Се, человек!

    Жертва самого себя.

    Когда человек строит здание, он собирает несколько досок вместе и скрепляет их гвоздями. Задача гвоздей — поддерживать доски вместе, а задача человека — используя молоток, обеспечить гвоздям возможность исполнять их долг.

    Молоток полностью подчиняется своему хозяину, человеку, — и нельзя даже подумать о том, чтобы молоток мог действовать отдельно от человека и вне его интересов — это же молоток! Молоток был сотворен человеком из рукояти и металлического навершия, сотворен человеком для самого себя и для других людей, сотворен для того, чтобы сделать жизнь людям лучше и создать для людей возможность забивать гвозди.

    Но в современном мире возможно все. То, что некогда было инструментом, превратилось в хозяина, а те существа, что раньше назывались людьми, — в гвозди. А инструмент, существующий теперь не для людей, но исключительно для поддержания собственного существования, теперь сам выбирает - забивать ему гвозди или нет, насколько сильно или слабо забивать, во что и почему забивать, а также каково предназначение забитых им гвоздей, и насколько сильно оно отстранено от истины.

    Забитый гвоздь никогда самостоятельно не выберется из щели, в которую его вогнал молоток, как бы он того не желал. Как бы он не осознавал объем молоточного тоталитаризма, как бы яростно он не напрягался в попытке сломать доску, в которую он вбит, у него ничего не получится, ведь он один, и он — гвоздь. Теперь уже он является инструментом для молотка. Теперь он — средство для поддержания огромной структуры из досок, которая служит тюрьмой для таких же гвоздей, как он сам.

    Тогда гвоздь попытается воззвать к своим собратьям по несчастью: «Вот! Посмотрите вокруг! Откройте глаза!». До него со всех сторон доносятся голоса, сообщающие, что он — глупец, что ему место в гнилой доске и под слоем ржавчины, ему говорят, что он крив и грязен, что он — не гвоздь вовсе, и что он недостоин носить имени гвоздя. Но среди всех этих возгласов находится один молчаливый гвоздь, который не торопится как-либо отвечать, а лишь слушает и вникает. «Он прав! - говорит он — Посмотрите: молоток знает, что мы ненавидим друг друга больше, чем мы ненавидим его! Мы вбиты в почерневшие доски, мы открыты всем дождям и ветрам, бурям и ураганам, и мы до сих пор стоим! Что же для нас тогда молоток?».

    Но тут послышались громкие голоса с соседней доски: «Да кто вы такие, чтобы так говорить? Посмотрите на нас и посмотрите на себя! Вы грязные и ржавые, ваша грязь сдувается ветром в нашу сторону, мы страдаем из-за вас! Вы — никто, а мы — лучше вас!». «А кто же вы? - в ответ спрашивали их другие гвозди — Почему же вы так говорите? Пыль с вашей доски летит и на нас тоже, ведь ветер независим от наших и ваших решений! Ежели цвет вашей доски отличается от цвета нашей, это не значит, что нужно этот цвет использовать как причину для раздора!».

    В таком духе спорили обе стороны довольно долго; настолько долго, что разговоры о нависшей угрозе молотка затерялись посреди патриотичных воплей.


    Се, человек! Существо, не способное жить по-человечески.

    Когда один из людей пытается призвать остальных к развитию и движению вперед, его называют глупцом, утопистом и безродным космополитом, после чего эти гонители возвращаются к прежнему шороху. И каким, интересно, образом слово «космополит» смогло стать оскорблением?

    Почему-то люди, занавесив глаза полотном из денег и мнимой власти, не видят своей цели, своего всечеловеческого стремления. Для человека, сидящего в удобном кресле, одетого в дорогой костюм и распоряжающегося большим количеством финансовых и прочих ресурсов, с каких-то пор главной целью стало стремление остаться в этом удобном кресле, в этом дорогом костюме и на этой высокой должности. Бесследно исчезло стремление познать себя и мир, стремление внести вклад в общечеловеческое развитие — даже если у человека есть ресурсы и время, он откажется от будущего, истинного счастья, но выберет сиюминутное удовольствие. Как бы много это не критиковалось, как бы много высмеивающих книг не было написано, люди не могут заметить там себя, в то время как обвиняют в своих бедах кого-то другого, кого-то «чужого». Сразу же вспоминается богатая история, в которой виноватыми оказываются все вокруг — виноваты те, виноваты эти, виноваты условия, виновато вращение Земли, виноваты все, но не обсуждаемый человек. Любое его действие «вынуждено» эфемерным чужим человеком, тем самым абсолютно оправдано, когда настоящим его оправданием является лишь глубокая и гнилая человеческая жадность. Отвратительное и ужасное чувство, которое не хочется приписывать человеку, провозгласившему себя венцом эволюции.

    А что если не приписывать? Почему мы в этой экосистеме предполагаем неизменные условия? Что мешает человеку не быть жадным и мерзким? Он же человек. Он же создан по образу и подобию Господа Бога. Человек, проснись! Начни с себя! Посмотри в зеркало! Спроси себя: кто я есть? Что ты, человек, сделал для человечества?

    Нельзя присваивать «системе» несдвигаемость. Нельзя, впрочем, и вводить эту «систему», понятие такое же размытое и оправдывающее человеческие недостатки, как было приведено в примере ранее. «Системы» не существует! Ежели человек не может быть человеком, почему бы ему не попробовать смочь? Ежели истина недостижима, почему бы не подойти к ней как можно ближе? Ежели знание это мера скорости движения к моральной цели, а «гносис» в этой модели есть скорость света, то почему бы не достичь девяносто девяти ее процентов? Почему бы не направить энергию, затрачиваемую на ненависть и так называемую борьбу, в русло всечеловеческого развития, или, хотя бы, в русло развития самого себя, в русло достижения Познания?

    Се, человек! Существо, обладающее неповторимым и непобедимым человеческим духом, существо, способное выстоять в любом поединке, существо, способное уничтожить кого угодно, существо, само себя назвавшее Разумным, венец природы, божественное творение.

    Се, человек! Безумный и жестокий, мерзкий и гадкий, пресмыкающийся перед ненавистными ему сородичами подлец, готовый пойти на что угодно, чтобы не упасть на дно созданного его же руками конструкта. Его глаза наполняются кровью каждый раз, когда он замечает другое существо своего вида. Из его рта идет пена каждый раз, когда кто-то иной начинает учить его жизни. Его зубы стачиваются в порошок каждый раз, когда он думает о себе.

    Се, человек! Мудрый и великий. Человек, способный покорять звезды, стачивать горы и возводить лестницы в небеса. Человек, сила которого не ограничивается надуманными «системами». Человек, который не дал своему инструменту завладеть собой. Человек, глаза которого широко открыты — он познал самого себя, тем самым обретя богатство, недостижимое для подлецов и пресмыкающихся. Человек, который не смотрит на себя — он смотрит внутрь, он смотрит вокруг, он смотрит вверх. Человек, для которого не существует разделяющих концептов — национальности, расы, пола, религии, истории; все это для него лишь еще одна грань его личности, за которую невозможно ненавидеть и которой нельзя потакать. Человек, знающий все и обо всем. Человек, способный читать книгу Вселенной. Человек, заслуживший носить звание Разумного. Человек, достигший человечности.
   
    Се, человек!