Духовное единение. О грузинских связях русских пис

1-ая часть. О грузинских связях русских писателей.
(А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, А. С. Грибоедов)

     Духовное единение передовых представителей – русского и грузинского народов – давно было традицией и имеет свою историю. Вспомним, как её наиболее значительные страницы связаны с именами великих классиков русской и грузинской литературы (времена СССР, 19… – 1982 г., когда издавалась газета «Литературная Грузия» и др.).
      Ещё в 1974 году издательство «Мерани» начало подготовку серии книг о грузинских связях русских писателей. Первой была книга «Шумит Арагва предо мной» (к 175 - летию
со дня рождения А. С. Пушкина), в которой собраны сведения о пребывании А. С. Пушкина в Грузии, о развитии темы в творчестве русского поэта и о чествовании его в Грузии.
      В 1977 году вышли в свет ещё два сборника серии: «За хребтом Кавказа»
(к 160-летию со дня рождения М. Ю. Лермонтова) и «Там, где вьётся Алазань»,
(к 180-летию со дня рождения А. С. Грибоедова). Все три сборника были подготовлены
известным исследователем  русско-грузинских культурных и литературных связей
В. С. Шадури. В специальных разделах были собраны материалы о пребывании
М. Лермонтова и А. Грибоедова в Грузии, об их встречах и дружеских связях
с представителями грузинского народа, деятелями культуры и литературы.
     В истории грузинских связей Лермонтова и Грибоедова много общего, и обусловлено
это тем, что оба поэта вступили в конфликт  с самодержавием, оба были изгнанниками.
     Огромное место в жизни А. С. Грибоедова занимала семья участника Отечественной войны 1812 года поэта-романтика Александра Гарсевановича Чавчавадзе, дом которого считали «прочным звеном между обществом грузинским и русскими людьми»
(«За хребтом Кавказа»).
     В книге были собраны известные исследователям материалы об идейных, дружеских
и родственных связях Грибоедова с семьёй А. Г. Чавчавадзе. Здесь перепечатаны воспоминания, отрывки из дневников К. А. Бороздина,  Д. Г. Эристави, К. Ф. Аделунга, 
А. А. Бестужева-Марлинского, письма А. А. Грибоедова, художественные произведения
 А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова,  Я. П. Полонского, записки, письма разных лиц,
в которых упоминалось о Грибоедове и его отношениях с А. Г. Чавчавадзе.
     Документальными материалами о встречах М. Лермонтова с А. Чавчавадзе литературоведы не располагают. Тем интереснее  приведённые Вано Шадури факты, которые дают основание сделать вывод о возможных контактах. Используя сведения, собранные и прокомментированные И. Андрониковым,  и вводя в литературный обиход новые данные, В. Шадури утверждает, что М. Лермонтов познакомился с А. Чавчавадзе ещё в Петербурге, где грузинский поэт жил после ссылки в Тамбов в 1834 году.

      Основываясь на неопубликованных воспоминаниях дочери, выдающегося грузинского публициста-шестидесятника Н. Я. Николадзе, – Русуданы Николаевны Николадзе-Полиевктовой, исследователь считает, что Лермонтов бывал в семье Чавчавадзе в Грузии в 1837 году.
     В упомянутых воспоминаниях В. Шадури находит и подтверждение гипотезы о том, что дочери А. Чавчавадзе Нина и Екатерина (Эка) были адресатами стихотворений Лермонтова: «Слышу ли голос твой»,  «Как небеса твой взор блистает», «Она поёт,
и звуки тают», «Кинжал».
     Многое в утверждениях исследователя остается гипотетичным и требует дополнительных исследований и аргументации, однако сообщение новых сведений будет способствовать углубленному изучению биографии и творчества Лермонтова.
     Интересны сведения об однополчанине М. Лермонтова, К. Х. Мамацашвили.
Он встречался с поэтом в 1840 году во время похода в Чечню, в котором Лермонтов
принимал участие после высылки из Петербурга за дуэль с Барантом.
 
     Специальные разделы в сборниках материалов о Лермонтове и Грибоедове
отводятся произведениям, навеянным грузинскими встречами и впечатлениями.
Обращаясь к творчеству Лермонтова, его письмам. В. Шадури очерчивает круг
интересов поэта в период пребывания в Грузии и утверждает, что «от проницательного взора поэта не ускользнула и тяжёлая жизнь «рабов» феодальной Грузии (с. 56).
Значительное место отводится и вопросу об использовании грузинского фольклора
в произведениях Лермонтова.
     В еще большей  степени судьбы грузинского народа волновали А. С. Грибоедова.
Он не только изучал жизнь грузинского народа, его нравы, историю, фольклор
и литературу, но пытался найти пути к улучшению его положения.
      В сборнике «Там, где вьётся Алазань» полностью приводится текст «Записки
о лучших способах вновь построить город Тифлис» и другие записки, отражающие впечатления от поездок по Грузии.
Широко известные факты «из грузинского цикла» в  лермонтовских  произведениях составитель сборника «За хребтом Кавказа» дополняет новыми сведениями о преданиях, легендах, верованиях грузинского народа, об исторических фактах и лицах, которые, так или иначе, преломились в творческой поэзии поэта.
 Это способствовало более глубокому осмыслению сущности таких произведений, как «Демон», «Мцыри», «Тамара», и формированию более ясного представления о реальных источниках вдохновения поэта.
     Грузинская тема в художественных произведениях А. Грибоедова представлена менее широко, чем у М. Лермонтова. В сборнике перепечатаны отрывки из произведений
«Там, где вьётся Алазань», «Кальянчи», «Грузинская ночь». Вызывает удивление, что составителем не уделено внимания незавершённому замыслу трагедии «Радамист и Зенобия», в которой на материале истории Грузии Грибоедов собирался разрешить проблему самовластья и народа.
     В разделах «Грузия чтит бессмертного творца «Горе от ума» и «В сердце народа
грузинского» собраны материалы о распространении и изучении творчества Грибоедова
и Лермонтова в Грузии, о следе, который оставили они в литературе, о чествовании
памяти русских поэтов, судьба и творчество которых были связаны с Грузией. Краткий очерк развития интереса к Лермонтову среди грузинских писателей,
общественных и культурных деятелей, начиная с первой половины XIX столетия
и до наших дней, даёт представление о росте популярности Лермонтова в Грузии.
В сборнике, посвящённом Грибоедову, рассказывает о переводах комедии
«Горе от ума» на грузинский язык Г. Б. Цинамдгвришвили, Г. Д. Эристави,
А. М. Казбеги, о постановках комедии в театрах Грузии.
Составителем сборников подобран богатый материал об отношении деятелей
грузинской культуры и литературы к Лермонтову и Грибоедову.
Здесь приводятся высказывания о Лермонтове и И. Чавчавадзе, А. Церетели,
Н. Николадзе, Я. Гогебашвили, С. Чрелашвили, И. Гомартели. Г. Туманишвили,
С. Чиковани, В. Гаприндашвили, перепечатываются выдержки из газет «Иверия»,
«Кавказ», «Заря Востока», «Вечерний Тбилиси» и другие – о чествовании памяти,
Лермонтова, о постановках его произведений на сценах театров, о юбилейных
торжествах в Советской Грузии.
В заключительной главе книги о Лермонтове печатаются  стихотворения грузинских поэтов, посвящённые Лермонтову. Среди них произведения Иосифа Нонешвили,
Отара Челидзе, Вахтанга Горганели, Габриэла Джабушанури. 
Суждения о Грибоедове составили специальный раздел «Деятели двух братских народов
об А. С. Грибоедове», в котором собраны отрывки из статей, художественных произведений, писем и деятелей русской и грузинской культур разных эпох: В. Белинского, М. И. Глинки, В. Кюхельбекера, А. И. Одоевского, А. Н. Пурцеладзе,
Г. Е. и А. Р. Церетели, Г. Н. Леонидзе, Н. С. Тихонова, Л. М. Леонова, М. А. Шолохова и других.
Освещая вопрос о личных контактах Лермонтова и Грибоедова с представителями грузинского народа, об отражении  в творчестве русских писателей истории, фольклора,
быта, природы Грузии, В. Шадури приводит различные факты и мнения. Полемические суждения, обосновывает и отстаивает свою точку зрения.
Весь этот собранный  «аппарат-материал» будет полезен не только читателям, но
и исследователям, работающим над проблемами русско-грузинских связей.
Это будет, несомненно, опять-таки интенсивное и плодотворное начинание, - для постижения правды прошлой жизни. (Журнал «Литературная Грузия» 1980 г. №2 - №6).
2-ая часть.
А. С. Грибоедов и грузинские литературно-общественные круги 1820-х годов.
     Грибоедов был первым по времени русским писателем, тесно и многосторонне связанным с грузинской культурой.
     Общественную биографию Грибоедова «восточного периода» и его грузинскую тематику правильно можно понять лишь на фоне русско-грузинских общественно-литературных взаимоотношений той эпохи, они тогда значительно усилились и приобрели двусторонний характер.
 С разгромом декабризма и началом русско-персидских войн в Грузию перебрасывались многочисленные войска и чиновники, среди них немало «беспокойных» людей. Царизм высылал из России в «южную Сибирь», как называли тогда Кавказ, десятки и сотни декабристов и их единомышленников. (1).
     Многие из ссыльных были культурными, высокоразвитыми людьми. В их числе был ряд писателей; достаточно назвать А. А. Бестужева-Марлинского, А. И. Одоевского, Шишкова второго, В. Теплякова.
     Таким образом, в Грузии происходит скопление русских прогрессивно настроенных людей. Возникает вопрос: общались ли они на Кавказе между собой и с местными кругами? Если да, то каков был характер этих общений и, в частности, в каких взаимоотношениях с этими людьми был Грибоедов? Ответить на эти вопросы довольно трудно. По весьма понятным причинам, известны лишь немногие относящие сюда факты. Но и эти факты говорят, что Тифлис – «этот центральный пункт русской власти в Азии» (2) – становится в ту пору и центром сближения русских и передовых культурных сил. Грибоедов (так же как и Пушкин, Лермонтов и другие русские прогрессивные писатели) был связан с теми кругами России и Грузии, которые, выражая их настроения, боролись против общих и внутренних (царизм, крепостное право) врагов, выступая за дружбу и культурное сотрудничество этих народов.

      В основном это были декабристские круги и будущие участники грузинского заговора 1832 года. Великий драматург во многом стоял выше своих декабристских друзей и заговорщиков, он более трезво решал все жизненные и литературные вопросы своего времени, но, тем не менее, из всех людей, окружавших его, самыми передовыми были декабристы и грузинские заговорщики, и поэтому он и устанавливает с ними связи.
О личных, идейных и организационных связях Грибоедова с декабристами до 1825 г. имеется много данных…
К 1820-м годам Вильгельм Кюхельбекер твёрдо вступил на тот путь, который привёл его в ряды декабристов…
Друзья устроили его на службу при «проконсуле Кавказа» генерале А. П. Ермолове.
 В Тифлисе Кюхельбекер дружески сблизился с А. С. Грибоедовым, также служившим при Ермолове… Сближение это сыграло решающую роль в оформлении художественных взглядов и литературной его позиции. Именно под влиянием Грибоедова он энергично боролся против унылого элегического романтизма, подражательности и мелочности современной ему лирической поэзии, ратовал за самобытность, народность и идейность литературы, пропагандировал «высокую» гражданскую поэзию.
 Но в ночь на 15 декабря, переодевшись в нагольный тулуп, Кюхельбекер скрылся из 
Петербурга и был захвачен только 19 января 1826 года в Варшаве (он хотел уйти за границу). Закованный в кандалы, он был доставлен в Петропавловскую крепость.
Присудили его к смертной казни, которую заменили каторгой. Однако в сибирские рудники его не послали, а в течение десяти лет держали в одиночном заключении
в крепостях – Шлиссельбургской, Динабургской, Ревельской и Свеаборгской.
 
Досрочно освобожденный в декабре 1835 года, он был сослан в Восточную Сибирь –
в Баргузин, где соединился с братом Михаилом. В ссылке Кюхельбекер испытывал тяжелые лишения. В 1844 году, после долгих ходатайств, его перевели в Западную Сибирь.
      В последние годы жизни он сильно хворал и начал терять зрение. В крепостях в Сибири Кюхельбекер неустанно продолжал литературные занятия. Он писал очень много – лирические стихи, поэмы, драматические произведения, романы, статьи, переводил трагедии Шекспира, изо дня в день вел дневник. Дарование его окрепло как раз в годы заключения и ссылки. Но в печать сочинения узника и поселенца не попадали.
      Пушкину и Грибоедову, и другим друзьям Кюхельбекера удалось напечатать всего лишь несколько произведений, не указывая имени автора. Большая часть обширного теоретического наследия Кюхельбекера, делающего его видным представителем декабристской литературы, была опубликована только в советское время.
Приведем два стихотворения Вильгельма Кюхельбекера. (1797 – 1846)
Грибоедову
Увы, мой друг, как трудно совершенство! 
И мне его достигнуть ли когда?
Я рано назвал призраком блаженство:
Ужель и дар мой и восторг – мечта?
А если нет, избегну ли забвенья?
Не схватит ли меня до достиженья,
Когда уже мне видится венок,
В средине самой моего теченья –
                Неумолимый рок?
Жилец возвышенного мира,
Я вечно буду чужд земных цепей:
Но, ах! Меня спасёт ли лира?
Избегну ли расставленных сетей?
Как мне внизу приметить гнусных змей?
Быть может, их моя нога попрала, -
И уж острят убийственные жала!

Но ты, ты возлетишь над песнями толпы!
Певец, тебе даны рукой судьбы
                Душа живая, пламень чувства,
Веселье тихое и светлая любовь,
Святые таинства высокого искусства
                и резво-скачущая кровь!
О! если я сойду к брегам туманной Леты
как неизвестная, немая тень, -
Пусть образ мой, душой твоей согретый,
Еще раз узрит день! – …
Я излечу на зов твой из могилы,
развью раскованные крилы,
к златому солнцу воспарю –
и жадно погружусь в бессмертную зарю!.. 1821 г.

Три тени. (В сокращении) Вильгельм Кюхельбекер
… И что ж? то был ли лёд больного воображенья,
Или трепещутся и там ещё сердца,
И в самом деле друг, расторгнув узы тленья,
Явиться, может нам, податель утешенья?..
Почудился мне родные три лица!
Их стоп не видел я: скользили привиденья
(Над каждым призраком дрожало по звезде,
И следом каждого была струя мерцанья),
 Воды, не возмущая, по воде,
Я воспрянул, облитый потоком содроганья,
И в ужасе студёном, как со сна,
Вскричал и произнёс любезных имена:
«Ты, брат мой Александр (Грибоедов)? Ты, Дельвиг?
Пушкин, - ты ли?» … 1840 г.
 
     Среди участников декабристского движения было много лиц, профессионально занимавшихся литературой, и в их числе – несколько крупных писателей: Рылеев,
 Кюхельбекер, А. Одоевский, А. Бестужев, П. Катенин, Ф. Глинка, Н. Бестужев.

Ещё существеннее тот факт, что влияние декабристских идей захватило очень широкий круг прогрессивных литературных деятелей 1810 – 1820–х годов и что с декабризмом были кровно связаны Пушкин и Грибоедов. Именно в этот период Пушкиным и Грибоедовым, с одной стороны, поэтами, прозаиками, критиками и публицистами, связанными с тайными обществами дворянских революционеров, с другой,
создавалась новая русская литература. Но продолжить эти пути и решить новые громадные задачи, поставленные …  самой жизнью, смогли в эпоху 1820-х годов только Пушкин и Грибоедов.    

 К Пушкину.   К. Кюхельбекер. 1822 г

Мой образ, друг минувших лет,
Да оживёт перед тобою!
Тебя приветствую, Поэт!
Одной постигнуты судьбою,
Мы оба бросили тот свет,
Где мы равно терзались оба,
Где клевета, любовь и злоба
Размучили обоих нас!
 
… Вотще в пучинах тихоструйных
Я в ночь, безмолвен и уныл,
С убийцей-гондольером плыл;*
Вотще на поединках бурных
Я вызывал слепой свинец:
Он мимо горестных сердец
Разит сердца одних счастливых!

Кавказский конь топтал меня,
И, жив в скалах тех молчаливых,
Я встал из-под коня!
Воскрес на новые страданья,
Стал снова верить в упованье,
И снова дикая любовь
Огнём свирепым сладострастья
Зажгла в увядших жилах кровь,
И чашу мне дала несчастья!
…
Но не ропщу на провиденье:
Пусть кроюсь ранней сединой,
Я молод пламенной душой;
во мне не гаснет вдохновенье,
И по нему, товарищ мой,
Когда средь бурь мятежной жизни
В святой мы встретимся отчизне,
Пусть буду узнан я тобой...

19 декабря. К. Кюхельбекер 1838 г.

Блажен, кто пал, как юноша Ахилл,
Прекрасный, мощный, смелый, величавый,
В средине поприща побед и славы,
Исполненный несокрушимых сил!
Блажен! Лицо его, всегда младое,
Сиянием бессмертия горя,
Блестит, как солнце вечно золотое,
Как первая эдемская заря.

… А я один средь чуждых мне людей
Стою в ночи, беспомощный и хилый,
Над страшной всех надежд моих могилой,
Над мрачным гробом всех моих друзей.
В тот гроб бездонный, молнией сражённый,
Последний пал родимый мне поэт…

И вот опять Лицея день священный;
Но уж и Пушкина меж нами нет!
 Принесёт он новых песней вам,
И с них не затрепещут перси ваши.
Не выпьет с вами он заздравной чаши:
Он воспарил к заоблачным друзьям.

Он ныне с нашим Дельвигом пирует,
Он ныне с Грибоедовым моим:
Про них, по них душа моя тоскует;
Я жадно руки простираю к ним…


      Грибоедов лично знал всех видных деятелей этого движения, со многими дружил; в «Горе от ума» проводятся декабристские идеи (борьба против крепостного права и самодержавия, здоровый русский патриотизм), положительно решается и вопрос об организационных связях великого драматурга с декабристами. Было бы неправильно, предположить, что с разгромом декабристского восстания декабризм был уничтожен вообще – идейно, организационно и т. д.
 
     Николай I недаром боялся, что скопление декабристов на Кавказе могло иметь «нежелательные последствия». Поэтому кавказским главноуправляющим (вначале Ермолову, потом Паскевичу) часто напоминали из Петербурга о требовании царя «иметь строгое и неусыпное наблюдение за тем, чтобы они (декабристы) не могли распространить между товарищами каких-либо вредных толков» (3) и главноуправляющий, в свою очередь, успокаивал царя, что за всеми декабристами установлен «строжайший присмотр» (4).
      Но тот же Паскевич вынужден был признаться перед правительством, что у сосланных декабристов «дух сообщества существует, который по слабости своей не действует, но с помощью связей между собою живёт».
     До нас дошли весьма скудные сведения об этих связях, однако, и они говорят о том, что, несмотря на царский надзор, передовые люди России на Кавказе ухитрялись устанавливать кое-какие формы организационного общения. Они собирались то у одного, то у другого на квартире «для дружеских бесед».
По некоторым сведениям можно установить, что декабристы в Тифлисе и других местах во второй половине 20-ых годов и начале 30-ых годов имели даже кружки, где, между прочим, читали и «Горе от ума». Об этом говорится в воспоминаниях декабриста Гангеблова, Михаила Бестужева, барона Торнау. 
     Последний (Торнау) даёт особенно ценные указания о связях ссыльных людей с передовыми кругами Грузии в начале 30-ых годов(5). Одним из центральных пунктов их сборов в Тифлисе был дом Александра Чавчавадзе. «Каждый день с утра собирались к ним родственники и родственницы грузинские, потом начинали приходить русские, один за другим, как кто освобождался от службы…

      К числу лиц, разнообразивших интерес нашего круга, бесспорно, принадлежали многие из помилованных декабристов, отбывавших на Кавказе последние годы своего отчуждения от родины. Это были люди, получившие большей частью хорошее воспитание, некоторые с замечательными душевными качествами.…

     Спрашиваю, можно ли было, узнав, не полюбить тихого, сосредоточенного Корниловича, автора Андрея Безымянного, скромного Нарышкина, Коновницына, остроумного Одоевского и сердечной доброты проникнутого Валерьяна Голицына. С Александром Бестужевым (Марлинским) я имел случай часто встречаться у брата его Павла». Затем Торнау говорит, что «никем нечаянный случай» неожиданно разрушил эти связи. «Сказал бы, что знаю про это коротко мне знакомое дело, да лучше, кажется, промолчать до поры, до времени». Тут Торнау, по известным причинам, избегает говорить о заговоре 1832 г.

«В зиму 1830 года, - пишет Гангеблов в своих «Воспоминаниях», - случилось, что несколько декабристов, не принадлежавших к Тифлисскому гарнизону, проживали в Тифлисе под разными законными и незаконными предлогами. В ту пору А. А. Бестужев только что выздоровел от опасной и продолжительной болезни…
     С Бестужевым жили и его братья Пётр и Павел. Кроме них проживали в Тифлисе Пущин, Оржицкий Енафродит, Степан Мусин-Пушкин (моряк), граф Мусин-Пушкин, Нил Павл. Кожевников (измайловский офицер), Вышневский, бывший адъютант князя Сакена, и ещё кто-то (этих двух последних я принял на квартиру).

 Мы сходились по вечерам то у того, то у другого, всё чаще у меня, иногда по два и более раз в неделю…Вечера эти были подобны «вторникам» Искрицкого в Петербурге». Декабристы часто собирались у Раевского. Об этом М. А. Бестужев сообщает: «Генерал Раевский, бывший член тайного общества, проживая, как начальник отряда, в Тифлисе, наполнил свой штаб большей частью из декабристов и ссыльных офицеров. Прочих, не бывших в его штабе, он ласково принимал в своём доме». Ссыльные декабристы, знакомые и друзья Грибоедова, конечно, не могли не общаться с великим драматургом.

     Мы не имеем сведений о связях Грибоедова с декабристскими кружками в Грузии, но показательными являются общее уважение и любовь ссыльных декабристов к своему другу, чтение «Горе от ума» в кружках на Кавказе, их переписка, забота Грибоедова о декабристах.
     Пётр Бестужев в своих «Записках» говорит о Грибоедове: «Узнавши, что я приехал в Тифлис, он с видом братского участия старался сблизиться со мною. Слёзы негодования и сожаления дрожали в глазах благородного, сердца его. (279
)
Обливалось кровью при воспоминании о поражении и муках близких ему по душе и, как патриот и отец, сострадал о положении нашем. Невзирая на опасность знакомства с гонимым, он явно и тайно старался быть полезным…» (6).
Достаточно указать, что Грибоедов усиленно хлопотал о переводе А. А. Бестужева, А. И. Одоевского и других декабристов из Сибири в Грузию…
      «Постановка писателями декабристского лагеря проблемы народности литературы была, безусловно, достижением их критической и теоретической мысли». (Вл. Орлов. «Декабристы». Т. 1. 2).

 «Но самый принцип народности сводился в их представлении
 к протесту подражательности и к разработке материала нравов, обычаев и поэтических преданий своего народа. Существо же проблемы народности как правдивого изображения исторического бытия народа и верного отражения его мыслей, чувств и настроений могло быть раскрыто лишь средствами реалистического искусства, что и было осуществлено в декабристскую эпоху Пушкиным и Грибоедовым»…
     Однако Грибоедов был связан не только со ссыльными декабристами, но и со многими из тех передовых грузин, которые позже оказались участниками заговора 1832 года. Этот заговор для нас интересен не только с точки зрения связей Грибоедова (а позже и Пушкина и Лермонтова) с передовыми грузинами, но и вообще с точки зрения русско-грузинских общественно-литературных взаимоотношений.

     9 декабря 1832 г. Ясо Палавандишвили явился к заместителю начальника Кавказского корпуса генералу Волховскому и сообщил ему, что в Грузии существует антиправительственный заговор, выполнение которого назначено на 20 декабря 1832 г.
Начались аресты и следствие. Всего к следствию было привлечено 145 человек. (7).
Надо заранее оговориться в невозможности дать полную картину 1832 г.
Дело в том, что не все заговорщики были арестованы сразу после доноса.
Большинство из них узнало о провале заговора и предстоящих арестах.
 
Они имели (280) возможность уничтожить разоблачающие их бумаги и договориться, как себя вести на следствии. Они и в тюрьме ухитрились разными способами (перестукивание, подкупы надзирателей, оставление писем в уборной) информировать друг друга о ходе следствия, посоветоваться между собой. К тому же у заговорщиков хорошо было поставлено дело конспирации. Многое до конца так и осталось нераскрытым. Заговорщики, как правило, на следствии старались скрыть всё существенное, придать заговору поверхностный характер. Да и само правительство, избегая «шума» вокруг этого дела, не старалось особо (что видно из официального письма главноуправляющим Кавказом Розена к военному министру Чернышеву).
 
     Однако из неполных показаний выясняется, что заговор носил довольно серьёзный характер. В нём участвовали почти все передовые силы Грузии. Заговорщики имели свой устав, свой центр в Тифлисе и группы на местах. Надо полагать, что многие их связи остались невыявленными.
     Было известно, что главари и активные участники грузинского заговора в прошлом были связаны с передовыми русскими общественными кругами периода, предшествовавшего восстанию 14 декабря 1825 г.
 
     Соломон Додашвили, наиболее видный и радикальный руководитель заговора,
 в 1824 – 1827 гг. учился в Петербургском университете, дружил со студентом Крупским, пропагандистом декабризма. Он был непосредственным свидетелем восстания.
Из Петербурга привёз  в Грузию декабристский « энтузиазм», возглавил заговор, взяв на себя самое ответственное дело – руководство пропагандой и организацией восстания.
     Элизбар Эристави, второй видный руководитель заговора, также учился в Петербурге
 (в 1823 – 1830 гг.). Там он воспринял прогрессивные идеи декабристов и, вернувшись на родину, возглавил заговор; по его предложению заговорщики начинают издавать газету («чтобы приготовить умы к возмущению») и переводить стихи Рылеева. Он ведёт тайную переписку с Окропиром, Багратом и другими грузинами, живущими в Петербурге,составляет (совместно с А. Чавчавадзе и З. Чолокашвили) план восстания.

     В Петербурге родился, вырос и получил образование Александр Чавчавадзе. Некоторые исследователи оспаривают, его принадлежность к заговору 1832 г. Но внимательное изучение биографии А. Чавчавадзе, его творчества, показаний заговорщиков (8) и другие материалы говорят обратное. Недаром он был сослан в Тамбов и недаром писал Николай I: «Г.-м. кн. Чавчавадзе был всем известен и, кажется, играл в сем деле (в заговоре – В. Ш.) роль, сходную с Михайло Орловым по делу 14 декабря». (9).
     В Петербурге воспитывались также руководитель заговора А. Орбелиани и активные заговорщики Вахтанг Орбелиани, З. Чолокашвили и другие. О связи грузинского заговора с декабризмом говорят сами заговорщики в своих показаниях. Один из них, Дмитрий Эристави (о заговоре) говорит:
«В 1825 году приехал я в Петербург, где тогда жили многие грузины, и жил у царевича Парнаваза, и часто виделся с царевичем Дмитрием, у которого бывали князья Элизбар и Георгий Эристави.
Он говорил нам из истории места, относящегося к свободе, посредством чего он, так сказать, подготовил нас» (это были материалы следственной комиссии по делу заговора 1832 г., т. XX, с. 3661).
 
     Подобные же показания даёт заговорщик Джорджадзе (т.XII, с.2168);
и, по словам Абхази, ему Захарий Чолокашвили, вернувшийся из Петербурга, много рассказывал о восстании декабристов, подчёркивая при этом, что они боролись и за свободу грузин, и т. д. и т. п. (т. II, с. 193).
Показательно также, что в бумагах одного из главарей заговорщиков, С. Додашвили была найдена копия письма Рылеева, посланного им своей жене из тюрьмы. На заданный следственной комиссией по этому поводу вопрос Додашвили ответил: «Письмо Рылеева я переписал в С. Петербурге у студента Крупского в 1826 г. (т. XI, с. 1893).
Заговорщики широко пользовались художественной литературой, как орудием революционной пропаганды.
Между оригинальными произведениями, (281) использовавшимися ими, фигурирует и «Исповедь Наливайко» Рылеева; эту вещь перевёл-переделал поэт-заговорщик Орбелиани.
Надо полагать, что на грузинский заговор известное влияние оказали и те ссыльные декабристы и их друзья, которые в Тифлисе создавали разные кружки, посещали дом Александра Чавчавадзе и т. д.
     Трудно найти между ними непосредственные организационные связи (оно и понятно – ведь они могли носить лишь конспиративный характер), но нам кажется, что они существовали. На эту мысль наводит, помимо всего прочего, и тот факт, что организационная активация грузинского заговора относится именно к 1829 – 1830 гг.,
т.е. к тому времени, когда многие декабристы «проживали в Тифлисе под разными законными и незаконными предлогами» (Гангеблов).
Но если между ссыльными декабристами и грузинскими заговорщиками трудно  установить организационные связи, то в их идейных связях едва ли можно сомневаться.
Об этом особенно убедительно говорит большое сходство между программами северных декабристов (проект Никиты Муравьёва) и грузинских заговорщиков («Акта Гониуриса» Ф Кикнадзе) (10). Внутри организации, безусловно, имелись разные (282) группы: республиканцы и монархисты; но основное ядро заговорщиков было тесно связано с декабристами общностью политических идей.
В своей огромной общественно-просветительской работе в Грузии Грибоедов не только встречался, но и был связан с передовыми людьми, которые позже оказались участниками заговора 1832 г. (11).

     Его соавтором по проекту Российской Закавказской Компании был тифлийский губернатор Завилейский. Из мемуаров следственной комиссии по делу заговора 1832 г. выясняется,  что Завилейский был его активным участником. Об этом свидетельствуют показания Ал. Орбелиани, Г. Эристави и др... А. Чавчавадзе писал, что они с Завилейским сблизились «по сходству образа мыслей».
 «Благородность его души, - писал Чавчавадзе, -   его благонамеренность, его неусыпная деятельность по многосложным обязанностям на него возложенным, его смелая справедливость ко всем, без различия лиц, особенно же верное и скорое постижение вещей для него новых, чрезвычайно нравилось мне в нём и час от часу усиливали мои… Грузии самое точное понятие».  (Т. V, с. 870 – 871) .

     В составлении или обсуждении «Проекта» Грибоедова -  Завилейского правдоподобно предположить участие и  Александра Чавчавадзе. Грибоедов с Чавчавадзе хорошо был знаком, видимо, задолго до установления между ними родственных отношений; недаром Ал. Чавчавадзе сразу же согласился на брак Александра Сергеевича и Нино.
     Эта близость двух великих людей России и Грузии может пролить свет на многие вопросы общественно-литературной деятельности Грибоедова в Грузии. Можно было бы и без того полагать, что Грибоедов не мог не делиться своими мыслями о преобразовании Закавказья  со своим другом и тестем, с самым образованным и умным грузином того времени, который лучше всех знал как прошлое, так и настоящее своей страны, мог высказать самое авторитетное мнение  о её будущности. Общность многих взглядов Грибоедова и Чавчавадзе в этих вопросах доказывается и документально – существует «Краткий исторический очерк положения Грузии 1801 – 1831гг.

      Подлинного автора до того не знали. Вначале его приписывали Исарлову (12), затем отцу Александра Чавчавадзе – Гарсевану (13) (хотя Гарсеван Чавчавадзе умер в 1811г., а «Очерк» доведён до 1831 г.!), и лишь после того, как профессор Полиевктов нашёл
(в Ленинградской публичной библиотеке), подлинник текста  выяснилось, что он принадлежит Александру Чавчавадзе. Последний адресует свой «Очерк» Николаю I (Грибоедов – Завилейский свой проект адресовали Паскевичу).
     Очерк Чавчавадзе имеет много общего с «Проектом» Грибоедова – Завилейского. Вначале в них подчеркиваются природные богатства Закавказья;
 затем констатируются промышленно-торговое отставание. Последнее в обоих документах объясняется военной обстановкой, но вслед за этим «оправданием»  идёт резкая критика феодально-хищнической политики царизма в Грузии. Как авторы «Проекта», так и Чавчавадзе выдвигают современность хозяйственно-культурного преобразования Закавказья и надеются, что оно будет осуществлено «при деятельности, возбуждённой соревнованием» (14).
     У нас нет прямых доказательств о знакомстве и сотрудничестве Грибоедова с Додашвили, с этим наиболее видным и радикальным руководителем заговора, но трудно допустить, чтобы они не были знакомы.

 4 июля 1828 года вышел первый номер газеты «Тифлисские Ведомости» (15); инициатива её создания принадлежала, вероятно, Грибоедову (16);
 «Дело» о газете проходило через дипломатическую канцелярию главноуправляющего; в «Комитете по надзору за газетой в качестве цензора работал друг Грибоедова и заговорщиков Завилейский, помощником редактора по грузинской газете (17).
 В  «Тифлисских Ведомостях» многие статьи печатались без подписи, некоторые из них могли принадлежать и ссыльным декабристам (18) и Грибоедову.
 В одном письме к Паскевичу (от 3 декабря 1828 года) Грибоедов сам пишет: « Прилагаю здесь несколько строк для Тифлисских газет, коли одобрите» (283) .
Примечание.
1. В 1826 году были сосланы декабристы, разжалованные в солдаты: Н. Н. Оржицкий, Б. А. Бодиско, П. А. Бестужев, А. В. Веденянин, Ф. Г. Вишневский, Н. П. Кожевников.
В 1827 г. – Н. П. Акулов, П. П. Коновницын, М. Д. Лаппа, М. И. Пущин, А. А. Фок,
Н. Р. Цебриков, Е. С. Мусин-Пушкин, Ив. Цвеловский, Е. Е. Лачинов.
В 1828 г. – А. А. Бестужев Марлинский, В. С. Толстой, В. М. Голицын, З. Г. Чернышев.
Ещё позже – А. О. Корнилович, С. И. Кривцов, В. А. Дивов, А. В. Вегелин, И. А. Загорецкий, К. Е. Егельстром, В. Н. Лихарёв, Н. И. Лорер, М. А. Назимов, М. М. Нарышкин, А. И. Одоевский, А. И. Розен, А. И. Черкасов, А. П. Беляев, П. П. Беляев и много других. Кроме того, в Грузию были сосланы многие «прикосновенные» к декабризму (их было также несколько десятков человек и весь штрафной Черниговский полк).
2. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч.XXIV, с. 206.
3. Письмо Дибича Паскевичу от 15 октября 1827 г., - «Русская Старина». 1903, кн. VI.
4. Ответ Паскевич  Дибичу от 30 ноября 1827 г., - там же.
5. Т., Воспоминания о Кавказе и грузи. – «Русский Вестник», 1869, т. 80 (апрель).
6. «Воспоминания братьев Бестужевых». М. 1917, с. 87.
7. Материалы следственной комиссии находятся в Центральном архиве Грузии. Часть материала опубликована в «Актах Кавказской Археографической Комиссии» (т.VIII) и журнале «Грузинский Архив» (кн. II, на грузинском языке). Большую работу по изучению архивных материалов проделал проф. Г. Гозалиашвили, опубликовавший в 1936 г. солидный труд «Заговор 1832 г.» (на грузинском языке).
8. См. протоколы следственной комиссии, с. 40, 114, 137, 636, 1156, 3346 и др.
9. Из письма Николая I И. Паскевичу от 29 декабря 1832 г. – «Русский Архив» 1897, №1, с. 9.
10. Их сравнительный анализ дан в неопубликованной работе Г. Гозалиашвили
(на грузинском языке). 284
11. Возможно, Грибоедов и не знал о подготовке заговора (так как заговор активизировался после гибели драматурга), но этим не обесценивается значение связей
Грибоедова с заговорщиками.
12. Напечатано в «Письмах о Грузии» Исарлова, 1899.
13. См. «Кавказский сборник» 1902, т. 23, с. 1 -2.
14. Подробный сравнительный анализ «Проекта» и «Очерка» дан в моей
  неопубликованной работе « Грибоедов и грузинская культура». В. Шадури.
15. До этого (1819 – 1820гг.) в Грузии выходила лишь примитивная «Грузинская газета".
16. См. в работах Н. Ениколопова «Грибоедов в Персии и Грузии», «Пушкин на Кавказе» (в первой книге несколько страниц посвящено общественной деятельности Грибоедова в Грузии).
17. «Тифлисские Ведомости» выходили на русском, фарсийском и грузинском языках.
18.  Об участии в  «Тифлисских Ведомостях» Сухорукова сообщает Ушаков
 («История военных действий в Азиатской Турции в 1828 – 1829 гг.»).
Мимоходом заметим, что в газете сообщалось и о приезде Пушкина на Кавказ,
 и о постановке «Горе от ума» в Тифлисе и т. д. 
Использованная литература.

 
1. «А. С. Грибоедов и грузинские литературно-общественные круги 1820-х гг.».
 «Литературная Грузия». В. Шадури. 
2. «Декабристы». Т 1. Поэзия. Т  2. Проза. Литературная критика.
Предисловие.  Автор. Вл. Орлов.
3.  Дополнение.  «Мысли – несравнимые, о декабристах». Кобаидзе Н. И. Проза Ру.