Часть десятая. История владетельного тулупа
;;;
Или «В поисках атрибута». Позднее утро.
;;;
До Нового Года остались последний выходной день и последняя ночная смена…
Вместо эпиграфа.
Ребенок начинал болеть. Все чаще прикашливал и сопел носом. Болезнь еще можно было остановить.
И женщина ругала сама себя, что ввязалась в авантюру. Она не вынесла из нее ни богатства, ни удачи в делах, только будущие расходы на лечение ребенка.
И забежала по дороге в сельскую больничку. Вернее в ту помесь амбулатории и фельдшерского кабинета, в которую превратилась почти приличная сельская больница.
Раньше в сельской больнице были: детское отделение поликлиники, взрослое отделение поликлиники с процедурным кабинетом, лаборатория для сбора и исследования простых анализов крови, кала и мочи. Зубное отделение и стационар на пятнадцать– двадцать больничных коек для больных: детей и взрослых пациентов.
Теперь больницу оптимизировали. То есть, выгнали постепенно из всех принадлежащих ей зданий и корпусов. Бывшие больничные здания тоже оптимизировали.
То есть, частью снесли совсем, а частью перестроили и передали под расширенную автозаправку.
Тамара Александровна была раньше главным врачом всей больницы. И помнила еще женщина, как приехала она в село. Совсем еще молодой и привлекательной женщиной. Они не дружили, но приятельствовали семьями. Семья ветврача и семья врача медицинского.
И помнила еще женщина, которая школьницей тогда была, как шла она рядом с главным врачом по сельскому парку, который заканчивался сельским стадионом для игры в футбол.
Увидала мужчину. Стояло жаркое лето. Мужчина принял водочки и не дошел домой. А устроился отдохнуть под кустиком.
Он спал. И воздух от его дыхания шевелил травинки около его носа.
Тамара Александровна с тропинки сошла. Взяла мужичка за руку, нашла пульс, пощупала. И выпустила руку, вернулась на дорожку, оставляя мужчину сладко досыпать...
На взгляд непонимающий – объяснила:
- Он на моем участке. Это моя зона ответственности.
Теперь санитарочка видела, что переселенная в маленькую избушку посередине знакомого парка, который превратился в неухоженный и пугающий косматыми кустами пустырь.
Который должен был вскоре уйти под застройку домами и дачами вездесущих приезжих и дачников.
Тамара Александровна изменилась. Сельское поселение разрослось. Возможности медицины в нем упали до фельдшерского пункта.
Из хорошего главного врача и порядочного врача медицинского Тамара Александровна превратилась сначала в администратора медицинского. А теперь доживала век до пенсии. Вместе с фельдшерским пунктом.
Из лечения могла предложить бисептол.
Это лекарство санитарочка не уважала. Сама лечилась им по совету той же Тамары Александровны.
И получила сильнейший кашель и долгое воспаление, которое, умучившись лечить таблетками, отпаивала у себя горячим несоленым свиным жиром.
Который теплым огнем скользил в желудок и долго потом изнутри отогревал. Ведь бисептол не убивает бактерии болезни, а только сдерживает их рост.
А, значит ребенку, были нужны уколы. Шприцы и ампулы стоили дорого.
Что же, ладно она должна была их срочно отыскать.
Тем более, что сама же была виновата. Много работала. Не сидела с маленьким ребенком.
И потеряла в статусе, превратившись в санитарочку из психбольницы. Ее падение было уже обсуждено всей деревней.
И приговор произнесен. Он вылился в травлю оебенка в детском саду. И ничего бы страшного. В деревне дети всегда кого – то травят.
Мальчишки здесь всегда били девчонок толстым учебником по голове. Особенно сильно доставалось симпатичным девочкам. Не умея признаваться в симпатиях по –другому, их однокласники преследовали «красавиц» особенно часто.
Девчонки учились. И, прикрывая одной рукой свою растущую, от этого особенно болезненную грудь, подпрыгивали на месте, с видом заправских бойцов кун – фу. И отбивались одной рукой. И часто сами нападали…
Ребенок вырос в другой семье. И мало был знаком с деревенскими обычаями любви, как драки. Дочь разрыдалась в ответ на оскорбления и вполне обычные плевки и щипки.
Ушла из садика. И все бы было ничего. Но разобиженный ребенок рыдал всю дорогу. И простудился, потому, что плакал на морозе и на холодном ветру.
И его матери надо было добывать деньги на лекарства.
Вернулась с дочерью в материнский дом. Сказала бабуле:
- Ребенок простудился. Нужны лекарства. Поеду овощи продавать.
- Морковь возьмешь? – Спросила бабуля. Ответила:
- Нет, картофель.
- Не дам! – Отозвалась ее мать и больного ребенка бабушка. Бабуля была жадноватой, но не жадиной.
Да и картошка была не ее, а санитарочкина, пятнадцать мешков в погреб мужем по осени засыпанных. И нужен был только один полный мешок.
Больше бы санитарочка увезти не смогла на рейсовом автобусе.
Все дело было в тулупе.
Обычные вещи приходят в дом и уходят. Сменяются быстро. Сейчас появились и стали популярными вещи – однодневки.
И только некоторые прорастают в жизнь семьи, сопровождают ее, живут рядом несколькими поколениями.
Никто не помнил откуда взялся большой овчинный тулуп. Он был косматым и тяжелым, наверняка теплым.
Его носило три поколения сельских ветеринаров. Дед, Степан Григорьевич ходил на вызовы в нем. Тогда расстояния были дальними. Дороги не автомобильными, а пешими или конными.
Овчинный тулуп деда здорово выручал. Он выпить любил, их дед, Степан Григорьевич. Тулуп его и здесь спасал. В нем можно спать было, завернувшись, на снегу. И не замерзнуть.
Подвыпивший, раскисший от одного стопарика водки, оплаты сельского ветеринара за вызов, деда ходил по дому гоголем. И бабушке кричал:
- Уйди от меня, уйди, постылая! Как только ты уйдешь у меня через полгода со двора ЗИМ выедет, (машина представительского, посольского класса. Очень старая модель.)
Погиб дед глупо и нелепо. Он возвращался пьяненький с вызова. Решил сократить путь. Пошел по берегу реки вместо дороги. Сорвался с обрыва, упал в реку, угодил в полынью, утонул.
Его вырубали изо льда. И так и привезли. Вмороженного в глыбу льда.
Женщина помнила тяжелую воду речки Дымки, что поднималась медленно, хлюпала на дне телеги, которая пересекала Дымку вброд.
И помнила лицо своего отца, который стоял и стоял над обрывом, над местомгибели деда.
Мужчины не плачут. Отец просто над обрывом стоял…
Тулуп, только случайно не одетый дедом в день его гибели, перешел к сыну.
Отец рассказывал:
- Возвращаюсь на Малыше. Верхом. Лелюшку на руках держу. Малыш - жеребчик молодой еще, плохо объезженный. Он удила закусил и понес. Потом споткнулся и падать стал.
Я кубарем в овраг лечу. Изворачиваюсь. Только бы на Лельку не упасть. Раздавлю. Спасибо тулупу. Он толстый. Обоих спас.
Такого события своей жизни женщина не помнила. Маленькая была. И лошадь, молодого горячего Малыша, она не помнила тоже.
Когда она научилась запоминать события, в их семье жил толстый мерин, вороная флегма – Мамлюк. Тулуп исправно укрывал лошадиную спину, спасал лошадь от простуды, когда она, горячая от пробежки, усталая привозила отца домой.
Все ближе перебиралась их семья к цивилизации. Все реже был востребован тулуп.
Ушли в прошлое верховые разъезды. Отец сдал на права и пересел на машину для дезинфекции – ДУК.
Тулуп висел в углу вешалки на полупочетном, полуссыльном месте.
Отец умер. В семье появился новый ветеринар.
Ее брат окончил сельскохозяйственный институт и стал ветеринаром. Пришел на работу в селе. Он мог бы отказаться от армии. Был единственным кормильцем у матери. Мог получить отсрочку или бронь.
Но есть такая обязанность – свою страну защищать. От брони отказался. В армию пошел.
Из армии не вернулся. В значках и шевронах гордого победителя.
Однажды домой обмороженными до черноты руками постучал. И рассказал историю.
О том, что служили они в степях Оренбурга.
В подсобном хозяйстве свинофермы. Брат – ветеринар был главным. Однажды вечером раздобыли чекушку водки. Зарезали поросенка. Наелись. Выпили. Подрались.
Забрали всех и посадили на гауптвахту. Там попинали.
И брат вместе с другом решил
бежать. Они пробирались пешком и скрытно.
Наверное, надо было обращаться в Комитет Солдатских Матерей. Мать приняла решение возвратить сына самомтоятельно. И повезла сына в часть.
Брат был возвращен в часть. Осужден на четыре года тюрьмы за побег. Пожизненно, как ветеринар дисквалифицирован.
И до конца своей службы людям тулуп, овчинный, старый, теперь дисквалифицированный, переехал согревать погреб с картофелем. От мороза, льда и снега.
Совсем не жалко было матери для санитарочки - дочери мешка картошки для продажи и лечения больной внучки. Она боялась посреди зимы погреб открывать.
Чтобы не ушло тепло, заботливо запасенное с осени. Чтобы не промерзла до сладкости картошка, которую прикрывал для всей семьи старый наследный тулуп...
Свидетельство о публикации №225091200613