Таша и облигации
Она не ругает правительство за размер пенсии, за небольшие индексации к ней. Идет самая настоящая война за выживание России. По её мнению, надо было бы давно ввести военное положение, прижать мажоров и прочих жоров, но это мнение пожилой женщины. Да и военные действия вести пожестче.
Что её искренне удивляет, так это множество нытиков, которые пишут: народ помирает с голоду и требуют увеличения пенсий, зарплат, пособий.... И в то же время сокрушаются: Эх, встал бы Сталин, он бы всем показал, Украину Евросоюз и США одной левой бы уделал. Наталья Ивановна, несмотря на свой уже довольно почтенный возраст понимает, что в стране свобода слова.
Не понимает она только одного, как можно помнить одно, забыв про другое. А именно, про ОБЛИГАЦИИ, про продуктовые карточки, про труд колхозников за палочки. Про облигации она помнит очень хорошо, эта длинная история.
Когда Таша бывала на летних каникулах у бабушки, то старушка всегда летом наводила порядок в сундуке, который стоял в маленькой хижинки, где спал дедушка. Собственно говоря, в каморке размещался только этот громадный старинный сундук, к которому сбоку примостилась лежанка из досок, поверх которых лежал большой тулуп из овчины, на ней спал дедушка. Дедуля вообще был аскетом по жизни и до 90 лет ходил не сутулясь, с воинской выправкой.
Но вот дверь в каморке открывалась настежь и из открытой входной двери крошечную комнатку заливал солнечный свет. Бабушка начинала инспекцию своего сундука. В маленьком отделении лежала связка восковых свечей, два нательных крестика на ленточках, красная бархатная коробочка с орденом Красной звезды, полученном дедушкой за время ВОВ.
А из большого отделения на свет божий появлялась кипа цветных подшальников ( платков), легких ситцевых косынок и несколько отрезов материала. Все это богатство привозили бабушки внуки, а она их передаривала. Вот и сейчас Таше достался красивый отрез на платье и легкая ситцевая косынка. На дне сундука хранилось несколько старинных книг и толстая - толстая папка с ОБЛИГАЦИЯМИ.
У Таши дома тоже была папка с облигациями, но она была гораздо тоньше.
Такое явление, как государственный заем денег у населения, в Советском Союзе имеет непростую историю. Правительство предлагало гражданам оказать стране посильную помощь, обещая со временем вернуть вложенные средства, нередко с процентами. На практике все оказалось иначе. К внутренним займам советское руководство обращалось неоднократно, будь-то индустриализация , война или просто период застоя. В правительстве всегда были уверены: народ не откажет одолжить свои сбережения. Конечно, многие свято верили, что давая государству взаймы, они исполняют свой гражданский долг, другие искренне надеялись обогатиться, а третьи воспринимали это как принудительную меру. Всего в СССР было выпущено порядка 65 облигационных займов, львиная доля из них – до 1957 года. Именно тогда программа принудительных займов стала давать сбой. Историки называют внутренние займы едва ли не самой удачной госинвестицией в СССР. Ведь затраты на дизайн, полиграфию и распределение облигаций окупились сторицей. В период с 1923 по 1957 годы советское государство получало от займов доход примерно такой же, какой приносили другие налоги и сборы. Только до 1925 года в принудительные займы было вложено не менее 14 млн. руб. частного капитала. А что же народ? Количество желающих помочь государству только росло. Если в 1927 году на госзаймы было около 6 млн. подписчиков, то в 1941 году их стало уже 60 млн. Среднестатистический гражданин СССР в год занимал стране сумму эквивалентную 2-3 зарплатам, государство в ответ отдавать обещанные деньги не торопилось, продлевая долгожданный срок погашения ценных бумаг. Даешь продукты! К 1917 году старые акции и облигации утратили свою юридическую силу. Советское правительство аннулировало дореволюционные долги, на что западные банкиры отреагировали отказом в кредитах молодому государству. Бюджетные дыры решили латать за счет населения. «Нас не признали международные банкиры и не пожелали дать заем, но мы апеллируем к вам, трудящимся массам нашей страны, предлагаем вам оказать кредитную поддержку советскому правительству», – обращался к народу нарком финансов Григорий Сокольников. Но если городское население имело наличные деньги, то, что взять с сельских жителей? Естественно, продукты. В 1922 году государство выпустило первый краткосрочный хлебный заем, номиналом в 10 млн. пудов ржи, за ним в 1923 году последовал и сахарный. Власти мыслили примерно так. Если у крестьянина, выполнившего продналог, еще оставался хлеб, ему следует получить облигацию на количество сданного сверх продналога хлеба. «В этом году у тебя уродился хлеб, а в следующем еще неизвестно», – говорили крестьянину. Продуктовый заем отчасти себя оправдал. Так, сохранились редкие облигации, когда голодной зимой 1923 года займы погашались ранее собранным с крестьян зерном и сахаром. В 1924 году стала приносить свои плоды денежная реформа, и натуральный заем был отменен. «Добровольно-принудительно» Первое время, когда пропагандистская машина госаппарата не была отлажена, приходилось принуждать граждан расставаться с кровно заработанными деньгами. Делалось это в рассрочку, через сберкассы. Позднее механизмы изъятия денег стали более гибкими. Так появились 6% выигрышные облигации (возврат денег сверх номинала) для комиссионеров, подрядчиков и прочих частных предпринимателей , разбогатевших в годы НЭПа. Чтобы обеспечить высокую доходность советские экономисты повышали ставки облигаций до 12%. Популярностью также пользовались ценные бумаги, предоставлявшие держателям дополнительные льготы. Под залог таких облигаций можно было получить банковских ссуды или использовать их для уплаты налогов. В 1925 году чиновники решили, что пришла пора размещать государственные займы на добровольной основе. Чтобы стимулировать к ним интерес владельцев частных капиталов, купленные ранее билеты разрешалось продавать без ограничений. Вдобавок состоятельным гражданам полагалась льготная ссуда на покупку облигаций в размере 70%. Благодаря этим мерам, по подсчетам историков и экономистов, в карманы населения вернулось около полутора десятков миллионов рублей. Когда государству займы стали обходиться слишком дорого, подобная практика прекратилась. Трудности выплат Уже к октябрю 1929 года долг государства по займам составлял 1,9 млн. рублей – 1/3 всего внутреннего долга страны. В 1936 году в СССР по госзаймам фактически был объявлен дефолт, и правительство пошло на непопулярные меры: облигации 8-процентных займов принудительно были обменены на 3-процентные, погашение которых отсрочили на 20 лет. После войны руководство страны было вынуждено вновь прибегнуть к помощи населения: «При проведении денежной реформы требуются известные жертвы. Большую часть жертв государство берет на себя. Но надо, чтобы часть жертв приняло на себя и население, тем более что это будет последняя жертва», – сообщалось в постановлении Совмина. Жертвовать снова пришлось деньгами. Несмотря на то, что послевоенный рубль девальвировался фактически в 10 раз, индексации по займам не проводились. Вместо этого был произведен обмен облигаций выпущенных до 1947 года по щадящей формуле: 3 старых – 1 новая. Конец энтузиазма С 1946 по 1957 год было выпущено пять тиражей 20-летних облигаций, выручка от которых шла на восстановление и развитее народного хозяйства. Доход по ним выплачивался только в виде выигрышей, как по лотерейным билетам. Все займы фактически имели принудительный характер, хотя в официальных публикациях утверждалось обратное. Народ перестал верить, что государство когда-нибудь выполнит свои обязательства. Все чаще можно было увидеть обклеенные облигациями стены туалетов и гаражей. Во времена Хрущева ходил такой анекдот: «Дама, обратив внимание на огромную очередь в зоопарке, спросила: "Что там дают?" Ей ответили: "Это очередь к слону. Он скупает облигации госзаймов". — "Но зачем?" — "А слоны по триста лет живут!"». В то время сам Никита Сергеевич с высокой трибуны вещал: «Миллионы советских людей добровольно высказались за отсрочку на 20—25 лет выплат по старым государственным займам. Этот факт раскрывает нам такие новые черты характера, такие моральные качества нашего народа, которые немыслимы в условиях эксплуататорского строя». Несмотря на постоянные конверсии и несоблюдение сроков погашения ценных бумаг и выплат по ним процентов в конце 1950-х годов сложилась ситуация, при которой текущие бюджетные расходы по выпуску и обслуживанию всех госзаймов превысили предполагаемую от них доходность. А деньги будут? Чтобы как-то компенсировать потери населения страны от обесценивания находящихся на руках облигаций министр финансов СССР Арсений Зверев придумал хитрую схему. Он решил прибегнуть к помощи денежно - вещевой лотереи, из которой 7 млрд. рублей шло на погашение долгов, а оставшиеся – на выигрыши. Однако идею на корню пресекли возможности советской промышленности конца пятидесятых: 600 сверхплановых «Волг», 2100 «москвичей» и 9 тысяч мотоциклов изготовить отечественному автопрому было не под силу.
Началось погашение в 1974 году,окончилось лишь в в 1990 году. Но обещанных миллионов советские граждане так и не получили. В 1999 году правительство России приняло федеральный закон, который «гарантировал обладателям Государственных казначейских обязательств СССР, облигаций Государственного внутреннего выигрышного займа, а также сертификатов Сберегательного банка СССР полную компенсацию». При этом выплаты держатели советских ценных бумаг должны были получить «с учетом изменения покупательной способности денежных средств». На сегодняшний день министерство финансов РФ общий объем долгов по госзаймам оценивает в 25 трлн. рублей, что примерно в 2 раза превышает доходы казны. «Очевидно, что практическая реализация данной концепции восстановления сбережений граждан накладывает на федеральный бюджет непомерные обязательства. Если это произойдет в действительности , то государство лишится возможности в течение длительного времени осуществлять финансирование иных расходов», – констатировалось в докладе финансового ведомства.
Но конечно простые люди всей этой финансовой
механики не знали, они просто хотели помочь своей стране в трудное для неё время. Дедушка с бабушкой приобретали облигации и во время индустриализации, и во время войны и в послевоенное время. Поэтому у них была такая толстая папка с этими ценными бумагами. Когда их перестали выпускать, пообещав погасить в будущем, то дедушка отдал папку бабушке со словами: «Положи их в свой сундук, а когда начнут оплачивать, поделим поровну между тремя дочерями».
Тогда Таша ещё училась в школе, папа уже умер и она жила с мамой на её зарплату бухгалтера. 80 рублей, не очень то разгонишься. Однажды мама пришла радостной и сказала, что начали погашать облигации. Их погашали по годам, по сегодняшним ценам. С первых же денег, полученных от обмена облигации, они купили торт и съели. Но облигаций было мало, потому что мама в то время была или маленькой или училась, когда приобретали облигации. И Таша вспомнила про дедушкину папку с облигациями. Но мама реагировала на её вопросы как - то странно, иногда даже плакала и Таша перестала задавать вопросы, смирившись. Но толстенная канцелярская папка со шнурочками осталась у неё в памяти. В начале 80 – х ушли из жизни бабушка и дедушка. В станице осталась жить лишь старшая мамина сестра, к которой все ездили в гости и помогали ей по хозяйству.
После одной такой поездки мама приехала нервная и все время плакала. Оказывается, средняя сестра предложила маме пойти на кладбище и там предложила поклясться на могилах родителей, что облигации забрала не она. Таша была в ужасе, она знала, что мама была не способна на такое. Но она также понимала и то, что облигации мог взять только кто – то из родственников, тот, кто знал об этом и имел возможность взять их. « Мама, ты наверно, знаешь, кто их взял, но не хочешь об этом говорить. И я теперь тоже знаю, – задумчиво сказала Таша. – Облигации стали погашать давно, а тебе ничего не дали. Значит, они пропали ещё до погашения». «да, я знаю. В один из моих приездов я столкнулась в дверях со старшей сестрой, у которой в руках была эта папка. От испуга она уронила её на пол и облигации рассыпались по полу. Она стояла, красная, как рак. Я собрала облигации в папку и отдала моей старшей сестре. Об этом я никому не сказала. И ты об этом никогда никому не говори.»
С тех пор минуло 50 лет. Иногда Таша думала, а как бы она поступила на месте мамы. ПОднять тревогу, изобличить воровку? Это бы не принесло никому счастья и наверняка ускорило бы кончину бабушки и дедушки. Некоторые тайны должны оставаться тайнами для спокойствия и мира. Возможно, бабушка догадывалась, но тоже молчала из этих же соображений.
Нравоучений и морали не будет. Сколько людей, столько и мнений.
Свидетельство о публикации №225091201861