Беседа с духом сновидений кот и скрипка

У кота, что ночью сидел на крыше, обхватив мягкими лапами скрипку, тела не было. Был ворох звёзд, искр и волшебства, сердце и душа. Даже без тела, в своей полупрозрачной оболочке, он был лучше, чем яркие девочки на лавочке у подъезда. Кот являл собой духа сновидений. Творил всё самое неземное.



Настоящее остаётся на крыше, прошлое заполняет тело


Жилистый человек, впившись острыми пальцами в обивку видавшего
виды портфеля, преодолевал последние шаги до дома. Из-под прижавшейся к
стене дома скамейки выбежала облезлая кошка. В глаза сразу бросились
многочисленные граффити. В одних буквы текли, как проколотый желток
утренней яичницы, с другой же стороны каждому вошедшему улыбались мыши,
собаки и кролики в солнечно защитных очках своими кривоватыми улыбками.

Джей Йонс зашёл в дом. Туда, где тело болит, а сердце гниёт. Примерно так
можно было описать это неуклюжее строение.

Подняться на третий этаж значило совершить подвиг. Нужно было не убиться на
расколотых (каждый день появлялись новые, старые не убирались) бутылках, не
спровоцировать несколько наркоманов, под вечер растянувшихся на лестничной
клетке. Школьникам, что жили здесь, он сожалел по причине заранее сломанной
жизни и завидовал возможности переезда в студенческое общежитие и
попеременным ночёвкам у друзей. Он же обречён доживать свои годы здесь.

Память ещё не стёрла из его воспоминаний детство. Добрые бабушки, сидящие
на скамейках (тогда ещё цельных), соседи, каждого из которых он уважал и
знал по имени отчеству, клумбы и ласточки под окнами. Словно вечное лето. Оно
закончилось будто в один день. Так внезапно и резко.

Джей похлопал себя по карманам, ища ключи. Его квартира была под самой
крышей, на которой, он знал и видел, кое-кто жил. И явно не обычный человек.
Дверь была тонкой, почти картонной, её мог выломать и ребёнок. Но даже
простой прохожий с первого взгляда понимал — у этих людей нечего брать. Их
уже обокрала жизнь.

Джей откидывает портфель к двери ванной, что прямо напротив входной,
снимает обувь и неспешно проходит на кухню. Ставит чайник на газовую,
проржавевшую в ста пяти местах, плиту. Ждёт, пока вода забурлит. Заливает ею
лапшу и растворимый кофе, недавно купленные в ларьке неподалёку (на
большее не хватает ни денег, ни умений). Неспеша ест, напоследок закуривает
всё это сигаретой. Посуду (вилку и кружку, лапша была в одноразовом
пенопластовом корытце, кофе перемешивался обратной стороной вилки) мыть
не хочется. Джей просидел на дешёвом стуле из комиссионного магазина, пока
звёзды не запели серенаду. На крыше послышались шорохи. Пора.

Он возвращается в прихожую (помещение меньше, чем метр на метр) и шнурует
высокие ботинки. Путь сегодня будет долгий.

Напоследок смотрит на свою душу, оставленную утром, перед уходом на работу,
на полу у дивана. Берёт её в руки, осматривает со всех сторон, прижимает к
груди и, толкнув дверь ногой, направляется к лестнице.

На крыше дома белый кот играл на скрипке. Сидел, обхватив когтями передних
лап смычок и корпус инструмента, задние же впивались в плиточное покрытие.

Дверь протяжно взвыла, когда Джей тихо открыл её, направляясь к коту. Тот
даже головы не повернул, когда он беспечно сел рядом. Они давние друзья.


— Ты мне до этого только во снах снился, — Джей стучит каблуком массивного
ботинка о водосточную трубу, распахивает куртку. Холод залезает под кости,
зато думается быстрее. Мозг мёрзнет и очищается.

— Тебе вообще много снится.

— Это да. Я заметил. А ты вот играешь здесь каждую ночь — зачем?

— Я призываю звёзды, чтобы к таким, как ты, приходили нужные сны. Чтобы вы
глупостей не творили.

— Мне и вещие иногда видятся. Это что же — тоже правильно? В будущее ведь
смотреть нельзя.
— Иногда бывает, что мне мешают. Тогда лапа дёргается, струны издают не тот
звук, и всё, кранты. Считай, пропал. И в голову человеку может пробить дорогу
совсем не то, что нужно. А мне потом расплачиваться.

— И как же ты платишь?

— Приходится говорить с душой. В итоге переговоры заканчиваются тем, что
она отделяется от тела на какое-то время, и позже возвращается. Но
просыпается человек другим. Собой, а вроде и нет. То же самое произошло с
тобой и Хакуро. Я не планировал, что вы встретитесь. Но уж как получилось.

От произнесённого имени ощущение, что под рёбра что-то вонзили, прокрутили
и вытащили.

— Хочешь покажу, как делаю это?

Джей не успевает подумать:

— Давай.

Хрустальная музыка вязкой волной медленно разлилась между звёзд, цепляясь
об их остроконечные лучи.

***

В жизни Джея было счастливое время. Те моменты недосягаемы и далеки.
Джею снова семнадцать, ведь музыка может творить чудеса.

— Меня зовут Хакуро, я ваша ровесница, — тихо проговорила девушка, что по
словам учителя только вчера перевелась в их школу. Так странно. Во втором
месяце выпускного класса.

По скованной позе, платью, что явно куплено не недавно и добрым глазам Джей
понял — она не приживётся здесь. Среди сомнительных мальчиков и
пустоголовых девочек.

На перемене она подошла к нему.

— Привет.

— Ага.

И больше ничего. Джею не пришлось произнести ещё хоть что-то, чтобы всё
понять.

На следующий день он подошёл к ней первым, встретив по дороге в школу.
Оказывается они жили в соседних домах. Расстояние метров десять, но разница
разительная — дом Хакуро был похож на разваливающуюся коробку. В нём,
поговаривали, жили цыгане. Дом Джея же походил на огромную клумбу. Он
тогда не обратил внимания на это отличие. Зря.

Каждый день они ходили в школу вместе. Вставали раньше всех, и, пока никто
не видел, кормили котят за гаражами влажным кормом, купленным заранее.
Иногда Джей приносил отварную курицу.

Зимой спасали уже повзрослевших котов от холодов. А ранней весной появились
новорождённые котята и пинхольная камера.

Вечером, когда закатное осеннее солнце взрывалось апельсиновыми брызгами, а
все кафе закрывались, они расходились домой. Джей не знал, какие у неё
отношения с родителями, чем она занимается, кроме домашнего задания, дома.
Хакуро всегда обдавала окружающих нежным теплом молчания, слушала
внимательно, но когда произносила что-то — каждое слово было крепкими
объятиями.

Знакомство с ней было первым верным решением в жизни Джея.
Счастье в мелочах. В брошке в виде оленёнка, в побеге от одноклассников, в
мышонке, укравшем апельсин и сидевшим под лестницей, в рисунке на гараже,
в ленточке в волосах.

А несчастье в случаях. В черной кошке, в видениях, в домашних побоях, что в тот
день были сильнее обычного. В пьяном отце Хакуро, из-за которого она решила
выбежать на улицу столь рано.

Она побродила по окрестностям и, устав, пошла к гаражам, куда они недавно
перетащили скамейку с пустыря. На ней было бы удобно промыть раны водой из
школьной бутылки, зарыться носом в кошачий пух и погрустить, пока никто не
видит. Кроме Джея в её жизни нет и никогда не было людей, с которыми можно
вот так просто. общаться? Хакуро это ценила, и решила сегодня рассказать ему
всё-всё-всё о себе.

Вместо ветра, по-осеннему пожелтевших зарослей и ржавых стен заброшенных
низких построек она застала уязвимых существ. Людей. Нездоровых,
шатающихся как шарнирные куклы взад-вперёд.

Их предводитель — Нэффи, парень из её школы.

— Привет, Дорогая, — Нэффи усмехнулся.

Хакуро попятилась, её взгляд упал на что-то маленькое, разодранное за
спинами пяти парней. Котята. К горлу подступила тошнота и девушка прикрыла
рот руками.

Её реакция вызвала всеобщее, хоть и тихое, но веселье.

— Как тебе идея, чтобы… немного поразвлечься? Мне кажется, это будет весело,
Дорогая.

Нэффи подцепил пальцем её подбородок, направляя взгляд на себя. Кто-то
подошёл сзади, грубо перехватил запястья (у уже избитого, слабого, уставшего
от ходьбы тела не было и шанса попытаться выбраться), перевязал их бечёвкой.
Затем последовал удар в живот. Колени предательски согнулись, обрекая тело
осесть на землю. Хакуро сжала зубы до скрежета и опустила взгляд.

Послышался лязг пряжки ремня, тяжёлая рука с мясистыми пальцами в кольцах,
грубо врезающихся в обилие плоти, надавила на затылок.

Пока она откашливалась, пытаясь хоть немного избавиться от мерзкого вкуса во
рту, чья-то нога в тяжёлой обуви впилась в позвонки, заставляя упереться
подбородком в подставленную тумбу. Необтёсанная поверхность больно
резанула по коже. К глазам кто-то поднёс спичку. И вторую, и третью.

Раздался крик. Хакуро даже не поняла, что кричит она, пока ей рот не заткнули
чем-то мягким, на вкус, как прокисшее молоко. Скорее всего грязная ткань. Тем
не менее из глотки продолжали вырываться смятые звуки. В районе колен
разлилась резкая боль.

Где Джей?????

Больше Хакуро ни о чём не успела подумать.

Солнце померкло, искусство закончилось, звуки приглушились, лаванда
окрасилась в красный, стрелки часов отсчитали последние моменты и дыхание
прервалось.

В брюшную полость вошло лезвие.

Её убили на манер грязных уличных собак. Она должна была стать чьим-то
богом, а стала хрустальными слезами.

Джей пришёл на их место к семи утра. Семь утра. Условленное время, цифра Б-
га и удачи.

А Хакуро пришла к шести, к Г-же Смерти.

Теперь для Джея между ними нет разницы.

Тот день он не забудет никогда.

По шприцам, валяющимся тут и там, было несложно догадаться о том, кто.
Ещё бы, Нэффи был настолько уверен в слабости всех, кроме себя, что не только
не потрудился забрать кепку с места преступления, но и оставил послание.

«Утренний подарок от Н. Для тебя, Джей».

Хакуро — единственная, кто имел не просто внешнюю оболочку, но и душу,
полную цветов. Та, что могла спасти от смерти. Но её больше нет, она проткнута
штилями звёзд, её душа растлена среди орбит, покоится далеко отсюда, в самой
вышине, где планеты — её друзья.

А Джею с этим жить.

Его ангела больше нет. Сердце-леденец, перемотанное жгутами, склеенное и
зашитое, но главное, что цельное, больше не билось.

— Говорят, она была той ещё развратницей, — девочка, сидящая на спинке
скамейки возле подъезда, с белыми волосами и заколкой в виде вишнёвого
леденца прикрывала рукой рот, но её улыбку было всё равно видно.

— А я слышала, что она издевалась над стариками и даже грешила мелким
воровством, — сказала её подружка, такая же глупая на вид.

— Пожалуй и хорошо, что её убили, — задумчиво протянула третья. — С ней же и
не общался никто.

Слёзы обожгли Джею, торопливо ищущему ключи, полюса щёк выжигающими
по;лосами. Он не знал, как доказать им обратное. И не собирался — это было бы
бесполезно.

Войдя в подъезд, он столкнулся с Нэффи. И совершил второй и последний в
своей жизни верный поступок.

***

Кот усмехнулся, опуская скрипку.

— Я знал, что ты поступишь так снова.

У кота, что ночью сидел на крыше, обхватив своими мягкими лапами скрипку,
тела не было. Был ворох звёзд, искр и волшебства, сердце и душа. Даже без
тела, в своей полупрозрачной оболочке, он был лучше, чем яркие девочки на
лавочке у подъезда. Кот являл собой духа сновидений. Творил всё самое
неземное.


04.02.23; Mishedy