Юбилей

Стоял месяц май. На улице было тепло. Цвела черемуха, заполняя своим ароматом всю округу. Евдокия сидела в ограде на скамье. Худенькая, маленькая старушка. Тихонечко сидела и смотрела на суматоху, творящуюся в ее доме. Евдокия собиралась отметить свой восьмидесятилетний юбилей. В общем-то отмечать собрались ее родные, а их у нее было не мало. Они с мужем воспитали пятерых детей. Троих сыновей и двух дочерей. Те в свою очередь народили им шестнадцать внуков, а там дошло дело и до правнуков. Евдокия стала прабабушкой девять раз. Семья росла и множилась за годом год. И вот эта семья решила, что Евдокия должна отметить свой восьмидесятилетний юбилей. Как отмечать Евдокия не представляла. Да, в общем-то, ей это было не нужно, но дети настаивали, и она согласилась.
И вот сейчас в ее доме кипела работа. Собрались почти все. Бегали, суетились, передвигали мебель. В магазине закупались продукты и выпивка, подготовка шла полным ходом.
- Мама, где у тебя скатерть?! – на пороге появилась старшая дочь Раиса. Они с мужем Михаилом жили в соседнем селе, и приехали в первую очередь.
- В комоде, в нижнем ящике, - ответила Евдокия.
Дочь скрылась в доме. Рая совсем не походила на мать. Это была крупная темноволосая женщина. И характером тоже не в Евдокию. Решительная, не терпящая возражений, иногда даже грубоватая. Через минуту в дверях показалась вторая дочь, Катерина. Она была полной противоположностью своей сестры. Худенькая, не высокого роста, полная копия своей матери. Они с мужем Николаем жили в районном центре почти в ста километрах от села, где проживала Евдокия, и были не частыми гостями.
- Мама, где у тебя посуда?
- В подполе, - тихо ответила Евдокия.
- Да, что же это! – всплеснула руками Катя,
 - Посуда в подполе?
- Куда мне ее? Вот и убрала, чтоб не мешала, - ответила Евдокия.
Катя покачала головой и ушла в дом.
Через некоторое время в ограду вошел Виктор. Рослый, смуглый, он был самым старшим из детей. Присел рядом с матерью на скамью и закурил.
- Василий так и не берет трубку, - вздохнул он.
Василий был самым младшим. Самым младшим и самым непутевым, так считали родные. Все дети выросли, выучились, обзавелись семьями. Жили не богато, но и не бедствовали. А Василий как-то не нашел себя в этой жизни. Ни жены, ни детей, болтался где-то по всей стране в поисках лучшей жизни. Все искал чего-то. Вот и сейчас от него не было ни каких вестей.
- Может еще приедет, - тихо вздохнула Евдокия.
- Дождешься, как же! - Виктор затушил не докуренную сигарету, -
 всю жизнь он так, мама, как не родной! – встал и ушел в дом.
Евдокия тяжело вздохнула. Солнце клонилось к закату, наступал тихий майский вечер. Вскоре подъехал сын Геннадий с женой и дочерьми. Они были очень редкими гостями у Евдокии. После армии сын остался в городе, женился, имел свою трехкомнатную квартиру и  считал себя городским. Вечер прошел оживлено. Разговаривали, вспоминали детство. Василий так и не дал о себе знать.
- Вот надо быть такому непутевому! – возмущался Виктор, - хоть бы позвонил!
- Да всегда так, - поддержал его Геннадий, - с детства прятался.
-  Так вы его всегда колотили, вот он и прятался – сказала Рая.
- А как его было не колотить?! – не унимался Виктор, - сколь себя помню, все время он попадал в какую-нибудь историю. А мы с Генкой отдувайся, как старшие.
- Ага, - поддакнул Геннадий, - то с огорода чего стащит, то курит где не надо, то с хулиганами связался.
- Но вы, конечно, не курили, - засмеялась Катя, - иду как-то со школы, смотрю, дым с курятника валит. Думаю, горит что, забегаю, а это Генка  с Витей курят.
Евдокия слушала их молча. Ей почему-то было обидно за Василия. Хотя, в общем, они были правы. Хватили они с ним горюшка. Но все равно, Евдокия жалела его больше всех. Ей даже казалось, что она любила его поособенному, не так как других детей.

Утром следующего дня все принялись поздравлять Евдокию. Кроме детей  и внуков были приглашены соседи и друзья. Евдокию усадили на почетное место в главе стола. Говорили тосты, дарили подарки. Она складывала все возле себя, почти не видя, что там. Вспоминали, какая она была красивая, работящая, хозяйственная, добрая. Затем все стали говорить о каких-то своих делах. Мужчины постепенно набирались спиртным, женщины тоже захмелели. Молодежь суетилась по дому, не зная, куда себя деть. В конце концов, про Евдокию все забыли. Ни кто и не заметил, как она тихонечко выбралась из-за стола. Выйдя из избы, Евдокия постояла во дворе, и, убедившись, что ее ни кто не хватился, вышла на улицу.
Она шла осторожно, опиралась на деревянную, самодельную трость. На улице было тихо.
- Ты куда это, бабка Евдокия? – окликнула ее соседка Наталья. Евдокия остановилась, пожала плечами.
- Не знаю, - тихо ответила она.
- Иди сюда, присядь.
Наталья помогла старушке дойти до скамьи возле своих ворот.
- Чего там у тебя? Гуляют?
- Еще как, - ответила Евдокия.
- А ты чего ушла? Ведь все собрались, дети, внуки.
- Устала я, Наташа, больно шумно.
Евдокия присела на скамью.
- Жила вот, жила, торопилась куда-то. Все бегом, все бегом. Сначала дети маленькие были, думала подрастить бы. Все для них. Только бы не заболели. Потом подросли, думаю только бы выучить, да в люди, чтоб вышли.  Выучили с дедом, думаю, семьей бы обзавелись, да жили по-людски, чтоб от людей стыдно не было. Так с дедом и тянулись, о себе и не думали совсем. Затем внуки пошли, помочь хотелось. Потом дед заболел. Сама знаешь, сколько ухаживала за ним, пока не помер. А теперь вот думаю, зачем жила? Куда бежала?
На глазах Евдокии появились слезы.
- Да ты что, бабка Евдокия? Вон у тебя дети, какие! Всем на зависть. А ты говоришь, зачем жила. 
- Да они теперь и без меня не пропадут. Мне бы вот Васятку повидать. Сболело все сердце о нем. А там и умирать можно.
 - Что, так и не приехал? – спросила Наталья.
- Нету, - вздохнула Евдокия.
- Ну, может не смог, - попыталась она успокоить Евдокию.
- Может и не смог, - как эхо повторила Евдокия.
Они еще немного посидели молча.
- А чего это мы тут сидим? – спохватилась Наталья, - пошли в дом. Давай, давай. Чай будем пить.
Через некоторое время Евдокия с Натальей сидели за столом. Пили чай, разговор не клеился. На душе у Евдокии было тяжело, сердце щемило. Было неуютно, Евдокия молчала. Казалось, она совсем не слушает Наталью. Время от времени она тяжело вздыхала.
- Может, приляжешь? – спросила Наталья, - устала, небось? А я схожу, узнаю, что там, да как.
- Ты сходи, Наташа, сходи, - оживилась Евдокия, – вдруг чего не ладно. На душе не спокойно.

Наталья вошла во двор Евдокии. Изрядно поддавши, мужики курили на скамейке.
- Вот ты мне скажи, Гена, что ему трудно было к матери приехать? – Виктор едва держался на ногах.
Геннадий молчал и смотрел мимо Виктора.
- Нет, ты мне ответь! – не унимался Виктор.
- Да, уж! – только и мог выговорить Геннадий.
- Что да? Ты мне ответь, что да?!
 - Да-а, - опять протянул брат.
- Что ты заладил все да, да да? – Виктор начал нервничать.
- Даааа,  - в очередной раз протянул Геннадий.
- Да ну тебя! – махнул рукой Виктор.
Он поднялся со скамьи и, шатаясь, направился к Михаилу с Николаем, которые стояли в сторонке.  Наталья прошла в дом.  Было шумно, молодежь танцевала под громкую музыку. Все смеялись. О бабке Евдокии ни кто и не вспоминал. Наталья направилась в сторону кухни. Рая и Катя оживленно разговаривали.
- А я говорю, ей здесь лучше будет! – шумела Катя, - переезд для нее утомителен. Да и не привыкнет она на новом месте.
- Скажи просто, что не хочешь хлопот себе прибавить, - сказала Рая.
- Да! Не хочу! – обозлилась Катя. А ты, что не хочешь себе взять, раз хлопот не боишься?
- Да не могу я! Сама видела, какой у меня домик. Ленка с Пашкой у нас живут пока. Сейчас маленький родится. Что я со всеми ими делать буду?!
- А у меня, значит хоромы, по-твоему? Пусть Геннадий возьмут, у них квартира трехкомнатная. Дети отдельно живут. Можно и матери комнату выделить, - Катя осеклась, увидев Наталью.
- Вы что же, мать поделить не можете? Она ведь ради вас и живет только. А вы даже не заметили, что ее дома нет.
- Нет? – удивилась Рая, - а мы думаем, она в спальне отдыхает.
Со двора послышались крики. Женщины выскочили на улицу.  По земле, сцепившись, катались Виктор с Геннадием. Михаил с Николаем пытались их растащить, но у них не получалось. Молодежь громко смеялись.
- Ну, все! Хватит! – крикнула Рая, Михаил, быстро в дом!
 Рая схватила мужа за шиворот, и он, как нашкодивший котенок, послушно поплелся за ней. Остальные еще долго возились в пыли. Затем все мирились, пили и пели песни. Утихомирились далеко за полночь.

Евдокия вернулась домой только утром.
- Что же ты , мама, по соседям ночуешь? – с укором сказала Рая.
- Шумно было очень, - как бы оправдываясь, ответила Евдокия.
 Она прошла в спальню и села на кровать.
День прошел мирно и тихо. Мужчины «поправили» здоровье, решали  какие-то свои проблемы. Женщины убирали столы, мыли посуду.  Вечером за ужином Рая начала разговор о переезде матери.
- Не дело, мама, тебе одной оставаться. Давай решай, к кому переедешь жить. – Рая обвела всех взглядом.
 Родственники притихли. Повисла неловкая тишина.
- Чего это вдруг? – Евдокия растерялась, жила себе, жила и нате, новости.
- Мама, мы решили, что нельзя тебе одной, - вставила свое слово Катя.
- Решили они! – возмутилась Евдокия, - а меня вы спросили?
- Да, что ты, в самом деле. Не молодая уже. Да и нам от людей стыдно, - поддержал сестер Виктор.
- Не поеду ни куда, и не уговаривайте, - твердо сказала Евдокия, - Вася приедет, с ним доживать буду.
- Приедет, держи карман шире! – обозлился Виктор, - двадцать лет уже едет!
 На глазах Евдокии выступили слезы.
- Да ладно, не кричи, - шикнула на Виктора Рая, - мама, ну, в самом деле, сколько можно. Может он и не приедет совсем.
- Вернется, сердцем чую, - сказала Евдокия, - вернется, а дома ни кого. Нет, не поеду. Дождусь.
-Да, ну тебя! – Рая махнула рукой.
Утром родня разъехалась. Дочери обняли мать на прощание, наказали Наталье, если, что звонить. Все всплакнули, помахали рукой и уехали. И опять в доме Евдокии повисла тишина. Лишь настенные часы размерено тикали, как бы отмеряя ее время. Иногда забегала Наталья, иногда звонил кто-то из детей. Жизнь катилась своим чередом.
Черемуха отцвела,  незаметно пролетело лето. Наступила осень. Евдокия сидела на своей скамеечке во дворе. Худенькая, маленькая старушка. За лето она еще больше осунулась и похудела. Сложив руки на коленях, она почти беззвучно шевелила губами. Шептала что-то, но прислушавшись, можно было разобрать, что она разговаривала со своим непутевым сыном Василием. Шептала тихонечко молитву и смотрела куда-то поверх крыш. Туда, где начинало алеть небо от заходящего солнца.