История морозной ночи

Сегодняшний день обещал быть скучным.
На улице холод, в Управление же пожаловал проверяющий, собирался проверить каждого, испытать на прочность, определить, кто чего стоит. Потому и сидели втроём в комнате – Ортык-ака, Олим и Мухаммад, – исподтишка переглядываясь: «Что же дальше будет?»
Ортык-ака был неузнаваем. Обычно говорливый, любящий поддевать психолога Мухаммада, ныне сидел понурый, точно мальчишка, натворивший шалость и ждущий отцовского наказа.
– Гриппом, что ли, заболели? – спросил Олим, не понимая странного состояния наставника.
Ортык-ака лениво перевёл взгляд на ученика:
– Экзамена я не выдержу, – сказал он.
– Это ведь не экзамен, – заметил Олим.
– Хуже… Проверка… Кровь выпьют.
– Значит, когда в институт документы подавали, с первого раза провалились? – поддел Мухаммад.
Ортык-ака сверкнул глазами:
– Откуда знаешь?
– Я ж знаю… Психология! – загадочно ухмыльнулся Мухаммад.
– Ничего ты не знаешь, – буркнул Ортык-ака. – Не один раз, а три года подряд я заваливался. После армии ещё два года возвращался…
Мухаммад притих, Олим прыснул со смеху:
– Так вас и в милицию-то по ошибке взяли, а?
– Личность не трогай, – нахмурился Ортык-ака. – То, что я проверяющего боюсь, ещё не значит, что я дурак.
Помолчав, он вдруг резко поднялся:
– Да если хотите знать, в этом Управлении сыщика лучше меня нет! Сомневаетесь? Особенно ты? – он ткнул взглядом в Мухаммада. – Ходишь тут, будто предсказатель, каждому за спиной диагноз ставишь. Ещё увидишь, как я раскрываю преступления! Сидя вот на этом самом стуле… – он постучал по сиденью. – Не вставая с места, всё открою! – обернулся к Олиму. – Скажи ему, а?
– Да-да, Ортык-ака, вы у нас лучший, – торопливо подтвердил Олим.
Воодушевлённый, Ортык-ака продолжал:
– Вон, и ты уже понемногу у меня учишься, случаются у тебя раскрытия. Верно?
– Верно, верно…
– Так и должно быть! – Ортык-ака надулся от гордости и повернулся к Мухаммаду. – Тут все мои ученики. И ты в том числе. Я ещё так тебя психологии научу, спасибо скажешь… Но вот перед проверяющим у меня ноги подкашиваются…
При этих словах он вспомнил старый фильм, виденный лет тридцать назад, и, копируя героя, произнёс:
– Я себя в бою покажу!
Фраза прозвучала комично. Он спохватился, снова сел и обратился к Олиму уже мягким тоном:
– Если вдруг проверяющий войдёт, держись поближе. Я тебя прикрою… Если задаст вопросы – ты мне шепни… Хотя я все ответы знаю, просто говорить красиво не умею.
– А я-то думал, как раз наоборот, – буркнул Мухаммад и прикусил язык.
Ортык-ака рывком поднялся, замахнулся на него – и в этот миг звонко, нервно зажужжал телефон. Этот аппарат всегда звонил так – раздражающе, будто назло. Прямой телефон начальника!
– Понял… есть… будет сделано… – Ортык-ака коротко ответил и, положив трубку, повернулся к Олиму с воодушевлением. – Да плевать нам на проверяющего! Мы выезжаем на место происшествия!
– Что случилось? – спросил Олим.
– На окраине города внезапно умер мальчик.
И только тут Ортык-ака осознал весь трагизм услышанного и вздрогнул.
Олим промолчал.
***
Мороз сковал всё вокруг.
По указанному адресу уже толпились люди.
Как всегда в доме, где случилась смерть, царила гнетущая тишина. Люди говорили вполголоса, шёпотом, сбивались в кучки, топтались, согреваясь. Изнутри время от времени доносился отчаянный крик мужчины: «Сыыынок!!! Родненький мой!!!» – и за ним раздавались плач и причитания женщин.
Оперативно-следственная группа остановилась у ворот. Начальник Управления подозвал зама, раздававшего указания сотрудникам:
– Отправь оперативников на место происшествия, пусть во всём разберутся… Потом тело на экспертизу…
Зам замешкался, ответил неуверенно:
– Не отдают… Хотели вынести мальчика через соседний двор, но отец поднял скандал.
– Трёхлетний ребёнок не может умереть сам по себе, – нахмурился начальник. – Позови аксакалов махалли, поговорю, вместе решим.
В подобных тонких делах слово начальника весило больше всего. А Ортык-ака, Олим и Мухаммад получили задание пойти в тот самый дом, где умер ребёнок, и во всём разобраться.
Они взяли одного из местных и направились по указанному адресу.
– Так что же всё-таки случилось? – спросил Ортык-ака у проводника, среднего лет мужчины.
– И сам толком не пойму, – пожал плечами тот. – Знаю одно: вчера вечером Сафар забрал к себе Сухроба.
– Сафар кто, Сухроб кто? – перебил Ортык-ака.
– Сухроб – сын Зафара, тот самый мальчик, что умер. А Сафар – его дядя, брат Зафара.
– Понятно, – кивнул Ортык-ака, немного подумав, наконец уяснил. – Но зачем он его забрал?
– Хотел, чтоб мальчик поиграл…
– Ладно, забрал… А дальше что? – Ортык-ака резко обернулся к нему и прожёг его взглядом.
– Не знаю, – смущённо сказал тот.
– Как это не знаешь?! – рявкнул Ортык-ака, но, заметив, как Олим прочистил горло, снова уставился вперёд. – Жми на газ… Гриппом болен, что ли, какой чёрт?
У тяжёлых железных ворот они окликнули:
– Эй, кто дома?
Ответа не последовало.
– Все, должно быть, в доме покойника, – предположил Олим.
– Здесь, – заметил их проводник. – Жена Сафара должна быть тут. Её ведь из того дома прогнали.
– За что? – удивился Мухаммад.
– А за что ж не выгнать? – проводник исподтишка огляделся и понизил голос. – Живого, здорового мальчишку привели вечером, а к утру мёртвым вернули!
Ортык-ака подошёл к айвану и несколько раз громко постучал в окно. Ответа не было. Он ударил снова.
– Похоже, никого… – обернулся он.
– Как это – никого? Вон, свет горит!
В этот миг дверь айвана со скрипом распахнулась. На пороге показалась женщина средних лет, полноватая, в белом платке, с покрасневшими глазами.
– Кто там?!
Из-за её спины выглянула девочка лет семи-восьми. Бледная, настороженная.
– Иди в дом, – женщина торопливо подтолкнула дочь внутрь и захлопнула за ней дверь. Сама же, дрожащим голосом, спросила:
– Вы кто?
– Мы из милиции, – ответил Ортык-ака, потирая окоченевшие руки. – Пришли разобраться с той самой историей.
– С какой ещё историей? – рассеянно переспросила женщина. Было видно: мысли её спутаны.
– Про вашего племянника, – вставил сопровождавший их мужчина.
Олим сверкнул на него глазами: ну не время же для такой прямолинейности! Тут у людей горе…
– Утром проснулись, а он мёртвый! – всхлипнув, женщина закрыла лицо руками.
– Можно войти на айван? – спросил Ортык-ака, притопывая от холода.
Женщина молча отступила и пропустила их внутрь.
Айван был летний: сбоку деревянная скамья, фасад застеклён, в глубине две двери и три окна. Свет горел, но было прохладно, хоть и не так морозно, как на улице.
– Проходите в дом, – неохотно указала женщина.
– Нет, нам и здесь достаточно, – ответил Ортык-ака и направился к скамье. Сел, пригласил Олима и Мухаммада, но те остались стоять. Тогда он обратился к хозяйке:
– Ну, расскажите всё по порядку: что же случилось?
– Н-нн… ничего особенного… – глаза женщины забегали. – Ничего… Муж вечером привёл Сухроба. Сначала хотели отвести домой, да он с моими детьми заигрался. Потом стемнело, мороз прихватил, мы позвонили его родителям, сказали, что мальчик у нас останется… Сказали…
Женщина запнулась, закрыла лицо ладонями, зарыдала. Потом всхлипнув, смахнула слёзы, глухо продолжила:
– Ночью Сухроб… э-э… дома как-то вдруг… А утром – вот так…
– Вот так – это как? – уточнил Олим, делая вид, будто не понял.
– Сухроб… – голос сорвался, и женщина снова разрыдалась.
– Значит, сам по себе умер? – спросил Олим.
– Сухроб… Не знаю! – голос женщины задрожал, стал выше на тон. Взгляд её ускользнул в сторону.
В этот миг из глубины дома показалась головка той самой девочки. Она подбежала, крепко вцепилась в ноги матери и, захлебнувшись, разрыдалась.
– Хватит, хватит, успокойся, – сказал Ортык-ака и обратился к женщине. – Отведите её в дом. Утешьте.
Они остались стоять на айване, а хозяйка, ведя за руку дочь, скрылась в доме.
Олим оглянулся по сторонам, бросил взгляд на Мухаммада: «Что скажешь?» – читалось в его глазах.
– Она врёт, – тихо произнёс Мухаммад.
– Почему врёт? Откуда ты знаешь? – язвительно, но приглушённо отозвался Ортык-ака, на всякий случай бросив взгляд в сторону двери. – Сама еле держится на ногах…
Мухаммад пожал плечами, ещё тише сказал:
– Не знаю почему, но врёт.
Олим посмотрел на психолога, но сказать ничего не успел: дверь отворилась, и женщина снова вышла.
– Зачем он вообще привёл этого мальчика, – бормотала она, растирая покрасневшие глаза. – С одной стороны, дети мои перепугались… с другой – Сухроб…
– Ребёнка… Сухроба кто первым нашёл? – спросил Олим.
– Отец… Наш отец. Я вышла заварить чай. Муж позвал, пришла – а он уже такой. Потом мы позвонили его брату, они пришли, забрали. Я тоже пошла, да меня невестка выгнала…
На этот раз женщина говорила, глядя в одну точку, не сбивалась, не запиналась.
– Можно посмотреть комнату? – Олим направился к двери.
– Эй, – окликнул его Ортык-ака. – Там дети напуганные сидят…
– Иного выхода нет, – твёрдо сказал Олим. – Надо осмотреть место.
В комнате, в углу, тесно прижавшись друг к другу, сидели три девочки, глаза их испуганно блестели. Пришельцев они встретили настороженными взглядами. Младшая вдруг залилась пронзительным плачем. Старшая обняла её голову, прижала к себе.
– Не плачь, – попыталась утешить мать. – Дяди в гости пришли.
Младшая, всхлипывая, затихла.
Комната была просторная: в стороне хантахта, в торце телевизор. Сбоку сверкал мебельный гарнитур, на полу расстилался яркий ковер. У противоположной стены – диван и два кресла. Женщина жестом пригласила гостей присесть.
– Нет, спасибо, мы ненадолго, – отказался Олим. – Лучше покажите нам место, где всё случилось.
Женщина махнула рукой и пояснила:
– Мы все в этой комнате спим. Вот тут – мы. Вон там, в углу, девочки.
– А Сухроб? – спросил Олим.
– Здесь, вместе с девочками, – показала она.
***
Точного понимания ситуации они так и не добились, уже выходили из двора, когда зазвонил телефон Ортык-аки.
– Где вы? – донёсся голос начальника.
– Выходим… из того самого дома, где всё произошло, – поспешно ответил Ортык-ака.
– Вот и хорошо. Выясните срочно, как умер ребёнок! – последовал приказ.
– Но это врачи должны установить. Если надо, в морг поедем, уточним, – пробормотал Ортык-ака, словно оправдываясь, и невольно взглянул на женщину, провожавшую их взглядом.
– В морг не нужно. Эксперты уже сообщили: ребёнок умер от холода! Выясните!
Связь оборвалась. Ортык-ака остолбенел. Остальные тоже замерли, глядя на него.
– Ребёнок… умер от холода!
Эта новость ошеломила и Олима, и Мухаммада.
– Что?! – Олим резко повернулся к женщине. – Где, говорите, он спал?!
– В-д-доме, – замялась та, глаза её забегали.
– Ночью разве было холодно?
– Нет, отопление работало…
– Тогда почему он замёрз? – сурово спросил Ортык-ака.
Мухаммад всё это время молча наблюдал.
– Я… я не знаю! – женщина пожала плечами.
Так и не смогли прояснить ситуацию и вернулись в управление.
***
Начальник не давал им покоя, звонки следовали один за другим, отправляя их то туда, то сюда. Едва они тронулись к управлению, как получили новое распоряжение: отправиться в дом Зафара.
– К моему приезду, всё разузнайте!
– Что нам ещё выяснять?! – в недоумении спросил Ортык-ака.
– Вы столько лет в уголовном розыске работаете, а говорите такое! – начальник вышел из себя. – Кто? Что? Где? Когда? Зачем?.. Словом, на всё найдите ответ!
Вокруг двора Зафара уже собралась толпа больше, чем раньше: люди кучковались по углам, мёрзли, переминаясь с ноги на ногу.
Олим оставил машину подальше, и пошли пешком.
Сначала расспросили соседей. Но ничего, связанного напрямую с Сухробом, выяснить не удалось. Был ли он болен прежде, чем жилы семьи – Сафар и Зафар, их жёны – ссорились или мирились, – разговоры текли вхолостую. Почти ничего. Только то, что четыре-пять лет назад Сафар с семьёй тоже жил в этом дворе. Но после того, как ссоры участились, купил дом и переселился.
– Снохи часто ругались, – сказал пожилой мужчина. – Но всё это уже в прошлом. Теперь вроде бы ладили. По крайней мере, в последнее время криков мы не слышали. А что в семье творится – чужим неведомо…
– Так что же, думаете, мальчика нарочно увели и убили? – вмешался в разговор молодой парень.
– Мы пока ничего не думаем, – раздражённо отрезал Ортык-ака.
Он не любил, когда посторонние рассуждали, особенно о деле, которое и сам ещё не мог до конца понять. Даже от Олима с его холодной рассудительностью иной раз терпеть такое не мог.
Тем временем начальник настаивал по телефону: допросить мать Сухроба, узнать всё, что ей известно. Но Ортык-ака колебался.
– Может, через пару дней? Сейчас, пока всё слишком остро…
– Что вы говорите! Какие «пару дней»?! Я же сказал – ребёнок замёрз! Выясните! Может, он раньше простудился, замёрз, последствия… Но это надо проверить. Немедленно!
Наконец Ортык-ака решился: надо войти в дом.
– Вы оба идёте со мной, – сказал он Мухаммаду и Олиму. – Если вдруг, не дай бог, растеряюсь – подхватите вопросами. А если вздумает наброситься, прикроете меня… пассивно. То есть – отходим назад.
Хотя за плечами Ортык-аки был многолетний опыт в уголовном розыске, сейчас он держался как-то неуверенно. Наоборот, Олим сохранял хладнокровие.
– Мы ведь только исполняем долг. Чего вы так боитесь?
– Ты ещё мальчишка, что тебе знать… даже не женат… – пробурчал Ортык-ака и осёкся.
Мать Сухроба, потерявшая сознание, уже получила помощь врачей «скорой». Ей дали лекарства, и она понемногу приходила в себя.
Следователи вошли во двор, остановились у кухни. По их просьбе женщину вывели навстречу.
Едва они задали первый вопрос, та набросилась на сноху, заочно обвиняя её во всём. Мол, это злобная женщина всё подстроила, её рук дело. Слова путались, сбивались, но общий смысл был ясен: всё – проделки её.
– Она… она хотела лишить нас сына, завладеть нашим домом…
– Каким домом? – насторожился Ортык-ака.
– Этим самым, – простонала женщина и, обернувшись, с ненавистью посмотрела на двор. – Пусть бы сгорел он!
– Значит, у вас был спор из-за дома? – спросил Олим.
Женщина посмотрела на него пустыми глазами, словно осиротевший взгляд её лишился всякого содержания. Вздохнула, но ничего не ответила. Ортык-ака метнул на ученика укоризненный взгляд: мол, не задавай глупых вопросов. Потом вновь обратился к женщине:
– Сухроб… ваш сын не болел? Может, простыл? Замёрз где-нибудь?
– Абсолютно здоров был… – простонала она.
– Извините… – Ортык-ака развернулся и направился к воротам. Олим, готовившийся было задать ещё вопросы, промолчал. За ними молча пошёл и Мухаммад.
– Здесь что-то произошло, – сказал Олим, когда они вышли на улицу. – Случилось нечто ужасное!
Снаружи, от махаллинских активистов, они узнали: никакой ссоры из-за дома у братьев не было. Но двор достался им от отца. Сафар по документам до сих пор числился здесь прописанным. Зафар пару раз пытался поднять вопрос о снятии брата с учёта, но дальше разговоров дело не заходило. Странность же заключалась в том, что у Зафара был только один сын – Сухроб.
– Надо поговорить с мужчинами, – заключил Ортык-ака.
Те ждали в больнице. Оба. Ничего ещё не знали о предварительных выводах судебно-медицинской экспертизы. Сидели на диване в просторном фойе первого этажа, понуро опустив головы. Олим предложил не трогать тему дома и прописки: не стоит ещё больше расшатывать их и без того надломленные души. Ортык-ака, впрочем, не знал, с чего начать и какие вопросы им задать.
– Что случилось? – спросил Олим у Зафара.
– Ничего… тишина, – тот несколько секунд пристально смотрел на него, потом, словно придя в себя, ответил.
– Не отдали? – уточнил Олим.
– Нет… ждём… – уже Сафар подал голос. – Скажите им, пусть скорее вернут.
Ортык-ака стоял, переводя взгляд то на одного, то на другого, и молчал.
– Здесь наши слова мало что значат, – сказал Олим и, ухватив Сафара за рукав, отвёл в сторону. – Можно с вами наедине пару слов?
Зафар сидел неподвижно, обхватив голову руками. Казалось, всё, что хотел, он уже сказал – и добавить больше нечего.
– Зачем вчера вы увели Сухроба? – спросил Олим.
Мухаммад, шагавший за ними, внимательно наблюдал за разговором. Ортык-ака же сел на диван и задумался. Ему вовсе не хотелось лезть в эту трагедию со своими, может, глупыми вопросами.
– Я сам… решил: пусть поиграет, – пробормотал Сафар.
– Почему ночью не отвели его домой?
– Он сам не захотел уходить, остался играть с моими девочками.
– А ночью в вашем доме не было холодно?
Сафар бросил на следователя странный взгляд.
– У нас ночью даже одеялом не укрываемся – в доме так тепло!
– А прошлой ночью?
– То же самое, тепло было.
– В чём спал Сухроб?
– В футболке… Он сказал: «Мне жарко», – мы и раздели его.
***
И отсюда они вернулись ни с чем.
– Наверное, эксперты ошиблись, – сказал вечером Олим, войдя к начальнику доложить. – Мальчик никак не мог умереть от холода. Это нелепо!
– Ты что, возомнил себя умником? – вспылил начальник. – Если правда не укладывается в твою голову, значит, не правда узка, а твой ум маловат!
Олим промолчал. Ортык-ака принялся с начала до конца пересказывать всё, что они сделали за день, но начальника это не удовлетворило.
Вернувшись в комнату, Олим снова взглянул на фотографию мальчика. Действительно – в футболке, и словно влажный.
– Как же он мог замёрзнуть? – пробормотал Олим. – Дом тёплый, на нём футболка… Вечером лёг спать – утром нашли мёртвым. Непостижимо!
– Думаю, эксперты ошиблись, дождёмся официального заключения, тогда всё прояснится, – заметил Ортык-ака.
– Почему же вы этого не сказали начальнику? Я теперь выгляжу дураком, – укорил его Олим.
– Муха-ворчун всегда липнут к помойке, – усмехнулся Ортык-ака.
Олим прикусил язык. Ортык-ака же слегка улыбнулся и добавил:
– Подождём официального заключения. Всё встанет на свои места. А пока не стоит умничать перед начальством.
– А если заключение будет готово только через десять дней? – возразил Олим.
– Тебе куда так спешить?
– Не то, чтобы спешу, но, если сидеть сложа руки, дело уплывёт у нас из рук, – сказал Олим и повернулся к Мухаммаду. – А ты что скажешь? С утра только слушаешь всех, сам молчишь.
– Я же говорил: жена Сафара врёт…
– Это мы уже слышали, – вмешался Ортык-ака. – Что-нибудь новое есть?
– Больше ничего подозрительного я ни у кого не заметил.
– Значит… значит, завтра пойдём поговорим с девочками из того дома, – заключил Олим. – Дети не обманывают.
– Что?! – вскипел Ортык-ака и, указывая пальцем на Мухаммада, вскричал: – Из-за этого полуголодного студента мы теперь будем носиться, как бездомные псы?!
– У нас нет другого выхода, – спокойно сказал Олим.
Ортык-ака метнул на обоих тяжёлый взгляд.
***
Утром троица снова села в машину Олима и направилась к дому Сафара.
– Сытый ищет праздник, голодный – зрелище, – произнёс Ортык-ака, самодовольно развалившись на переднем сиденье. – Ну-ка посмотрим, что вы двое теперь выудите!
Заранее созвонились: во дворе будут три девочки и Сафар. Их мать оказалась на поминках.
– Где тётка? – был первый вопрос Ортык-аки, когда они вошли во двор.
Он хотел немного пошутить, разрядить обстановку. Но Сафар не понял. Помрачнел и ничего не ответил. Ведь ясно же: Ортык-ака намного старше их всех. «Тётка» в его устах прозвучало странно.
– На поминках, что ли? – поспешно и с явной серьёзностью спросил Ортык-ака.
– Там, – кивнул Сафар. – Меня позвала, сама в спешке ушла.
– Лишь бы холодок в доме не пробежал, – заметил Ортык-ака.
– Мы хотели бы поговорить с вашими девочками, – сказал Олим.
Хозяин дома пошёл впереди, приглашая их в комнату. На дворе стоял ощутимый холод.
Вчерашняя комната, вчерашние три девочки – сидели вокруг низкого столика и играли. Увидев вошедших, они уже не испугались, как в первый раз, а лишь бросили короткий взгляд, словно на старых знакомых, и продолжили своё занятие. Сафар устроился в кресле у выхода на айван, Мухаммад и Олим сели на диван, Ортык-ака же – в другое кресло поодаль.
Сафар разлил из стоявшего здесь чайника по пиале и подал каждому гостю.
– Сухроб был хорошим мальчиком? – спросил Олим, пригубив чай.
– Так он же умер! – выпалила средняя девочка.
Пиала выпала из рук Ортык-аки, лицо его побледнело.
– Не говори так! – строго оборвала сестру старшая. – Он в больнице, поправится и вернётся.
Ортык-ака вскочил, собираясь выйти, но остановился у двери.
– Вы обрадовались, когда Сухроб пришёл? – спросил Олим.
– Мы играли вместе, – ответила старшая.
– Мама с папой ругались, – поспешно вставила средняя.
Старшая метнулась глазами, будто её поймали на чём-то запретном. Олим перевёл взгляд на Сафара:
– Из-за чего ссорились?
– Да нет… не помню, – замялся тот.
– Папа, мама же сказала: «Зря ты привёл Сухроба!» Я слышала! – продолжала средняя с детской прямотой, показывая на сестру. – Они не слышали, они играли.
– Ну? – Олим уставился на Сафара.
– Да что вы… Это не ссора была. Она сказала: «Зря ты его в холод привёл, простудится». Вот и всё.
– Значит, между снохами трещина? – прищурился Олим.
– А у каких снох её нет, – уклонился Сафар.
– Только ведь не в каждом доме дети снохи замерзают насмерть.
– Что?! – изумился Сафар, до сих пор не знавший о причине смерти.
Откуда бы ему знать? Всё это пока были лишь слова. Даже у начальника не было официального заключения.
– От чего это он замёрз?! – голос Сафара сорвался.
– Не знаю… Это у вас надо спросить!
Олим решил, что пора переходить в наступление, даже если все карты уже открыты. Ортык-ака не вмешивался. Мухаммад сидел молча, наблюдая то за девочками, то за Сафаром.
– Не врите… Этого не может быть, – пробормотал Сафар, осунувшись. – Вечером я сам снял с него свитер, уложил спать. А утром – сам же и нашёл его мёртвым на том самом месте… Он вспотел, вся одежда влажная была.
Сафар взглянул на дочерей. Он ещё не решился сказать им правду, но девочки уже всё поняли – может, мать обмолвилась, может, соседи сказали. Так или иначе, они знали, что Сухроб умер. Но что такое смерть на самом деле, они не понимали. Дети думали: сегодня умер, завтра снова придёт играть. Для них это не страшно. Впрочем, и для Мухаммада тоже: у него ещё никто из близких не умирал, и он не умел постичь смерть до конца.
Потому девочки оставались удивительно спокойными.
– Кто первым нашёл его утром? – спросил Олим.
– Я же говорю: я сам. Проснулся, девочки тоже встали. А Сухроб всё не просыпался. Я его потряс, хотел отвести домой… да увидел вот это…
– Он был оледеневший? Холодный? – спросил Олим.
– Льда не было… Нет, не лёд… Я же сказал: футболка мокрая от пота… Тело было прохладным… Ну, умерший ведь тёплым не бывает!
– А где была в это время ваша жена?
– Во дворе, двор подметала.
– Кто первым встал утром?
– Я, – ответил Сафар. – Встал, жену разбудил, сказал пожарить яичницу.
– И вы тогда ничего подозрительного не заметили?
– Нет!
– Вот послушайте, – сказал Олим. – Сухроб умер от холода. А вы говорите, что он всю ночь был в вашем доме. Как это понимать?
– Не мог он замёрзнуть! Это исключено! – резко возразил Сафар. – Вы ошибаетесь!
– К тому же ваша жена врёт, – добавил Олим. – Что скажете на это? В тот день вы ссорились из-за Сухроба, а ещё у неё разлад с невесткой! Разве это не наводит на мысли?
– На какие ещё? – удивился Сафар.
– Ваша жена что-то скрывает!
– Что она может скрывать?! – задумался Сафар, но тут же сорвался. – Так что же, мне теперь её убить?! Что она может скрывать?!
– Успокойтесь, – сказал Олим. – Не вмешивайтесь в это дело… Мы сами всё решим.
***
Проверяющий всё ещё был на месте, но их не тревожил: забот и без того выше крыши. Трое следопытов заперлись в своём кабинете и совещались.
Ортик-ака строго обратился к Олиму:
– Ты в последнее время совсем оглядываться перестал… Зачем сказал Сафару то, что не следовало? А если окажется ложью?
– Что именно ложью?
– Что он замёрз.
– Этого не может быть… Врачи и без экспертизы отличат. Ошибки здесь исключены.
– А если Сафар, заподозрив жену, изобьёт её?
– Он не из тех… Я понял, он всё делает с её согласия. С племянником у них неприятности вышли, за это и попало, но от её воли он ни на шаг не отступит. А про избиение – так, похвастался. Не волнуйтесь, я знаю, кому и что говорить.
– А если он и вправду всё устроил? Ради наследства?
– Тогда… тогда нам ещё лучше. Осознавая, что мы знаем половину правды, он испугается, будет рад, что подозрение падает на жену. Это заставит его действовать. А тот, кто действует, непременно ошибается. Вот через эти ошибки мы его и возьмём на крючок.
Замолчали. Что делать дальше, куда направиться, с кем говорить, какие шаги предпринять, чтобы докопаться до сути – они не знали. Мысли зашли в тупик.
– Мухаммад, а как ты понимаешь, что человек лжёт? – наконец спросил Ортик-ака.
– Очень просто, – ответил Мухаммад. – Есть свои признаки… Если о вчерашней женщине, то она всё время путалась, перед фразой тянула «ээээ», «гм-м-м», многократно повторяла слова, глаза бегали. То повышала голос, то вдруг… Когда говорила о смерти Сухроба, выдала: «Сухроб снаружи…» Потом тут же поправилась.
– Ну и что с того? – не понял Ортик-ака.
– Оговорки часто выдают ложь. Человек невольно срывается на правду, а потом спешно исправляет.
– Вот оно как? – Ортик-ака безучастно отвернулся к окну. – А я думаю, чего это ты молчишь… Оказывается, наблюдаешь. Всё замечаешь, словно зеркало.
– Постой! – всполошился Олим. – Если она нечаянно сказала правду, значит, ночью Сухроб выходил наружу? Зачем?!
Ортик-ака резко повернулся к нему:
– Верно! Выходил! Женщина сама его вывела! Может, выгнала! Решила поквитаться!
– Но как ребёнок оказался снова на месте?
– После смерти его вернули! – сказал Ортик-ака и сам же испугался своих слов.
***
По предложению Мухаммада они решили поговорить с женой Сафарa уже в управлении. Дома она могла плести что угодно, и уловить ошибки было труднее, а здесь растеряется, поддастся унынию, и промахи выступят яснее.
Женщина сидела напротив. Ортик-ака уступил своё место и сел лицом к ней – на место Олима. Олим пересел к Мухаммаду, а тот остался стоять. На место Ортик-акa всё равно не пойдёт!
– Сознавайтесь, – твёрдо сказал Ортик-ака. – Ребёнок умер на улице от холода! Так ведь?
Глаза женщины забегали.
– П-п-почему он должен был умереть на улице?
– Вот это мы и хотим у вас спросить, – ответил Ортик-ака. – Зачем вы его погубили? На ком вы мстили? На свекрови? На девере? На муже? Или решили с мужем вместе завладеть наследством?
– Какое ещё наследство? – не поняла она.
– Ладно уж, сестрица, – резко вмешался Олим. – Нам всё ясно, экспертиза показала.
Женщина осела в кресле, тяжело вздохнула.
– Сказать правду? – наконец произнесла она и замолчала.
– Говорите, – велел Ортик-ака.
– Правда в том, – с поникшей головой сказала она, – что Сухроба я ночью нашла снаружи… уже мёртвым.
– Что?! Снаружи?!
– Да, – кивнула женщина.
– Где именно снаружи? – поспешно спросил Олим.
– Под навесом!
– Он уже был мёртв? – спросил Ортик-ака.
– Да… мёртв…
– Вы сказали мужу?
– Нет… побоялась. Вечером мы поругались, я испугалась, что он убьёт меня.
Наступила холодная тишина. Следопытам нужно было переварить услышанное, а женщине – обдумать дальнейшие слова.
– Что вы сделали потом? – наконец спросил Ортик-ака.
– Подняла и уложила его обратно.
– В чём он был одет?
– В футболке…
– Почему он вышел наружу? Или кто-то вывел его? – спросил Олим.
– Не знаю, – женщина пожала плечами. – Клянусь, не знаю… Может, бесы или джинны вынесли его. Лежал, свернувшись клубком, словно заснувший.
– А не мог ли это сделать ваш муж? – спросил Ортик-ака.
– Да что вы! – глаза женщины сверкнули. – Он его так любил…
– Тогда кто? – снова допытывался Ортик-ака.
– Не знаю! – повторила женщина.
– Может, просто захотел в туалет и вышел, – предположил Олим.
– В его возрасте ночью после сна не выходят… На месте… Ну, если уж и вышел, то только на айван…
Олим вышел и позвонил в судмедэкспертизу. Заключение: смерть от холода… переполнение левого желудочка сердца кровью. Больше никаких повреждений.
Дело немного прояснилось, но вопросов стало ещё больше. Мухаммад сказал, что женщина больше не лжёт, но Ортик-ака не поверил. Он изначально относился к словам психолога с недоверием, а после всех этих «лгала – не лгала» и вовсе.
Женщину отпустили. Пока ничего не стало яснее: было ли преступление или нет – неизвестно. Что тут скажешь?
***
На следующий день они отправились в дом Зафара. Соболезновали, отвели в сторону убитого горем отца и завели разговор. Нет, правду раскрывать не стали – просто расспрашивали о сыне, о том, каким он был, потом чуть-чуть о доме. Надеялись, что в беседе всплывёт что-то важное. Но – нет, ничего, что зацепило бы их внимание.
– Сын ваш ночью часто просыпался? Вставал? – спросил Олим.
– Нет, – твёрдо ответил Зафар. – Он ночью никогда не беспокоил.
– Может, уточните у жены? Нам нужны точные сведения.
– Я сам хорошо знаю… Ему я никогда, ничего не доверял… С рождения он спал рядом со мной.
После этого Зафар немного сказал о доме, но тема его не тревожила, и он не стал распространяться. Следопыты отправились к Сафару.
Олим хотел осмотреть место происшествия. Нужно составить схему, сделать снимки.
Сафар оказался дома. Жена ночью всё ему рассказала, и теперь лицо его было пепельным. Казалось, он даже говорить с ней не хотел, отвернулся.
Место, где лежал мальчик, находилось всего в шаге от порога, у самого основания стены.
– Что вы скажете на это? – спросил Ортик-ака у Сафара.
– Не знаю, – отмахнулся тот. – Сами решайте, я ничего не знаю!
Этими словами он хотел дать понять: к делу не причастен, подозревает жену, а какие меры принять – пусть решает милиция, он вмешиваться не будет.
– Слишком много у нас догадок, слишком мало оснований, – сказал Олим, когда хозяева дома отошли в сторону. – Эта женщина не могла убить Сухроба.
– Почему не могла? – вспыхнул Ортик-ака. – А кто тогда? Вечером с мужем ругалась, со свекровью в ссоре, ребёнка не любила – всё вместе и вспыхнуло!
– Люди не такие жестокие, как вы думаете, – возразил Олим.
– Ещё какие! На службе я видел такое, что мороз по коже.
– Но эта женщина на такое преступление не способна.
– С чего ты взял?!
– Сами посудите, – сказал Олим. – С тех пор, как мы узнали об этом случае, вы не находите себе места. Почему? Вчера, когда вы сказали мне: «Ты ещё ничего не понимаешь, даже не женат…», я понял, что подобные трагедии отец переживает особенно тяжело. А мать, у которой есть маленькие дети, на такое не пойдёт.
– А я-то знаю женщин, которые способны на такие преступления…
– Конечно, женщины не ангелы, в гневе они способны на многое, – сказали бы вы… Но только не в этом случае. Здесь было время подумать, одуматься – час, два… А ребёнок всё это время оставался на морозе. За такой срок любая женщина успела бы остыть.
– Тогда что же тут произошло?
– Не знаю! – пожал плечами Олим.
– Не знаешь – слушай тех, кто знает! – прикрикнул на него Ортик-ака.
Олим взял лупу и стал внимательно осматривать место, где, по словам, лежал ребёнок.
– Через десять минут преступление будет раскрыто, – шепнул Ортик-ака на ухо Мухаммаду.
– Так скажите сразу, чтобы Олим-ака не мучился, – сказал Мухаммад.
– Пусть возится, дураку и этого мало!
– Откуда вы знаете? Что же там случилось? – любопытно спросил Мухаммад.
– Обычно, как только Олим берёт в руки лупу, через десять минут всё становится ясно. Вот и сейчас сам расскажет, – усмехнулся Ортик-ака.
Олим, не обращая внимания на подколы коллег, тщательно исследовал несколько раз подметённый топчан, кирпичи, закрывавшие проход к айвану, затем деревянную дверь. Он открыл-закрыл её, проверил замок, ручку. Измерил высоту, ступеньки у двери, всё записал в блокнот. Потом подошёл к калитке, осмотрел и её замок. Затем спросил у Саффара:
– Ночью калитку запираете?
– Запираем…
– А ключ где храните?
– Вон тут! – Сафaр достал его из тайника над дверью.
Олим позвонил в судмедэкспертизу:
– Образцы из-под ногтей мальчика, замёрзшего на улице, взяты?… А рост ребёнка?… Длина рук?
Закончив разговор, он снова подошёл к двери. За ним последовали Ортик-ака и Мухаммад.
– Итак, – сказал Олим, берясь за ручку. – Здесь нет ни преступления, ни нечистой силы. Просто Сухроб проснулся ночью, понял, что спит у дяди, и захотел вернуться домой, к отцу. Вышел наружу. Калитку открыть не смог, а возвращаясь обратно, обнаружил, что и эта дверь захлопнулась. Вот…
Олим отпустил ручку, и та с глухим щелчком сама заперлась.
– Беда в том, – продолжал он, – что рост мальчика не позволял дотянуться до ручки, даже стоя на верхней ступеньке крыльца. Видите? Между площадкой и ручкой – тридцать сантиметров. Открыть изнутри легко, а вот снаружи ребёнок, особенно Сухроб, не смог бы. Даже если поднять руку, ему не хватало пяти сантиметров. Эти самые пять сантиметров и решили его судьбу. Он остался снаружи, в морозе, и погиб.
Сафар и его жена, стоявшие в стороне, не понимали, о чём речь. Все эти измерения, звонки только усиливали их тревогу.
– Не может быть! – возразил Ортик-ака. – Ребёнок должен был плакать, кричать!
– Может быть и кричал. Но разве это помогло бы? Айван посередине, две двери заперты… Помните, как и нам в первый раз пришлось долго стучать, прежде чем позвали? Да и спят они, видно, крепко. Хотите – сами спросите. А кроме того, хотите верьте, хотите нет, но завтра под ногтями мальчика обнаружат частички краски именно с этой двери.
– Значит, никакого преступления нет? – переспросил Ортик-ака.
– Нет, – подтвердил Олим.
– Но ведь в Уголовном кодексе есть статья «Оставление в опасности». Разве её нельзя применить?
– Это решит следователь, – спокойно ответил Олим. – Я в такие дела не лезу.
– Эх ты, недоучка! – взорвался Ортик-ака. – Вот потому ты и трясёшься перед следователем. Хорошо хоть, что я рядом, таскаю тебя с собой, да прикрываю.