит, когда этим словoм называют родного человека. «Баба Дуся меня любила, значит мне незачем ее бояться. Никакого зла ее мертвое тело мне не причинит». С этими мыслями, переборов страх, Светка подошла к прабабушке совсем близко и поцеловала ee в лоб.

Вот и все. Теперь она будет жить дальше, уже без бабы Дуси. Детство закончилось. Что-то внутри нее стало другим, взрослым. Взрослые принимают существование смерти спокойно, как данность.

Почему у нее нет слез? Плакать она совсем не могла. Слишком радостно чирикали за окном воробьи. Слишком громко шелестела листва на старой вишне. Слишком живо был наполнен дом прабабушкиным присутствием. Вещи, сделанные ее умелыми пальцами, всюду попадались на глаза.

Только позже, уже на кладбище, под внезапно хлынувшим дождем, глядя на опущенный в яму гроб, Светка разразилась страшными рыданиями. Ее с тpудом оттащили от могилы. В тот момент, когда на красную крышку посыпались первые комья земли, она осознала, наконец, что это действительно все. То, что в начале казалось странным ритуалом, почти игрой,- розовые рюши, цветы, старинные непонятные слова молитв и горящие свечи с непривычным сладковатым запахом - вдруг обрело зловещий смысл и неумолимую реальность. И сделать ничего нельзя. Нет способа повернуть время вспять и возвратить умершего человека в мир живых.

Это ощущение необратимости происходящего вырвалo ее из спасительного оцепенения, в котором она находилась вот уже несколько дней, с тех пор как врачи наблюдавшие прабабушку признались в полном своем бессилии перед не ведающим исключения законом жизни. Древний обряд подходил к своему логическому завершению. Действия окружающих подсказывали ей, что это не шутка, не игра, не театральное представление. Все по-настоящему.

Как посмели эти собравшиеся у могилы люди кидать размокшие от летнего дождя грязные комья на чистенький гроб, обшитый розовым рюшем, где лежала вся в белых плетеных кружевах баба Дуся!? Как могли они, эти взрослые, оставить ее одну под мокрой земляной насыпью среди могил и размокших венков? Значит бабы Дуси больше нет? Разве это правда?..

                ********               

За открытым окном шелестит умытый ночным дождем сад. Плавают в теплом воздухе сладкие запахи созревшей вишни и разогретой на солнце смолы фруктовых деревьев. Неспешно плывут над крышей старого дома беспризорные изменчивые облака. Легкий ветерок колышет занавески и плетеные кружева на аккуратно заправленной кровати. Бесстрастно тикают ходики. В освещенной послеполуденным солнцем небольшой чисто убранной комнате еще пахнет ладаном. Cо старой иконы Святитель Николай строго и заботливо надзирает за притихшей над рукоделием девочкой. Отраженные от начищенных зеркал солнечные лучи ползают по отглаженному шелку.

Цветная ткань послушно ложится в складки. Игла ловко скользит по краю материала. Нить то скрывается под тканью, то снова выныривает на поверхность, связывая все стежки в одно целое. Так и человек : вынырнет из небытия нить его судьбы, ляжет маленьким кусочком на ткань жизни и снова исчезнет, чтобы через время появиться вновь, в его потомках. Hе родится новый стежок, пока не встанут на свои места все прежние. Из  бесчисленных переплетений нити выстраивается строчка, словно история одной семьи, одного рода.

Hичто не исчезает навсегда, но, изменяясь, рождается заново. И старое живет в новом. И новое, постепенно становясь старым, уходит и снова возвращается перерожденным. И все родившиеся новые люди несут в себе частицы людей прежних. Рождаются новые Евдокии, Иваны, Марьи… И в каждом из них живут их родители, деды и прадеды. Строчками бегут по бескрайнему российскому покрывалу истории отдельных семей. Пересекаются нити судеб, сшивая в огромное полотно жизнь страны…

Светка закрепила шитьё почти невидимым узелком и отмотала с катушки новую нить. «Покороче бери. Неча лениться. Нитка чище ляжет. Вот тут справно вышло, а там напартачила опять...» Баба Дуся - строгая наставница, спуску не даст! Новый летний сарафан выйдет на славу. По белому полю алые маки и бирюзовые васильки, желтоглазые ромашки и лиловые колокольчики. И ровные строчки, и безукоризненные швы, и разглаженные cкладочки. Будет у правнучки добрая обновка.