Подранки. Горечь желторотая ч. 12 гл. 2 18 плюс

Демонстрируются сцены жестокости и насилия. Ограничения 18 плюс

Часть 12 Васёк

Глава 2 Мать

Ноги онемели, и Васенька их уже не чувствовал.

Очень хотелось пить, спать и в туалет.

«Ещё немного, и обмочу штаны, как в детстве. Хотя, мне уже все равно. Лучше бы убил меня этот хряк, чем дальше терпеть и мучиться от боли».

Он не смел позвать мать. Уже рассвело, а за перегородкой - шкафом и занавеской - только недавно прекратилась возня, сопение и довольные рыки и возгласы отчима, тягучие стоны и всхлипывания матери, лязганье и равномерные удары старой железной кровати о стену.

«Надо же, столько винища употребил, а мучает мать всю ночь, не дрыхнет, боров поганый. И я тут, в углу, на коленках мытарюсь. Боль адская, аж в глазах темнеет, того и гляди в обморок хлопнусь. Никто меня не спасёт, не защитит от страшного врага, поселившегося в нашем с мамкой доме. Папочка, почему же ты так скоро покинул нас? Лег в сырую землю, оставив нас с матерью одних без защиты и помощи. Ещё немного, и твой любимый сын больше не выдержит. Тогда, может быть, ты заберешь меня к себе на небушко?»

Наконец, по комнате прокатился раскатистый храп отчима.

Сквозь мучительную жуткую дрему Вася услышал жаркий шёпот матери. Она посмела встать с кровати, кинулась к сыну, обхватила его трясущимися израненными руками.

- Сыночек, миленький, вставай, быстрее иди к соседке тете Маше. Она тебя спрячет.

Мама судорожно обнимала Васеньку, беззвучно рыдала, зажимая свой рот ладонью, чтобы ненароком не разбудить спящего монстра, а обильные горькие слезы вперемежку с сукровицей заливали её опухшее от побоев лицо и остатки разорванной в клочья одежды.

- Давай я тебе помогу, малыш мой. Не приходи пока домой несколько дней, и в школу не ходи.

- А ты как же, мамочка? Он ведь убьёт тебя!

- Да мне уж все равно, главное, чтобы ты не терпел от него лиха.

- А если он тебя прибьёт, с кем я буду жить? С ним?

- Не-е-ет, - глаза матери широко раскрылись и лихорадочно заблестели, - если он меня убьёт, то его сразу посадят в тюрьму, и ты от него, наконец, избавишься.

Вася задрожал от ужаса, зуб на зуб не попадал от мучительной страшной мысли: «Ах вот как мать удумала освободить его от вражины и кончить свои мучения!»

Он тяжело задышал, часто моргая глазами, пытаясь не закричать от боли и страха.

- Но тебя больше не будет, мама! Как же я останусь без тебя!? Папа меня покинул, и ты тоже хочешь меня бросить? Мамочка! Побежим вместе! Пойдём с тобой в полицию и расскажем там все, как он издевается над нами, бьёт и мучает.

- И что будет дальше? Его же не заберут, не арестуют. Я узнавала, что его арестуют, только если он убьет кого-то. Так пускай уж лучше меня! Он ведь мне сказал, что подкараулит меня и убьёт, если я его выгоню. Нет, сыночек, мне уже никто не поможет. Я сама виновата, что привела его в наш дом. А ты беги.

- Нет, я никуда не пойду. Я должен тебя защищать.

- Глупенький мой несмышленыш. Как же ты сможешь меня защитить от такого монстра!? Маленький мой, счастье мое.

Мать обняла своего сына. Руки её тряслись, тело, будто в ознобе, лихорадочно вздрагивало. Василий вдруг явственно осознал, как слаба, напугана и забита его мать, и отчётливо понял для себя, что она не сможет помочь ни ему - своему ребёнку, ни себе. Так и будет подчиняться изуверу, терпеть и позволять мучить его - Васю, не имея возможности прекратить его страдания.

«Несчастная, слабая, любимая мамочка. А ведь прав был Семка. Я сам должен защитить мать от врага. Вот он, храпит на кровати, довольный, что справился с теми, кто во много, много раз слабее его. А ведь кроме меня ей никто не поможет, потому что только я в доме - мужчина».

***

Как же саднят коленки, и все ноги прямо до щиколоток в адском пламени! Вася посмотрел на часы. Уже очень давно он стоит в этом ненавистном углу. Ни конца, ни краю! Застонал, свалился на бок, пытаясь вытянуть скрюченные, онемевшие, непослушные конечности, пытаясь разглядеть, отчего ему так мучительно больно.

Ужаснулся! От коленей до пальцев ног - сплошное гречишно-кровавое жуткое месиво! Крупа запеклась с кровью, проникла под кожу, вросла в его тело, превратившись в единый с его организмом мясо-гречневый асфальт - одну сплошную огромную болячку, сочившуюся кровью и гнойной мокротой. Попробовал ковырнуть пальцем вросшее в кожу зёрнышко, и закричал от боли.

- Сынок, сынок! Боже мой! Что же это!? - мать увидела, запричитала, засуетилась, забегала.

- Подумаешь, - загыгыкал хряк, - мелкий хлюпик теперь будет знать, как вякать в мою сторону! Поделом ему, паскуднику! Чего разлёгся?! Собирайся, иди в школу!

- Да как он пойдёт!? На такие раны он и штаны надеть не сможет!

- Ой, раскудахталась! А ну-ка, иди в магазин, принеси мне опохмелиться. А он пускай поваляется. Ничего с ним не сделается.

- Сам иди! Это мой ребёнок, и мне надо его перевязать, обработать раны.

- Дура. Ладно. Кудахтай дальше над своим выкормышем. Смотри, скоро сядет тебе на башку и ноги свесит. Балуй его больше!

Мать мучительно ждала, когда же сожитель уйдёт прочь, чтобы не стоял над душой со своими ядовитыми замечаниями и репликами, не ухмылялся радостно своей противной рожей, и как только за ним захлопнулась дверь и стихли шаги в конце коридора, кинулась к соседке.

- Ох-ох-ох, что наделал, пьяное животное! - причитала тётя Маша, осматривая Васины ноги, - ты как хочешь, а я звоню в полицию и «скорую».

Она решительно взялась за телефон.

- Маша, ведь он убьет меня!

- А ты думаешь, что он и так тебя не прибьёт? Рано или поздно - все к одному, если не выгонишь его. А еще хуже, если мальчонку изуродует. Ты этого хочешь?

***

Что ж, полиция, медики на «скорой», соседи - дяди и тёти с сочувствующими лицами, «охи-ахи», соболезнования.

Больница, операции, перевязки.

Мама приходила к нему в палату по нескольку раз за день. Кормила, гладила по головке, личику, ручкам, бинтам, покрывающим страшные раны и рубцы на израненных ножках, причитая и роняя слезы:

- Миленький, прости меня, глупую. Это я во всем виновата. Прости.

Лицо матери с каждым днём становилось все печальнее, количество синяков и ран на её теле увеличивалось, надетая на ней одежда, полностью скрывающая участки кожи, становилась все плотнее.

И наступил день, когда мама не пришла.

Продолжение следует