ЧАСЫ, продолжение

Стремителен бег неудержимого колеса времени, с каждым оборотом которого сокращается срок моей жизни. Плюс: сейчас и всегда, погоня за необузданным ветром, юность, беспечность, миндальное лето, карамельные губы, сапфировые небеса, шелковистые ночи, апельсиново-оранжевые улыбки рассветов, я погрузился в ласковый временной поток. Минус: бегу против ветра, полное отсутствие консолидации, козырей в руках почти нет, годы пролетели сквозь меня, словно ускользающие тени, и я потерялся в извилистых переулках времени, ошибся в знаке. Нужно было поставить минус, а я поставил плюс.
Штормы, землетрясения, войны, эпидемии, цунами, падающие метеориты, разрывы снарядов, блуждающие тени, запекшаяся багровая кровь на разорванной груди, предсмертные хрипы раненых и умирающих, разлетаются вдребезги надежды, разрушаются до основания города, изменяются границы государств, взрываются спящие вулканы, звезды, небесные глаза ночи, срываются со своих престолов и тонут в причинном океане парадоксальности, раскалывается скорлупа вселенной, молодые женщины убивают своих еще не родившихся детей «прерыванием беременности», смерть пирует на останках человеческих тел и ставит точку в конце каждого предложения, но песочные часы вечности отсчитывают время, бегущие стрелки не остановятся никогда, даже если в мире не останется ничего и никого.
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 10, глава 40
Попутанные понятиями «я» и «мое», бесчисленные души, как волы на привязи, вращают неумолимое колесо времени. Как и все, прельщенные Твоей внешней природою, я полагаю истинно существующими мое тело, жену, родичей, слуг и тщетно силюсь найти в этих сновидениях свое прибежище. Спутав вечное с временным, свою плоть с самим собою, предметы желаний с источником счастья, я увяз в двойственности мира; не ведая, что Ты подлинная цель моя и предмет любви, я всю жизнь до сего мига вожделел к лживым образам. Как неискушенный путник не замечает в зарослях осоки спасительного водоема, так и я не видел Тебя, сокрытого соблазнительными образами великой лжи. Неспособный обуздать страсти ума, я пал жертвою чувственных соблазнов и поверг себя в пучину тревог и страданий. И хотя нечестивцу закрыты врата в Твое царство, я дерзаю припасть к Твоим стопам и молить о снисхождении.
 
Мои мечты и надежды разлетаются, словно осенние листья на ветру. Соленые капли на обветренных щеках — это дождь или я плачу? Кто я — крохотная, невидимая песчинка, умирающая и рождающаяся вновь и вновь, всплывающая на поверхность неодолимой реки и тонущая в ее бурлящих, струящихся потоках, скатывающаяся из одной части слепых песочных часов вечности в другую? Противник и жертва, выстрел и мишень, козырной король и червовая семерка, я в этом списке в самом конце, мир меня не замечает, не замечает мои следы, мои слезы, мои страдания, мои страхи, мои смятения, мои сомнения, мои потери. Я лишний, ошибка, сбой в слепой, безжалостной механической системе, я распят на цифровом рефлекторном дисплее, линия моей судьбы оборвалась, а я каким-то образом еще остался на сцене. Стрелки упрямо бегут по дороге моей жизни, цифры сменяют друг друга на табло, зубчатые шестеренки, маховики, колесики, шарниры цепляются один за другой, обратный отсчет времени на бомбе с часовым механизмом.
Взрыв, часы сбиваются с ритма, стонут, плачут, скрипят, протестуют и останавливаются, на циферблате полночь, среда перепрограммирования, все обнуляется и исчезает, как слезы под дождем. Смерти не нужны часы, она сама решает, кому какой определить час. Юность и красота, желания и богатство, величие и слава, старость и нужда, приобретения и потери, рождение и смерть — все, что мы обретаем и чего лишаемся, — лишь крохотные песчинки, незначительные лопающиеся пузырьки в бушующем потоке космического бытия, что случайно появляются и внезапно растворяются в утробе ненасытной, прожорливой вечности.
 
«Бхагавад-гита», глава 2, стих 22
Как человек, сбрасывая старые одежды, надевает новые, так и душа переходит в новые материальные тела, оставляя старые и бесполезные.
 
Волны неудержимого времени вытесняют друг друга необузданными параллельными грядами. Один день, один месяц, один год, приливы и отливы необратимого, фиолетовые тучи воспоминаний, сквозь которые отчаянно прорываются солнечные лучи невозвратности, лживые брызги пены минувшего, скользящие тени прошлого; едва одна волна времени нахлынет, как ей на смену уже грядет другая. И вот я уже здесь, на краю снегопада, посреди густой пустоты один на один с вечностью, мое тело еще дышит, мое сердце еще бьется, но я уже почти мертв.
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 3, глава 29
Время есть образ Всевышнего, в котором Он присутствует в вещественном мире и который принуждает меняться. Всякий, кто не знает этого, вынужден бояться течения времени. Господь Бог в облике времени собирает дань с тех, кто возомнил себя собственником и скупится жертвовать Ему плоды своего труда. Всякого, кто поворотился спиной к Господу, Господь, обернувшись неодолимым временем, погружает во мрак страха, сомнений и обмана.
В страхе пред временем дует ветер,
в страхе пред временем встает солнце над землею и льют дожди,
в страхе пред временем орды небесных тел излучают свет над вселенной,
в страхе пред временем распускаются цветы, плодоносят деревья и колосятся травы,
в страхе пред временем текут реки и океан держится своих берегов,
в страхе пред временем горит огонь и земля с ее горными грядами не сходит со своего круга в бездонном пространстве и не тонет в водах причинного океана,
в страхе пред временем пространство вмещает в себя бесчисленные миры, населенные мириадами живых существ, в страхе пред временем Боги создают, сохраняют и разрушают вселенную.
Время не имеет ни конца, ни начала. В облике времени Всевышний являет Себя в переменчивом мире, где, как в темнице, заключена душа. В облике времени Господь творит, поддерживает и уничтожает мир. Время властно над всем сущим, само же оно подвластно Всевышнему Господу. Время принуждает живых существ появляться из чрева друг друга, время несет смерть всем и каждому и само умирает по воле Всевышнего Господа!
 
Если душа не использует свою великую удачу для того, чтобы вернуться в обитель Безграничного, край немыслимого очарования, то она словно та легкомысленная птица, что выскользнула из клетки, но по беспечности снова угодила в железные силки. Расставленные фигуры на шахматной доске: шулер, тасующий крапленую колоду, лучший друг, предавший меня, любимая женщина, внезапно ушедшая к другому, нож в спину, ампула с ядом под языком, петля на шею, выпущенная стрела, я был рожден проигрывать, утрачивать, страдать, недосчитывать и терять. Дни и ночи выстраиваются в нелогическую цепь событий, маятник жизни раскачивается взад и вперед, стрелка неодолимо движется по изолированному кругу, мой мир стареет вместе со мной, сам того не замечая, пустота заполняется пустотой, безысходность заполняется безнадежностью, нули прибавляются к нулям. Сияние вечности в остекленевших глазах, привкус смерти; из тех, кого я знал, кого любил, кому доверял свои маленькие секреты и тайны, вокруг уже никого, все погребены под песком времени, а безжалостные механические часы продолжают свой неудержимый поступательный ход. Мягкая тень вековых деревьев, торжественная строгость липовых аллей, разлитая в воздухе печаль, запутавшиеся в небе сатиновые облака, теплые солнечные лучи едва пробиваются сквозь малахитовую листву. Бронзовая надпись на надгробной плите: дата рождения и дата смерти, между ними совсем маленькая черточка, длиною в чью-то счастливую или несчастливую жизнь. Рассуждать о том, что такое смерть, могут только мертвые, они проделали этот многоступенчатый путь до конца.
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 6, глава 5
Время, молниеносное в своем беге, разит как острие вражеского клинка. Неудержимое и непостижимое, оно отсекает от нас все, к чему мы привязаны. Не зависящее от воли смертных, оно перемалывает в своих жерновах предметы, движущиеся и неподвижные.
 
Главный Часовщик заводит часы вновь, низкий старт, время пошло, еще один забег, неумолимое движение по циферблату, секунды, минуты, часы, шаги, дни и ночи, годы, десятилетия. Я вновь превращаюсь во вращающиеся стрелки и как тень бегу по циферблату, колесо крутится, вертятся шестеренки, моя жизнь наматывается на зубчатый маховик судьбы и исчезает в струящемся потоке реки времени, звезды равнодушно, апатично и безучастно смотрят мне вслед сияющими глазами. Две точки, отправная и конечная, сплетается прошлое и то, что только начинает жить. Ненадежная, хрупкая ткань распадается под натиском неукротимого времени, превращается в бесформенную безжизненную массу и сливается с землей. Сердце, замерзшее в ожидании очередной весны, бессознательные зеленые побеги на ощупь, вслепую пробиваются сквозь пепел и перегной прошлых жизней к свету; трепет, смятение, волнение, возбуждение, удивление и страх перед ужасающей новизной; то, что еще вчера было минусом, сегодня превращается в плюс.
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 8, глава 9
Так и человек трудится днем и ночью, дабы приумножить свои богатства или приумножить свою плоть, и не жалеет для этого ни телесных, ни умственных сил. Некоторые, кто осознал тщетность такой затеи, направляют свои усилия на благо родичей и соплеменников. Однако в этой тяжбе за вечность человеку достается горький яд смерти, а божественному времени — сладкий нектар бессмертия. Служа бренному, нельзя стяжать вечность, не отдавшись душою Всевышнему, сущей Причине бытия, нельзя испить бессмертия, как, не орошая корень дерева, нельзя напоить его жизнью.