Студенты. 5 курс. Баня
Время от времени, перед очередным походом в чистилище Серега обходил сверху донизу всю общагу, проповедуя народу чистый и здоровый образ жизни. Для начала объявлял, что давно хотел сообщить горькую правду - мы выглядим чумазыми, как шахтеры, возвращающиеся из забоя. Потом рассказывал о древнеславянской традиции начинать все новые и славные дела с бани. Заканчивал медицинской лекцией о снижении риска развития сердечнососудистых заболеваний для населения, регулярно посещающих баню. И риска внезапной смерти примерно на 20 процентов.
На этом месте Федор всегда ворчал, что, если Серега не исчезнет, у него, Сереги, риск внезапной смерти наоборот - повысится. До категории неизбежной.
Проповедник Серега был так себе, и народ в основном старался уклониться от проповедуемого им образа жизни, но иногда ему удавалось кого-нибудь завербовать. Одному же скучно топать по городу с березовым веником, да и пиво в складчину сподручнее брать…
В общем, зудел Серега про баню хоть и однообразно, но неутомимо. А тут еще посмотрел, наверное, фильм «Ирония судьбы» и пришел к выводу: баня под Новый год – это то, что нам нужно в первую очередь. И принялся подбивать.
Витька с Юрой Кулешовым хотя бы дома могли от него спрятаться, а нам с Федором где? Он же в одной общаге с нами жил.
Мы все уважаем баню, хотя я знал ребят, которые ее не переносили. Может, здоровье не позволяло, хотя баня вроде как раз для здоровья хороша, может, еще что. Но большинство баню, как место, где люди моются, используя пар и воду, уважает. Приятно посидеть в парной, оттаять телом и душой. Но мне, как и большей части моих друзей, хватало одного раза в месяц. А то и реже, если честно. Не такие уж мы грязнули, как сокрушался Серега, тем более что для повседневных помывок в общаге был душ. Мужские и женские дни попеременно. В воскресенье… нет, не общий, вообще не работал. День выделялся для стирки, поэтому душ с утра оккупировали девчонки, и выкурить их оттуда, чтобы и самим что-нибудь простирнуть, удавалось только к ночи…
Уговаривал Серега нас с неделю, но, поскольку он настаивал на дате 31-е декабря, то никого не уговорил. Пока не забыл, надо уточнить, что речь идет о 31 декабря 1985 года. Заканчивался год, заканчивалось и наше пребывание в стенах любимого института. Мы были пятикурсниками, а значит, вскоре после Нового года выйдем на последнюю студенческую сессию, которая продлится до 24 января и будет состоять из четырех экзаменов, включая грозный Научный Коммунизм. Этот экзамен, научный коммунизм, носил помпезное название – Государственный. Объясняли это тем, что без его сдачи студенты не допускались к защите дипломного проекта. Объяснение, на мой взгляд, слабенькое, потому что остальные экзамены тоже в сторонке не курили. Их тоже надо было сдавать.
Да, так вот экзамены, а затем, с 30 января преддипломная практика. Кто куда, а я в Петрозаводск, столицу Карелии. Ну, и дальше – сам диплом…
Кстати, мне можно было остаться в Иванове и пройти практику на ТЭЦ-2, этим путем потом пошел Федор, но мой научный руководитель профессор Черкасский посоветовал мне съездить в Петрозаводск.
- Чего ты тут в Иванове не видел? - сказал он мне. - А там, в Петрозаводске очень хорошая производственная база. Да и сама Карелия изумительно красива, одно Онежское озеро чего стоит. Еще мне спасибо скажешь.
Ладно, об этом в другой раз…
…Баня, о которой все время говорил Серега, была недалеко от нашей общаги, в переулке Подгорном, минутах в пяти ходьбы. Туда мы, как я уже сказал, забредали примерно раз в месяц. И с Серегой, и без него. Так что его уговоры – это ладно. Он всегда это делает, привыкли уже. Не за волосы же тащит: не хочешь идти – не ходи.
Спору нет, баня – дело хорошее, но не 31-го же декабря. Это только в кино интересно, а в жизни последний день года набит делами под завязку, и втиснуть туда еще и баню сложно. Ехал бы Серега в свой городок, на улицу в три дома, и шел бы в баню там. Но в силу каких-то своих причин Серега решил проститься с прошедшим годом именно в общаге. А перед этим смыть его с себя в бане.
Как я уже сказал, хотя это и без меня понятно, 31 декабря – день довольно напряженный. Надо было сделать массу дел. Тогда в предновогодний период популярным был лозунг «Как встретишь Новый год, так его и проведешь». Поэтому из кожи выпрыгивали, старались встретить его достойно. В первую очередь обильным столом.
Студенты в этом смысле не отличались от остального населения, поэтому вкусности, добытые где-то за пару недель до Нового года, откладывались в тайники. То что могло испортиться – в холодильники, функции которых у всех обитателей общаги, включая и нас с Федором, выполняло пространство между оконными рамами.
Закончу мысль насчет обильного стола…Купить продукты к праздничному столу тогда было делом непростым. Середина 80-х в плане еды была не лучшим периодом в жизни страны. Во всяком случае, в средней ее полосе. В магазинах было не то чтобы уж совсем шаром покати, но бедновато. Рядом с общагой находился одноименный с нашей комнатой гастроном № 23, и из того, что мы употребляли в пищу, у них можно было купить только пельмени и рыбные консервы. Может и негусто, но зато пельмени были не такие, как сейчас продают, а настоящие, мясные. Да и рыбные консервы были вполне съедобны. Странно, но все они, кроме кильки, были на букву С: сардины, сайра, сельдь, ставрида. Случалось, что мы брали там еще холодец, но честно говоря, этот продукт был, что называется – на любителя. Ну и хлеб, конечно, как без него.
Были еще какие-то крупы, макароны, но из нашей общаги их брали только девчонки. Правда, перед Новым годом и вообще перед праздниками в магазинах появлялись апельсины, мандарины и шпроты, но их надо было караулить в засаде. Или хотя бы случайно на них наткнуться. Мы, если нам удавалось купить съедобный дефицит, обычно на это случайно натыкались. Чтобы выслеживать этот дефицит, нужно было время, а откуда оно у студента! Ну, ладно, время было, а терпение? И, что еще важнее, чутье на этот дефицит?
Из ребят, которых я знал, такое чутье, причем феноменальное, было только у Сашки Хасидовича. Вот у него чутье было, так чутье. Он мог найти в городе все, что могла придумать наша фантазия, были бы только деньги. Саню можно было отправить за мандаринами в обычный (не праздничный и не предпраздничный) день, и через час он их принесет. Если отправить меня, я оббегу полгорода и с полустертыми до колен ногами вернусь только к вечеру. В руках, ясное дело, никаких мандаринов. Мандарины – это я так, для примера. Зачем бы мы на них тратили Сашкин талант? За водкой, конечно.
Кроме еды, мне хотелось раздобыть елочных игрушек на жутковатую старую елочку высотой в 20 сантиметров, доставшуюся нам по наследству от прошлогодних пятикурсников. Она была больше похожа на кусок швабры, чем на елочку и опознать в ней новогоднее украшение можно было только по трем крохотным, с ноготок мизинца, шишкам. Мы с Федором присобачили к швабре еще пару ирисок и самодельный дождик из фольги, что окончательно позволило идентифицировать ее как елку.
Вообще-то в фойе общаги стояла елка в человечий рост, украшенная игрушками с миру по нитке, но народ хотел чувствовать приближение праздника не только рядом с вахтерами, но и в своих каморках. Поэтому елочки стояли во многих комнатах студенческого общежития. Некоторые втаскивали к себе ели величиной чуть не с кремлевскую. Некоторые ограничивались еловой веточкой.
Новый год я собирался встретить с одной капризной девицей по имени Светлана, и я рассчитывал, что елочка поможет навеять у нее лирическое настроение. Даже реплику приготовил, которую вставлю в нужный момент: смотри, мол, Света, в новогоднюю ночь, даже швабра становится елкой…
К этой елочке еще бы тортик на новогодний стол, да где ж его возьмешь…
…От бани я отбрыкивался до последнего дня. Но 30-го декабря хитрован Серега изменил тактику. Вместо бани он предложил пойти в сауну. Если вещи называть своими именами, то сауна в Подгорном переулке это та же баня, только в виде отдельной комнаты на шесть персон и отдельной парилкой. В комнате стояла пара сильно потертых кресел, несколько стульев и стол с посудой. Как-то с год назад, мы с ребятами протестировали эту сауну и остались довольны всем, кроме цены. Стоила эта роскошь 5 рублей за 3 часа.
Для кого-то цена может и подъемная, но для студента дороговато, учитывая, что билет в общую баню стоил 40 копеек. Да и зачем студенту, чтобы помыться в бане, отдельная комната с отдельной парилкой. Не олигархи пока.
Но это же, убеждал нас Серега, совсем другой случай, потому что завтра последний наш студенческий Новый год!
- Последний! – почти кричал Серега. – И никогда он больше не повторится, понимаете вы это или нет?! Если же вы собираетесь даже в такой вечер сидеть в общаге и таращится в телевизор, то не стоило и поступать в институт!
Какая-то зыбкая правда в этом была. Во всяком случае, Серега не врал, что Новый год на подходе. Выделить его приближение каким-то событием, а поход в сауну это все-таки событие, может, и неплохо, поэтому я задумался. Спросил Витьку, тот тоже размышлял. Федор сказал, что пойдет.
– Перестань орать и скажи, кто еще в обойме? – попросил я Серегу.
В обойме, кроме него, меня, Витьки и Федора, был Слава Крылов и Вадик Генералов. Вадик, компанейский парень и хохмач от Бога, как и Серега, был из Вичуги, но учился не в нашем энергетическом, а в химтехе (химико-технологический институт). Он часто заходил к Сереге в общагу и я, хотя и шапочно, его знал. Раз уж речь тут в основном идет про баню, то припоминаю, что разок я его там видел. На его шапочке для парилки было написано – «В бане генералов нет», девиз, который он опроверг первой же фразой - в бане генералов есть!
Мы в тот банный поход хохотали от его реприз до колик.
Правда, еще до окончания занятий в этот день выяснилось, что Вадик уедет домой в Вичугу и эту баню пропустит. Серега было закручинился, как вдруг желание попариться перед Новым годом изъявил Юра Кулешов, который никогда раньше в бани не ходил. По крайней мере, с нами.
Теперь немного притормозим и поговорим про банные напитки, которые народонаселение брало с собой в баню для питья. Вообще-то чего только туда не носили! Квас и лимонад. Минералку и морс. Некоторые чай носили. Но все-таки главным напитком для потребления в бане у нас признавалось пиво. В наших студенческих кругах были убеждены, что баня и пиво – это, как сейчас говорят, понятия одного ряда. Идешь в баню – бери с собой пиво. Лучше мочалку дома забудь, чем пиво.
Брали, бывало, и водку, но водка в бане не есть хорошо. Пиво лучше. Его там продавали буквально в двух шагах, в уличной пивнушке разливным способом. Пиво можно было набрать в банки или бидоны и забрать с собой, а можно было взять несколько кружек и выпить там же на небольшой площадке с несколькими столиками, огороженной металлическими решетками. Столики были без стульев.
У этой пивнушки была своя достопримечательность в лице спившегося боксера со значком мастера спорта на грязном свитере летом и той же чистоты фуфайке зимой. Зимой он перевешивал значок на фуфайку. Рост у него был внушительный. Если и меньше 2-х метров, то ненамного. Но пугал народ не рост, ведь высоких ребят хватает. Тот же Юра Кулешов тоже становился почти 2-х метровым, когда выпрямлялся.
Больше впечатляло его лицо, которое, из-за сильных рассечений в прошлом теперь выглядело маской из отдельных кусков кожи с четкими рубцами. Смотреть было страшно. Не знаю, как по паспорту, но, видимо, из-за того, что половину букв он не выговаривал, там его звали Логопед. Но только когда он не слышал. В пивнушке он выполнял функции полицейского.
Говорили, что в те редкие минуты, когда он находился в спокойном настроении, с ним можно было даже поговорить. Когда он был зол, а это было чаще, говорил только он один. Разобрать его речь было трудно, но на всякий случай в это время лучше было держаться от него подальше, потому что спившийся-то он спившийся, но кулаки и навыки профессионального бойца оставались при нем. Отсюда неудивительно, что в этой пивнушке всегда находились люди, добровольно протягивающие ему кружку пива, если он останавливался рядом. Он, кстати, мог и не взять. Это означало, что ты ему не понравился. Разборчив был.
Ребята из нашей общаги, да и вообще люд, добывавший там пиво, его знали, но чужаки, калики перехожие, забредшие в поисках янтарного напитка в наши края, всегда интересовались у него, по какому виду спорта он мастер. На это вопрос он всегда без улыбки отвечал - по шахматам. И предлагал сомневающимся выйти с ним за угол. Мне не довелось видеть, чтобы он кому-нибудь ставил мат в один ход, но я с друзьями там не так часто бывал, чтобы знать это точно. Наверняка кому-нибудь поставил…
Но вернемся к бане, трудами Сереги Калакина выросшей в звании до сауны. После занятий в институте, часа в два дня, мы с Серегой спрыгнули с трамвая № 2 на площади Пушкина и направились в переулок Подгорный – узнавать, как и что с сауной. Серега как куратор проекта пошел в баню, а я поднялся немного вверх к пивному ларьку. Народ вокруг окошка ларька не бурлил, что являлось верным признаком отсутствия пива. И точно: окошко было закрыто. И вообще пивнушка была не просто закрыта, она приобрела какой-то заброшенный вид, будто последний выпивоха покинул ее лет сорок назад. Тем не менее, три-четыре синяка слонялись вокруг, словно до конца не верили, что пива здесь больше нет. При моем приближении они обратили страждущие взгляды на меня и замерли, как статуи на острове Пасхи.
В их глазах светилась надежда. Может, они подумали, что я Санта Клаус? Вот сейчас подойду, соберу их в кружок, хлопну в ладоши, и окошко отворится, а там пиво и орешки. Или достану из кармана пальто ящик того же пива и ласково скажу:
– Пейте, барсики.
Так в этой пивнушке продавщица пива называла рычащую пивную очередь. Барсикам нравилось.
Увидев, что я не хлопаю в ладоши и не достаю пиво и вообще повернул обратно, синяки отмерли и снова принялись сверлить глазами ларечное оконце.
Апрельский антиалкогольный указ нашего дорогого Горби в действии. Еще летом и даже в начале осени пиво и водку можно было купить, не напрягаясь, но к зиме позакрывали пивные ларьки практически во всем городе. За это мы Горбачева сильно не любили. Во всем мире его любили, а мы нет…
…Серега вышел из здания бани с каким-то загадочным видом.
– Ты прикинь, – пожаловался он, – на завтра у них все разобрано, аж до трех утра 1-го числа.
Я молча смотрел на него, ожидая продолжения. Что-то мне подсказывало, что Серега не все сказал.
– Есть вариант, – после паузы, не дождавшись моего возмущения на банный бардак, сказал Серега. И опять замолчал.
– Ну, – поощрил я его.
– Они делают сауну в семь утра…
– Ну…
– …Специально для нас. И до девяти она наша. Деньги те же, пятирик.
– По мне так еще лучше, – пожал плечами я, – только ведь завтра в 9:00 пара по… по чем-то там…
– Ерунда… по охране труда, – ответил Серега.
– Потом, в 11:00 Корнев со своими дрессированными кондиционерами, – вспомнил я.
– Ерунда, – повторил Серега.
– Не ерунда, – возразил я, – аполитично рассуждаешь! Я у Корнева в личных врагах хожу, забыл?
– Ну, не знаю, – сказал Серега, – Мне кажется, он к тебе уже поостыл. Да и вообще, 31 декабря врагов нужно прощать.
– Это ты ему скажи. Я боюсь, Корнев, если не увидит меня на лекции, тут же поскачет в деканат, узнать, где его любимый студент.
– Корнев, конечно, это может, – согласился Серега, – но кто тебе мешает приехать к 11:00 на его пару?
А ведь верно. Баня до девяти, вернусь в общагу, почищу зубы и успею на Корнева. Пусть старина порадуется, увидев меня на занятиях. В силу возникшей в свое время неприязни, о причинах которой я уже раньше упоминал, Корнев не переносил моего отсутствия на его лекциях. Проверяя (он в отличие от других преподов пятикурсников иногда проверял) студентов, не поленившихся притащиться на его лекцию, на моей фамилии Корнев спотыкался, поднимал голову и угрюмо смотрел на меня с полминуты, все глубже и глубже запечатлевая мой образ в сердце.
Он вполне мог, не обнаружив меня среди мелкой кучки студентов, которые придут послушать его незабываемую лекцию 31-го декабря, слетать в деканат, узнать, не отчислили ли они меня, чтобы он мог за их здоровье в церкви поставить свечку. Хотя был коммунистом и атеистом.
Нет, пойду точно!
– Тебе смешно? – спросил я, увидев, что Серега улыбается.
– Смешно, не смешно, – деловито сказал Серега, убрав улыбку, – а сауну нужно заказывать сейчас. Через пять минут может быть поздно.
– Заказывай, – решил я.
– Заказывай! – передразнил меня Серега. – Дэнги давай, да?
Деньги давать не хотелось. Конечно, все равно расходы потом разделим поровну, и каждый внесет, что ему начислено, но студенческий закон, многократно подтвержденный опытным путем, гласил, что деньги лучше отдавать позже, чем раньше.
Ему бы сразу собрать банные взносы с ребят, но пока Серега просыпался после лекции по теплофикации и тепловым сетям, все быстро разбежались, как тараканы, при виде дихлофоса. Я не успел разбежаться, потому что решил пообедать в институтской столовке. Там он меня и застукал.
Как бы то ни было, я принялся шарить по сусекам и с болью в душе наскреб два рубля. Серега внес три и бережно, как карапуз монетку на мороженое, понес наши пять рублей в баню.
«Ладно», - мысленно утешал я себя. - «Не последние расходы в этом году».
Не утешил, потому что на эти два рубля у меня были другие планы.
Студенческие расходы были у нас жестко ограничены. Правда, тут большую роль играло, откуда студент. Если местный, это одно. Если не из города, но откуда-то поблизости, другое. А если издалека, это совсем третье. Мы с Федором были как раз из третьей категории и свой бюджет формировали сами. Нет, мы были не сироты, и родители, хоть и издалека, но нам помогали. Теперь считаем.
Стипендия на 5-ом курсе была 45 рублей. На первых четырех курсах было 40. Родители мне присылали 20 рублей. Итого, если я не забыл высшую математику, 65 рублей в месяц.
Основная статья расходов отводилась на питание. Питание состояло из трехразовых посещений столовых. Девчонкам в нашей общаге было проще, они сами кашеварили и в столовку, в отличие от нас, почти не ходили. Ребята сами еду готовили редко, и те кто готовил, старались этот факт не афишировать, боясь возможных насмешек. Хотя над чем тут насмехаться? Во все времена признавалось, что лучшие повара – это мужчины.
Так вот, питание. На завтрак уходило примерно 30-35 копеек. Обед обычно брали комплексный, 50 копеек. Ужин – такой же, как завтрак. Итого 1 рубль 20 копеек. На условный месяц в 30 дней это 36 рублей.
Студенческие надобности (тетради, ручки, ватман, разного рода взносы) – около 10 рублей.
Бытовые потребности (мыльно-рыльные, стрижка, аренда телевизора, предметы одежды) – около 15 рублей.
Итого от 65 остается 4 рубля.
Но нам было по 20 с небольшим лет. Когда же еще, если не сейчас, жить полной жизнью? Мы хотели развлечений: видео, кафе, девчонки. Джинсы Montana хотели. Хотели компанией закатиться в ресторан и погудеть на астрономические деньги в пять рублей. Или того же пива выпить. Так что оставшихся 4-х рублей надолго не хватало. Что мы делали в таком случае? Шли на дело.
Дело выглядело так. Мы сбивались в бригаду из четырех-пяти ребят и шли на улицу Громобоя. Там была контора по найму временной разнорабочей силы на предприятия города. В этой конторе, в основном из-за таких же обнищавших студентов ВУЗов, как и мы, всегда было людно. Нанимались студенты, как правило, в ночную смену. Днем же учиться надо. Платили хорошо, особенно поначалу. Можно было заработать 10 рублей за ночь, если выпадало разгружать мешки с цементом на ж/д вокзале. На текстильных фабриках платили меньше, около пяти рублей за ночную смену, но там работа была полегче. Пара-тройка ночей добавляла в наш карман 15–20 рублей, что позволяло нам отчасти жить той жизнью, которую я описал, как желаемую. Не всегда, правда, ох не всегда!
Когда я, повезло мне тогда, купил в центральном универмаге итальянские джинсы Riorda, эта удача настолько подорвала мой бюджет, что я полгода его восстанавливал. Я был должен почти всей общаге и, чтобы вернуть долги, экономил на обедах и чаще обычного уходил на дело. Просить дополнительного финансирования у родителей было стыдно…
…Серега, держа в руке квитанцию фиолетового цвета вышел из дверей бани и мы быстро пошли в сторону общаги, обсуждая, как оповестить народ из числа городских аборигенов, вроде Юры Кулешова и Витьки об изменении банного времени на более раннее. Кулешова вообще-то не сложно, у него домашний телефон есть, можно позвонить с вахты, а вот с Витькой хуже. Мало того, что телефона нет, так еще и живет в Воробьеве.
Еще месяц назад Витька жил с подругой Галей в съемной квартире на Сортировке, но вечная нехватка денежных средств вынудила их отказаться от самостоятельной жизни и вернуться в Воробьево в дом Витькиной матери.
Я уже как-то упоминал, что этот район города отличался отдаленностью и славными криминальными традициями. Там даже собаки пробегали мимо как-то недружелюбно. Косо поглядывали. Про людей и говорить нечего, у них детвора с трехлетнего возраста ходила если не с финкой, то с кастетом.
Мне довелось как-то вечером возвращаться из этого района. Не помню, чего меня туда занесло. То ли девушку провожал, то ли Витьку по причине отказа у него двигательных функций домой доставлял. Вот уж натерпелся. Время за 2 часа ночи, трамваи уже ушли в парк, и я надеялся, что спят уже все. Какое там! Оказалось, никто в Воробьеве так рано спать не ложится. На улицах была прорва народа, на первомайском митинге их меньше бывает. И только ленивый или пьяный, как Витька в тот вечер, не спросил меня, что я тут забыл. Пару раз проходил мимо лихих многоголосых драк в такой кромешной темноте, что понять, как они различают там своих и чужих, было невозможно.
Пару раз мне предлагали занять «сколько могу» для неотложных нужд населения. Убедительно, окружив с четырех сторон. Хорошо, что мы с Витькой спустили в кабаке всю наличность, а то пришлось бы занимать. Я чувствовал себя колобком. Только когда я вышел к Почтовой улице, а это уже практически центр города и до общаги стало рукой подать, у меня появилась надежда, что сегодня меня не съедят…
Федора и Славу Крылова мы нашли сразу. Славка отыскался на вахте, где он весело трепался по телефону, игнорируя злобные взгляды дежурной вахтерши Полины Сергеевны, которой он мешал разгадывать кроссворд. Федора – в нашей с ним комнате. Он стащил из бытовки древний утюг и этим никогда толком не нагревающимся престарелым агрегатом терпеливо гладил брюки под скрипичный концерт из общажного радио.
Весть о переносе сауны на семь утра они встретили по-разному. Слава решил воздержаться, ссылаясь на нежелание своего организма просыпаться так рано. И вообще, он, конечно, любит баню, но не в семь утра. Федор тоже не обрадовался, но, подумав, нашел, что в бане на заре есть некоторая поэтичность. Что-то такое от Есенина…
Серега пошел уговаривать Славкин организм изменить свои взгляды на утреннюю сауну, а мы с Федором принялись обсуждать завтрашние вечерние планы. Он примкнул к компании, встречавшей Новый 1986-й год в ресторане «Москва» на углу нашего родного проспекта Ф. Энгельса и площади Революции. Вполне приличный ресторан с хрустальной посудой и живой музыкой. Он звал и меня, но, как я уже сказал, меня ждала капризная девица по имени Света, звезда институтской баскетбольной команды.
Светка была красива, с отличной фигурой. Больше плюсов я за ней не числил. Минусов было больше. Кроме того, что Светка вообще была особой довольно вредной, она раздражала меня еще и тем, что была несколько выше, чем по моим стандартам должна быть девушка. И, что еще хуже, была выше меня, хотя и я не лилипут. А еще у нее были темно-зеленые глаза, что мне категорически не нравилось, потому что я с детства не доверяю людям с этим цветом глаз.
Зачем тогда мне, вместо новогоднего вечера в приличной компании в ресторане «Москва», нужно было встречать Новый год с ней? Внятного ответа у меня нет. Как-то так сложилось…
Разобравшись с Федором, я стал думать, как сообщить про семичасовую сауну Витьке, но ничего не придумал. Что бы ему самому не зайти в нашу общагу, прослушать свежие новости. Когда не надо, Витька торчит тут целыми днями. Впрочем, нет, с тех пор, как он связался с девицей по имени Галя, в общаге я его не видел.
Серега, видно, счел нашу комнату штаб-квартирой по подготовке к походу в баню, поэтому с вестью, что напротив фамилии Кулешов можно ставить пометку – оповещен, он вернулся к нам. Со слов Сереги Юра страшно обрадовался и уже начал подготовку к эпохальному событию. А Крылова, если он свой утренний сон полагает важнее счастья общения с друзьями, из списков с негодованием вычеркиваем.
- Когда-нибудь Крылов проспит даже царствие Божие, - с горечью предсказал Серега.
Вообще-то не Сереге такое говорить, он и сам насчет поспать был, что называется «всегда готов», но видно достал его Крылов.
Федор домучил брюки и ушел относить утюг обратно, пока за ним не прибежали разъяренные девчонки с женских этажей. У нас первый и четвертый этажи были мужскими, а второй-третий женскими. Оттуда уже доносились крики вроде:
– Какая зараза из 23-й взяла утюг?!
Поскольку в 23-й комнате было только две заразы, я поежился, потому что непонятно с чего, но девчонки считали утюг своей неотъемлемой собственностью. Вынос его из бытовки считался у них серьезным преступлением без срока давности. За которое они, хоть месяц от них прячься, при встрече тебя пожурят. Да так, что бегемот покраснеет. Некоторые наши девушки-энергетки вообще могли давать мастер-класс по применению русского языка в период эмоциональных всплесков всем напросившимся, включая такелажников…
Серега уселся на моей кровати и принялся рассуждать на общие темы, которые в конечном итоге приводили слушателя к бане. Можно было, конечно, его не слушать, но сегодня Серегин банный фанатизм меня уже достал.
- Кто про что, а вшивый про баню, - довольно грубо сказал я.
Серега запнулся и с укором посмотрел на меня. Немой укор переносить было легче, чем его болтовню, поэтому я отвернулся и стал смотреть в окно, как снег заметает сад 1-го мая.
Серега долго молчать был не в силах, он кашлянул и спросил, знаю ли я его любимый рассказ? Я ответил, что знаю. Мой ответ не имел никакого значения, говори ему, знаю, говори, не знаю, он все равно его расскажет. Я не врал, то что рассказ «Алеша Бесконвойный» Шукшина Серега признавал за шедевр литературы было известно всем.
В этом шедевре, если кто помнит, рассказывалось о раздолбае, который работал в колхозе и который по субботам там не работал, потому что целый день посвящал бане. Шукшин писал лучше, чем Серега его пересказывал, но даже если бы Серега поднялся бы до Шукшинского уровня, слушать в 20-й раз эту историю сил не было.
– Ты лучше подумай, как Витьку оповестить, – потребовал я.
– Как я тебе его оповещу? – отмахнулся Серега. – Почтовых голубей у меня нет… Значит, берет Алеша Бесконвойный ковшик…
– Иди, ищи замену Крылову, про ковшик потом доскажешь, – попросил я, не давая ему возобновить свою сагу.
Не думаю, что мои слова действительно заткнули бы ему рот, но в этот момент дверь без стука отворилась и в комнату ввалился Саня Хасидович.
- За мной Полина с вахты гонится, - сообщил он, прикрывая дверь и припадая к ней ухом. Саня был явно навеселе, на что явственно указывал аромат, распространившийся по комнате.
- Вот и замена Крылова, - кивнул Серега на Хасидовича.
- Ты о чем? – Саня оторвал ухо от двери и посмотрел на Калакина.
- Саш, есть вакантное место в группе для сауны, - бархатно сказал Серега. – Шесть человек, по восемьдесят пять копеек с носа, плюс пиво. Время…
- Бабы будут? – прервал его Саня. – Кстати, сразу предупреждаю, если они мне не понравятся, я потребую свои деньги обратно.
- Ну какие еще бабы!
- Тогда я пас, - отказался Хасидович. – С бабами я бы еще подумал… А когда?
- Завтра в семь утра.
- В семь утра? – поразился Хасидович. – А чего не ночью? Вы тут со своей учебой совсем чирикнулись. Ладно, можете сходить с ума и дальше, а я побежал. Мне еще Мырсу тушенку завезти надо, он заказывал. Я чего к вам зашел…
Пока Саня рассказывал, что зашел он не столько к нам, сколько в туалет, в дверь вежливо постучали, и в комнату вошел Саша Романов. Он давно к нам не захаживал, поэтому мы встретили его достаточно приветливо. Романову в это время было уже за тридцать и он все еще работал в научной библиотеке на проспекте Фридриха Энгельса.
В свое время в этой научке мы с Сашей и познакомились. Парень он был эрудированный, что ни спросишь – знает. То ли в научной библиотеке так набил голову знаниями, то ли родился таким эрудитом, не знаю. Знаю, что больше всего на свете Саша Романов любил Антон Палыча Чехова. Как мне довелось слышать, Саша в нашем регионе был основным знатоком его творчества, публиковал о нем статьи и очерки. Даже столичные журналы печатали его статьи, хотя наверняка там и своих чеховедов хватало.
– В баню пойдешь? – с ходу спросил его Серега.
– Сейчас? – удивился Саша, – сейчас нет. А вообще можно.
- Я ушел, - прервал их диалог Хасидович и высунул голову в коридор.
- Погоди, - сказал я. – Будешь у Витьки, передай ему, что сауна переносится на завтра на семь утра. Пусть хоть раз не опоздает.
- Передам, - кивнул Хасидович и скользнул за дверь.
– Слышал? – Калакин посмотрел на Романова. – Баня, вернее сауна, завтра, в семь часов, – объявил он и добавил, – утра.
– Бани так рано работать не начинают, – усомнился Саша. – Хотя я не знаток. Может, в предновогодние дни и работают. Наверное, перед Новым годом все бывает.
– Правильно мыслишь! – с энтузиазмом воскликнул Серега. – А в семь утра – это специально для нас… Эксклюзив!
Вернулся слегка взъерошенный, но живой и невредимый Федор, сел на стул и стал слушать наш разговор. Послушал и сказал:
– Кто-нибудь что-нибудь про пиво скажет? А то время идет…
Это замечание было разумным, и мы переключились на тему пива. Для начала установили лимит в две банки по три литра с учетом, что 31-е декабря по определению длинный день. Итого по литру пива на нос. Я предлагал снизить норму потребления пива наполовину, ссылаясь на ужесточившиеся к нетрезвым студентам времена, но Серега с Федором дружно принялись доказывать мне, что литр на душу населения – это ничтожно мало.
– Не хочешь – не пей, нам больше достанется, – озвучил главный довод Серега.
Этот аргумент меня убедил, и свое возражение я отозвал: по литру, так по литру. Но даже две банки пива надо было где-то достать, сами не притопают.
– Точка у бани не работает, – вспомнил я.
– А в самой бане? – спросил Федор.
В самой бане, случалось, продавали бутылочное «Жигулевское». Не часто, но пару раз пиво мы там брали. Правда, опять же до Горбачевского указа.
– Не спросил, – покаялся Серега.
– Зря, – опечалился Федор. – Вполне на Новый год могут торгануть пивком.
– Не в 7 утра, – сказал я.
– Какие 7 утра… Сейчас. Давай-ка, отец Сергий, собирайся в дорогу! Где еще у нас бывает пиво?
Мы скинулись знаниями о пивных источниках. Кто, где и когда видел последний раз. И почем. Оказалось, что не так уж много.
Я не сильно напрягал мозг. На вечер у меня была припрятана пузатая бутылка португальского портвейна «Porto Borges», купленная неделю назад к Новому году. Случайно, конечно. Такие напитки в то время не стояли в вино-водочных отделах магазинов. Там в то время часто вообще ничего не стояло. Даже водку, которую продавали с 14-ти часов, нельзя было просто зайти и купить. За ней надо было выстоять очередь. Кстати, можно было отстоять очередь и не купить. Водка в те годы приобрела свойство заканчиваться в магазине внезапно. Это было обидно, только была и раз – иссякла. Оттого люди и пили всякую гадость, все, что можно залить в глотку.
К пиву я относился спокойно, употреблял, конечно, но без фанатизма. И попариться я вполне мог и без него. В моем реестре пивных объектов значились только пивная на рынке рабочего поселка, пивбар «Славянский» недалеко от института и тот, выглядевший покинутым людьми пивной ларек у бани, возле которого маялись синяки. Эти точки ребята знали и без меня.
Ну что ж, цели были ясны, задачи определены. Пора было приступать к работе. Отец Сергий убежал ревизовать баню на предмет наличия пива в ассортименте услуг, Федор ушел на площадь Пушкина. Там за кафе «Театральное» притаилась пивная распивочная с врытыми в землю железными стойками. Мне поручили самую простую работу. Проверить близлежащие домовые кухни насчет бутылочного пива. Иногда там оно бывало. В магазинах бутылка пива, в те редкие мгновения когда оно там было, стоила 50 копеек, а в домовых кухнях делали на каждую бутылку накрутку, копеек на пять. Кстати, в пивнушке на разлив кружка 0,5 литра стоила 35 копеек.
Саше Романову тоже нашлось задание, он пошел по магазинам добывать пропитание. Пиво хорошо идет подо что-нибудь соленое: вобла, килька и вообще любая рыба, орешки, сырки «Дружба». В городских пивнушках тоже продавали кое-какое угощение, вроде бутербродов с килькой, отловленной в меловой период, но от этого лакомства тошнило даже приларечных собак. Поэтому у нас было твердое правило: пиво отдельно, еда отдельно.
– В общем, кормилец, что найдешь, – коротко напутствовал его Федор. И это была святая правда. 80-е и так едой не изобиловали, а уж о какой-то специальной «к пиву» закуске и мечтать не приходилось.
С едой на завтрашний новогодний вечер я сильно не заморачивался. Капризуля Света обещала, что накормит меня настоящими домашними котлетками и настоящей жареной картошкой, яствами, которыми я наслаждался еще летом, дома у мамы. Деликатес в виде банки шпрот и плитки козинаков я припрятал от Федора недалеко от банки сгущенки и шоколадки, припрятанной Федором от меня. Прятали условно, потому что в нашей будке что-нибудь реально спрятать трудно. За день с десяток раз наткнешься на что-нибудь закопанное другом-соседом. Ну, раз закопал, значит, низзя.
Время было около трех часов дня. Я не спеша зашел в одну домовую кухню, что была через дорогу от нашей общаги, потом в другую. Эта была подальше, у кинотеатра «Современник». В обеих, кроме очередей, ничего не было. Я протискивался к прилавку под бдительным наблюдением участников стояния, исключающим нелегальное проникновение в состав очередь, убеждался, что пива нет, и протискивался обратно. Люди в очередях чего-то ждали. Может, зная, что через 10 минут на прилавок вбросят экзотическое лакомство, вроде ананасов в банках, а может, просто так, наудачу. У нас же такие вбросы заранее не анонсировались. Ниоткуда появлялся продукт, и всё. Поэтому люди терпеливо стояли в очередях. На всякий случай. Выбросят что-нибудь, а они уже тут как тут.
Потом я пошел в сторону железнодорожного вокзала. Кто-то из ребят мне сказал, что там где-то есть еще одна домовая кухня. Только ее искать надо, вход замаскирован и находится во дворе дома.
Домовая кухня. Не все знают, что это такое. Это что-то среднее между столовой и магазином полуфабрикатов. Та, что находилась через дорогу от нашей общаги, было крохотной комнаткой на первом этаже пятиэтажки. Там продавали готовые обеды из трех блюд. Первое – суп или щи, второе – рис с гуляшом или котлетой из хлеба – и третье – компот. В основном забирали с собой, но в домовой кухне можно было и поесть, стояла пара столиков со стульями. Но, поскольку площадь была маленькой, об обедающих постоянно спотыкались зашедшие с улицы. Во всяком случае, все три раза, что я там был за пять лет, обязательно спотыкался. Мы бывали там редко по причине ненадобности. В общаге, в цокольном этаже, была у нас своя столовая. Чуть больше этой домовой кухни, но нам хватало.
Кормили там вкусно и, что особенно грело душу, женщины, работавшие там, знали нас, студентов, в лицо и по именам и обычно, на случай, если кто-то из припозднившихся студентов ворвется к ним за минуту до закрытия, оставляли лишнюю котлету про запас. У меня за прошедшие годы всего однажды случился небольшой период охлаждения в отношениях со столовским персоналом, когда в один дождливый вечер, рассчитывая на эту дежурную котлету, таким ворвавшимся в столовую был я. До закрытия успел, но женщины при виде меня лишь скорбно покачали головами. Котлету спасти не удалось, сказали они. Я обиделся и два дня со стряпухами не разговаривал, пока они не испекли чудо-блинчики с медом. Блинчики им всегда удавались, и когда повариха Таня добавила в мою тарелку третий блин (обычно было два в порции), медку с горкой и сказала «На здоровье», лед растаял.
У вокзала никаких домовых кухонь я не нашел даже с помощью блиц-опроса прохожих и пошел обратно. Но нет худа без добра, у магазина «Мебель» набрел на небольшую очередь, стоявшую за апельсинами. Две женщины в относительно белых халатах их продавали с тележки, украшенной блестками и ватой. Я немного постоял рядом, соображая, нужны ли мне апельсины, потом решил, что нужны, и встал в очередь. По закону подлости или согласно каким-то другим экономическим законам, апельсины закончились передо мной, когда я практически уже протягивал за ними руку.
Пока я отходил от столбняка (но не от тележки), размышляя о невезении, привезли бананы, которые я видел второй раз в жизни. Первый раз, правда, по телевизору, но это мне позволило хотя бы представлять, как они выглядят. Поскольку я по-прежнему стоял у тележки, я возглавил вновь сформированную очередь. Купил связку, что потребовало напряжения всех моих финансовых возможностей. Обошлась эта банановая гроздь из семи желто-зеленых штуковин в два рубля. Бюджет не подорвал, но, если я планировал что-то кушать и дальше (а я планировал), то на дальнейшие новогодние траты пришлось наложить вето…
В комнате №23, куда я вернулся из всех гонцов последним, шли дебаты. Обсуждали все: политику партии и правительства, предстоящую сессию, график дежурств вахтерш в нашей общаге в связи с тем, что новогодняя ночь выпала Полине Сергеевне. Почему нужно дебатировать по этим животрепещущим вопросам в нашей с Федором комнате, я не понял, поэтому предложил участникам конференции выметаться к чертовой бабушке. Ребята некоторое время допытывались, что у меня в свертке торчит под курткой, потом ушли, а я переложил бананы в свой тайник. Решил, что часть съем сам и угощу Федора. Остальное пожертвую в пользу баскетбола…
Федора не было, зато пришел Шульц. Он не мог не прийти.
Шульцем мы с Федором звали наглую мышь, которая регулярно наведывалась в нашу комнату. Почему Шульц? Дело в том, что собирательным именем Шульц офицеры институтской военной кафедры называли всех наших потенциальных противников, америкосов и немчуру разную. К нашей мыши имя подошло, как родное. Так вот, этот Шульц повадился к нам ходить. Цель визита он не озвучивал, но мы не без оснований полагали - что-нибудь сожрать. То съедобное, что на его взгляд плохо лежит.
Мы с Федором никак не могли его изловить. И мышеловки ставили, и отраву подкладывали, ничем эту мышь было не взять (Шульц он, а мышь она, поэтому я пишу то он, то она).
Шульц обладал сверхъестественной способностью к выживанию. Все говорят, крысы такие, а мыши нет. Не знаю насчет крыс, но Шульц был не просто живуч, он был талантлив.
Мышеловку он не замечал, отраву, способную уложить стало бизонов кушал с аппетитом, аж причавкивал. Но лапки не отбрасывал и был живее всех живых. Откуда мы знали, что это Шульц, а не какой-нибудь другой потенциальный противник? Да просто потому, что эта скотина приходила к нам всегда по понедельникам и четвергам. Такой у него график был.
Услыхав знакомую поступь Шульца, я замер. Потом медленно наклонился, взял в руки ботинок и повернул голову. Вход у него был за шкафом. Пару раз мы отодвигали этот шкаф и замуровывали дыру составом, выдерживающим прямое попадание авиабомбы. Хватало до очередного визита мыши в соответствии с графиком.
Потом от бетонирования плинтуса мы отказались и охотились на Шульца с применением современных высокоэффективных средств поражения. Обувью. Но похвастать пока было нечем. Один раз Федор послал его в нокдаун своим тапком, но Шульц, хоть и наверняка с тяжелой контузией, убежал. В долгу Шульц не остался и в один из вечеров в отместку сожрал наш сырок «Дружба», которым мы собирались поужинать, поскольку опоздали в столовку. Сырок нам пожертвовали сердобольные соседи.
Дело было так. Пока мы готовили стол к обильной трапезе и доставали столовое серебро, сырок лежал на столе. Потом мы бережно разделили его на восемь кусков, хотя весь этот сырок под ноготь засунуть можно. А еще чуть позже, когда мы надевали к ужину смокинги и крепили на манишки салфетки, в какой-то момент повернулись к столу и ошалели. Сырка на столе не было.
Пока мы, двое фантастических растяп, топтались вокруг стола, наступая друг другу на мозоли, Шульц провернул операцию, итогом которой стало то, что вместо нас сырок сожрала мышь.
Последнее, относящееся к сырку, что мы зафиксировали, был мелькнувший мышиный хвостик у шкафа. Федору даже послышался злорадный писклявый хохот из-под шкафа.
Сегодня был как раз понедельник, значит, Шульц терпеливо дождался, пока комната опустеет, и явился. Меня он или не запеленговал, или запеленговал, но за опасность не счел, что повышало мои шансы в схватке. Я тихо, как приведение, стал приближаться к шкафу, аккуратно обходя скрипящие половицы. По дороге прихватил еще и совок, чтобы прихлопнуть Шульца, если не хватит ботинка. Достигнув оптимальной для атаки дистанции перед шкафом, я замер.
– Ну, давай, выходи, гаденыш, – прошептал я.
Но Шульц так и не вышел, поскольку в комнату, громко топая своими коваными ботинками, пришел Федор.
– Ты спугнул его, – сообщил я, разгибаясь.
– Фарт? – весело спросил Федор.
– Шульц, – проворчал я. – Грохочешь тут своими копытами. Я почти завалил его…
– Шульц? – помрачнев, переспросил Федор и бросился проверять свой схрон.
– Ты бананы достал? – обрадовался он, обнаружив на полке сверток. – Молоток. Я два возьму?
Федор опять куда-то ушел, а я уселся за стол настраивать наш комнатный телевизор «Электроника ВЛ-100». Штатных телевизоров в комнатах общаги не было, за исключением комнаты отдыха, в которой стоял большой цветной телевизор «Электрон». Чтобы не зависеть от него, мы с Федором в сентябре на паях взяли в пункте проката нашего шибздика, как обозвал его Витька, но быстро в нем разочаровались. Во-первых, оказалось, что телевизор мы смотрели гораздо меньше, чем думалось до его появления, во-вторых, экран электроники был такой крохотный, что смотреть его мог только один человек. Могли и больше, но для этого нужно было приклеиваться щека к щеке. В-третьих, у него почему-то после выключения постоянно сбивалась настройка и тот, кто собирался смотреть телепередачу, вначале должен был поймать волну. Волна ловилась на встроенную в телевизор антенну, и сложного, в принципе, ничего не было, но все равно это нужно было делать.
Я настроил телевизор на первую программу, которых в то время было всего две, первая и вторая. В 19:15 началась трансляция хоккейного матча из Канады «Калгари флеймс – Динамо Москва», и я, устроившись поудобнее на своей кровати, стал смотреть игру. Минут через двадцать пришел Серега и опять стал меня грузить своей баней, что было явным перебором.
– Серега, иди в баню, – рявкнул я, и он, сделав вид, что обиделся, ушел.
Динамо проиграло 3:4, хотя играли хорошо…
Часов в 11 я лег спать. Завтра рано вставать, и вообще день полуторный будет. Ночью мне приснилось, что пришел Шульц и стал проситься с нами в баню. Сказал, что у нас не подполье, а сплошная антисанитария. Я посоветовал ему обратиться к Сереге, и он ушел. Причем, сволочь, захватил с собой бутылку «Porto Borges». Из-за этого я проснулся и побежал проверять сохранность своей бутылки.
Утром меня разбудил Федор. Он от двери протопал по комнате и плюхнулся на свою кровать. На шум я открыл глаза и собирался сказать Федору, что он слон, но вспомнил, какой сегодня день.
– С наступающим тебя, – сказал я ему.
– Угу, – вяло отозвался Федор и заснул.
Время было 6:00. Я встал и пошел в умывальник бриться. Едва успел покончить с бритьем и чисткой зубов, как в комнату прилетел Серега. Он наглядно убедился, что мы с Федором в наличии, сказал, что зайдет за нами, и улетел обратно. Когда Серега действительно за нами зашел, Федора нам пришлось поднимать вдвоем, потому что проснулся Федор только у бани.
Хотя наша часть компании пришла вовремя, Юра Кулешов с Сашей Романовым уже стояли у входа в баню и поджидали нас. Витька, понятное дело, опоздал. Не припомню ни одного случая, чтобы Витька не опоздал туда, куда требовалось прибыть ко времени. Такая уж у него отличительная черта была.
Юра зачем-то вместо пива принес бутылку водки. Сказал, что пива не нашел, а приходить с пустыми руками ему не велела совесть.
- Ничего страшного, - ответил он на чей-то упрек, что если пить водку в семь утра – коммунизм не построишь. – На шестерых человек водки будет - по капле на зуб.
В банном прейскуранте это была никакая ни сауна, а отделение люкс. Довольно большая комната с мебелью, о которой я уже упоминал, и дверью в помывочную комнату. Из помывочной еще одна дверь в парилку. Вот и все.
Для начала все расселись по креслам и стульям, причем Федор, гулена, погрузившись в кресло, немедленно заснул. Вытащили из пакетов пиво и снедь и разложили их на столе, который Юра украсил бутылкой водки.
Писать про баню – дело неблагодарное, про нее все известно. Да и знать-то особо нечего: пар, вода, мочалка, мыло. Главное там – парилка, в которой Серега рулил температурой, поддерживая ее обычно на уровне мартеновской печи. Не все были такими сталеварами, как он, поэтому долго там не сидели. Я почти всегда выпрыгивал оттуда первым, остальные ребята сразу за мной. Серега сильно после всех…
Сняв одежду, мы, кроме Юры и Федора, обмотались простынями, и пошли в парилку греться. Федор мирно спал, а Юра сказал, что не замерз. В парилке был собачий холод. Хорошо, что взяли простыни, а то бы закоченели там. Банный персонал, видно, включил там отопление только перед нашим приходом.
Я сказал Сереге, что с тем же успехом мы могли бы разместиться в нашей душевой в общаге. Там хоть бесплатно и ходить никуда не надо. Серега вздохнул и ответил, что оборвет уши банщику. Витька уточнил, что про нашу душевую не знает, но на улице точно теплей. Понемногу, конечно, согрелись…
Когда я по своему обычаю первым вернулся из парилки в комнату с креслами, увидел любопытную картину. Кроме проснувшегося Федора и Кулешова, в комнате присутствовало еще шесть девиц примерно нашего возраста, и мне пришло в голову, что Саня Хасидович зря от бани отказался…
Юра с Федором держали в руках стаканы с бесцветной жидкостью. Судя по откупоренной бутылке, утро они начали с водки.
«Водка в это время суток - слишком радикально» - подумал я и налил себе пива.
– Еще один, – недовольно сказала одна из девиц, посмотрев на меня.
Мне ее слова не понравились.
– Где вы их нашли? – я строго посмотрел на Федора. – Вас на минуту нельзя оставить…
Федор с Юрой хмыкнули, а девицы негодующе загалдели. Пока они этим занимались, из парилки вернулись остальные ребята и уставились на девиц.
– Вы и девочек заказали! – обрадовался Витька. – В стоимость бани входит?
– Что вы тут делаете? – грозно спросила другая девица, которая, судя по властному виду, явно была у них железная леди Маргарет Тэтчер.
– Новый год поджидаем, – ответил Серега.
Витька выступил вперед и коротко поклонился.
– Разрешите представиться - Дед Мороз, – сказал он. – Я вместе со снеговиками рад приветствовать группу Снегурочек в нашем…
– Катя, позови этого банщика, – приказала Маргарет Тэтчер.
Катя, будто ее дернули за веревку, рванула к выходу. Дисциплина у них была армейская.
– Давайте проясним ситуацию, – предложил Саша Романов, – мы, как вы можете видеть по нашему облику, находимся здесь в процессе помывки. Причем находимся на законных основаниях. Сергей, покажи им билет. Это я в качестве ответа, что мы здесь делаем. Теперь перейдем к вам. Вы врываетесь без приглашения к полуодетым мужчинам и всячески выражаете недовольство нашим обществом. Ничего, если я тоже спрошу, что вы здесь делаете?
Девицы отвечать не стали, только теснее сомкнули ряды вокруг Маргарет Тэтчер, которая нервно поглядывала на дверь. Катя вернулась очень скоро и без банщика.
– Там никого нет, – тонким голосом доложила она своему премьер-министру.
– Где банщики? – спросила Тэтчер Федора. Он сидел к ним ближе.
– Серег, где эти прохвосты? – переадресовал вопрос Федор.
– Я как-то не успел с ними сдружиться, – ответил Серега, – чтобы они мне показали свои лежбища.
– Тут какая-то ошибка, ребята, – Маргарет Тэтчер изменила тембр голоса на более сладкий, но в слове «ребята» опять лязгнул металл. – У вас, скорее всего, другое время. Мы заказали этот люкс еще вчера.
– Мы тоже заказали его еще вчера.
– Наше время пользования люксом с 7:30 до 9:00.
– У нас условия получше, с семи до девяти.
– Утра?
– Утра!
– Кошмар! Что вам не спится!
– Да ладно вам, – добродушно сказал Федор, – места всем хватит. Тут еще пара таких компаний разместится, и никто никому ноги не отдавит.
По лицам девушек было видно, что они не против, но боятся своего предводителя.
– Ребята, – решительно сказала Маргарет, – вы же джентльмены! Вы же уступите люкс слабому полу?
Джентльмены дружно засмеялись.
Лично я перестал вестись на такой развод с пяти лет, когда в детском саду Танька, девочка с темно-зелеными глазами, попросила мою любимую машинку - просто посмотреть.
- Ты же, Вова, хороший мальчик, - сказала она.
Я не очень понимал, зачем девчонке машинка, но купился на «хорошего мальчика» и игрушку отдал. Когда через полчаса я попросил вернуть машинку обратно, Танька ответила:
– Какую машинку?
Чтобы освежить Танькину память, мне пришлось треснуть ее пластмассовым ведерком, которое она попросила подержать, пока будет «рассматривать» машинку и которое я терпеливо держал полчаса. В ответ Танька врезала мне по голове моей же машинкой, причем сломала кузов. После этой разминки мы перешли к рукопашной, где у меня было небольшое преимущество, хотя Танька дралась, как рысь.
Выкорчевать машинку из ее рук было не проще, чем корень баобаба в саванне, или где они там водятся. Я баобабы, упаси Боже, не корчевал, конечно, но в моем представлении это очень трудоемкая работа. На ее рев прибежала воспитательница, растащила нас и сказала мне:
– Не стыдно тебе! Она же девочка!
Прошло много лет, но до сих пор я помню, как во мне бушевало много чувств, только стыда среди них не было.
У остальных ребят тоже был накоплен аналогичный опыт.
– Пять рублей за полтора часа, – посетовала Маргарет, – и, боюсь, денег обратно нам не вернут.
– Да, обидно, – пожал плечами Серега. – Идите и набейте им морды.
– Что вы как неродные, – нетвердо сказал Юра, – правильно Федор сказал, места тут хватит и нам, и всем.
Я посмотрел на него внимательней. То, что он человек хлебосольный, я и так знал, а вот то, что у Юры в полвосьмого утра язык заплетается, не здорово. С другой стороны, все взрослые, грудничков нет, и каждый сам решает, что и сколько ему пить. Насильно никому не льют. Поэтому посмотреть на него посмотрел, но промолчал.
– Может, и правда как-то разместимся вместе? – продолжала атаманша девиц. – Только мы сами по себе, вы сами. И стол с креслами мы возьмем, ладно? Мешать мы вам не будем.
– Да? – ядовито произнес Серега. – Лучше мешайте, а кресла и стол оставьте нам. …Нет, вы слышали? – он повернулся к нам. – Кресла им!
– Стол пополам, – предложил хлебосол Юра, – эта сторона наша…
– А давайте так, – прервала его атаманша, – вы посидите тут, пока мы моемся, потом мы вернемся – вы пойдете.
– Ладно, – согласился за нас Федор, – только позовите, когда надо будет спинку потереть.
На это предложение согласились только ребята, а девушки сделали вид, что шокированы, но, когда атаманша отвернулась, они заулыбались.
Пока шел разговор, девицы потихоньку действовали. Кресла занимали Федор с Юрой, поэтому завладеть ими девицам не удалось, а вот стулья внезапно оказались заняты дамским имуществом. Понемногу и стол стал наполнятся их продуктами. Половина – не половина, а три четверти стола завалили какими-то свертками. Украсили свертки бутылкой вина.
– Что тут у нас? – Юра полез в кульки. – Пирожки! А с чем?
– С цианистым калием, – одна из девиц отодвинула сверток от Юриного носа.
– Его любимые, – сказал Витька. – Вы собираетесь столько съесть за час? И успеть помыться?
– Не твоя забота, – огрызнулась атаманша.
– Вот если бы у меня было столько вкусноты, – продолжал номер Витька, – я бы обязательно вас угостил!
– Когда это случится, позови нас, – ответила Маргарет, – мы придем.
Как-то незаметно мы перешли с ними на ты, хотя поначалу у девушек роли были без текста и в разговоре от них участвовала одна предводительница.
Через некоторое время хоть и с меньшим комфортом, чем прежде, но устроились. Поскольку стулья оказались в их владениях, и присесть было негде, нам пришлось пить пиво и закусывать орешками стоя. Юра пил водку, закусывал пивом. Иногда ему помогал Витька, иногда Федор.
Девушки сбегали в помывочную минут на пятнадцать. И уходили одетыми, и вернулись одетыми. Остальное время они провели в комнате отдыха со своими вкусностями и бутылкой вина. С нами они сначала придерживались строгого нейтралитета, но постепенно общение стало более непринужденным. Совместное пребывание в бане людей всегда сближает.
Ребята, особенно Витька с Федором, укрепленные допингом, без устали их развлекали, и с течением времени наши соседки стали откликаться. И не только Маргарет Тэтчер, которую примерно так в жизни и звали, Маргарита, но и остальные девушки, у которых тоже прорезался голос.
Узнав, что мы, кроме Саши Романова, студенты-энергеты, они тоже признались в принадлежности к студенческому социуму. Они учились в текстильном институте. Правда, в отличие от нашей команды, девушки были с разных курсов и факультетов. Маргарита, ее они называли Рита, училась на 5-ом, остальной выводок на мелких курсах. Витька сразу стал их называть ткачихами. Они не возражали…
Мы еще разок сходили в парилку, оставив Юру часовым. Вернувшись, мы обнаружили нашего веселого часового в кругу девиц. Двух из них он обнимал за плечи. Девицы хихикали, и вяло сбрасывали его руки, которые он тут же возвращал обратно. Удивительно, но содержимое большинства пакетов девушки успели уничтожить до конца сеанса.
Ну а про нас и говорить нечего, мы никогда после себя и крошки не оставляли. Юра, кроме водки и пива, добавил в свой рацион и вина, которым его угостили девушки. А что, им его не нести!
Время пролетело быстро и около 9:00 в комнату просунул нос банщик и сказал, чтобы мы сворачивались. Девицы встретили его нос, мягко говоря, без аплодисментов. Холодно встретили. Мы свою солидарность с ними выразили тем, что не сдвинулись с места, пока стрелка часов у Витьки не достигла 9:00. А у него часы были такие же, как он сам, всегда опаздывали.
Но, как бы то ни было, надо было собираться. Тем более что в люкс уже начала заглядывать следующая группа любителей банного комфорта. Пока мы складывали свои манатки и Юру, Серега с Федором пошли к банщикам разбираться по несанкционированному подселению к нам этих девушек. Не то чтобы можно было что-нибудь изменить, но хотя бы высказать свое неодобрение надо было.
Через пару минут Серега с Федором вернулись и сказали, что банщики были уверены, что нам понравится. Если нет, то они раскаиваются и больше так не будут. Примерно до следующего Нового года. При этом банщики уточнили, что их раскаяние не влечет за собой перерасчет денег, полученных и от нас, и от девиц. Правда, мы и не рассчитывали…
Юра прилично поплыл и предпринимал попытки заснуть у кого-нибудь на плече. Договорились, что Саша Романов с Витькой помогут Юре добраться домой, а мы, Серега, Федор и я, вернемся в родимую общагу.
Такой получилась 31 декабря она, наша баня…
…В качестве постскриптума. На лекцию к Корневу я пришел. Кроме меня, пришло еще человек пять факультетских ботанов, которые смотрели на меня с опасливым удивлением, как на матроса на детском утреннике. В 11 часов пришел дышавший коньяком Корнев, сказал, что лекции не будет, и поздравил нас с наступающим. Ботаны молчали, поэтому пришлось мне от лица студентов тоже поздравить его с Новым годом. Он с полминуты недоверчиво смотрел на меня, но потом кивнул и ушел.
Витька после праздников мне рассказал, что принес Юру домой часа в два пополудни. На вопрос, где их столько носило после бани, Витька, почесав затылок, ответил, что всего не вспомнит, но совершенно точно сначала проводили девиц до их общежития, которое было сравнительно недалеко от нашего. У текстильщиц они опять что-то пили, потом, когда спиртное закончилось, они с Юрой пошли его искать. Нашли, но забыли, куда надо возвращаться. Витька предложил нашу общагу, Юру опять тянуло в баню. Так время и прошло. Потом Витька сдал Юру его родителям по описи, рекламаций от них не было. Как сам доехал домой, помнит, но фрагментарно, с купюрами.
Юра дополнил картину своим рассказом о том, как он проснулся в полпервого ночи и долго не мог понять, где находится. Затем установив, что он в своей постели, стал созывать родителей к своей персоне. Убедившись, что на его зов никто не откликается, Юра встал и обошел квартиру – никого. Юра подергал закрытую дверь, поискал и не нашел ключи, потом, поняв, что он арестован, стал смотреть «Голубой Огонек».
- Только в час тридцать первого января вернулись родители и меня ослобонили, - с горечью вспоминал Юра.
До скончания института Юра считал, что это Витька, Серега и я его споили и тем самым украли у него Новый год.
С баскетболисткой Светой Новый год я не встретил. Мы успели поругаться еще до вечера. Потом, правда, на дискотеке помирились, но решили, что Новый год встретим порознь, хотя котлеток мне было жаль. Я встретил Новый год в компании с Серегой, Славкой Крыловым, Андрюхой Копыловым и другими ребятами в Серегиной комнате. С бутылкой «Porto Borges» я был VIP-персоной.
6.02.2020 г.
Свидетельство о публикации №225091300463