Холод

Иногда одному очень холодно. В такие моменты даже кошка укоризненно встряхивается и уходит спать в соседнюю комнату. Но я достаточно долго защищал чужие мечты и желания собственной грудью от огня реальности, поэтому пробирающий до костей холод - это то, к чему я привык.

Когда-то в детстве, таком далёком, что кажется, будто его не было, девочка из соседского дома любила играть со мной в войну. Она рассаживала на лавочке кукол в разноцветных платьях и говорила, что их хотят убить враги, а я должен защитить их собой. И я вставал, шел навстречу врагам, сотрясался от автоматных очередей в упор и падал под крики девочки: «Умирай уже, умирай»! Несколькими секундами спустя, она предлагала сыграть ещё раз... Я уверен, что, умирая в игре, ты немножко умираешь и на самом деле, если подходишь к игре серьёзно. А я был ответственным мальчиком, и умирал много и старательно. До тех пор, пока случайно не повернулся в её сторону и не увидел какое-то очень неправильное торжество и счастье в её глазах. После чего больше с ней не играл. И вообще обходил далеко-далеко ту лавочку, на которой она рассаживала своих кукол. Я больше не хотел умирать, защищая её кукол, каждый раз ощущая прикосновение вселенского холода.

Холод появлялся и в другие моменты. То неловкое чувство, когда любовь всей твоей жизни мечтает о морском круизе, и ты тщательно лепишь полоски скотча на углы большой картонной коробки, чтобы она выдержала напор волн. Ты делаешь это, сам понимая бессмысленность работы, но не в силах остановиться и подумать, остановиться и... остановиться. Скотч липнет к рукам, любовь всей твоей жизни снисходительно наблюдает за твоими усилиями. И ты находишь в себе силы, на остатках скотча, терпения и ослиного упрямства, закончить работу. А любовь, небрежно потыкав пальцем в коробку, разочарованно говорит: «Дурак» и убегает играть со Славкой из второго подъезда. Одиннадцать лет - это не шутки, это время задуматься о круизах. А ты остаёшься наедине с ненавистной коробкой и ещё долго рвёшь ее сломанными ногтями и кровоточащими зубами, подвывая от унижения и крушения надежд. А ещё тебе холодно. Очень.

Когда ты ждёшь её приезда, а она опаздывает на несколько часов, а телефон выключен, и уже два часа назад ты всё понял, но набираешь и набираешь ставший ненавистным номер, в самоуничтожающем желании услышать правду от неё, и мебель вокруг покрывается ледяной коркой от веющего изнутри тебя холода, это очень больно. Но когда телефон всё-таки отвечает, и ты слышишь родной голос, сообщающий, что не желает больше быть родным, а делает быть родным Алёшке, тут-то холод захватывает тебя полностью. Льда в твоём голосе достаточно, чтобы понизить среднегодовую температуру в Подмосковье, а тот снежный истукан, отправляющийся на сбор её оставленных вещей, мало напоминает живого человека.

И когда одному очень холодно, и недовольная кошка уходит в другую комнату, я улыбаюсь. Разве это холод?