Задорнов и демократия

Михаил Задорнов, как известный сатирик и публицист, часто высказывался о российской демократии, но делал это в своей фирменной, ироничной манере. Его мысли по этому поводу не были прямым политическим анализом, а скорее сатирическими наблюдениями, основанными на игре слов, парадоксах и высмеивании человеческих слабостей.
Вот несколько ключевых моментов его позиции, собранных из его выступлений и цитат:

 * "Демократия — это власть демона". Одна из самых известных его фраз. Задорнов обыгрывал созвучие слов "демократия" и "демон". Он утверждал, что в современном мире это понятие стало инструментом для манипулирования массами и прикрытия истинной власти — власти денег и олигархов. По его мнению, те, кто верит в демократию, — это "лохи", а те, кто её использует, — "демоны", которые умело "разводят" людей.

 * "Демократия — это воздушный шар, который висит у вас над головами и заставляет глазеть вверх, пока другие шарят у вас по карманам". Эта цитата ещё более точно иллюстрирует его взгляд. Он считал, что разговоры о демократии отвлекают людей от реальных проблем: коррупции, экономических трудностей и обнищания. Пока народ обсуждает политические свободы, кто-то другой тихо "обкрадывает" страну.

 * "В России демократия под управлением ФСБ". Задорнов отмечал уникальный, по его мнению, российский парадокс, где западные институты, такие как демократия, приживаются на своеобразной почве, получая совершенно иное наполнение. Он намекал на то, что формальные демократические процедуры могут существовать, но реальные рычаги власти находятся в других руках.

 * "Российские партии — это видимость демократии". Он скептически относился к партийной системе в России, считая, что люди вступают в партии не ради идей, а ради личной выгоды и возможности "присосаться к государственному пирогу".
В целом, Задорнов не столько критиковал саму идею демократии, сколько её российскую и, шире, мировую, реализацию. Он высмеивал:

 * Имитацию и показуху: Когда внешние атрибуты свободы и выбора есть, но по сути ничего не меняется.

 * Наивность народа: Тех, кто искренне верит в красивый фасад, не замечая того, что происходит за кулисами.

 * Цинизм властей: Которые используют демократические лозунги для своих корыстных целей.
Для Задорнова российская демократия была не столько политическим строем, сколько ещё одним проявлением уникального русского характера и парадоксальности жизни в России, где форма часто не соответствует содержанию.

Демон-кратия

Михаил Задорнов сидел в своём кабинете, уставившись в монитор. На экране — запись очередных теледебатов, где его оппонент, профессор-политолог в очках, размахивал руками и убеждал аудиторию в преимуществах западной демократии.
— Вы не понимаете! — горячился профессор. — Демократия — это столп свободы! Это основа цивилизованного общества!
Задорнов улыбнулся. Он уже слышал это тысячи раз. Для него все эти слова были как старая, заезженная пластинка. Он взял карандаш и начал что-то чертить на листке.
— Ну, что, Михаил Николаевич? — спросил его молодой помощник. — Как будем отвечать? Нам на той неделе на передачу.
— Да что им отвечать? Они же всерьёз всё это говорят, — усмехнулся Задорнов. — Они не видят, что их демократия — это как дорогая машина, которую дали в аренду, а бензин купить забыли. Ездит, вроде, но только с горки.
Помощник кивнул, привыкший к метафорам.
— Вот смотри, — продолжил Задорнов, обводя нарисованный им кружок. — Демократия — это власть народа, так? "Дэмос" — народ, "кратос" — власть. А у нас как?
Он нарисовал рядом ещё один кружок, а в нём — маленького, горбатого человечка.
— А у нас демон-кратия. Власть демона. Ведь кто сейчас правит бал? Не народ. А те, кто умеет манипулировать сознанием этого народа. Те, кто заставляет их верить, что они что-то выбирают. А на самом деле, им просто дают право выбора между двумя сортами одной и той же... ну, ты понял.
Наконец наступил день передачи. Задорнов сидел напротив того самого профессора. Тот нервно поправлял галстук, его глаза горели.
— Михаил Николаевич! — начал он с нажимом. — Вы своими шутками подрываете основы государственности! Вы принижаете величайшее достижение человечества — право выбирать!
Задорнов спокойно посмотрел на него.
— Да что вы, Иван Петрович. Я ничего не принижаю. Я просто смотрю на вещи, как они есть. Вот вы говорите — право выбирать. А я смотрю, и что я вижу? Выборы. На них люди голосуют. А потом что?
— Потом, — с пеной у рта воскликнул профессор, — избранники народа воплощают в жизнь его волю!
— Волю народа? — Задорнов театрально рассмеялся. — Это как, вы мне объясните? Я вот хочу, чтобы дороги были ровными, а сосед мой хочет, чтобы налоги были ниже. А вот у тёщи моей вообще своя воля — чтобы её дача была поближе к Кремлю. Как вы всё это в одну волю соберёте?
— Для этого и существуют программы, — профессор уже переходил на крик.
— Программы? — Задорнов покачал головой. — Программы, Иван Петрович, пишут маркетологи. Они же вам и шампуни продают, и машины. Просто в данном случае они продают вам веру в то, что вы чего-то там решаете.
— Но это же диктатура! — выкрикнул профессор, и по его подбородку стекла капелька слюны.
— Да какая диктатура? — Задорнов поднял руки в примирительном жесте. — Диктатор — это один человек, которого видно. Его можно сместить, если что. А в демократии, как вы её понимаете, — диктатура анонимная. Сидят за ширмами, дёргают за ниточки. Никто не знает, кто они, но зато все знают, что у них много денег. Вот и вся ваша демон-кратия.
Профессор замер, обескураженный, пытаясь найти достойный ответ. Но Задорнов уже не давал ему слова, обращаясь к аудитории:
— Помните, друзья. Демократия — это как пустая бутылка из-под шампанского. Красивая, блестящая, с этикеткой. А внутри — пустота. И не надо на неё любоваться. Лучше оглянитесь по сторонам, и поймите, кто на самом деле у вас по карманам шарит, пока вы на этот блеск смотрите.
Задорнов улыбнулся. Его шутка попала в самую точку, и зрители в зале, пусть и не все, засмеялись. Ведь, как он любил повторять, смех — лучшее оружие против глупости и обмана.

Задорнов и Зеркало

После передачи, на которой он так элегантно разбил доводы профессора, Задорнов чувствовал лёгкую усталость, но и удовлетворение. Его кабинет, где он любил сидеть по вечерам, был его крепостью. В углу стоял большой глобус, на который он иногда бросал взгляд, размышляя о масштабах человеческой глупости.
"Странные они люди," — думал он, поглаживая корешок старой книги. — "С одной стороны, хотят быть свободными, а с другой — сами строят себе тюрьмы из слов."
Именно слова были его главным оружием. Он не придумывал их, а лишь переворачивал, заставляя сиять под другим углом, как грани бриллианта.
"Вот, например, слово «прогресс»," — размышлял Задорнов. — "Все о нём говорят, стремятся к нему. А что это на самом деле? Вчера у нас была булка за пять рублей, сегодня за десять, а завтра за двадцать. Это что — прогресс?"
Он встал, подошёл к зеркалу и посмотрел на своё отражение. Ему казалось, что он видит не себя, а собирательный образ русского человека, который так часто становился героем его шуток. Человека, который всё понимает, но ничего не может изменить.
"Мы постоянно чего-то ждём," — продолжал он размышлять. — "Ждём перемен, ждём, что кто-то придёт и всё за нас сделает. А на Западе? Там люди сами себе проблемы создают, а потом с ними мужественно борются. Придумывают себе права и свободы, а потом судятся за них. Как дети, которые сами себе песочницу построили, а потом делят в ней игрушки."
Задорнов не был русофилом в привычном смысле слова. Он не идеализировал Россию, а скорее любил её за её парадоксальность и непредсказуемость. Его сатира была не злобой, а скорее горькой любовью. Он смеялся над тем, что знал и любил, над самим собой.
"А Америка?" — его взгляд упал на карту. — "Что там? Они верят в свою исключительность. В то, что они — вершина эволюции. А на самом деле они — вершина потребления. Все их ценности — это ценники. Свобода — это свобода покупать. Демократия — это свобода выбирать, что купить. И они этого не видят. А мы видим, и смеёмся. И, может быть, именно поэтому мы и выживаем."
Задорнов считал, что смех — это не просто развлечение, это защитный механизм. Смеясь над собой и над миром, русские люди не теряют надежду и сохраняют здравый смысл. Ведь если над проблемой можно посмеяться, значит, она не так уж и страшна.
Он вернулся к столу и начал писать новый монолог. Он знал, что его снова будут обвинять в подрыве устоев, в неуважении. Но он также знал, что его шутки — это не просто слова, а маленькие зеркала, в которых каждый может увидеть своё отражение. И только тот, кто готов смеяться над собой, способен на настоящие перемены.
Задорнов и Судьба
Задорнов не переставал размышлять. Он считал, что каждая его шутка — это маленький кирпичик в фундаменте того, что он называл "русской мудростью". И эта мудрость, по его мнению, заключалась в умении видеть абсурдность жизни и не терять при этом надежду.
"Вот говорят, русский — ленивый," — размышлял он, сидя в кресле-качалке, подаренном ему поклонниками. — "А я скажу вам — это не лень, это экономия сил. Русский человек не будет делать лишних движений, потому что знает: жизнь — марафон, а не спринт. Зачем бежать, если можно пройти? И он прав."
Он часто думал о судьбе. Не о фатализме, а о том, что у русского человека своя, особая судьба, которая не вписывается в западные схемы.
"Помните, как мы в детстве играли в машинки? У немцев — аккуратные, по дорожкам. У американцев — огромные, по широким шоссе. А у нас? А у нас нет дорог. Мы берём свою машинку и едем, где хотим. И вот эта способность — ехать, где хочешь, даже если нет дороги, — это и есть наша судьба. Мы не подчиняемся правилам, мы их создаём."
Задорнов не призывал к анархии. Он призывал к здравомыслию, к тому, чтобы видеть мир не через призму чужих идеалов, а через свой, уникальный опыт. Он высмеивал тягу к копированию, к слепому подражанию Западу.
"Мы строим демократию, а получается — 'дамократия'. Потому что на все наши ошибки нам говорят: 'Ну, да ладно, ничего страшного'. Мы строим рынок, а получается — 'базар'. Потому что у каждого свой товар, и каждый хочет продать его подороже. Мы строим общество, а получается — 'обчество'. Потому что никто ни за что не отвечает."
Его любили за то, что он говорил о простых и понятных вещах. Он не предлагал решений, он предлагал посмотреть на проблему под другим углом. И этот угол, как правило, оказывался очень смешным и очень точным.
"Нас часто спрашивают: а что делать? А я скажу вам — ничего не делать. Просто смотрите. Просто думайте. Просто смейтесь. Потому что когда человек перестает смеяться над собой, он превращается в то, над чем смеялись другие. И это — самая большая трагедия."
Задорнов считал, что его миссия — не изменить мир, а дать людям возможность увидеть его настоящим. Со всеми его парадоксами, глупостями и абсурдом. Он был не просто сатириком, а своего рода зеркалом, в котором отражалась душа русского народа. И смех в этом зеркале был самым честным и самым горьким ответом на все вопросы.               

Задорнов и Чёрная Пятница

Задорнов сидел в своём кабинете и смотрел новости по телевизору. Канал показывал сюжет из американского торгового центра: толпа людей, как обезумевшее стадо, врывалась в магазин, хватая с полок телевизоры и микроволновки. Это была "Чёрная пятница".
"Вот это да," — усмехнулся он. — "Посмотрите, во что они превратили человека. Животные! Да-да, животные. Животные ведь тоже дерутся за еду. Но чтобы так драться за скидку в двадцать процентов... это только человек может."
Он взял ручку и начал что-то записывать. Ему казалось, что этот "праздник" — квинтэссенция всего, что он высмеивал в капитализме.
"А ведь это же целый ритуал," — думал он. — "За несколько дней до этого они готовятся. Составляют списки, вычисляют скидки, обсуждают тактику. Как будто готовятся к битве. И это — битва! Битва за право купить то, что тебе, по сути, не нужно."
Ему было смешно и грустно одновременно. Смешно, потому что он видел в этом абсурд, который не мог не вызвать улыбку. Грустно, потому что он понимал, что этот абсурд — это новая реальность.
На очередной передаче Задорнов вышел на сцену и начал свой монолог.
— Друзья, вы знаете, что такое Чёрная пятница? Это как День Победы, только наоборот. В День Победы мы радуемся, что освободились. А в Чёрную пятницу — что купили. Но что мы купили? Рабство! Ведь когда вы покупаете что-то ненужное, вы несёте домой не вещь, а обязательство. Кредит, долг, или просто чувство вины за потраченные деньги.
Публика засмеялась, но Задорнов продолжал серьёзным тоном:
— Вы думаете, вы победили, получив скидку? Нет! Это вы проиграли. Ведь вы тратите деньги, которые ещё не заработали, чтобы купить вещи, которые вам не нужны, чтобы впечатлить людей, которые вам не нравятся! Это же вершина абсурда!
Он сделал паузу, а затем продолжил, понизив голос:
— А ведь раньше как было? Человек копил на что-то важное. На дом, на машину, на учёбу для детей. И это было целью. А сейчас цель — просто покупать. Завтра — новая модель, послезавтра — ещё одна. И вы как белка в колесе, которая бежит, но никуда не приходит.
Его взгляд стал грустным.
— Я вот смотрю на это и думаю: что мы оставим нашим детям? Электронные гаджеты, которые устареют через год? Пластиковые карточки с долгами? Нет. Мы оставим им пустоту. Пустоту в душе, которую мы сами заполнили вещами. И они будут такими же рабами, как и мы.
Он подошёл к краю сцены и, глядя в глаза зрителям, закончил свой монолог:
— Помните, друзья. Самая большая скидка в жизни — это свобода. Свобода от этого безумного желания покупать. Свобода от чужих правил. Свобода от необходимости кому-то что-то доказывать. И эта свобода — не продаётся.