Рассказ Джинна об императрице в золотой клетке

 Стиль сказок джинна из «Трех тысяч лет желаний» — с его эпическим размахом, мифологическим подтекстом, вниманием к деталям и страстям — идеально подходит для истории русских монархов, особенно таких колоритных, как Анна Иоанновна.

Вот как мог бы звучать такой рассказ, будто его поведает вам сам Джинн, сидя в уютном номере отеля за чашкой кофе.

---

Рассказ Джинна об Императрице в Золотой Клетке

Ты спрашиваешь меня о Владычицах, о тех, чья воля становилась законом для миллионов? О, я видел их многих: царицу Савскую, чья мудрость затмевала богатства, Клеопатру, сводившую с ума целые империи... Но одна из них запомнилась мне не мощью, а... трагической странностью. Она правила величайшей державой, но всю жизнь была пленницей. Не в башне из слоновой кости, а в клетке, сплетенной из воль других и своих собственных страхов.

Ее звали Анна. Просто Анна. Дочь царя Ивана, брата того Великого Петра, что рубил окно в Европу топором и волей. Но пока дядя строил флот и новые города, она, девочка с широким лицом и тихой речью, жила в тени. Ее выдали замуж за иностранного герцога, отправили в Курляндию — холодный, чужой край на берегу Балтики. Она была всего лишь пешкой на большой шахматной доске, вдовствующей герцогиней без реальной власти. Там, в митавском замке, продуваемом всеми ветрами, я впервые ее увидел. Ее желание тогда было невелико: немного тепла, немного уверенности в завтрашнем дне. Она была словно птица в дорогой, но тесной клетке.

И вот, спустя годы, судьба постучала в ее дверь. В России умер император-мальчишка, и вельможи, «верховники», искали себе марионетку. Они вспомнили о ней — о незаметной, уже немолодой Анне. И принесли ей «Кондиции» — бумагу, где золотом и киноварью были выведены ее будущие права: не объявлять войну, не назначать наследника, не казнить дворян без суда... Они думали, что везут клетку для нее. Но они не понимали, что везут ее к другой, куда большей клетке.

Я видел, как она читала эти бумаги при свечах. Видел тень унижения и гнева в ее глазах. Она была робка, но в ее жилах текла кровь Романовых. И тогда она совершила первый и последний по-настоящему вольный поступок в своей жизни. Приехав в Москву, она вышла к собравшимся гвардейцам и вельможам... и разорвала те «Кондиции» в клочья! Звук рвущейся бумаги был подобен грому. «Я самодержавная императрица!» — провозгласила она. Это было ее величайшее желание, исполненное без моего вмешательства — желание власти, уважения, чтобы на нее наконец-то посмотрели не как на забытую родственницу, а как на Государыню.

О, какая это была иллюзия! Она сломала одну клетку, лишь чтобы добровольно запереться в другой. Страна, которой она правила, была ей незнакома. Вокруг сновали чужие люди, и она, как испуганный зверь, искала защиты. И нашла ее в лице человека с холодными глазами — Эрнста Иоганна Бирона. Он стал ее тенью, ее замком, ее решеткой. Через него она правила, и он стал настоящим хозяином той золотой клетки под названием «Российская империя». Десять лет ее правления... время, которое одни называют «мрачной эпохой», а другие — «временем порядка».

Я видел ее страхи. Они материализовались в Тайной канцелярии, в делах о «слове и деле», в языках, отрезанных у клеветников. Она боялась заговоров, насмешек, своего одиночества. И чтобы заглушить этот страх, она окружала себя шутихами и карлицами, устраивала бесконечные пиры и маскарады в своих покоях. Она пыталась наполнить пустоту громким смехом и вином.

А однажды... о, это была одна из самых причудливых сцен, что я видел за три тысячи лет! Чтобы поразить гостей и perhaps, посмеяться над самой абсурдностью своего положения, она приказала построить... Ледяной Дворец. Целый дворец из глыб прозрачного льда, с ледяными слоном у входа, из хобота которого била горящая нефть! В нем поженили ее шута и шутиху, уложив их на ледяную кровать, заставив провести там брачную ночь, дабы они не замерзли насмерть. Это было и чудо архитектуры, и жестокий фарс, идеальная метафора ее правления — величественного, блестящего, но холодного и безжалостного.

Что было ее истинным, сокровенным желанием? Не власть, я думаю. Власть стала ее бременем. Не богатство — оно ее не радовало. Возможно, просто быть увиденной. Не как императрицу, не как дочь царя, не как вдову — а просто как Анну. Женщину, которую когда-то несправедливо обделили и которую так и не смогли полюбить. Но это желание было слишком призрачным, чтобы его загадать даже такому, как я.

Она умерла в своей клетке, оставив трон своему младенцу-племяннику, а регентство — Бирону. Ее золотая клетка опустела, чтобы soon принять другого обитателя.

Вот она, история Анны Иоанновны, императрицы Всероссийской. Она просила у судьбы уважения, а получила власть. Просила любви, а получила страх. Она так и осталась той самой герцогиней Курляндской — одинокой, непонятой, вечно мерзнущей в огромном, блестящем и ледяном дворце своей империи. И разве это не мораль, достойная любой из моих сказок? Иногда самое страшное заклятье — это получить именно то, о чем ты, как тебе кажется, так страстно мечтал.