Из желания и чувства противоречия...

 

За стаю за всю стаю, за волчиц и волчат в логове ….

                Р.Киплинг «Книга Джунглей»

    Мы ссорились, и мирная жизнь заканчивалась в нашей семье. Характер героического мужа вел его через подвиги к мечте. На неудачи и неудобства семейной жизни мужчина отвечал взрывом возмущения и был в тот момент то вулканом с кипящей лавой, то стихией природы под названием ураган, тайфун, торнадо.

 То с видом языческого бога – громовержца громыхал и кидался молниями.

    Дети подражали нам как могли. Дочь младшая находилась в нежном, щенячье - пеленочном возрасте и не умела ни ходить, ни говорить. Но возражать умела – очень понятным урчанием, возмущалась, как могла.

    Поссорились и шли гулять. Я знала – я сержусь на мужа. Мужчина шел рядом. Молчал независимо. Мириться не собирался. Прощения не просил и не предлагал.

    Погоды стояли скверные. Зима заканчивалась в городе вокруг нас. Комки, непонятные и серые, как снежки в киселе и кучками, и поодиночке тонули в лужах, покрывающих асфальт. Стояло межсезонье, в которое не торопилась войти весна. В душе копилась серая, унылая пакость.

    Навстречу нам бежал усталый щенок. Дочь старшая увидела и вскрикнула голосом, похожим на восторженный визг: «Мамочка, щеночек! Давай возьмем!»

    Не ожидая этого от себя, голосом, похожим на команду: «Фас!» - я вдруг сказала: «Возьми его!» Два щенка подбежали друг к другу. Замерли. Принюхались. Собачий детеныш испуганно взвизгнул, решил удрать. Мой собственный начал ловить. Он промахнулся, пошел в угон. Напоминая мне борзую, начал преследование. Через дорогу, между пролетающими машинами, что брызгали разными видами грязи, через лужи, мокрый щенок перебрался благополучно и спасся от нас на другой стороне дороги.

    Придерживая детскую коляску одной рукой, дочь, возмущенную младшую готовую вывалиться из коляски, другой рукой, я поспешала. С голосом, похожим на команду: «Фу!» - я закричала: «Стоять!», и удержала дочь старшую за шиворот свободной рукой. Постаралась удержаться на краю тротуара. Беспомощно оглянулась на мужа.

    Мужчина спас всех. Обнял. Оттащил от края. Я посмотрела на мужа открыто и гордо. Сказала:

«Твоя знакомая с&учка идет».

    - Мать твоего щенка, - не сдался мне мужчина.

    Как непереносимо порой то теплое, пушистое доверие, каким награждает вдруг, безошибочно выбирая тебя из толпы, бездомная дворняга. Подойдет близко, взмахнет пушистым хвостом, расскажет без слов, попросит. Их желания так просты: немного ласки, еда, защита, ДОМ. И замирает сердце от неизбежного чувства вины. Принадлежа собственной семье, поделиться многим я не могла.

    Животные мужа уважали. Ему рассказывали простые истории своей городской «уличной» жизни. Приходил и здоровался Васька, серый кот, похожий на гусеницу и толстую сосиску одновременно. Приходила трехцветная «счастливая» кошка «Кислота».

Слетались голуби. Их вожак прихрамывал на отмороженной зимой лапке и смотрел властно и строго. Муж рассказывал истории. Об участии банды  голубей в грабежах старушек, что торговали семечками и совместных налетах голубиной стаи на хлебную корку. Я старалась смеяться тихонько. Вожак обижался и уходил.

Рыжую собаку, дворовую Пальму я не сильно любила за бесшабашный «гулёный» нрав, за зимние гуляния среди стаи разных кобелей. Но и выговорить ей, упрекнуть не могла. Чувствовала себя перед собакой виноватой, поэтому стеснялась. Бежала впереди стаи своих пятерых щенят рыжая Пальма и смотрелась достойной мамашей. А вся группа выглядела живописно и восхитительно.

    Щенки Пальмы окружили "нашего" усталого щенка, свалили на землю, стали грызть. Рыжая Пальма не возражала.

    - Это не ее щенок, - поняла я и посмотрела на мужа в поисках защиты.

    - Он убегает, - ответил мне мужчина, - Сейчас вернется к нам.

    - Я назову его Арчибальд, мамочка, - всхлипнул около моего локтя мой собственный детёныш, мой старший щенок, - если он когда - нибудь вернется к нам.

    Через дорогу, вновь и вновь уворачиваясь от машин, Арчибальд перебрался благополучно и упал в объятия моей старшей дочери.

    Распорядившись командным голосом: «Домой!». Я развернула коляску, посмотрела на мужа, пытаясь уловить градус кипения, степень возмущения, возможность взрыва. Мужчина шел рядом, молчал.

    Если бы я умела писать рассказы, то окончила бы его сейчас, с необходимой моралью - выводом в конце: какое оказывается счастье, спасти маленькую никому кроме тебя не нужную детскую жизнь и получить при этом удовольствие.

    Но жизнь обычная со мной не согласилась. Щенок с именем Арчибальд был слабым, плохо ел. Муж, кажется, начал закипать или злиться. Я предчувствовала его выговор: «Ты берешь в дом больную собаку. Ты не бережешь НАШИХ ДЕТЕЙ».

         Собиралась вспылить в ответ, перепугалась. Мужчина сказал тихо: «Щенок болеет, почему бы вам не отправить его к бабушке в деревню. Там парное молоко, свежий воздух».

    - Ура, мамочка! Мы едем в деревню! – заявила старшая дочь и начала собираться.

    Капал дождь. Я смотрела на две абсолютно похожие мордахи: моей дочери и щенка Арчибальда и думала...

А дочь и щенок смотрели сквозь заплаканные стекла автобуса одинаково счастливые предчувствием БОЛЬШОГО ПУТЕШЕСТВИЯ. Я думала:

         - Наша бабушка счастливой не будет. Соседская общая тесная, почти совместная жизнь и общие разделенные не заборами, а межами огороды. Боятся сельские жители, увлеченно вынянчивающие нежные всходы и разные рассады всех обладателей резвых ног и лапок. И готовы кошку весной посадить на шлейку, лишь бы она им грядки не портила.

    О-хо-хо-нюшки, - подумала я, - вернет мне их бабушка обратно в город.

         Весна пришла в город и привела его в порядок за несколько солнечных дней. Высохла грязь, зазеленели деревья, стали чаще улыбаться люди.

    Муж пришел с работы необычайно хмурый. Вымыл руки, сказал: «Щенков убили».

    - В деревне? – охнула я.

    - Нет. У рыжей Пальмы щенков постреляли. Собачники ее тоже искали, убить хотели. Она хитрая. Спряталась.

В деревне, - продолжил муж, - все нормально. Мне ваша бабушка звонила. Я разрешил им. Пусть живут до конца каникул.

    Страшная новость собачьего расстрела постепенно обрастала подробностями. Собачникам позвонили недовольные жители, которым мешал спать собачий лай. Убили двух щенков. Дети их жалели. Плакали.

    Рыдала и моя дочь: «Мы не успели. Я договаривалась: черненького щенка должны были взять в деревню. Пастухам собака была нужна».

    И если бы я писала на темы морали, то рассказ  мой был бы готов. Как странно, что из желания отомстить или навредить другому, случаются вдруг добрые поступки. А желание сохранить  покой свой или собственной семьи приводит к убийству. Но жизнь бесконечно сложнее любых выводов АВТОРА.

Пальма перестала прятаться и вновь появилась во дворе. Ее щенки, подкармливаемые добрыми людьми, выросли. Напуганные отстрелом собаки боялись людей, прятались от всех: посторонних и незнакомых. Вырастали и наши дети, постепенно переживая ту жестокость, что заставили их увидеть в детстве.

    В начале лета Арчибальд заболел. Дочь ухаживала за ним, Переживала, страдала, рыдала в телефонную трубку: чумка. Муж принимал строгие карантинные, охранительные для семьи меры.

    А я стояла рядом с СУДЬБОЙ у открытого ею ящика с несчастьями, которыми в последнее время так щедро жестокая богиня меня одаривала. Затем решительно взбунтовалась, отобрала ящик. Закрыла. Встряхнула, вновь открыла его. И поняла, что богиня своих даров никаких не оставила мне. Потому что забрала я себе только надежду. И потому, как могла, надеялась. Ветеринары, ведь, могут ошибиться. А щенок Арчибальд может выжить и выздороветь?...

    Дни проходили за днями. Щенок Арчибальд болел, но жил. И продолжалась жизнь нашей семьи, несмотря на сложности, конфликты, противоречия…