Часть одиннадцатая. Стать счастливой...

Часть одиннадцатая. Стать счастливой…



`•°`•°•`~•°•~`°``~°



Или «В поисках атрибута». Очень позднее утро.



`•°`•°•`~•°•~`°``~°



До Нового Года остался выходной день и последняя ночная смена…



Вместо эпиграфа.



`•°`•°•`~•°•~`°``~°



- Не дам тулуп поднимать, - упиралась мать. Бери морковь. Продашь ее тоже. Морковь хранилась в новом погребе. Погреб защищал новый пристрой.



- Бабуля, - попробовала объяснить ей женщина. – Сейчас уже поздно. С морковкой ехать надо на Центральный рынок. С утра сидеть, ее продавать.



К обеду ближе продашь, если с утра с весами сядешь. Сейчас продашь ли, нет ли, не знаю.



Мне на работу вечером надо. Картошку я точно за три часа продам.



Они стояли и ссорились над досками полуоткрытого погреба.



Нельзя было объяснить упертой бабуле, что именно сейчас они выстуживали погреб своей ссорой вернее, чем если бы уже подняли и опустили крышку и прикрытие от мороза – тулуп.



- Вот я сейчас Свету позову, - грозила мать. Женщина думала. Ее младшая сестра Света была серьезным противником. Она осенью уже накинулась. Она уже пыталась ее придушить.



Женщина помнила как отбивалась от сильного захвата на горле. И слабела без воздуха, стремительно слабела. Пока не пошли черные круги перед глазами. Пока не стало уплывать сознание. Пока не пришла мысль:



- Умираю… - Но сил сопротивляться уже не было.



За что вдруг напала на нее Света. И почему она не довела удушение до конца, женщина не помнила. Но помнила, что болела тогда.



Гинекологически. Мучилась постоянными кровотечениями и болями.



Она простудилась тогда. Сидела на холодном бетоне, ожидая автобуса. И на холодных поребриках из бетона, когда продавала картошку по осени.



Она должна была лечь в гинекологию районной больницы.



Но после нападения младшей сестры оставить своего ребенка с бабушкой она побоялась.



Уехала вместе с ребенком в больницу. Сказала заведующей гинекологическим отделением, что не с кем оставить ребенка.



Заведующая разрешила ей лечь на койку вместе с ребенком. Не стала выгонять дитё на улицу, только лишь потому что мать была больна.



И потянулись долгие дни голодного существования. И мать, и дочь, были настолько худы, что помещались без труда на одной односпальной больничной койке. И не мешали друг другу высыпаться.



Больничное питание они получали тоже одно на двоих. Ребенок рос и хотел кушать. Он сметал второе. Переходил к супу. И, в лучшем случае, откушав половину, позволял матери за собой дохлебать.



Немного выручал хлеб. Его можно было поесть с кипяченой водой или чаем.



За две недели госпитализации никто их не навещал ни разу. И передач в больницу никто не приносил…



Света была грозным противником. Но дочь болела.



А в размышлениях бабули был найден серьезный изъян.



- Иди, иди за Светой, бабуля, - сказала ей женщина. – Пока ты ходишь, я в погреб спрыгну. Я тулуп утепляющий все равно подниму и погреб открою. Картошки наберу.



И пусть твоя Света приходит и душит хоть насмерть меня. Пока она душит, погреб совсем простынет. И труп мой вы куда потом девать будете?



Вам хорошо его спрятать будет нужно. Ребенок спрашивать начнет. Меня искать будут. И муж недавно письмо прислал. Спрашивал, как у меня дела.



- Она блефовала отчаянно. От мужа не было ни слуху, ни духу. Но бабушка этого не знала. Она сомневалась.



- И если вы меня дохлую в погреб до весны спрячете, то я ведь там стухну. И вам весь урожай картошки протравлю.



– Продолжила женщина. Ее мать махнула рукой повернулась и пошла прочь. Разрешила мать открывать погреб или пошла за младшей карательной сестрой, женщина не знала.



Она сдвинула и подняла тулуп. Спрыгнула в погреб. Набрала полмешка картошки. Подняла его наверх.



За ней следили ее мать и ее сестра. Стояли рядом с погребом. Наблюдали.



- Бить будут. – Подумала женщина. Решила:



- Пускай. – И снова прыгнула в погреб.



Она набрала свой мешок картошки. Укрыла погреб. Погладила старый тулуп.



Он один еще помнил историю их счастливой семьи. Раздорами и дрязгами неразрушенную. Она взяла санки. Загрузила мешок картошки. Привязала. Ей никто не помешал.



- Я тебе денег на билет не дам. – Сказала мать скандальным голосом.



- Хорошо, - ответила женщина. – Пойду займу у тети Любы Заключновой.



Заключнова была дома. Денег на билет взаймы дала. Она знала, что женщина продаст картошку и обязательно отдаст долг.



Но почему же об этом не желала знать ее собственная мать?



Проблемы начались на автобусной станции. Автобус пришел вскоре. Пассажиры зашли. Женщина загрузилась вместе с мешком. Водитель собирал деньги.



К женщине он придирался. Он за проезд получил с нее деньги. Теперь требовал еще такую же сумму за картошку, как за багаж.



Денег больше не было. Она отдала водителю все до последней монетки. Водитель уже не мог ее высадить, но мог выкинуть мешок картошки. И ее дочь погибнет без нужных уколов и лекарств.



Решение пришло сразу и вдруг.



- Вы за мешок, как за багаж брать будете? - Спросила женщина у водителя. Он утвердительно кивнул.



- За сумку тоже возьмете? За санки тоже надо заплатить? - Водитель посмотрел на детские санки, на её маленькую сумочку и пробурчал, что нет, не нужно.



- Тогда я, - сказала женщина. - И вынула из маленькой сумки большую, клетчато - полосатую. - Мешок выкину. Оставлю только сумку. - Водитель озадаченно кивнул.



Женщина, охнув подняла мешок и пересыпала картошку в сумку.



Сумка сыто раздулась боками. Картошку всю приняла. В неё ещё полмешка картошки впихнуть было бы можно...



- Ну вот, - сказала женщина. - Теперь мешок я и выкинуть могу.



Мешок было жалко. Но очень немного. Ещё чуть болела надорванная усилием спина.



Водитель матюкнулся и ушёл на водительское место.



Деньги за багаж он требовать перестал.



- И что же сегодня все ко мне цепляются? - подумала женщина, прислонясь лбом к боковому окну в хвосте автобуса.



Автобус проезжал под виадуком. Затормозился, приостановился.



И женщина неожиданно нашла ответ на свой незаданный вопрос на стекле окна автобуса. Из полутьмы на неё смотрело её собственное отражение.



И очень удивлённо женщина обнаружила, что у ее отражения имеются теперь щеки...



Она отло;палась уже немного больничными дармовыми супами и кашей.



Она перестала быть такой худой, что походила на скелет.



Она стала капельку, совсем капельку привлекательнее!