Часть четвёртая. В поисках атрибута или Я глупая -

Часть четвертая.;; В поисках атрибута.;



;;·*·;;·*·;;



Или «…Я глупая, а ты умен»…



До Нового Года пока еще оставались две ночных смены.



;;·*·;;·*·;;



Вместо эпиграфа…



;;·*·;;·*·;;



От Иры ушел любовник.



Она была бледна и грустна. Двигалась медленно, как сонная и вялая морская анемона, если ее в холодной и сильно - соленой воде надолго замочить…



Сказала неожиданной гостье:



- Здравствуй. – Протянутую банку из рук взяла. Сметана колыхалась медленно, лаковой гладкостью полностью съедобного продукта.



Ирина посмотрела на подружку и на банку. Спросила:



- Ты теперь там, в психушке, работаешь?



– Услышала утвердительный ответ.Сказала:



- Нехорошо у больных и убогих отбирать. Ты больше так не делай. Бог накажет за это.



Женщина пожала плечами в ответ. Сказала;



- А мне и так никогда больше СТОЛЬКО сметаны не дадут. Случайно вышло. И я для тебя постаралась. Я из психушки бежала! Из Загарьинки на трех автобусах! Сметанку свеженькую, кисленькую, тебе привезла!



– Продолжила. -Ты банку трехлитровую, пустую, взамен мне дашь? Мне каждую смену надо с собой на работу пустые банки возить…



Ирина сказала:



- Ты раздевайся. В кухню проходи. Я чайник поставлю. Ты чаю хочешь или кофе?



- Давай кофе, только некрепкий.



– Ответила женщина. Я чай - часто у матери пью.



Ирина скрылась на кухне. Оттуда спросила:



- А в кофе коньяку капнуть? У меня есть.



- Давай. – Ответила женщина. – Только мне надо капнуть одну или две капли.А то развезет от спиртного. В деревню не доеду. Я после смены ночной. Сегодня ночью мало спала.



И вспомнила, что ночь сегодня нелегкая была.



Два раза поднимал всех санитарок стук в двери отделения. Он шел изнутри. Стучались больные. Сообщали, что Пенджалифчик опять обделался. Точнее, обо.. рался.



И, подрываясь, вскакивая второй раз за ночь с узенького и жесткого топчанчика в коридоре, который ей выделили на сегодня, чтобы за ночь несколько часов придремать, женщина – санитарочка уже не могла никого жалеть. Даже себя…



Психический больной с именем или прозвищем "Пенджали" был страшно худым и медленно умирал от рака. От рака кишечника или желудка. Почти ничего не ел. Не мог контролировать калоизвержение. Не мог дойти до туалета сам.



И, в общем, всем досаждал…



Родных у него тоже не было. Никто не ходатайствовал и не просил за него, чтобы перевели его в больницу обыкновенную из психбольницы. Чтобы лечили правильными лекарствами. Чтобы лекарства облегчали боли.



Его судьбой было умирать от рака прямой кишки в психиатрическом отделении психбольницы.



Пока что, каким – то чудом, больной с раком жил…



Последним в двери отделения вошел пожилой санитар дядя Саша. Он спал на топчане в сестринской комнате. Потому что Фаина Аркадьевна, высокая и худоватая, не очень злобная и почти нестрогая медсестра, ушла на всю ночь, по своим нужным домашним делам. И отделение оставила на дядю Сашу.



Санитар дядя Саша был заметной фигурой психиатрической больнице, старыми корпусами расположенными в поселке Загарьино - Старое.



В свое время он сам в десятое отделение для алкоголиков, как запойный и неизлечимый больной поступал.



Но справился. Нашел работу санитара.



И был в немаленьком авторитете. Главным образом потому, что знал всегда, как и с кем себя нужно вести. И находил верную интонацию общения с больными людьми и со здоровыми...



Сейчас он вошел в отделение для больных и начал сразу же распоряжаться:



- Георгий, иди воды принеси. Обмыть надо ноги и задницу, собрать простыни и выстирать их.



- Сейчас вода в ванной холодная бежит. - Сказал Георгий. Он начал двигаться, осторожно и нерешительно. Все знали, что поздним вечером и ночью автономная котельная, расположенная в старом психиатрическом отделении почти не работает.



Не любят ночью топить для больных кочегары. Тоже стараются немного отдохнуть и прикорнуть. Поэтому становятся прохладными батареи. Течет из крана в ванной комнате не теплая, а совсем холодная вода. И моментально выстывают просторные больничные палаты.



Помещениям с высокими потолками, большими окнами, просторными дверными проемами без дверей, очень тяжело зимой тепло удержать.



- Пойдет, - сказал, подумавши, дядя Саша. Георгий сразу же за водой убежал.



Встать сам Пенджали тоже не мог. Хоть и старался. Он хватался за перепачканную простынь испачканными в г&овне руками. И только больше мешал, подмывавшему его Георгию. И снова падал. И снова пытался встать.



И снова всем мешал...



В конце концов, его обмыли водой из шланга. Георгий убежал в ванную застирывать обмаранные простыни. Еще один больной получил от дяди Саши пару сигарет и начал собирать в ведро тряпкой и шваброй воду с запахом поно;са.



А дядя Саша, обращаясь к санитарочкам, сказал:



- Вы отдыхайте, идите. Я в отделении сам до утра побуду. И за порядком послежу. Две женщины – санитарочки не возражали. И ушли в свое санитарское отделение.



Когда захлопнулась за ними со щелчком тяжелая дверь, та санитарка, что была постарше, сказала младшей:



- Как повезло нам, что дядя Саша сегодня в ночь вышел. С ним вместе дежурить хорошо. При нем в отделении всегда порядок…



Санитарочка не стала ничего отвечать. А посмотрела на свою товарку –односельчанку и решила, что с таким порядком, до полного беспорядка лучше бы не надо совсем никому доживать. Но вслух обсуждать ничего не стала...



...В ожидании чая женщина – санитарочка зевнула. Но задремать не успела. Ирина вернулась вскоре. Поставила на край стола пустую сменную банку. Вскипятила чайник. К чаю и кофе подавались несколько кусочков хлеба.



Они лежали в плетеной хлебнице на белой салфетке. На краю хлебницы лежала одинокая конфета.



- Изюм в белой глазури, - решала женщина. Только изюм, облитый сахаром, застывает такой причудливой конфеткой.



Немедленно захотелось эту конфету съесть. Женщина предвкушала кисловатую сладость. Положила в рот. Зубами сжала. Конфета не раскусывалась. И не была сладкой…



Женщина поняла: в хлебнице лежал белый маленький камень.



Она вытащила камушек изо рта, вернула его в хлебницу и вопросительно посмотрела на

подругу.



- Давно у меня в хлебнице камушек лежит, - объяснила Ирина. – Нашла его и положила. Красивый, беленький. Теперь так около хлеба и лежит. Не только ты, другие гости тоже часто ошибаются.



Разговор постепенно перешёл на дела заводские. И, обсудивши их, женщина поняла, что ни зарплаты, ни аванса и никаких других выплат, ей от завода перед Новым Годом не дождаться.



- Поторопилась ты, - сказала Ирина. – Если бы не ушла так быстро в семейное общежитие, то сейчас могла бы оформлять в собственность квартиру, ту самую, в которой ты жила, как в общежитии, на шестом этаже.



Женщина в ответ промолчала. Подумала только, что не поторопилась, а в деревню сбежала. Чтобы ребенка прокормить продукты бывают нужны. А не только жилплощадь или свежий воздух...



И вспомнила, как шла по продуваемому всеми ветрами Новому Городу. Было раннее утро. Город спал. Просторный и пустой, он оживлялся только визгом троллейбусов, привычно причаливающих к остановке.



Троллейбусы шли пустыми.И была почти пустой остановка. От этого и стонали троллейбусы, разгоняясь с шумом и стоном, почти уже похожим на визг.



- А раньше в это время, - вспоминала женщина, троллейбусы были спокойнее. Они уходили к Главной Проходной. Люди торопились на работу.



На Станкозавод ходили автобусы. И набивались по утрам людьми плотно. И висли на подножках опаздывающие, потому что по графику, рабочий день в утреннюю смену начинался почти в одно время. С разницей в полчаса, или в час.



Сейчас женщина шла пустым двором, в котором девятиэтажка, размером с квартал, располагалась удобно. Оставляя несколько арочных проходов, многоэтажка спрятала свой двор внутри себя…



На входе в подъезд дожидалась охрана. И было страшно. Потому, что дом был тоже полностью пуст. Зава;рены железные двери подъездов. Навешены решётки на окна, вплоть до четвертого этажа.



Так защищалась дирекция завода или временные управляющие по банкротству от сквоттеров. Тех, самовольных и бездомных людей, которые могли бы пустующие квартиры без спросу заселить.



Охрана потребовала паспорт. И оставила его себе, на всё время посещения. Как меру предосторожности. Чтобы не стала гостья и посетительница подосланной шпионкой, что вместо похода в гости, займется вдруг кражей и оформлением в собственность всех квартир пустого и нежилого подъезда.



А дом был пуст. Не так звучали под ногами ступени. Не чувствовалась за дверями квартир живая жизнь.



И перепуганная женщина хотела уже развернуться, домой поехать. И больше к подруге долго не приходить.



Но поднялась на девятый этаж, нажала звонок. Ирина отворила дверь.



Сейчас санитарочка отдыхала. Пила кофе с одной - двумя каплями коньяка в нём. И слушала.



- И, знаешь, Лелька, - продолжала Ирина, переходила к рассказу о главной своей новости:



- Он только утром от меня ушел...



Женщины умеют влюбляться во все времена. Находят для себя идеального мужчину. Они уже долго жили вчетвером: Подруга, ее мужчина, их идеальная любовь. И жена в трёхкомнатной квартире на другой стороне Нового города…



Ирина вдохновлялась и рассказывала:



- Он никогда у меня раньще на всю ночь не оставался. Всегда вечером или ночью уходил. Сегодня остался в первый раз.



- Ирина счастливо вздохнула. – Он только утром от меня ушел. И сразу к себе на работу.



- Ирина, для тебя надо бы в Думе новый закон принимать, - сказала осторожно женщина. Разрешение по закону, чтобы быть тебе второй женой. Законно, чтобы все было. По новому...



Потому что сама из этих отношений выйти подруга не могла. Большой завод. Весь подъезд - женские общежития. И одинокие женщины. Они были разными, жилички женских общежитий. Одни боялись отношений и брака, как огня. Другие выходили удачно замуж. А кто – то, как Ирина, увяза;л в романе с женатым мужчиной, как муха в меду;. Уже не мыслил для себя других отношений.



Ирина согласно кивнула, продолжая рассказ:



- И я только потом вспомнила, что в этом месяце мы с ним жили в мои опасные дни. Что у меня на календаре «опасные дни» были. Я вспомнила. И сразу побежала в ванную, париться.



И знаешь, - доверялась Ирина. Я два часа в горячей воде с солью и травами сидела.



Я думала, что умру, так сердце билось. Но обошлось. За полчаса перед твоим приходом, - продолжала рассказ Ирина, - они пришли. Мои месячные...



Женщина слушала подругу и понимала, что подруга дрессировала свои месячные, привычно и жестко выдергивая, их из себя из боязни в неподходящий момент забеременеть. Ирина не хотела такой же тяжелой жизни своему ребенку.



С утра бежала на работу. На которой не получала ничего. Только редкие встречи с любовником, если случались расширенные совещания всего Объединения Профильных Заводов. А, возвратившись с работы, продавала что – нибудь.



Или мед, если флягу сорокалитровую, могли переправить ей родители, с оказией, из дальнего зарубежья.



- Нет не спасет подругу новый думский закон о двоеженстве, троеженстве или многожёнстве. - Решала для себя санитарочка - женщина. Как бывший экономист завода, она статистику знала.



- Пусть даже убыль населения в стране станет совсем катастрофической. И примет Дума такой закон, о многожёнстве для обеспеченных мужчин, чтобы хоть немножко бабы рожали, и появлялись нужные стране дети...



- Она кивала головой, слушала рассказ и размышляла. – Ирину, боюсь никакое чудо внезапного брака со своим мужчиной не спасет. Потому, что выдирая месячные лекарствами или горячей ванной из себя, она разрушила хрупкую репродуктивную женскую функцию.



И не сумеет забеременеть или выносить ребенка, пусть даже чудо брака с любимым с нею и случится…



- И зря ты в дурдом работать пошла, - закончила описывать приключения и последствия своей любви и сменила тему разговора подруга. - Там совсем не место тебе. И ничего хорошего в этой работе нету…



- А я не работаю в дурке, то есть, в дурдоме, Ирина. Я в этом дурдоме живу!



Все время живу с той поры, как начал Станкозавод банкротиться, как бросил платить зарплату, как разогнал директор завода весь плановый отдел и всех экономистов.



Устала я наблюдать за этой мышиной возней или участвовать в тараканьих бесполезных бегах за кусок хлеба, пачку риса или банку зелёного горошка консервированного.



Спасибо, что заплатила виртуальными чеками за мою комнату в общежитии из той невидимой зарплаты, которую начисляют всем, лишь бы на работе не показывались! И никакими реальными деньгами или продуктами никому, годами, никогда на руки не выдают!



Только вот думаю я, что не только я одна в этом дурдоме выживаю, как получится...



И злобные мои соседи тоже, в таком же дурдоме живут. Соседи, которые никак квартиру трехкомнатную себе оставить не могут. Потому что в этой же квартире я прописана. И, как гвоздь в заднице, у всей соседской мечты торчу!



И была бы ихняя, моих соседей, волюшка, они бы заселили меня в туалет маленький, изолированный, закрыли бы дверь, засунули бы меня в унитаз. И смыли бы навсегда из своей жизни с превеликим удовольствием….



- И ты, Ириша, хоть обижайся, хоть нет, но тоже скажу. Живет наш дурдом, Загарьинка, обычной жизнью больных, ущербных на всю голову. Ее хоть иногда понимать можно. Как и больных, психических.



А вы, всем Новым соцгородом в одном большом дурдоме сидите.



И что - то еще выгадывать, планировать, пытаетесь. На что - то еще ведь надеетесь! Квартиру в собственность от государства получить. Или готовую собственную жилплощадь у соседа отжать...



А если пока не получается, то можно пожить двумя семьям с детьми в одной однокомнатной квартире, разделяя коридор, ванную, туалет и кухню напополам мелом, как пограничной и привычной демаркационной линией!



- Женщина перевела дух. И в ужасе, оттого, что потеряла после своих возмутительных слов подругу решила держаться стойко. И договаривать свое возмущение до конца.



Она вспомнила, как сидела в кухне, на единственном табурете, в "своей" однокомнатной квартире на шестом этаже. И не могла, и не должна была выходить с кухни до десяти часов вечера.



Потому что второй табурет после семи часов вечера, с момента разрешенных посещений мужчинами женского общежития, был оккупирован и унесён женихом ее соседки по общежитию. И не было выхода.



И надо было сидеть. Потому, что кровать скрипела от любовных действий будущих молодоженов.



Ирина гневную речь подруги выслушала. И просто не услышала...



Была погружена в свои мысли. Переживала вновь и вновь прошедшую ночь. Поцелуи,

ласки, прикосновения...



Она смотрела в пространство и улыбалась своим воспоминаниям и мыслям. И была такая красивая!



В названии заглавия использована строка из стихотворения М. Цветаевой "Вчера ещё в глаза глядел"...