Разве можно верить пустым словам балерин 1, 2 глав

© Разве можно верить пустым словам балерин. 1, 2 глава
                Анна Русских               


Катя все пыталась, но никак не могла вспомнить, когда, в какой момент она хватилась пропавшей матери. Вроде позавчера с ней говорила по телефону. Или третьего дня? Помнит, как ругались из-за ее очередной пьяной выходки, а точнее очередного невыхода на работу. В последнее время они только и делали, что ругались. Вернее, срывалась только Катя. Мать же была раздражающе спокойна и невозмутима. Не оправдывалась, не повышала голос, слова, к ней обращенные, казалось до нее не доходили, натыкаясь на невидимую преграду, глухую стену. Она лишь вяло огрызалась.
- Хватит меня запрягать. Имей совесть, мало я на вас горбатилась?
- Хотя бы предупредила, что не выйдешь. Я же на тебя рассчитывала, а ты снова подвела!
- Дай матери хоть немного пожить для себя.

Забыть о семье, дочери, внучке, о хлебе насущном, загулять в пьяной компании, порой теряя человеческий облик, вот что такое для мамы Гули «жить для себя». Кате порой казалось, что они существуют в параллельных вселенных: она в обычной, земной атмосфере, где нужно крутиться и вертеться, постоянно раздавая долги: супружеский, материнский, дочерний, а  мать где-то за пределом забот и проблем, где сплошь смех и безделье, и спиртное льется рекой в неограниченных количествах, как тропический ливень из разверзшихся небес.

Пришлось Кате в очередной раз обзванивать прежних знакомых, упрашивать их выйти на точку, прикрыть рабочий день. Унижаться, соглашаться на все условия, да еще накидывать к обычной зарплате процент за внеурочный выход. Потерять рабочий день — значит всю возможную выручку отдать конкурентам, а самой остаться в минусе. И Сережа, муж, как назло в очередном рейсе. А у нее самой – как назло встреча с оптовиками, поход в налоговую и еще множество мелких дел.

Когда же она последний раз виделась с матерью или говорила с ней по телефону? Вспомнить непросто, ибо эти сценарии с загулами всегда одинаковы и случались по расписанию, как приход полнолуния, потому немудрено перепутать: вчера это было или неделю назад. Нет, все же тот последний разговор отличался от прошлых особенным настроем. У Кати накопилась усталость от постоянной ответственности, от невозможности расслабиться ни днем, ни ночью, от приходов и расходов от расхождения дебетов с кредитами, от страха за болезненную Дашку, от страха безденежья и многих других страхов и забот. Не выдержав невнятного, равнодушного материнского бормотанья, обращенного даже как будто и не к ней, - бросила в сердцах: «Пропади ты пропадом! Глаза бы мои тебя не видели! Уши бы не слышали». Зло крикнула, страстно, в сердцах, с чувством и негодованием. В первую минуту сама себя испугалась, а потом расплакалась. Ну как можно? Полтора месяца не прошло, как мать больницы выписалась из больницы, где ее лечили, кодировали, детоксировали, -  - и вот снова в загуле. А Кате хоть разорвись, у нее весь день по минутам расписан: с утра Дашку отвезти в дет сад, потом к оптовикам, потом на рынок, проверить, вышел ли продавец и как идет торговля. Продавцы они такие, исполнительные и добросовестные только в первые дни. Поначалу за все берутся с рвением, но чуть подзаработают, отъедятся, приоденутся – тут же расслабляются, начинают опаздывать, лениться, а то и подворовывать.  Другое дело, когда человек не со стороны, а свой, как мама Гуля. Общительная она, контактная, разворотливая и симпатичная, когда не пьет. Выручка подскакивает, товар улетает, не успеваешь обновлять ассортимент. Можно спокойно заниматься Дашкой, прочими неотложными делами, а иногда даже за город съездить, искупаться в озере, позагорать. Эх, всегда бы так.
Как хорошо было в сентябре. Мать после больницы трезвая, работала с энтузиазмом, ни о каких посторонних продавцах слышать не желала, совсем другой человек. Свой человек! Все проблемы с палаткой, все расчеты брала на себя. А она, Катя, тем временем – то за грибами, то за шиповником или черникой делала вылазки. Все накопленные проблемы разрулила, банок с вареньями-соленьями закатала, закупилась в Турции на полгода вперед. Не одна, конечно, с Сережей, пока он в отпуске был. Сейчас Сережа снова в разъездах, а вернется, мрачный и молчаливый от усталости -  в первые дни его лучше ничем его не обременять, а Дашку предупредить, чтоб не шумела и не приставала к отцу с просьбами.
Катя в очередной раз набрала номер своей беспутной матери, и снова никто не ответил. Снова безнадежные, короткие гудки. Три гудка и тишина, отбой. Раздражала неопределенность, хотелось бросить, разбить мобильник, лишь бы не слышать этой насмешливой безнадежной молчанки. А на рынке как назло аншлаг, покупатели толпами бродят, меняют деньги на товар, теплые куртки и меховые пальто разлетаются, как стаи перелетных птиц. Не мудрено, осень на исходе, остатки лета шуршащим, грязным золотом брошены к ногам прохожих, все вокруг смирились с наступающей стужей, потому с азартом бросились утепляться. Только у одной Кати торговля на нуле. Новенькая продавец такая непонятливая, пассивная, горе с ней, сидит с безразличным видом, или, того хуже, убегает то попить кофе, то поболтать с приятельницами. И лицо у нее плоское и глупое, словно недовольное, и взгляд всегда   в сторону.
Наутро Катя, бледная, с мутной пеленой перед глазами после бессонной ночи, решилась поехать к матери на Верейскую.  Не близко это от Купчино до Техноложки, но на машине, если нет пробок полчаса езды. Только села за руль, выжала сцепление, как раздался хруст и педаль провалилась. Бесполезно Катя искала ее ногой, педаль сцепления просела «в пол» и болтается бесполезной железкой. Ну, с машиной решила позже разобраться, закрыла замки, щелкнув сигнализацией, и побежала на Бухарестскую с поднятой вверх рукой. Села в первую притормозившую авто. Запрыгнула и даже не посмотрела, что за модель.
 - На Верейскую – скомандовала.
- Это где, в каком районе? – спросил парень, совсем молоденький, судя по всему недавно за рулем.
- Прямо, потом на Обводный, потом направо.
-Ааа, вспомнил, - парень заулыбался. – Это та, что верить?
- Ты о чем?
- Ну, «разве можно верить пустым словам балерин»?
- Да, та самая, между Можайской и Подольской, только если можно, побыстрее. Видать, недавно права получил?
 - Ага, недавно. Надо же навык получать, вот и катаюсь.

                2.
       

         Гуля стояла в полупустом кассовом зале центрального вокзала, равнодушно рассматривая расписание поездов. Хорошо, что ей не нужно никуда ехать, не любит она уезжать из Питера, только здесь она чувствует себя дома, как рыба в воде. Пусть эти жалкие бедолаги, нагруженные котомками и баулами, покидают этот красивый и уютный город, отправляясь восвояси в какой-нибудь Бобруйск или Тмутаракань, а ей и здесь хорошо.
Выйдя на улицу, прошлась вдоль торговых ларьков, нервно вдыхая дразнящий запах горячей шавермы, который вызывал головокружение и голодное урчание в животе. Шаверма, с курицей и овощами, горячая, истекающая соусом, - очень калорийная. Недаром, если она просила у Кати купить порцию на тарелке или в пиите, - та приносила только для нее, а сама есть отказывалась. У Кати – склонность к полноте, не ее порода, не Гулина, у которой, сколько бы она ни ела, - фигура остается все такой же, как в 10-м классе.
 Когда она ела последний раз? Даже и не помнит. Ничего, сейчас кого-нибудь да подцепит, лоха приезжего, который накормит, напоит, еще и руки целовать будет, давно ей руки никто не целовал и комплементов не говорил.
Неуютно на улице, зябко, мокрый ветер бьет в лицо и колет мелкой моросью. Снова вошла в первую попавшую раскрытую дверь, неспешно пересекла ярко освещенный центральный зал со скользким, мраморным полом. Все же в толпе как-то спокойнее. Чувствуешь себя одной из многих порядочных женщин, которые в ожидании отъезда жмутся к своим котомкам, брошенным вдоль вокзальных стен.
Сравнивая себя с этими навьюченными, затравленными, забитыми жизнью и мужьями, провинциальными клушами, ей казалось, что она смотрится куда лучше. Вот ей бы еще поесть, да выпить рюмочку, она бы.. ух! Впрочем, мужчины и так оборачиваются на нее. Спасибо Милке, в очередной раз приодела, приобула. Даже рюмку для опохмелки заказала в кафешке. Мать-Тереза, блин! Искусственный полушубок на Гуле смотрится, как норковое манто, сапоги-ботфорты без каблуков подчеркивают стройность ног, волосы тяжелыми темно-каштановыми прядями лежат на плечах. Неужели это она? Проходя мимо сувенирных и прочих вокзальных киосков, Гуля смотрелась в их стекла и не узнавала себя. Разве что вблизи, когда подходила к своему отражению вплотную, понимала, что зрение обманывало, льстило, искажая образ как в мутном зеркале - приукрашивая, стирая шероховатости. При ближайшем же рассмотрении зеркало выравнивалось, выдавая все несовершенства, изъяны, отражая одутловатые щеки и отекшие веки. Проявлялись ее далеко не юный, забальзаковский возраст и бурное прошлое в виде горестных морщинок и красных прожилок, а стоило улыбнуться, как и вовсе картина портилась щербатыми, прокуренными зубами.
Снова вышла на улицу. Здесь вокзальная темнота и холод щемящей тоской подкатывали к горлу. Казалось, пустоту и мрак оживлял лишь мигающий разноцветными огнями свет реклам и торгующих палаток.  Мимо нее как тени торопливо пробегали какие-то люди, все куда-то спешили, тащили сумки, тележки, слышалась веселая болтовня, смех. Все кого-то ждали, к кому-то спешили. Мысль о Коте и Дашке неприятной тенью скользнула в  ее сознании («работай на них, а в ответ никакой благодарности!»). Хотелось курить. Гуля озиралась по сторонам. Пора что-то предпринять, не всю же ночь бродить ей голодной по вокзальным закуткам? И в туалет хочется, а туалеты здесь платные, че делать-то? Вот парень закуривает на ходу, с виду приличный, высокий, стройный. Плащ с поднятым воротником, джинсы, сумка через плечо. Подойти что ли?
- Молодой человек, не угостите даму сигареткой?
Парень взглянул на Гулю бегло, на ходу, одна нога здесь, другая устремилась вперед, встряхнул перед ее носом пачкой сигарет, она вынула несколько штук, изящно взяла одну, зажав между пальчиками с ногтями поломанными и с облупившимся лаком, царственным движением поднесла к губам. Парень щелкнул зажигалкой. Маленький желтый огонек на секунду осветил приятное лицо, лукавые серые глаза в обрамлении пушистых ресниц.
- Спешу, мать. Давай!
И исчез.
«Умчался встречать кого-то» - с сожалением подумала Гуля, и в душе кольнуло болью обиды, ревности и одиночества.
«Ладно, гуляй, парень, беги, встречай свою занудную, всю из себя правильную клушу. Все равно у всех конец один, вот и вы, полюбитесь, поженитесь, а потом начнете ругаться, волками грызться, никто этого не миновал, любовь – она такая, затянет в сладкую ловушку, а сама в сторонку свалит, оставит вас друг с другом наедине. И тогда туши свет, мама родная, будете мечтать, куда бы деться друг от дружки подальше, как квартиру-имущество разделить, с кем детей оставить.
«Ладно, мне-то что до них, чего-то расфантазировалась, разнервничалась. Главное, в  туалет сходить, отлить хочется, но куда ни глянь, везде народ, везде на виду. А вот и менты шарят, документы проверяют у лиц кавказской национальности. Пожалуй, лучше обойти их стороной. Слава Богу, на нее даже не взглянули, не до нее им, они чуют где можно поживиться, а где ловить нечего. Вот она уйдет подальше, туда, где начинаются железнодорожные пути. Там, слева какие-то заборы, стройка, блоки бетонные».
Гуля оглянулась. За ней никто не шел. Споткнулась об арматуру с торчащими металлическими штырями, чертыхнулась. Вот так, если здесь присесть, то никто не увидит ее со стороны вокзала, а со стороны домов – как на ладони. Плевать! Главное действовать по-быстрому, шустро, джинсы стащить, да еще колготки, блин, чуть сапог не опписала, и салфетки нет никакой. Ух, все, пронесло, и даже полегчало. Дела сделаны. Осталось причесаться, и она готова к приключениям. Неужели не подцепит никого? В кармане нашелся огрызок расчески, провела по волосам, выпрямила осанку, и вышла из строительного мусора, как Венера из пены морской.
Так, она пойдет в буфет и закажет кофе, а потом сделает вид, что потеряла кошелек. А что, это идея, а главное – почти правда. Направилась в сторону центрального зала, но тут ее одернули за рукав. Перед ней стояла молодая невысокая женщина, явно моложе Гули. Скромную бесцветную внешность и убогий прикид компенсировали яркий, наспех, макияж и желтые пергидрольные патлы, кокетливо торчащие из-под вязаной шапочки.
- Привет, закурить есть? – Голос грубый, прокуренный, с хрипотцой.
- Привет.
Гуля вынула из кармана сигарету, протянула незнакомке. Та с наслаждением затянулась, оглядела Гулю придирчиво, даже чуть в сторону отошла.
 - Ниче у тебя прикид. На работу что ли вышла?
- Хахааа, ничего себе заявочки. Я просто сумку потеряла, а в ней и деньги и ключи, и мобильник, вот решила перекантоваться здесь до утра.
- А утром что?
- К дочке придется ехать, за ключами запасными.
- Аааа, понятно. Выпить хочешь? – Незнакомка хоть и старалась держаться уверенно и независимо, но переминалась с ноги на ногу, вид у нее был замерзший, жалкий, глаза, затравленно стреляли по сторонам и словно просили помощи.
- Кто же не хочет. Я бы и поела чего-нибудь.
- Слушай, все будет и выпивка, и закуска. У меня к тебе дело есть, у тебя получится, чувствую.
Незнакомка заговорщически взяла Гулю за локоть и повела к полупустому залу ожидания, где несколько человек с сумками и тележками полудремали, коротая время до отправления поезда. Остановившись в дверях, указала одними глазами на средних лет мужчину, одиноко сидящего в середине ряда пластиковых стульев. Обычный, ничем не приметный мужчина, щуплый, куртка серая теплая, толстые зимние брюки, ботинки добротные, но не чищены, лицо вялое, с красными прожилками на носу и на щеках, волосы редкие и тонкие. Казалось, он дремлет. Правая рука прижимала к себе небольшую, но забитую до отказа так, что казалось, молния треснет, сумку, левая ладонь теребила перчатки.
Незнакомка зашептала в самое ухо:
- Видишь кадра? Сможешь к нему подойти? Он командировочный по всему виду, поезд ждет. Его нужно заговорить и пригласить прогуляться, больше от тебя ничего не требуется. Выйдешь с ним на улицу и направляйся туда, к домам, а в первом же дворе я к тебе подойду, ну вроде как мы знакомы и случайно встретились. Меня Кика зовут, Кирка в общем, а тебя?
-Айгюль. А для всех – Гуля.
        - Хааха! Гуля!! Ну, давай, Гуля, у тебя получится, в таком-то прикиде кто хочешь клюнет. Только когда пить будем – ты водку не пей, поняла? Пей только пиво.
- Ага, поняла, чего не понять-то, все ясно.
- Даем тебе минут двадцать, управишься?
-  А вдруг он упрется?
- Не упрется. У меня глаз наметанный. Он лох женатый, спивающийся потихоньку. Всю жизнь такую как ты ждал, только не повезло ему, бедолаге, так осчастливь его, пусть мужик встрепенется, хоть недолго, но порадуется, вкус жизни ощутит. Хаххааа..
Гуля от такого комплимента, пусть сомнительного, бабьего, взбодрилась. А что, она и в самом деле эффектная, а рядом с этой дешевкой Кикой и вовсе красотка.
Достала из кармана последнюю сигарету, небрежно размяла, и, горделиво выпрямив осанку, неторопливой походкой направилась к сидящему мужчине. Села не сказать, чтоб рядом, но демонстративно нарушив личное пространство пассажира. Закинула ногу на ногу. Посидела какое-то время, вертя сигарету в руке и растерянно озираясь по сторонам. Мужчина заерзал, дернул плечом. Потом вынул зажигалку, щелкнул и протянул в сторону Гули.
- Ой, спасибо. Только я вот думаю, можно ли здесь курить, как вы думаете?
- Не знаю, я вот не рискнул.
        - Пожалуй, и я не рискну. – Гуля так артистично вздохнула и опустила глаза, что пассажир напрягся, щеки его пошли красными пятнами.
Она же была спокойна как танк, сидела, выдерживая паузу, терпеливо отсчитывая минуты, спешить ей было некуда. «Пусть подумает, пусть первый пойдет на контакт» - рассуждала про себя, мурлыча какую-то навязчивую мелодию под нос и покачивая ногой.
Минуты бежали, а скучный и вялый тип, хоть и покрякивал временами, ерзая на своем стуле, подергивал плечом, но сделать первый шаг не решался. Наконец, не выдержав, Гуля встала, еле сдерживая улыбку, чтоб не светить гнилыми зубами, приветливо пробормотала: «Пожалуй, пойду, покурю на свежем воздухе», и увидев, что  клиент робко потупился, поспешно добавила: «Не составите компанию?» Радостно встрепенувшись и нервно проведя ладонью по пушку волос, мужчина поспешно и неловко вскочил, загремев пластиковым стулом.
- С удовольствием.
Вышли на улицу и не спеша направились в противоположную перронам, сторону. Колючая морось прекратилась, легкий морозец покрыл  асфальт тонкой, хрустевшей под ногами, коркой льда.
- Ты поезд ждешь?
- Жду.
- Как тебя зовут-то парень, молчаливый ты какой-то. Зачем в Питер-то приезжал?
- Коля, Н-н-николай. По делам приезжал, всего на два дня, командировка, возвращаюсь вот в Уфу  - пробормотал невнятно и снова дернул плечом.
Ага,  заикаться от смущения начал. По всему видно, забыл бедолага, как за дамами ухаживают, забыл, потому как давно уже задерган и забит женой-каргой, не дающей минуты отдыха, сделай ей то, сделай другое, гиперактивными, ненасытными детьми, прилипчивыми, плаксивыми, то понос у них, то золотуха, с утра до ночи орущими «тятя, тятя, дай! дай! дай!» Счастлив, дурында, что в командировку вырвался!
- А меня Гуля зовут, или Айгюль, зови как нравится, я здесь рядом живу. Люблю ночью поезда провожать. Смотрю на них и мечтаю о городах разных, о приключениях, о разговорах за жизнь с веселыми попутчиками, о чае в граненых стаканах. Эх! – вздохнула  натурально и печально, и даже рукой провела по щеке, то ли пожалела сама себя, то ли смахнула невидимую слезинку. Ни дать, ни взять, несчастная, хрупкая дамочка,  суть которой сродни резвой птичке в заточении: рвется  ее душа на волю, но вынуждена прозябать в такой глухой дыре как Петербург.
- Так в чем дело, что мешает? – Коля нервно дернул плечом в очередной раз, тик у него что ли?
- Много чего мешает. – Скромно потупилась Гуля. - В двух словах не скажешь.

Замолчала многозначительно, а про себя подумала: «Ну и пень ты, Коля, ни в кафешку не пригласить, ни сигарет не купить, ни конфеткой угостить, ни слова умного сказать».
- Хочешь увидеть дом, где я живу? Воон отсюда даже кухонное окно видно.  – Указала весело куда-то в сторону домов.
Коля ничего не ответил, но они оба как по команде зашагали в ту сторону. «Ой, блин!» – Гуля поскользнувшись, вцепилась в рукав своего спутника, а потом под видом страха упасть, взяла его под руку. Случайно получилось, но в самый раз, именно то что нужно. Коля в очередной раз дернул плечом, но шагал смирно, не противясь, ведомый своей спутницей, как теленок на поводке.
Кика встретила ее в Гончарном переулке возле первой же арки.
- Гулька, привет! Домой идешь?
- Да нет, просто хочу показать молодому человеку свой двор.
- Интересный у тебя мужчина, солидный, даже завидую.
Николай радостно дернул плечом и нервно провел ладонью по волосам, а Кика продолжала, по своему обыкновению, вопрошающе стреляя глазами по сторонам:
- А у меня день рождения седня, представляешь? Вот проставляться пришлось, за водкой бегала. Давай с нами!?
- Поздравляем! Только у нас времени нет. Николаю на поезд бы не опоздать. – Гуля для верности даже снова взяла спутника под локоть, делая вид, какая она заботливая, как печется о новом знакомом, чтоб не дай бог, не опоздал на поезд.
- Мы же здесь, на скамеечке тусим. Ну, как хочешь. Но знай, ты мне больше не подруга! – Надула ярко накрашенные губы.
- Не сердись. Мне-то что, вот как Николай скажет.- Посмотрела на него вопрошающе.
Мужчина прокашлялся, дернул пару раз плечом, взглянул для солидности на ручные часы.
- Пожалуй, полчаса у меня есть, не больше.
- Ну, совсем другой разговор!
Обе сразу повеселели и зашагали переулками, арками и подворотнями.
В глубине темного и тесного двора, слабо освещенного лишь окнами, да единственным тусклым фонарем, который время от времени то гас то снова загорался, в уютном закутке между гаражами и голыми стволами чернеющих тополей, на одинокой скамейке их ждали мужчина и женщина, разглядеть лица которых Гуле так и не удалось, как ни вглядывалась. Женщину звали Роза, одета она была в длинную и великоватую для щуплой фигуры, кожаную куртку и юбку до пят, темные волосы схвачены в хвост, черные глаза, с отражением фонаря, смотрели злобно и гипнотически. Казалось, она была не рада гостям. Но внимание Гули целиком поглотила белеющая в центре скамьи газетка с бутылками и снедью. От запаха свежего батона и колбасы,  в животе началось  урчание, ноги подкосились, а в душе поднялась буря восторга от сознания предстоящего пиршества (с)...........................продолжение следует
Анна Русских