Из книги Крылатый лев
Арбат в конце 60-х
Мы топим лишь тем, что набрали:
Покровом листвы облечен,
Давно уж от теплоцентрали
Наш дом навсегда отключен.
И в волнах мышиного писка
От радиовоплей спасен,
Давно в моссоветовских списках
Он числится гордо: “Снесен”.
А осень и каплет и плачет
Сквозь кровли на головы нам.
Опять, мой простуженный мальчик,
По брошенным бродим домам.
Мы греемся тем, что накрали,
И дремлем при свете углей.
Последняя свалка в квартале
Милей Елисейских полей.
И реет над ветхим изданьем
Родного дыханья парок,
И греет, и жжет состраданье,
Наследственный сердца порок.
Еще мы не знаем недуга,
Что врозь нас погнал за порог,
Мы так еще любим друг друга,
Что утра не видим порой.
От юности звонки колени,
Когда я раскисшим двором,
Где лип длинноногие тени,
Бегу с допотопным ведром.
И, дверь в темноте открывая
На просьбу чудную: “Воды!”,
Бормочут: “Опять, чумовая”,
Хоронятся, как от беды.
Но радостно, вольно, отважно
Я праздную эту Москву,
В ее нищете двухэтажной
Семь лет без прописки живу.
Окликну – и ты меня слышишь.
У Дюрера, льстя и дразня,
Вдруг толстую женщину сыщешь
С улыбкою, как у меня.
Свидетельство о публикации №225091401719