Вот получу диплом, махну в деревню

1. Распределение

               Про этот день, про этот час не надо объявлений -
               Ведь каждый знает, что у нас идёт распределенье,
               И в нашем деканате, распухшем от рыданий,
               Ходит-бродит разговор о северном сияньи

  Про распределение своё я уже пару раз писал. Объективно выглядело это так. Сидит в кабинете ректора комиссия, а студенты заходят по одному в порядке очерёдности, которая определялась успехами в учёбе. Первыми шли отличники, потом – не совсем отличники, за ними – совсем не отличники, и уже в конце – обычные студенты. Я в том списке стоял сразу за обладателями красных дипломов (у меня на первом курсе была одна лишняя четверка в сессии). У членов комиссии был свой список – мест, которые надо заполнить кадрами в первую очередь. А места эти находились конкретно на самом краю географии, и по своей воле медицинские кадры туда попадать не желали. Вот и выходили из ректората одна за другой зарёванные отличницы, сжимая в руке направление в дальние края. Единственным плюсом было то, что иногда распределяющемуся можно было получить узкую специализацию, которую в субординатуре (то есть на 6-м курсе) раздобыть было невозможно. И некоторые будущие терапевты получили возможность на краю света стать окулистами, лор-врачами, неврологами и даже акушерами-гинекологами.
  Я не помню, что именно мне предложили вначале (вроде бы на Алтае какую-то «дыру»), но я подписаться под этим отказался. Не спорил, не устраивал истерик, а просто сказал, что подписываться под этим не буду. На вопрос: «А чего же ты хочешь?» ответил честно: «Остаться в городе». «Таких вакансий нет!» - заверили меня члены комиссии. «Я подожду» - ответил я. «Ну-ну» - сказала комиссия. «Ну-ну» - согласился я. И шоу продолжилось.
 Время шло, однокурсники мои исчезали в недрах ректората и выходили с «путёвками в жизнь». Я периодически тоже нырял в этот кабинет, выслушивал очередное неприличное предложение, и снова отправлялся ждать. Наконец пошли последние распределяющиеся, в основном – отпетые разгильдяи. Они были  далеко не дураками, а просто не напрягались во время учебы – с соответствующими оценками во время сессий. И стали они выходить из кабинета с направлениями в больницы нашего города! Просто все неприглядные точки на карте региона были уже заполнены предшествующими отличниками, и осталось – это. Я ринулся в кабинет комиссии в надежде на удачу, но вредные дяденьки меня хорошо запомнили, и начался торг. В конце концов я получил место невролога в ближайшем к городу райцентре и, как писал Жванецкий, «мы расстались, причём я побежал».

2. Интернатура

               Мой халатик в чемодане, стетоскоп всегда в кармане

  Про интернатуру я тоже где-то уже писал. Ну, ничего страшного, авось ещё что-то вспомню. Вообще-то интернатура – дело ответственное, ты должен обучаться по утвержденному на кафедре плану, чтобы всесторонне овладеть основами будущей профессии. Это – незыблемое правило, и исключений в нём быть не должно. Естественно, для меня план составить забыли. Тот человек, который занимается интернами (вот уж не знаю, кто это такой, ни разу его не видел) почему-то решил, что для меня план составит лично профессор, заведующий кафедрой неврологии. А профессор, который меня прекрасно знал (он был нашим деканом, и я регулярно вручал ему билеты в «Агар») даже и не предполагал, что должен ещё и заниматься моими передвижениями по различным отделениям и больницам. В результате я зашел в кабинет профессора, поздоровался, вышел – и оказался в отделении нейрогенетики. Где и обучался почти полгода, пока кто-то не хватился, что моя интернатура протекает как-то односторонне. И я в ударном темпе отправился наверстывать упущенное.
  Конечно, я втайне надеялся, что за год интернатуры что-нибудь изменится в моей судьбе, и в райцентр ехать мне не придётся. В конце концов, я прилагал к этому определённые усилия: продолжал играть на сцене «Агара», занимался спортом и пил пиво с друзьями. В дальнейшем оказалось, что в плане перераспределения на работу это были пустые хлопоты.
  Сама по себе интернатура была делом однообразным. Ходил себе на службу, совместно с заведующей отделением принимал пациентов, писал дневники в историях болезни. Ещё дежурил по средам – то есть спал на кушетке в ординаторской. Больница по неотложке не дежурила, но будущий врач должен привыкать регулярно спать по ночам не дома, да. С дежурствами этими у меня была связана пара примечательных эпизодов.
  Однажды, когда я пару недель обучался в отделении нейрореабилитации, одна сотрудница поинтересовалась, почему я всегда дежурю именно по средам. Я стал объяснять, что по вторникам, четвергам и воскресеньям у меня репетиции в «Агаре», в понедельник и пятницу я хожу в бассейн или спортзал. В субботу я тоже чем-то был занят (не шаббат, нет, но тоже что-то важное, вроде похода за пивом). Поэтому для дежурств остаётся вот, среда. Беседовавшая со мной доктор, сексопатолог по специальности, с изумлением спросила: «А где в твоём расписании девушки?» И я задумался. Действительно, для девушек утверждённого расписания не было. Странно. Как-то они без всякого расписания вмешивались в мою жизнь. Непорядок, конечно…

  Еще из-за дежурств у меня приключился конфликт с главным врачом. Ну, как конфликт… Сильно подозреваю, что главный врач даже не заметил моего дерзкого поступка. Мужчина он был монументальный, сильно напоминавший мне литературного героя товарища Вунюкова из «Сказки о тройке» братьев Стругацких: «Затруднение? Устранить!» В общем, шел я по первому этажу на дежурство, и нёс с собой куртку, чтобы укрыться ею во время сна (одеяло мне не выдавалось почему-то). И не повезло мне попасться на глаза главному врачу, который велел сдать куртку в гардероб. Мой ответ, что куртка мне нужна в качестве одеяла, руководителя сильно возмутил, и он сказал, что дежурство у меня – без права сна. Тут уже возмутился я, и стал доказывать оппоненту всю ошибочность его мнения. «Затруднение?» - констатировал главный врач, - «Устранить, и утром явиться ко мне в кабинет!»
  Так-то главный врач начальником моим не был. Интерны – существа, числящиеся за учебным отделом института, процесс обучения проходят они на базах различных больниц и поликлиник, и пугаться каждого главного врача не обязаны. В теории, да. В итоге утром я явился в приемную руководителя и обнаружил, что он думать обо мне забыл и проводит, видите ли, какую-то планерку с заведующими. А ведь я целую речь приготовил! На устроенный мною шум вышел из своего кабинета начмед, выслушал меня и дал ценный совет: «Шёл бы ты отсюда!» На этом моя борьба за права угнетённых интернов и закончилась.

  Так как за год интернатуры чуда не произошло, то пришлось мне ехать в Горьковский район – согласно упомянутому выше распределению.


3. Кадровый вопрос и кадровый ответ

            Действие равно противодействию
            (третий закон Ньютона)

  Сейчас опять поднимают вопрос о принудительном распределении выпускников медицинских университетов в те края, где почему-то никто работать не желает. И поднимают его люди, которые сами-то лечатся у опытных специалистов, и уровень знаний вчерашних выпускников представляют себе смутно. А нынче народ у нас стал юридически шибко грамотным, и неизбежные для молодых специалистов ошибки могут кончиться для врачей этих очень плохо. И с трудом заполненная брешь в кадровом расписании вскоре вновь станет вакантной. Ну, это временя нынешние. Я же вспоминаю дела прошедших дней.

  В положенный по закону день, рано утром, я ехал в рейсовом автобусе в Горьковское. Так совпало, что в том же автобусе ехал еще один распределённый в район мой однокурсник, Александр. Он был по возрасту на пару лет старше меня, вид имел солидный и представительный, и всю дорогу рассказывал мне, как он рад распределению заведующим в маленькую участковую больничку (Александр называл эту должность пафосно – «главный врач»). Главный, он же единственный. «Жить я буду хорошо», - планировал Александр, - «Хозяйство заведу, живность всякую, жену. В больнице порядок у меня будет, ни один пациент без подарочка ко мне не зайдёт. Яички, маслице, сметанка». Я же делился с ним планами свалить из ЦРБ при первой же возможности. Жизнь жестоко порушила наши планы. Александра руководство, очарованное его внушительным видом, в участковую больницу не отпустило, и остался он в ЦРБ, заместителем главного врача по организационно-методической работе. Где и пребывает по сей день. От меня же постоянно пытались избавиться и сплавить в участковые больницы, но моё высокое звание невролога мешало этим планам. Впрочем, пару раз меня командировали на участок в связи с резким выходом из строя тамошних заведующих (запой).

  По прибытии на новое место работы меня познакомили с коллективом ЦРБ. Лица многих врачей показались мне смутно знакомыми, и не удивительно: подавляющее большинство сотрудников окончили институт за год до меня. Редким исключением оказались главный врач Валера и его жена Оля – они работали здесь уже четыре года. Были ещё более уникальные кадры.
  Очень примечательным был невысокий худенький доктор лет сорока по имени Владимир. Ну, по правде говоря, звали-то все его Вовка. Трезвым он не был никогда, являясь в деле пьянства большим специалистом. Меня он поразил шикарной лекцией на тему «Как маскировать утреннее состояние похмелья». Кажется, я даже конспект записал, что-то там про витамины группы В. Этот самый Вовка был незаменимым кадром. Он мог работать рентгенологом, хирургом, терапевтом и еще черт знает кем, не давая заглохнуть лечебному процессу в ЦРБ. А еще Вовка пользовался большим успехом у одиноких женщин как в райцентре, так и в ближайших сёлах. В общем, как говорил поэт, «гвозди бы делать из этих людей». А нынче всё саморезы какие-то, ни одного крепкого гвоздя…
  Большим авторитетом в коллективе пользовался еще местный хирург Степаныч, взрослый такой мужчина неопределённого возраста в очках. Мне он казался этаким столпом Горьковской ЦРБ, вокруг которого эту больницу и построили, и без которого она непременно бы рухнула. Степаныч был тут всегда, и будет пребывать вечно, пока алкоголь не сведёт его в могилу. Недавно я с изумлением узнал, что Степаныч был старше меня всего на шесть лет. Вот как старят человека очки и панкреатит.

  В общем, облздрав совершал некое действие: распределял в сёла молодых специалистов. Конкретно в Горьковское за год до меня приехали шесть или семь врачей, в один год со мной – ещё пятеро. А потом, в соответствии с тем самым третьим законом Ньютона, наступило противодействие. Отработав положенные три года, уехал я и еще трое врачей. Почти все остальные задержались еще максимум на 2 года – исключительно с целью получить положенные сельским врачам по льготе хорошую мебель, автомобиль или даже квартиру, после чего тоже вернулись в город. В конечном итоге, из молодежи осталась только гинеколог Нина. Так ведь у Нины в Горьковском жили её родители и муж, она бы и без всякого распределения сюда приехала работать. Ну и однокурсник мой Александр остался, но его обеспечили должностью, жильём и женой (тоже из числа заместителей главного врача).

  Наверное, после этого в район распределяли ещё кого-то. Но с гордостью могу сообщить, что мне замены не нашлось! «Незаменимых у нас нет», как же! Невролога в Горьковской ЦРБ не было ещё лет пятнадцать.

Сентябрь 2025