Воровка

Сентябрьское солнце лениво пробивалось сквозь мутные окна небольшого продуктового магазина в Воронеже. Анна Ивановна, сгорбленная временем и заботами, медленно брела между стеллажами, разглядывая скудный ассортимент. В кошельке звенели последние монеты – отложенная на лекарства мелочь.

Глаза остановились на небольшом треугольнике плавленого сырка. «Внука бы хоть немного порадовать…» – промелькнула мысль. Рука дрогнула, и  сырок оказался в кармане старенького пальто. Не украсть, а просто… удержать, пока считает мелочь.

На кассе, перебирая монеты, Анна Ивановна совсем забыла о сырке. Уже у выхода её окликнул грубый голос:

– Женщина, стоять!

Охранник, молодой парень с надменным взглядом, преградил ей путь.

– Что у вас в кармане?

Анна Ивановна растерялась. Кровь прилила к лицу.

– Ничего… – пробормотала она, пытаясь нашарить кошелек.

Охранник был неумолим. Он вывернул карман пальто, и на свет появился злополучный сырок.

– Ага! Попались! Воровка! – торжествующе воскликнул он, хватая Анну Ивановну за руку. – Сейчас милицию вызовем!

Пожилая женщина побледнела. Сердце закололо. Страх сковал её дыхание. Милиция… Суд… Позор… Она, честный человек, всю жизнь проработавшая на заводе, вдруг – воровка!

Пока охранник вызывал наряд, Анна Ивановна пыталась объяснить. Говорила о внуке, о лекарствах, о том, что не хотела украсть, хотела просто…

Но её никто не слушал. Слова тонули в гуле торгового зала, в равнодушных взглядах покупателей.

Вдруг Анна Ивановна покачнулась и осела на пол. Охранник, испугавшись, попятился назад. Покупатели зашептались.

Прибывшие врачи констатировали смерть. Сердце не выдержало. Не выдержало стыда, страха и унижения из-за несчастного плавленого сырка.

После её смерти, соседка рассказала, как однажды, еще в голодные девяностые, баба Маша, укравшая батон хлеба, чтобы накормить внуков, получила реальный срок. Помнила она и другие случаи, когда нужда и отчаяние толкали стариков на отчаянные поступки, за которые приходилось платить слишком высокую цену.

История Анны Ивановны облетела город. В газетах писали о жестокости и равнодушии. Но было уже поздно. Её больше не было. И маленький треугольник плавленого сырка остался лежать на холодном полу магазина, символом человеческой трагедии.