Часы, окончание

Влекомый неодолимым колесом времени, я тону в море бесчисленных, образов, ликов, теней, очертаний, силуэтов, имен, и нет конечного числа этим стихиям наваждения. Дни и ночи беспорядочно цепляются друг за друга, постепенно превращаясь в прожитые годы, метроном апокалипсиса, отмеряющий время жизни и время смерти. Шагает мир, торопится время, стрелка часов стремительно скользит по циферблату судьбы, время каждый миг, каждую секунду затягивает каждого из нас в свою неистово вращающуюся воронку. Ничего не происходит без последствий, все действия имеют дальнейшее продолжение, любая встреча может стать судьбой. Есть я, крошечный, невидимый кусочек вечности, затерявшийся в чужом незнакомом мире, есть неутомимые стрелки часов, которые отчаянно прыгают по циферблату моей жизни, есть бездонное синеглазое небо над моей головой и взбитые сахарные облака, величественно проплывающие по нему, есть нарядная мечтательная весна, пьяная от любви, романтической юности, наивности, беспечности, несерьезности и страстных желаний, качающаяся на тоненьких стебельках полевых цветов, есть молодость, окруженная мечтами, овеянная сумерками, обласканная клятвами и обещаниями, есть густые бархатные ночи, утопающие в ароматах сирени, есть первое прикосновение растерянного рассвета, есть мир, нехотя открывающий свои глаза навстречу новому дню, он лениво встряхивается, потягивается и просыпается под нетерпеливое щебетание птиц, есть побледневшие звезды, беспристрастные свидетели, тысячи несмыкающихся глаз космической ночи, тихонько шепчущихся между собой о вечности, есть горы, поющие нескончаемым рокотом водопадов, есть багряные закаты и клубничные рассветы, есть реки, устремляющиеся своими могучими извилистыми руслами к морям и океанам, есть полевые цветы, что раскрывают свои юные невинные головки навстречу восходящему солнцу, есть жужжащие пчелы, пьяные от цветочных запахов, есть проснувшиеся птицы, негромко перекликающиеся среди еще сонных деревьев, есть восторженность весны, радостная свежесть нового дня, тень чуть зеленеющих дубов, берез, осин и лип, упоительный шепот леса, хмельной душистый аромат полевых трав, проникающий повсюду, есть медноглазое солнце, медленно поднимающееся над дрожащей линией горизонта, под его теплыми ласковыми лучами тают, рассеиваются и исчезают без следа невесомые покрывала земли, есть хрустальный взгляд небес, неизмеримый океан вечности, обозримая невероятность, беспредельность, невозможность и многомерность, есть жизни, поднимающиеся из небытия причинного океана, в темноте своего еще примитивного сознания, почти вслепую они нащупывают путь наверх, к свету, к солнцу, сквозь почву, песок, перегной и переплетение корней, есть юные наивные мальчики и неиспорченные девочки, взволнованно бегущие по началу своей жизни, они уверены что обязательно поймают, удержат и никому не отдадут предназначенное им счастье, и есть еще оставшиеся одинокие старики, сидящие за поминальным столом, они провожают в последний путь своих канувших в небытие друзей. Горстка старых, усталых от жизни людей, сплетенных памятью о безвременно утраченном и всеми позабытом. У них почти нет времени, а у нетерпеливого времени почти нет их, они безуспешно цепляются друг за друга, не веря, что для них все уже кончено и спасения не будет. Это и есть то, что сохраняет их хрупкие жизни в настоящем, заставляя помнить и любить прошлое, чего-то ждать и еще на что-то надеяться. Медленное, изможденное и усталое, но еще живое сердце — это страшно, буднично и обыденно одновременно. Часы! Все проблемы в них, они одаривают нас лживой надеждой, а затем немилосердно вытряхивают из поверженных тел, лишают, отнимают, размалывают, стирают с лица земли, загоняют в могилу. Смутная, беспокойная тоска зимы как-то перегорела в усталом сердце, вспыхнула, взорвалась, рассыпалась в прах и разлетелась по всем сторонам света. Вдох из самого сердца земли, море и небо, солнце и теплый песок, розово-золотистые рассветы и цветочные запахи, сезон безответственности, разгильдяйства и любви. Глупая, болтливая, ненадежная весна, солнце уже стоит высоко, по синеглазому небу шляются пушистые беспечные и легкомысленные облака, из недавно проснувшихся полей веет душистой свежестью.
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 4, глава 24
Я не вижу времени, но вижу, как эта сокрытая сила разрушает все. Образы внешнего мира сменяют друг друга, подобно хищным зверям, что пожирают себе подобных. Время отнимает у нас богатство, молодость власть, и даже память о нас растворяется в вечном времени, и невозможно противостоять этой губительной силе, ибо она невидимая рука Твоя. Как ветер рассеивает облака, время обращает в прах все в видимом мире. Несчастные глупцы кладут свои жизни на алтарь зыбкого благополучия, они трудятся и рискуют от зари до зари ради бренных благ, ради спокойствия в обреченном на гибель мире. Воистину, безумны алчущие власти, богатства и славы, но ничего не укроется от Твоего всевидящего ока, и в должный срок Ты в облике времени проглатываешь их, как змея проглатывает мышь, и они исчезают в утробе ненасытной вечности.
 
Полотно вечности, блик, всполох, вспышка, крошечный поток сознания на миг проявляется на необъятной сцене космического бытия. Одна координата представляется его рождением, другая — его смертью, а между ними неуверенная, ненадежная, неустойчивая точка, в которой хрупкая частичка вечности сомнительно балансирует сейчас, в данный крошечный промежуток. С самого рождения бегу по дороге своей жизни, не понимая, куда, зачем и почему. Движение звезд, движение солнца, движение планет, движение времен года, движение человеческих судеб, вселенная работает четко, слаженно, размеренно, словно бессердечный, бесчувственный механизм гигантских космических часов. Спектакль закончен, роль сыграна, аккорд последний взят, занавес на сцене опускается, догорает свеча жизни, прибывает заплаканная осень, хладнокровно срывая исписанные листочки календаря. Тону в стремительном потоке реки времени, опираюсь на тень, на пустоту, на сумму умноженных нулей, тело похожее на сброшенную змеиную кожу, сухое, шуршащее, гниющее изнутри. Удар разящего клинка времени, жизнь останавливается, несмыкание, блокировка всех энергетических функций, на этот раз для меня все кончено, танец шелковых капель дождя за окном, зыбкий полушепот ветра, мелодии сердца постепенно затихают, засыпающие чувства, хранящие голоса, образы, тайны, встречи, видения, смерть опережает меня по очкам. Было все, чтобы стать счастливым, а я ухожу несчастным. Возможно, время и смерть дадут мне еще один шанс отыграться?
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 3, глава 31
Молитва младенца, находящегося в утробе матери: Не в силах одолеть судьбу, несчастная душа, заключенная в телесный покров, принимается со сложенными ладонями неистово молиться неведомому Высшему Существу, чьей волею она была помещена в столь ужасные условия: «Спаси меня, Господи Всемогущий, чьим обликам нет числа. Лишь Ты способен избавить раба Твоего от страданий и даже смерти. Повинуясь высшему закону, я попал в жернова колеса перерождений; зная, что заслужил сии тяжкие муки своими злодеяниями, я все же прошу Тебя, милосердный Господин, спаси раскаявшееся чадо Твое, даруй надежду на избавление. Возжелав плодов своих дел, я, по природе свободный, оказался брошен в глухую темницу самообмана. Ныне я покорно простираюсь к стопам Всемогущего Господина, кто вечно пребудет подле меня, кто наделяет меня сладкими и горькими плодами моих трудов, оставаясь притом неизменен и невозмутим. Заключенный в плоть о пяти покровах, я лишен возможности лицезреть Обладателя всех сил; призванный служить Ему, я принялся служить своим ненасытным чувствам; совершая насилие над своей природой, я обрек себя на нынешние страдания. Господин мой исполнен всех совершенств, бесконечно могущественен и милосерден, в глубоком почтении я склоняюсь перед Ним.
Оказавшись во власти вещественной природы, я вынужден вести борьбу за выживание; мучимый страхом смерти, я рождаюсь и умираю снова и снова; позабыв о своем Господине, я ищу убежища среди призрачных образов, и лишь Его милостью мне может вернуться память о моей подлинной природе. Владыка мой присутствует всегда и всюду, в движении и покое, в прошлом, настоящем и будущем, во мне и вне меня, все сущее пронизывает Он Собою, и ничто не ускользает от Его всевидящего ока, ни поступок мой, ни помысел. Созерцая все и вся в бытии, Он остается невидим для всех за завесою великого обмана, потому всякий, кто ищет свободы ото лжи, страха и страданий, должен предаться Ему безраздельно. Теперь, оказавшись в жиже из крови, мочи и испражнений, корчась от огня в материнской утробе, я считаю каждое мгновение своих мук и молю Тебя о спасении. Я не желаю, позабыв о Тебе, быть втянут опять в безжалостный водоворот рождения и смерти! Сейчас, будучи в здравом уме и твердой памяти, не очарованный блеском внешнего мира, храня в сердце образ моего Господина, я полон решимости разорвать порочный круг перерождений и вырваться на свободу, чтобы никогда более не кочевать по материнским утробам».
 
Ты еще жив? Хорошо. Ты уже умер? Теперь мне уже не о чем беспокоиться. Похороны, не мои похороны, похороны его, моего друга. Я еще жив, скрытая радость, сегодня умер не я. В то же самое время страх, беспомощность и отчаяние, моя собственная смерть совсем рядом, я уже чувствую ее исступленное дыхание у меня за спиной. Увидев меня на его похоронах, они говорят: «Удивительно, а он еще жив?» Прыжки секундной стрелки на циферблате неизмеримости. Между мгновением и беспредельностью в вращается этот мир. Незначительные частички вечности циклично скользят из одной части космических часов в другую, а там, где я сейчас нахожусь, нет света и всякий час для меня — полночь!