Душа

        Здание суда являлось помпезным и представительным зданием, как и положено ему по статусу. Находясь рядом с возвышающимся как гора, строением проходящий мимо люд чувствовал открытый страх и уважение к принимаемым внутри решениям. Однако прохожие интуитивно и непроизвольно ускоряли шаг, когда косились на массивные двери и вышколенный фасад объекта. Никто не хотел останавливаться, чтобы оценить величественность и некую вальяжность атмосферы, которая царственно обволакивала территорию, будто тополиный пух. Более того приходило осознание того, что приговоры произносимые громкими и чёткими голосами Взвешивателей не подвергались сомнению в том, что они верные и справедливые. Каждый человек мог оказаться на скамье нравоучения и  получить заслуженное наказание. Большинству Мученикам было дано понять и осознать свои поступки, а малая часть не задумывалась об этом никогда. Тем не менее, всякая особь человеческого рода обладала своим судом, своим разумом и чувством. 
        Ожидающие наказания Мученики с тяжестью на сердце испытывали угрызения совести. Но каждый знал и был уверен, что после святого чистилища произойдёт очищение. Их запачканная сущность взметнётся к солнечному свету, на белоснежную орбиту чистого горизонта, чтобы выйти из плена равнодушной тьмы и вновь показать близким людям свои светлые и положительные качества. Разумный суд предоставлял время подумать и привести мысли в порядок. Он учил ценить родительскую любовь, радость от встреч и, собственно, отношение к родным людям. Бесспорно, приговоры Взвешивателей меняли Мучеников в положительную сторону, не ломая психику, а лишь мягко корректируя их поведение.
        Подобная участь также не обошла меня стороной. К счастью или сожалению, я оказался в числе Мучеников, заключённых в тесные камеры сурового здания и ожидающих решения великого Взвешивателя. Я не думал, что мои поступки станут предметом обсуждения, но согласился с обвинениями предъявленными мне. Я догадывался, в каких грехах станут обвинять, но ожидал снисхождения, понадеявшись, что учтут прежние заслуги и не подвергнут суровому наказанию. Я был готов признать вину. В глубине природной принадлежности я даже был рад, что подвергся страданиям и мучительному процессу. Это означало, что во мне находится сердце, которое умеет сопереживать.
        Я услышал за дверью шаги и следом раздражающий скрежет открываемого ржавого засова.
        - Назови имя, Мученик? – сурово спросил конвоир.
        Я ответил.
        - Выходи!
        Я безропотно послушался команды. Для конвоира я являлся преступником и поэтому не заслуживал уважения. Выйдя, предупредительно остановился, давая ему возможность закрыть дверь. После того как он хмуро указал подбородком куда идти, направился вперёд. Мы, молча, зашагали по полутёмному коридору. Наши шаги глухим эхом отдавались от стен. Неожиданно я подумал, что один конвоир, сопровождающий узника в единственном числе, даёт заключённому реальную возможность сбежать, но усмехнулся пустым думам. Я причислил мои мысли к бреду и глупости. Зачем сбегать? От себя не убежишь. Наоборот, Мученикам требовалось пройти через моральную экзекуцию и переосмыслить свои поступки.   
        - Сверни направо и поднимайся на восемь ступенек наверх, Мученик! – он уточнил вектор движения.
        Мы поднялись, и коридор стал светлее. Возникло ощущение, что убрали со стёкол тяжёлые ставни. На сердце моментально потеплело. Интуитивно я почувствовал, что помещение, где будет проводиться заседание расположен где-то близко.
        - Следующая дверь по центру, Мученик! – вновь приказал конвойный. – Открой и заходи!
        Охранник вёл себя строго, но корректно. Однако всё равно я посочувствовал ему. У него была неблагодарная работа. Наверное, из-за возложенных обязанностей и чернухи он мало улыбался в жизни. Я обернулся через плечо, когда подошёл к коричневой двери. Конвоир чуть заметно кивнул, и я послушно дёрнул за ручку.
        Я обомлел. Помещение заседаний оказалось огромной комнатой, похожей на спортивный зал института. Здесь без проблем можно было сыграть в баскетбол или футбол, если на улице лил дождь. Через огромные и светлые окна струился тёплый солнечный свет, озаряя главный стол и массивное кресло Взвешивателя. Пока оно оставалось пустым. По протоколу Взвешиватель приходил на процесс последним, открывая и ведя заседание, чтобы в завершении огласить заключительный приговор. Поэтому я не удивился, что зал был полным. На скамейках сидели участники процесса и обычные зеваки, которым было интересно предстоящее представление. По бокам от центрального стола вершителя судеб  также были расположены столы Обличителя и Утешителя. Однако я приметил одну деталь. У них не было кресел, а стояли обычные стулья. По статусу судебной системы Обличитель и Утешитель находились на ступень ниже, чем Взвешиватель.
        Моя скамейка расположилась отдельно от всех. Чтобы я не срулил в сторону, конвоир мягко оттеснил меня, отрезая путь в глубину зала. Поэтому я повернул к пустой скамейке и плюхнулся на неё как мешок гороха. Меня воодушевило, что скамейка не находилась внутри металлической клетки куда закрывают на весь судебный процесс уголовных элементов. Однако конвоир дисциплинированно и решительно встал на пост возле меня. Что не говори, а я был в ранге заключённого и мою последующую судьбу должен решить уважаемый суд.   
        Я заметил, как на меня бросил кривой взгляд Обличитель. Это был худой мужчина, зрелых лет в строгом тёмно-синем костюме. Мне не понравилось, как он посмотрел. В его взгляде читалось желание истребить и уничтожить меня. Для него я был комаром, который вызвал аллергическую сыпь у его любимого ребёнка.
        Словно в противоположность ему Утешитель был создан из другого теста. Полный мужчина с обнадёживающей улыбкой бросился к скамейке нравоучения. Утешитель был защитником, который оберегал мою судьбу и свободу. Он нагнулся надо мной.
        - Привет! Как ты? Держишься?
        Я постарался улыбнуться в ответ и поделиться своими тревогами.
        - Привет! Стараюсь держаться. Что-то Обличитель смотрит зверем. Он не покусает меня?
        - Этот может покусать! Он собрал много твоих проделок, и, к сожалению, они нелицеприятные.
        Мы одновременно посмотрели на мужчину в деловом костюме, который поставил на стол портфель и вынимал документы. Я нахмурился.
        - Что-то серьёзное?
        - Откопал твою забывчивость на дне рождения Мамы!
        - Ах, чёрт! – я от досады ругнулся, – но мне действительно стыдно! Я помнил! Я не специально!
       - Знаю! – кивнул Утешитель, - будем строить твою защиту на осознании вины и повиновении. Тем более ты признаёшь, что действовал не нарочно и, значит, твоей осознанной вины нет. Ты торопился на работу. Тем более в выходной день. Я постараюсь переквалифицировать твой поступок в скромный подвиг. Если Взвешиватель проглотит наши доводы, то, считай, дело в шляпе и он у нас на крючке.
        - Дай мёда в твои уста!
        - Надеюсь, что Обличитель не вытащит на свет твоё поганое художество, совершенное на Новый год!
        Я покраснел. Утешитель посмотрел на меня как-то особенно, и мне показалось, что он расстроен.
        - В этом случае отбрыкаться будет тяжело, - вздохнул я, - меня расплющат бетонной плитой.
        - Не будем торопить события, - Утешитель похлопал меня по плечу. – Решим по фактическому положению дел.
        - Хорошо!
        Он посмотрел на большие настенные часы, которые висели над рабочим местом Взвешивателя.
        - Скоро начнётся. Побежал к своему месту.
        Я проводил его взглядом, пока он шёл к столу. Утешитель подготовил лист и, вынув гелиевую ручку, что-то начеркал на бумаге. Обличитель в свою очередь сидел на стуле с прямой спиной, вперив немигающий взгляд на стену. Он явно собирался с мыслями, чтобы окатить Мученика обличительной речью. Речью, которая должна убедить Взвешивателя и окружающих в моём равнодушии и каменном сердце. Впрочем, я был категорически не согласен с подобным положением вещей. И мы с Утешителем должны обратить страшные обвинения в прах, чтобы перевесить чашу весов правосудия в нашу сторону. Я вздрогнул от неожиданности, когда услышал.
        - Встать! Взвешиватель идёт! – требовательно прозвучало по громкоговорителям, установленным по углам помещения.
        Гул голосов стих, и весь зал дружно поднялся. Пружинистым шагом в комнату вошёл высокий мужчина в длинной мантии. Он оценивающе оглядел присутствующих, бросил на меня цепкий взгляд, коротко кивнул Утешителю и Обличителю и, отодвинув кресло, сел. Зал молчаливо повиновался, повторив действие и опустившись на скамейки.
        - Прошу начинать! – сказал Взвешиватель куда-то в потолок и его бархатный голос показался мне приятным. 
        Вновь заговорил громкоговоритель. Сверху кто-то вёл заседание, словно невидимо стенографируя процесс, остро наблюдая и прислушиваясь к происходящему.
        - Начинается судебный процесс! Обвиняется Мученик, - моё имя чётко произнесли, будто стукнули кувалдой, - в том, что он плохо относится к Матери! Уважаемому Взвешивателю стали известны отвратительные факты, которые могли показать, что Мученик не уважает святого Человека, обижает и относится потребительски. Какие будут предложения?
        - Если уважаемый Взвешиватель не против? - рука Обличителя взметнулась вверх. - Прошу Мученику подняться со скамьи нравоучения, чтобы присутствующие могли посмотреть на этого недочеловека на этого, так сказать, горемычного недосына у заботливой Мамы!
         Язвительное обвинение, брошенное Обличителем, заставило Утешителя моментально среагировать и вскочить.
         - Уважаемый Взвешиватель! Я категорически протестую против подобного обращения к Мученику. У нас есть доказательная база, что он уважает Маму!          
         - Я делаю замечание Обличителю, в том аспекте, что он неточно выражает мысли. В судебной системе нет понятия «недосын» и мне странно услышать от Вас некорректную фразу! Мученик приходится сыном и это не требует доказательств. Также недопустимо навешивать ярлыки и прозвища. К тому же мы не выслушали сторону защиты. Однако предложение Обличителя считаю уместным и своевременным. Пусть Мученик поднимется!
        Я заметил, как у Утешителя нервно заплясали пальцы, словно предупреждая меня, что надо обязательно слушаться приказов Взвешивателя. Я не собирался спорить и своевольничать. Я встал во весь рост, но виновато опустил взгляд на кроссовки.
        - Прошу помощника начать с известных фактов! – потребовал у громкоговорителя Взвешиватель. – В частности, нас интересует поступки и характер Мученика с детства. Чтобы вынести справедливое решение, мы должны узнать о нём как можно больше. 
        - По сведениям архивных данных в детстве Мученик был весёлым и жизнерадостным ребёнком. По известным причинам мы не станем обращать особое внимание уважаемого суда на ясельный и детсадовский возраст Мученика. Чуть позже начнём обзор школьных лет. Однако заметим, что мальчик рос активным ребёнком, даря радость родителям и окружающим его людям. Его речь и поступки были наивными и вызывали добродушный смех у тех, кто находился рядом. Он не сторонился людей и без проблем шёл на контакт. Отметим также, что Мученик был послушным ребёнком.
        - Хорошо! – сказал Взвешиватель.- Есть ли дополнения у Обличителя или Утешителя к известным поступкам маленького Мученика?
        - Да, уважаемый Взвешиватель! – поднял руку Утешитель. – В детском садике мой подзащитный часто участвовал во всех детских мероприятиях. Он гибко двигался, чувствовал музыку, ритм и поэтому воспитатели в шутку называли его танцором. На каждом утреннике он превращался в местную звёздочку. 
        - Зато Мученик родился в тяжёлых муках! – гневно встрял Обличитель. – Он доставил Матери много физических страданий!
        Взвешиватель хмуро посмотрел на Обличителя.
        - Это не вина Мученика! В человеческой природе заложено, что дети появляются на свет в муках, доставляя матерям неимоверные страдания. Я не понимаю, почему Вы об этом до сих пор не знали!
        В зале раздались смешки. Внутренне я возликовал. Взвешивателю не понравились обвинительные речи Обличителя. Он посчитал их глупыми и пустыми. Я украдкой покосился на Утешителя. Тот смотрел на Обличителя с сарказмом. Мой защитник тоже заметил положительный настрой Взвешивателя в нашу сторону. Однако праздновать победу ещё было рано. Звуковой вещатель продолжил.
        - Первое огорчение Мученик принёс Матери во втором классе начальной школы.
        Я прикусил губу, так как знал, о чём пойдёт речь.
        - Говорите! – не удержавшись, выкрикнул с места Обличитель.
        Взвешиватель стукнул кулаком по столу.
        - Напомню правила суда! Если кто-нибудь станет говорить без моего ведома, то я буду вынужден наказать выскочку.
        Все поняли, о ком идёт речь.
        - Прошу прощения! – испугано отозвалось от стола Обличителя.
        - Продолжайте!
        - Во втором классе под предлогом совместной работы сделать домашнее задание, - повиновался громкоговоритель, - Мученик вместе со своим одноклассником собрали и принесли в квартиру жухлые листья. Уточню, что это событие произошло в сентябре. Закрывшись, в комнате они скрутили из бумаги пару самокруток и подожгли. После некоторого времени друзья ушли на улицу, гулять.
        - У меня есть вопросы к Обличителю! – грозный мужчина отыскал его глазами. 
        - Да, уважаемый Взвешиватель!
        - Можно считать успешной попытку покурить? Или он отказался от своих действий, подумав о чувствах Матери?
        - Мученик выкурил несколько самопальных папирос из опавших листьев. Он нисколько не заботился о том, что Мама расстроится. Он не думал о ней. Мученик думал только о приятных ощущениях.
        - Принимаю ответ! – Взвешиватель повернул голову к соседнему столу.
        - Что скажет Утешитель?
        - Я считаю, что никаких приятных ощущений Мученик не получал. Весь фокус состоял в том, что мальчик хотел выглядеть взрослым. Он копировал действия зрелых мужчин.
        - С Вашего позволения я добавлю? – услужливо вякнул Обличитель и получив согласие, сказал, - после того как он ушёл гулять, вся комната была в дыму. Папиросный дым продержался в квартире до вечера, до тех пор, пока Мама не вернулась с работы. Собственно, Мученик был пойман на месте преступления. Притом, Мученик догадался, что за его поступок он получит от Матери справедливый нагоняй и поэтому предупредительно раскрыл окна.
        - Это правда, Мученик? Ты специально открыл окна, чтобы избежать наказания? Ты не подумал головой, что начав курить, расстроишь Маму и можешь нанести урон её здоровью?
        Я обречённо развёл руки в сторону.
        - Я не услышал ответа на поставленный мной вопрос? – рявкнул Взвешиватель.
        Сжавшись от крика, мяукнул.
        - Я не подумал, что Мама расстроится. Я был ещё маленьким.
        - Ваш ответ принимается, но возраст не главный показатель! Видно, что тогда проявились первые ростки равнодушия к родному человеку – Матери! Не забывайте, что скоро мы перейдём к студенческим годам, при котором уже не сможете сказать «маленький». Кто хочет добавить информации к школьному периоду жизни Мученика?
        Утешитель поднял руку.
        - Хочу дополнить тем фактом, что Мученик помогал пожилой соседке Татьяне Ивановне, которая была одинокой и жила на верхнем этаже жилого дома без лифта. Каждый раз при случайных встречах Мученик выхватывал сумки с продуктами и доносил до двери бабушки. Татьяна Ивановна специально встретилась и выразила сердечную благодарность Маме Мученика. Она отметила воспитанность мальчика и его душевное благородство. Она говорила со слезами на глазах. Особо отмечу, что в списке значилась не только Татьяна Ивановна. Мученик помогал многим.
        В зале одобрительно загудели. Взвешиватель произнёс.
        - Это делает честь Мученику, если не брать в расчёт мальчишескую и бестолковую попытку курения в квартире, чем он, несомненно, больно ранил Маму. Однако на этом основании я не могу вынести решение, так как существуют другие поступки Мученика. Прошу, говорите?!
        Громкоговоритель вновь очнулся.
        - После успешных экзаменов, Мученик поступил в высшее образовательное учреждение. Он прилежно учился в институте, сдавая вовремя экзамены. В свободное от учёбы время подрабатывал. Однако именно в студенческие годы, он забыл поздравить Маму с днём рождения!
        Я застыл, услышав, как шумно заохал и будто улей загудел зал. Я поймал на себе гневные взгляды присутствующих. Последнее предложение громкоговорителя, увело настроения свидетелей в отрицательную плоскость. Меня начали презирать и ненавидеть. Взвешиватель посмотрел на Обличителя, а тот, как ищейка, поймав взгляд, вскочил с места и залаял, ещё больше вгоняя меня в позорную яму неблагодарных сыновей.
        - Да, уважаемый Взвешиватель! За этот поступок Мученик заслуживает самого сурового наказания.
        - Как это произошло? – Взвешиватель требовал подробностей.
        - Это был воскресный день, что усугубляет вину Мученика! – начал смаковать Обличитель. – Утром Мученик поднялся с постели, помылся и сел кушать приготовленный Матерью завтрак. Он жрал за обе щеки. Лихо уплетал вкусный завтрак. Мама смотрела несколько минут, а затем тихо напомнила, что у неё день рождения!
        На скамью нравоучения посыпались злобные выкрики.
        - Бессовестный!
        - Ни капли уважения Маме!
        - Настоящая сволочь!
        - Равнодушная тварь!
        - Сдохни, неблагодарный!
        Если бы не присутствие грозного Взвешивателя, то казалось, меня разорвут на куски. В этом смысле Взвешиватель защищал меня от беснующейся толпы, и я был рад этому обстоятельству. Однако понимал, что Взвешивателю также не по нутру мои выходки, и когда придёт время вынесения приговора, то он не станет меня жалеть.
        - Начинает проявляться истинное лицо Мученика! – зарычал Взвешиватель, и его оглушительный рык утихомирил присутствующих. – Но мы не услышали доводы Утешителя.
        Мой защитник поднялся. На его щеках выступил багряный румянец, который горел как костёр. Я внутренне ощутил его состояние, как ему будет нелегко говорить, чтобы хоть на каплю затушить осязаемую ненависть и ярость. 
        - Хочу подробно рассказать уважаемому Взвешивателю некоторые детали этого воскресного утра, которые, возможно, чуть сбавят вспыхнувшее пламя?
        - Мы слушаем! – Взвешиватель склонил голову набок, скрестив пальцы рук в замок.
        - Как было заявлено ранее Обличителем - это было воскресное утро! Замечу, что с понедельника по субботу Мученик учился в институте. То есть писал лабораторные работы, посещал лекции, сдавал курсовые и так далее. Снова обращу внимание, на то, что учился Мученик прилежно и не имел так называемых «хвостов». А по воскресеньям, чтобы не просить у Мамы денег подрабатывал. Поэтому мог упустить святой праздник, но, ни в коем мере нисколько не забыл о нём.
        - Где работали по воскресным дням, Мученик? – резко спросил Взвешиватель.
        Информация о подработке была правдивой, и поэтому я прямо посмотрел на Взвешивателя.
        - Я подрабатывал на овощной базе. Приходили вагоны с грузом. Я разгружал в составе знакомых ребят. С нами расплачивались по окончании работ, в тот же день.
        - Что Вы сделали, когда Мама напомнила о своём дне рождения? – продолжись вопросы от Взвешивателя.
        - Я обнял её и попросил прощения! Накануне я собирал пакет с вещами, чтобы переодеться перед погрузочными работами. Поэтому при завтраке призадумался, не забыл ли положить в пакет потёртые брюки и старую футболку.
        - Это не является смягчающим обстоятельством! Жаловаться на плохую память в молодом возрасте  глупо! – сурово возвестил Взвешиватель. – Вы помнили о пакете с грязными вещами и напрочь забыли о Человеке, который подарил жизнь!
        Утешитель торопливо заговорил.       
        - Мученик не забыл о Маме! Мученик купил ей подарок, когда с ним рассчитались. Вечером был праздничный стол. Мама простила сына! Это подтвержденный факт!
        Возникла тишина, которая отозвалась зловещим кладбищенским покоем. Если бы Взвешиватель крикнул в зал, что они могут делать со мной всё, что угодно, то от меня не осталось бы мокрого места.
        - Мамы всегда прощают сыновей, - будто разговаривая сам с собой, произнёс Взвешиватель. - Мамы относятся к детям со слепой любовью. Они закрывают глаза на их равнодушные поступки. Мамы выгораживают сыновей, даже если те выросли бессовестными и бесчувственными эгоистами, что мы сейчас наблюдаем!
        Взвешиватель сощурил глаза.
        - В принципе в этом деле всё стало для меня ясно!         
        Обличитель робко кашлянул, чтобы обратить внимание. Ему удалось вызвать интерес Взвешивателя.
        - Что ещё у Вас? – в его голосе проявилась усталость, словно ему было нестерпимо больно за мой поступок.- Говорите!
        - Простите, ваша честь, но я не могу обойти молчанием ещё одну наглую выходку. С Вашего позволения сообщу уважаемому суду о бессердечии Мученика? Сразу предупрежу, что этот жестокий поступок не помещается в голове.
        Мы переглянулись с Утешителем. Он кивнул мне, чтобы я раньше времени не расстраивался.
        Взвешиватель ничего не ответил, лишь без эмоций на лице махнул рукой. Бесспорно, он расстроился. По его мнению, теперь я не должен был находиться в приличном обществе, тем более в его присутствии. Моей Маме крупно не повезло. Я дискредитировал себя и не заслуживал высокого звания заботливого сына.
        - На новогодних выходных Мученик ждал гостей. Пришёл одногруппник с двумя девицами, - Обличитель состряпал скорбное лицо, будто потерял кошелёк.
        Я замер. Этот нелепый случай хотел бы оставить в тайне, но мои внутренние страхи выплыли наружу. Я заметил, как Утешитель нервно потёр подбородок. Он тоже понял, о чём пойдёт речь. Ему потребуется подыскать слова, которые помогут хоть как-то обрисовать моё бестолковое поведение в тот злополучный день.
        - Я не против того, чтобы отметить весёлый праздник, - криво усмехнувшись, произнёс Обличитель. – Однако есть нюансы, которые омрачают подобные студенческие вечеринки. Всё дело в том, что в соседней комнате с температурой под тридцать девять градусов, кашлем и головной болью на кровати лежала заболевшая Мама. Весёлая компания гуляла и бесновалась в большой комнате. Мученику не было никакого дела до гриппующей Мамы, которая мучилась без должной заботы, без лекарства и глотка воды.
        - То есть Вы хотите сказать, - обращаясь к Обличителю, но угрожающе посмотрев на меня, начал говорить Взвешиватель, - что в одной отдельно взятой квартире Мученик пил, ел, гулял, смеялся, а в это время в спальне Мама страдала от сильнейшей простуды? И он не подал руку помощи? Не спросил о её самочувствии, не поинтересовался как дела?
        Обличитель приосанился, театрально поклонившись.
        - Именно это я хотел довести до Ваших ушей, уважаемый Взвешиватель! Мученик гулял три с половиной часа и ни разу не вспомнил о гриппующей Матери!
        Взвешиватель прикрыл голову ладонями. На этот раз реакция присутствующих оказалась волнообразной. В зале вначале засвистели и затопали, но затем возникла такая тишина, которую принято считать оглушающей или звенящей. Казалось, зрители были обескуражены и смяты моим равнодушием, моим бессердечием, моим распутством.
        - Позор! – негромко сказал Взвешиватель и его приглушённый голос острым стеклом полоснул меня по сердцу.
        Утешитель медленно поднялся. Теперь его движения были неуверенными. На него взвалилась тяжёлая ноша, которую было невозможно сбросить с плеч, так как она приняла внушительные формы. Утешитель постоял и без сил повалился на стул. Он не отыскал слов в мою защиту, так как их просто не существовало. Я тоже не хотел оправдываться и обелять себя. Я чувствовал себя последней скотиной и ненавидел всю свою сущность. Моя вина являлась бесспорной, и я был готов принять самое страшное наказание, считая, что таким образом справедливость восторжествует. Я давно принял сторону Взвешивателя и осуждающих меня зрителей. Я был виноват перед Мамой!
        - Мученик, Ваше последнее слово?
        Взвешиватель уже не смотрел на меня. Ему было неприятно наличие в зале неблагодарной твари. Я посмотрел в зал и на Взвешивателя. Затем покосился на Утешителя. Уставившись вдаль, начал говорить. Моя речь была открытой и искренней.
        - Уважаемая Мама! Родная Мамочка! Сыновья любовь и привязанность не зависит от возраста. Она начинается с рождения и сопровождает нас в течение всей жизни. Она бьётся в груди, в такт с сердцем. Когда мне было шесть лет, то я глядел на тебя с радостью и любовью. Я знал, что ты рядом…, всегда будешь рядом. Я так думал! Ты являлась главным Человеком в моей жизни, в моей судьбе! Ты была моей Вселенной, моим миром, моим белым светом. Я боялся тебя потерять! Подобные мысли бросали в дрожь, вызывая жуткий страх. Помню, что когда ты спала, то всегда останавливался, чтобы прислушаться, и с испугом наблюдал за тобой. Я моментально успокаивался, когда улавливал твоё тихое дыхание.
        Никогда не забуду твои волшебные прикосновения. В детстве у меня нестерпимо болела голова, и я тыкался лицом в твои колени. Я затихал, а ты нежно гладила меня по волосам, испытывая разрывающую боль сына как свою. И знаешь, боль отходила, отступала, исчезала вовсе. Головная боль не могла продолжаться. В этом поединке ты непременно выходила Победительницей! Ты целовала меня в щёку, и я засыпал. Твои руки, прикосновения и поцелуи всегда оказывались лечебными. Ты была доброй Феей, оберегающей сыночка от природных катаклизм и болезней. Я помню твой нежный запах, который не мог ни с кем спутать. От тебя пахло свежим кыстыбыем, пышными пирогами и сладким чак-чаком.
        Ты поддерживала меня во всех начинаниях. Ты помогала с уроками в школе, была советчиком в техникуме, корректировала поведение в институте. Твои советы всегда приходились дельными и жизненными. Ты была мудрой женщиной! Умной мамой! Позднее я мог доверять свои секреты. Например,  в то время, когда я начал встречаться с девушками, ты всегда выступала на стороне слабого пола, тактично поясняя, что девчонки слабее и мне необходимо проявлять к ним уважение и ласку. Я безропотно слушался тебя. Ты была права!
        Тогда я не понимал, как быстро летит время. Я был опьянён молодостью. Я думал, что это будет продолжаться вечно. Однако время не стояло на месте. После окончания института я женился. Повзрослел и остепенился. Но точно знал, что непременно меня будет ждать вкусный суп, приготовленный твоими ласковыми руками, когда я ненадолго забегу в гости. Мы общались и смеялись, пили чай, обсуждая и беззаботно беседуя на различные темы.
        Я не подозревал, что каждый раз, празднуя  твой день рождения, прибавлялись года. Вернее сказать, я не подозревал, что это будет происходить с такой космической скоростью, с оглушительной прытью. Я очнулся и подивился улетевшему времени, когда, Мамочка, твой возраст пересёк отметку за восемьдесят. Но я никогда не назову тебя старой. Я не замечаю твои морщины и сухие руки. Для меня ты всегда останешься, словно из детства - стройной и улыбчивой Мамочкой в голубоватом плаще, которая часто покупала для меня ромовую бабу в хлебном отделе магазина. И мы вместе с аппетитом её съедали со сливочным маслом. 
        Тем не менее, с возрастом я начал задумываться…, задумываться  серьёзно и глубоко. Мне казалось, что я не сполна исполнил свой сыновний долг перед тобой. Эти мысли стали свербеть в мозгу. Они заполнили всю мою голову. Я дарил тебе ласку и тепло, которым ты всю жизнь обволакивала меня. Но мне казалось, что этого мало. Надо что-то сделать или быть может купить? Дорогое и ценное. Я спрашивал, но ты отказывалась от подарков, смеялась, гладила по плечу. Говорила, что не надо тратиться, так как у меня есть свои расходы и своя семья. Ты не хотела быть обузой. Я по-прежнему оставался для тебя маленьким мальчиком из подготовительной группы детского сада.
        В какой-то момент мой воспалённый мозг начал воспроизводить эпизоды из жизни. Неисполненный, по моему мнению, сыновний долг переродился в уродливую форму осязаемой вины. Безликие эпизоды превратились в тягучие снимки моих неблаговидных поступков. Я понял, что не рос идеальным сыном и у тебя были веские причины обижаться на моё поведение. Я делал тебе больно, но поверь, Мама, я делал это не нарочно и не со зла! Например, я пробовал курить из любопытства. Мне не пришло на ум, что могу спалить квартиру и этим довести тебя до слёз. Я был слишком мал, чтобы глобально думать.
        Но я никогда не прощу себе два проступка, которые могли расстроить тебя. В первом случае, я собирался рано утром на работу в воскресный день – в день твоего рождения! Я был сонный и вялый. Я мешал ложкой в чашке сладкий чай и ел бутерброд, который ты приготовила для меня. Ещё не проснулся, но когда ты, Мама, с виноватой улыбкой напомнила, то я словно получил пощёчину. Мне стало стыдно. Нестерпимо больно. Как я мог забыть?! Я не знаю, как вышло такое недоразумение, но ты выглядела потерянной, когда я прильнул к тебе и попросил прощения. Наверное, ты подумала, что я вырос эгоистом, но винила, прежде всего, себя. Но это не так! Я люблю тебя, Мама! Сильно люблю! Я купил тебе вечером подарок – огромный букет и видеокассету с четырёхчасовым концертом твоей любимой певицы. Я помню, как ты искренне обрадовалась. Ты превратилась в девочку, которой подарили пухлого щенка. За праздничным столом мы вместе смотрели телевизор, а на столе благоухала ваза с цветами. Я несколько раз переспрашивал тебя, прошла ли обида. Я был готов кинуться в ноги. Ты обняла меня и ответила, что нисколько не обижаешься. И сама попросила у меня прощения. Ты призналась, что всё понимаешь. Ты вывернула нелепую ситуацию таким образом, что сама невовремя родилась. Ты обвиняла себя, но никак не единственного сына! 
        За второй поступок не должно быть прощения вовсе. Я так считаю. Я возомнил себя взрослым и всемогущим, хотя попросту готовился стать будущим выпускником института, который корпел над дипломной работой. Я прекрасно помню новый год и пришедших в гости друзей. Наверное, я не принял всерьёз твою простуду. Я не считал обычный грипп чем-то опасным и смертельным. Меня не испугал твой кашель и поднявшаяся температура. Я принимал её за сиюминутное ухудшение здоровья, которое проходит само собой. Видимо я забыл о последствиях, которые могли оказаться фатальными. Я не принял в расчёт, что ты уже была не молодая, и могли сказаться хронические заболевания, которыми ты начала страдать. Я забыл своё детство, когда с опаской наблюдал за твоим дыханием. Но именно за подобное равнодушие ругаю себя. Я верил, что ты выздоровеешь, но не сделал в этот вечер ничего полезного, чтобы приблизить час оздоровления. Мама, ты лежала в спальне тихо. Не выходила из комнаты. Вряд ли ты спала. Скорее всего, забылась в лихорадке высокой температуры. Но я не зашёл, не спросил, не сделал попытку облегчить твои страдания. Я забыл о тебе! Я веселился! Пил шампанское! Искромётно шутил и жонглировал тостами! Озарение пришло ко мне лишь на следующий день, вместе с тяжёлым похмельем как в наказание за мою беспечность и равнодушие. Я оценил масштабы своего безразличия к самому дорогому Человеку! Однако и в этот раз ты не обвиняла меня и не таила обиду. Ты критиковала свой одряхлевший организм, и то, что находишь инфекцию на ровном месте, к тому же аккурат на новогодние праздники. И не позволяешь отдохнуть уставшему от учёбы сыну!
        Ты не осуждала меня! Всегда хвалила! Поддерживала! Питала энергией!  Посвятила жизнь! Одарила любовью и лаской! И поэтому я обязательно должен сказать: Мама, большое спасибо! Я сильно-сильно люблю тебя и желаю долгих лет жизни!
        Каждый добросердечный сын или дочь приходят в жизни к тому моменту, что начинают вспоминать родителей и свои поступки перед ними. Устраивают собственный самосуд. Для этого непременно находятся причины. Я считаю это нормальным явлением для добропорядочных детей. Мы безмерно должны перед родителями. Наш долг огромен!
        Я нежно прижал пожилую Маму к себе. Она хитро подмигнула и сказала.
        - Я не ругала и не осуждала тебя, сынок! Ты вырос отзывчивым парнем. Моим помощником. У тебя покладистый характер и доброе сердце. Я не представляю жизни без тебя. Ты считал себя виноватым и поэтому сочинил рассказ о суде?
        - Да. Я желал реабилитироваться  перед тобой хотя бы таким образом. Потому что эти поступки тянут камнем на дно. Это моя чёрная метка!  Незаживающая и кровоточащая рана. Поэтому я специально посадил себя на скамью нравоучения.
        Мама с улыбкой покачала головой.
        - Кто же выступил в роли Взвешивателя, Обличителя и Утешителя? Я не поняла, кого ты выставил вершителем судеб.
        Я громко рассмеялся.
        -Всё очень просто, Мама! Обличитель – это моя совесть, которая не даёт покоя! Утешитель – сознание! Сознание старается усмирить совесть! А Взвешиватель - надежда! Надежда на прекрасное будущее без горя, слёз и потерь. 
        Она подняла вверх палец и произнесла.
        - Тогда с уверенностью могу угадать, что ты имел в виду под названием «Мученик». 
        - Угадай? – я прищурился.
         Мама посмотрела на меня ласковым взглядом.      
        - Беспокойная, терзающая и ранимая…       
        -…ДУША! – закончил я, и она была совершенно права. 
                сент.2025г.