Corvus Rattus Serpens, или Трактат о цене вечной..

Corvus Rattus Serpens, или Трактат о цене вечной молодости

В год 1298-й, когда Марко Поло диктовал в генуэзской тюрьме свои небылицы о Китае, а в Париже магистр Раймунд Луллий чертил круги своего Ars Magna, пытаясь механически вычислить Бога, четверо франков встретились в караван-сарае у подножия гор, которые местные зовут Гималая — "обитель снегов", а арабские географы именуют Джибаль аль-Тальдж — "горы, подпирающие небо".

Купец Марко из Пизы торговал не пряностями — тайнами. В его тюках, между слоями корицы и кардамона, лежали свитки с картами путей в Шамбалу и рецептом эликсира из крови саламандры.

Лекарь Абрахам бен Давид, изгнанный из Кордовы за то, что вскрывал трупы в субботу ("Смерть не соблюдает шаббат", — оправдывался он), искал легендарный расаяна — эликсир, о котором писали индийские алхимики. Не бессмертие — нет. Возвращение. В ту точку жизни, где ты сделал неправильный выбор.

Девица Маргарита (почему все девицы в историях — Маргариты? Потому что это имя означает "жемчужина", а жемчуг — это боль моллюска, ставшая красотой) бежала от третьего замужества. Первый муж умер в брачную ночь. Второй — через месяц. Местный святой сказал, что она проклята: "Ты несёшь не смерть, а завершённость. Рядом с тобой люди становятся окончательными".

Брат Томас из Йорка, францисканец, последователь Роджера Бэкона, вёз в Рим донос на самого себя — за ересь настолько изощрённую, что инквизиторы не смогли её понять, и отправили автора объяснить лично. Ересь заключалась в следующем: Томас утверждал, что животные могут грешить. И каяться. И получать отпущение.

В караван-сарае, где стены были исписаны молитвами на семи языках (включая язык птиц — да, некоторые суфии его знали), местный факир рассказал им о мушика-кага-нагине.

— Крыса-ворон-змея, — переводил толмач, армянин с глазами разного цвета. — Родилась от греха. Когда демон Равана похитил Ситу, он послал трёх тварей следить за Рамой: крысу — подслушивать, ворона — подсматривать, змею — подползать. Но Хануман, царь обезьян, поймал их и связал в один узел. Связал так крепко, что они срослись. Стали одним. И теперь это существо обречено вечно красть — как крыса, помнить — как ворон, и жалить — как змея.

— Чушь, — фыркнул лекарь. — Химеры не живут долго. Их внутренние органы конфликтуют. Я вскрывал василиска в Александрии — у него было три сердца, и они бились в разном ритме. Он умер не от меча, а от аритмии.

Факир усмехнулся:
— О, учёный сахиб думает, что знает законы жизни? Мушика-кага-нагин живёт не по законам тела, а по законам кармы. Она — ходячее противоречие, которое не может умереть, пока не разрешится. А разрешиться не может, потому что состоит из трёх разных грехов.

Тут девица Маргарита вздрогнула:
— Я видела её. Три ночи назад. У пещеры Чёрных Крыльев.

Все обернулись к ней.

— Я... я искала смерть. Хотела броситься с обрыва. Но увидела какое-то существо размером с шакала. Тело крысы, но покрыто не шерстью, а чёрными перьями. Крылья ворона, но перья растут как змеиная чешуя — внахлёст. Хвост — то ли крысиный, то ли змеиный, не разберёшь, потому что он постоянно меняется. А голова...

Она замолчала.

— Голова — тройная, — подсказал факир. — Но не три головы. Одна, которая троится. Смотришь прямо — видишь крысу. Сбоку — ворона. Снизу — змею. А если закрыть глаза и смотреть памятью — увидишь то, чего боишься больше всего.

Брат Томас достал свой еретический манускрипт:
— Августин писал, что животные не имеют души. Фома Аквинский уточнял — имеют, но смертную. А Ориген, тот вообще верил, что души переселяются... Но что, если это существо — не животное? Что если это грех, принявший плоть? Тогда его экскременты...

— Философский камень наоборот, — подхватил лекарь. — Превращает не свинец в золото, а время в юность. Я слышал легенды. Старик съедает помёт мушика-кага-нагина — и молодеет. Но не просто молодеет. Он возвращается в ту точку жизни, где совершил свой главный грех. Получает второй шанс. Но...

— Но грех помнит, — закончил купец. — Я встречал таких в Малабаре. Омолодившихся. Они выглядят на двадцать, но глаза у них тысячелетние. И они все исчезают. Не умирают — именно исчезают. Будто их кто-то отзывает.

Факир кивнул:
— Мушика-кага-нагин даёт молодость, но забирает линейность времени. Ты перестаёшь жить из прошлого в будущее. Начинаешь жить... во все стороны сразу. Как написано в Упанишадах: "Время — это змея, кусающая свой хвост. Но что, если у змеи три хвоста?"

Той ночью они отправились к пещере Чёрных Крыльев. Шли молча. У каждого была своя причина.

Купец думал о сделке века — продать помёт существа в Венеции как эликсир молодости. Лекарь мечтал изучить метаболизм химеры. Девица искала либо смерть, либо причину жить. Монах... монах хотел исповедать грешное животное. Да, это безумие. Но разве святость не безумна?

Пещера дышала. Не метафорически — буквально. Вдох-выдох, и с каждым выдохом — запах, который нельзя описать. Как пахнет парадокс? Как пахнет оксюморон? Вот так пахло из пещеры.

И там, в глубине, светились три пары глаз. Или одна пара, которая троилась. Или троица, которая была единой.

Существо вышло на свет факелов.

Оно было... неправильным. Не уродливым — неправильным онтологически. Как если бы кто-то нарисовал круглый квадрат и он ожил. Крысиная морда открывала клюв. Вороньи крылья шуршали чешуёй. Змеиный хвост грыз что-то когтистыми лапками на конце.

— Чччто надо, двуногие? — голос был как три голоса, наложенные друг на друга с небольшой задержкой. Эхо, опережающее звук.

Брат Томас встал на колени:
— Я пришёл исповедать тебя, страдающее создание!

Существо... засмеялось? Закаркало? Зашипело? Всё сразу:
— Исссповедать? Меня? Я не грешил. Я ЕСССТЬ грех. Три греха. Жадность крысссы. Гордыня ворона. Злоба змеи. Я не могу покаяться, монах. Это как если бы огонь покаялся в том, что жжёт.

Лекарь достал склянку:
— Мне нужен твой помёт. Для науки.

— Наука? — существо повернуло голову на 360 градусов. — Знаешь, что пишет о науке Гермес Трисмегист? "То, что внизу, как то, что вверху". Мой помёт внизу. Но он — отражение того, что вверху. Ты хочешь изучать экскременты Бога, лекарь?

Купец бросил мешочек золота:
— Продай!

— Продать время? Продать возможность? Глупец. Это не продаётся. Это даётся. Но цена...

Существо подползло-подлетело-подкралось к Маргарите:
— А ты, дева смерти? Ты несёшь завершённость? Я — противоположность. Я несу незаконченность. Вечное становление. Хочешь обменяться проклятьями?

Маргарита смотрела ему в глаза. Во все шесть. Или два. Или восемнадцать — сложно сказать, они множились:
— А что будет, если я соглашусь?

— Твои мужья не будут умирать. Но и жить не будут. Застрянут между. Как я застрял между тремя зверями. Это милосерднее?

Тут произошло неожиданное. Из глубины пещеры вышел... человек. Молодой, лет двадцати. Но с глазами, в которых плескалась вечность.

— Простите моего... питомца, — сказал он. — Он любит пугать гостей. Меня зовут Правахан. Я был раджой этих земель. Триста лет назад. Потом съел его помёт. Вернулся в свои двадцать. И понял ужасное.

— Что? — спросили все разом.

— Что молодость — это не время. Это неведение. Когда мне вернули молодое тело, я остался со старым знанием. Это как читать детскую книгу, зная все сюжеты мира. Невыносимо. Поэтому я остался здесь. Стал... как бы это сказать... пастухом парадокса. Кормлю мушика-кага-нагина летучими мышами. Убираю его помёт. Иногда продаю тем, кто очень просит. Но предупреждаю: это не эликсир молодости. Это эликсир развилки. Ты возвращаешься к моменту выбора. Но оба выбора остаются с тобой. Ты живёшь сразу две жизни. Потом четыре. Восемь. В конце концов, ты становишься всеми возможными своими «я» в своих возможных жизнях. И исчезаешь в этой множественности.

Купец спросил:
— А существо? Оно тоже когда-то было человеком?

Правахан покачал головой:
— Нет. Оно — результат алхимического эксперимента. Буддийские монахи пытались создать существо, которое воплотит в себе три яда сознания: алчность, гордыню и гнев. Чтобы, победив его, символически победить эти яды. Но существо оказалось неубиваемым. Потому что оно — не живое в привычном смысле. Оно — процесс. Вечное становление зла, которое не может стать окончательным злом, потому что состоит из трёх разных зол, мешающих друг другу.

Брат Томас воскликнул:
— Но это же доказательство моей ереси! Если существо может быть злом, не выбирая зло, значит, зло существует отдельно от выбора! Значит...

— Значит, свобода воли — иллюзия? — подсказал Правахан. — Или наоборот — единственная реальность? Я думаю об этом триста лет и не могу решить.

В конце концов, каждый получил то, за чем пришёл. Но не так, как ожидал.

Купец получил помёт — один шарик, завёрнутый в лист пипала. Продал в Венеции за баснословные деньги старому дожу. Дож омолодился, прожил две недели в теле двадцатилетнего и исчез. Просто растворился воздухе, оставив только запах серы и сандала. Купца казнили.

Лекарь изучил образец под линзой (да, они уже были). Увидел, что каждая частица состоит из трёх разных веществ, которые одновременно отталкиваются и притягиваются. Написал трактат "О троичности материи". Трактат сожгли. Лекаря — нет, но он сам сжёг все свои исследования и ушёл в монастырь.

Девица Маргарита... она осталась в пещере. Стала ученицей Правахана. Научилась кормить существо, не глядя ему в глаза. Говорят, она живёт там до сих пор. Не стареет. Но и не молодеет. Застряла в своих двадцати семи, как муха в янтаре времени.

А брат Томас? Он вернулся в Рим. Отрёкся от ереси. Но на смертном одре, через сорок лет, прошептал:
— Я исповедовал грех, ставший плотью. И он исповедовал меня. Мы отпустили друг другу то, что не совершали. И не отпустили то, что совершили. И в этом парадоксе — вся теология.

В индийском трактате XVI века есть упоминание:
"Мушика-кага-нагин всё ещё живёт в пещере. Но теперь у него есть стражи — женщина, которая не может умереть, и мужчина, который не может жить. Они собирают его помёт и раз в сто лет продают одному человеку. Тому, кто готов потерять единственность ради множественности. Стать всеми своими «я». И исчезнуть в этом становлении."

А существо? Оно ждёт. Ждёт того, кто сможет его убить. Но чтобы убить парадокс, нужно стать парадоксом.

Пока таких не нашлось.

Но говорят, в Тибете родился ребёнок с тремя тенями...