Выживание - 11

11.

Мы вышли из кофейни «Lone Star Brew & Bites» с тяжёлым чувством, оставив за спиной вкус плохого кофе и леденящие душу новости. Следующей задачей был поиск крыши над головой на ночь. Но это оказалось легче сказать, чем сделать. Несколько гестхаусов и мотелей в районе Вест-Энда, куда мы направились, либо были забиты до отказа, либо заламывали такие космические цены, что даже скинься мы все вместе, нам бы это не потянуть.

— Пятьсот долларов с человека за ночь? — возмущался Томпсон, отходя от стойки очередного заведения с табличкой «No Vacancy». — Да они там с ума посходили! Что за людишки! Даже при апокалипсисе не упустят шанс содрать три шкуры с ближнего своего.

— Спекуляция, древнейшее человеческое качество, — философски заметил отец Моррисон. — Война, чума, зомби-апокалипсис… ничего не меняется…

Он вдруг замер, кивнув самому себе.

— Кажется, у меня есть идея!

— Какая? — повернулся я к нему, чувствуя, как от безысходности начинает закипать раздражение.

— Доверьтесь мне. Идите за мной.

Он повёл нас по Норт-Ламар, а затем свернул на небольшую улочку Сент-Пол-стрит. Через квартал впереди показалась скромная, но ухоженная католическая церковь Святого Семейства, неоготическое здание из тёмного кирпича с высокой колокольней.

— Подождите здесь, — попросил Фрэнк и, поднявшись по каменным ступеням, скрылся за массивной дубовой дверью.

Мы маялись у ограды минут тридцать, перекидываясь редкими фразами, разглядывая проходивших мимо людей, потерянных, уставших. Время тянулось мучительно медленно.

Наконец, дверь церкви открылась, и на пороге появился отец Моррисон в компании другого священника, немолодого, седого, с добрыми и очень усталыми глазами за толстыми стёклами очков.

— А вот и мы! — радостно провозгласил Фрэнк, спускаясь к нам. — Знакомьтесь, это отец Майкл Райан. Он согласился нам помочь.

Отец Майкл кивнул нам с приятной улыбкой.

— Фрэнк всё рассказал. У нас при церкви есть небольшой приют — «Ноев ковчег». Места, конечно, совсем нет, но втиснемся как-нибудь. Пойдёмте.

Он повёл нас по Сент-Пол-стрит к невзрачному трёхэтажному кирпичному зданию, стоявшему в двадцати метрах от церкви. У входа толпились люди, стояли вкривь и вкось десятки автомобилей, самокатов и велосипедов, всё, на чём можно было сюда добраться.

Войдя внутрь, мы попали в густой гул десятков голосов, смешанный с плачем детей. Воздух был плотным, тёплым и влажным, пропахшим потом и доносившимся из дальнего конца коридора — запахом какой-то простой, но на удивление аппетитной еды, вероятно, супа или рагу.

Нас провели по узкой лестнице на третий этаж, а затем по шаткой скрипучей приставной лестнице, на чердак. Помещение под самой крышей было длинным и низким, освещённым всего парой голых лампочек. Весь пол был сплошь застелен матрасами, одеялами и сидящими и лежащими на них людьми. Здесь было тесно, душно и шумно.

Навстречу нам вышла полная, круглолицая девушка в светлом платье и апостольнике, традиционном головном уборе монахинь. Она выглядела настолько юной, что монашеское одеяние казалось костюмом на школьном утреннике.

— Сестра Агата, — обратился отец Майкл. — Эти люди, мои хорошие знакомые. Найдётся для них уголок?

Монашка, сестра Агата, окинула нас беглым, но внимательным взглядом и вздохнула.

— Уголок-то найдётся, отец Майкл. Но только на полу. И очень тесный.

Она указала на небольшое пустое место чуть ли не в середине общего лежбища, где между матрасами оставались лишь узкие проходы. Здесь, на этом чердаке, должно было ютиться человек двадцать, если не больше.

— А вот ваши матрасы, — сказала она, принося из угла четыре свернутых солдатских тюфяка и укладывая их вплотную друг к другу, без намёка на личное пространство. — К сожалению, подушки и одеяла закончились ещё вчера. И поэтому придётся поспать вот так… — она развела руками, и в её голосе прозвучала искренняя, горькая нота извинения.

Но отец Моррисон мягко успокоил её.

— Сестра Агата, это более чем прекрасно. Это крыша над головой и безопасность. Спасибо вам огромное.

Я был с ним полностью согласен. После вагонов, бараков и улицы это и вправду казалось почти роскошью.

— Но вещи лучше не оставляйте здесь без присмотра, — тихо, но настойчиво предупредил отец Майкл. — Берите с собой всегда. Увы, нужда заставляет людей идти на отчаянные поступки.

Сестра Агата утвердительно кивнула. Лицо монахини стало печальным.

— Увы.

Мэтт, недолго думая, сразу повалился на ближайший матрас, заложив руки за голову и с наслаждением растягиваясь во весь свой рост.

— О, боже, горизонтальное положение! — простонал он блаженно.

Присела и Тиффани, осторожно, на самый край своего матраса, поджав под себя ноги и обхватив колени руками. Она выглядела совершенно разбитой.

Отец Моррисон ушёл вместе с отцом Майклом, сказав, что ему нужно помочь с вечерней молитвой и раздачей еды. Ну, а я, закинув свою потрёпанную сумку за плечо, бросил:

— Я ненадолго. Скоро вернусь.

Тиффани встрепенулась и собралась было подняться.

— Я с тобой.

— Останься, — мягко, но твёрдо приказал я, видя, как у неё буквально слипаются глаза от усталости. — Отдохни. Ничего с тобой не случится. Мэтт всегда будет рядом на случай чего. Правда ведь?

Томпсон, не открывая глаз, лениво поднял большой палец вверх и хрипло бросил:

— Никто к моим цыплятам не сунется. Спи, девочка.

Тиффани с неохотой, но повиновалась, снова устроившись на матрасе.

Я спустился вниз и вышел на залитую вечерним солнцем Сент-Пол-стрит. Воздух начал стремительно остывать. Я бесцельно прошагал пару кварталов, разминая затекшие ноги, и вдруг моё внимание привлекло неказистое одноэтажное здание бывшего магазинчика. На его заколоченной витрине было выведено чёрной краской из баллончика: «СПРАВОЧНАЯ / ПОИСК ИНФОРМАЦИИ / ПОИСК ЛЮДЕЙ». К двери выстраивалась небольшая, но неторопливая очередь.

У входа на стене висела большая деревянная доска, свежая, но кое-где уже потрескавшаяся, буквально облепленная сотнями листков, клочков бумаги, карточек и даже кусков картона. Их крепили чем угодно: кнопками, скотчем, ржавыми гвоздиками. Некоторые уже обветшали и обесцветились, но новые появлялись каждый день.

Я подошёл ближе и стал читать.

«Разыскивается: Сара Миллер, 9 лет. Светлые волосы до плеч, голубые глаза. В последний раз видели на шоссе I-35 к югу от Далласа. Папа ищет тебя, Сара! Если кто-то нашёл её, пожалуйста, оставьте весточку в приюте при церкви Святого Патрика. Майкл Миллер».

«Помогите найти: Джонатан Уайт, 42 года. Был с женой и двумя сыновьями. Семья нашлась, его нет. Мы в Сент-Элмо, школа № 14. Анна Уайт».

«Ищу маму! Меня зовут Эмили Родригес, мне 12 лет. Я в приюте „Ноев ковчег“. Мама, если ты жива, пожалуйста, приходи за мной! Папы больше нет».

Мелкий почерк, детская рука. Бумажка, неровно вырванная из школьной тетради. У меня сжалось сердце.

«Потерялась жена. Кэтрин Хьюз, 37 лет. Блондинка, карие глаза, шрам на подбородке. Мы ехали в одной машине, я потерял сознание после аварии. Проснулся, её уже не было. Я живу в импровизированном лагере у Южного вокзала. Томас Хьюз».

«Разыскивается: Артур Браун, 65 лет. Седой, хромает на левую ногу. Больное сердце. Пропал по дороге из Арлингтона в Даллас. Если кто-то его видел, сообщите. Дети ждут его в церкви Святого Семейства. Мэри и Пол Браун».

«Ищу брата: Кристофер Джексон, 24 года. Афроамериканец, высокий, худой, в бейсбольной кепке. Последний раз видели на автобусной станции Далласа. Сестра Джулия Джексон. Я в приюте „Good Hope“ на 8-й улице».

«Потерялась девочка! Хлоя Нг, 6 лет. Носила розовый рюкзачок с единорогом. Если кто-то видел её, пожалуйста, дайте знать! Мы с мужем будем искать до конца. Мать, Дженнифер Нг».

«Разыскивается: Марк Эванс, 30 лет. Работал электриком, высокий, рыжеволосый, зелёные глаза. Последний раз был на эвакуационном поезде из Хьюстона. Если кто-то выжил с того состава, сообщите. Жена Лора Эванс, приют у госпиталя Parkland».

Чем дольше я читал, тем тяжелее становилось на душе. Каждая бумажка, маленькая трагедия, крик в пустоту. Дети искали родителей, матери искали детей, мужья, жён, братья, сестёр. И почти в каждой строчке звучало отчаяние, но и надежда.

«Я ищу тебя, папа! Твоё письмо у меня. Я жив. Твой сын, Рик Кларк. Остановился у тёти Мэри в Далласе, дом на Кингсроуд. Пожалуйста, найди меня!»

«Разыскивается: Сержант армии США Джейсон Купер, 29 лет. Последний раз выходил на связь с части в Форт-Уэрте. Семья ждёт тебя в Далласе! Мы верим, что ты жив. Сара Купер».

«Моя малышка Анна! Ей 4 года, светлые волосы, голубое платьице. Я потеряла её в толпе на вокзале Далласа. Люди, помогите! Я оставила записку в приюте „Ноев ковчег“. Мама, Клара Бишоп».

Я стоял и читал, лист за листом, пока буквы не начали расплываться от усталости и какой-то внутренней пустоты. В голове крутилась одна мысль: сколько таких объявлений ещё появится завтра?

Я провёл рукой по ближайшему листку, на котором спешным, нервным почерком было выведено:

«Мы ищем друг друга. Мы ещё живы. Даллас. Мы встретимся. Мы должны встретиться».

Эти слова, с замазанными именами, вдруг обожгли сильнее всех предыдущих.

С комком в горле я оторвался от доски и двинулся к двери справочной.

Без особой надежды я зашагал и встал в хвост этой очереди. Ждать пришлось около часа. Наконец, мой черёд подошёл к маленькому окошку, за которым сидела усталая девушка-волонтёр с планшетом в руках.

— Чем могу помочь? — спросила она без предисловий, привычным жестом смахнув прядь волос со лба.

— Скажите, есть данные о Скай Локхарт? — выдохнул я, сам не веря в удачу.

Девушка покусывала губу, листая базу на своём планшете. После минуты напряжённого молчания она отрицательно покачала головой.

— Извините. Ничего нет. Ни в списках прибывших, ни в списках…

Она запнулась.

— других. Может, ещё не дошла информация. База обновляется раз в сутки.

Я задумался на секунду. Последняя соломинка.

— А я могу оставить свои данные? На случай, если меня будут искать. Или если она сама будет искать и обратится сюда.

— Конечно, — оживилась девушка. — Для этого мы здесь и сидим. Как ваше имя и где вас можно найти?

Я хотел было назвать свою фамилию, но вспомнил, что Скай её не знает. Мы не успели дойти до таких формальностей.

— Дэн. Просто Дэн. Русский. Остановился в приюте «Ноев ковчег» на Сент-Пол-стрит.

Девушка быстрыми пальчиками внесла данные в базу.

— Всё. Внесли. Как только появится какая-то информация о вашей подруге, мы вас найдём.

Я поблагодарил её и отошёл от окошка, чувствуя странную смесь пустоты и крошечной надежды.

«Надеюсь, она додумается спросить про „русского Дэна“, — подумалось мне, когда я вышел на опустевшую вечернюю улицу. — Если вообще жива, конечно».

Эта мысль повисла в прохладном вечернем воздухе Далласа тяжёлым, невысказанным вопросом, на который у меня не было ответа.

Пройдя метров сорок от справочной, я свернул в тихий, пыльный тупичок между двумя кирпичными домами. Как раз то, что мне требовалось. Относительно тихое и уединённое место. Отыскав возле мусорных баков поломанный деревянный ящик из-под овощей, я уселся на него, с облегчением доставая смартфон. Самое время, в более-менее спокойной обстановке, связаться со своей семьёй. Дать им знать, что я жив и со мной всё в порядке.

Войдя в Telegram, я первым делом попытался позвонить Веронике, но связь не проходила. Всё тот же предательский значок «Нет сигнала». То же самое произошло и с WhatsApp, и с обычным звонком через оператора. Немного расстроившись, что не услышу её голос, я принялся писать, стуча большими пальцами по стеклу.

Я: Привет. Я жив. Со мной всё нормально.

Ответ пришёл почти мгновенно, словно телефон находился рядом с ней. Хотя, возможно так и было. Зная супругу, она даже в ванную ходила с ним.

Вероника: Господи! Денис! Я просто не знала, что и думать уже! Ты где?!

Я: Связи нет. Позвонить не могу.

Вероника: Где ты? Что происходит? Новости просто ужасные…

Я: В Техасе, в Далласе. Смог выехать из Нью-Йорка до… ну, до того самого.

Вероника: Слава Богу… А есть возможность вернуться? В Россию? Здесь пока тихо.

Я: Нет. Таких перспектив пока нет. Аэропорты, порты, всё закрыто. Границы на замке. Но я ищу варианты.

Вероника: Будь осторожен, ради всего святого…

Я: Как у вас? С Ксюшей всё хорошо? С родителями?

Вероника: Да, слава Богу. С ними всё в порядке. Твои мама с папой на даче, уехали ещё до всей этой паники. Ксюша скучает по тебе. Каждый день спрашивает.

Я: Я тоже скучаю. А как с вирусом в России? В новостях пишут про вспышки.

Вероника: Было несколько случаев в Москве, Питере. Но их быстро ликвидировали. У нас на Кубани пока чисто. На въездах в край блокпосты, военные. Надеются сдержать.

Мне ужасно хотелось поболтать подольше, ощутить эту хрупкую связь с домом, но силы были на исходе. Я слишком устал за сегодня, хотя особо ничего и не делал. Наверное, сама эта ситуация, постоянное напряжение, выматывали сильнее любой физической работы.

Вероника: Какие у тебя планы? Что будешь делать?

Я: Пока не знаю. Думаю, может, подамся ближе на север. Ты ведь читала новости о холоде и вирусе?

Вероника: Читала. Но дорога опасно! Морозы, эти твари… Лучше оставайся в безопасном месте, в том же Далласе. Раз уж ты там.

Я горько усмехнулся. Опасность теперь была везде, даже здесь, в этом «безопасном» Далласе. Но, понятное дело, не стал об этом писать, чтобы не волновать её ещё сильнее.

Я: Ладно. Мне пора. Батарея садится. Как будет возможность, обязательно напишу. Возможно, завтра.

Вероника: Пожалуйста, пиши! Не исчезай больше. Береги себя! Люблю!

Я: И я вас. Целую.

Я убрал телефон обратно в сумку, с трудом поднялся и потянулся, чувствуя, как ноют все мышцы. В этот момент в тупик быстрыми, лёгкими шагами зашёл худощавый парень латиноамериканской внешности. Он был одет в мешковатые штаны и яркую гавайскую рубашку нараспашку, обнажающую торс, сплошь покрытый примитивными тюремными татуировками. На вид явно наркоман. В его руке был зажат пистолет, компактный, угловатый. Glock 19.

— Давай сюда сумку, деньги, — потребовал он, коротко поводя стволом в мою сторону.

Его глаза были стеклянными и пустыми. Такие люди всегда пугали. Никогда не знаешь, что от них ожидать. Что придёт в их затуманенный мозг.

«Вот я попал», — пронеслось в голове с холодным, обжигающим страхом.

Я медленно поднял руки, стараясь не делать резких движений. Потом, чтобы потянуть время и оценить обстановку, я специально усилил свой акцент, сделав испуганное лицо.

— Я… я не понимать вас. Говорить, пожалуйста, медленнее. Я не местный.

Латинос громко, с ненавистью выругался по-испански:

— Pinche gringo est;pido!

Потом перешёл на понятный английский, растягивая слова:

— Де-нь-ги. Баб-ки. От-да-вай. И сум-ку. Быс-тро!

— А, деньги? — сделал я вид, что только сейчас понял.

— Деньги, чёрт возьми! Бабки!

Он уже терял терпение, делая шаг вперёд.

— Давай, ты, глупое животное!

В этот момент я посмотрел куда-то через его плечо, вглубь тупика, неестественно расширив глаза, будто увидел что-то страшное. Приём довольно старый. Но грабитель на мгновение дрогнул и рефлекторно обернулся. Этого мгновения мне вполне хватило.

— Смотри!

Я резко подбросил ногой тот самый деревянный ящик, на котором сидел минуту назад, а сам, сделав молниеносный выпад, схватил ящик рукой и со всей силы обрушил его на вооружённую руку нападавшего. Латинос дико вскрикнул от боли и неожиданности, разжимая пальцы. Пистолет с глухим стуком упал на асфальт.

— Сука! — взвыл он.

Не давая ему опомниться, я размахнулся своей тяжёлой сумкой, набитой вещами и ноутбуком, и со всей дури обрушил её ему на голову. Тот с оглушённым стоном упал на колени, на какое-то время дезориентированный, хватаясь рукой за ушибленный висок.

Не давая ему времени прийти в себя, я отошёл на шаг назад для замаха и носком своего крепкого кроссовка врезал со всей силы под нижнюю челюсть. Раздался неприятный, глухой хруст. Несколько зубов вылетело, брызнула кровь. Грабитель беззвучно повалился набок на асфальт, без сознания.

Я тяжело дышал. Адреналин пульсировал в висках. Нагнувшись, я подобрал пистолет. Он был неожиданно лёгким, почти игрушечным, но знакомый угловатый силуэт и матовая чёрная сталь Глока внушали серьёзность. Моя ладонь уверенно обхватила шершавую рифлёную рукоятку. Большим пальцем я отщёлкнул магазин. Он был полным, пятнадцать патронов 9-мм калибра. Рывком оттянул затвор, проверяя патронник. Там тоже сияла медь гильзы. Оружие оказалось полностью заряжено и готово к бою. Я вставил магазин обратно до характерного щелчка.

Потом, оглядевшись, я на мгновение опустился на корточки рядом с телом и быстрым, профессиональным движением вора обыскал карманы его штанов. В одном из них лежала пачка потертых долларов. Я пересчитал. Почти сотня. Без тени сомнения я сунул деньги в свой карман.

— Это за мои неудобство, — пробормотал я в сторону бездыханного тела.

Грабитель в этот момент слабо застонал, постепенно приходя в сознание, но я уже, не оглядываясь, перешагнул через него и быстрым шагом, почти бегом, поспешил прочь из тупика, снова выходя на освещённую людьми Сент-Пол-стрит. На улице к этому времени совсем стемнело, и фонари бросали на асфальт длинные, тревожные тени. Я крепче сжал в кармане рукоятку «Глока», чувствуя его холодную сталь. Теперь я был снова при оружии. И это меня немного успокаивало.

Последующие четыре дня пролетели в однообразной, напряжённой суете. Они слились в череду тревожных новостей, бесконечных походов по городу в поисках информации, припасов и хоть каких-то намёков на безопасное будущее. Вечерами мы возвращались в наш переполненный приют «Ноев ковчег» на Сент-Пол-стрит и, забравшись на свой чердак, вполголоса обсуждали услышанное и увиденное. Людей в приюте становилось только больше. Каждый день прибывали новые беженцы с пугающими рассказами.

Новости о заражённых приходили тревожные. Крупные вспышки произошли в удалённых от центра районах, Плезант-Гроув на юго-западе и Лейк-Хайлендс на востоке города. Туда сразу же отправлялись группы зачистки, колонны армейских «Хамви» и полицейских броневиков. По городу ползли тревожные слухи о больших потерях среди военных и о том, что в тех районах творится настоящий ад. Заражённые смогли пробраться через первые заслоны, устроить резню и заразить сотни, если не тысячи людей.

Я каждый день находил минутку, чтобы через плохое соединение написать Веронике, дочери и родителям. Слава богу, в России пока было без изменений. Жёсткий карантин на границах и внутри страны давал свои плоды. Шутки ради, я написал, что нам, наверное, надо было рвануть в Норильск. Там сейчас не только зомби, но и просто никто не выживет без тёплой одежды, что было идеальной защитой.

Одной из самых тревожных новостей, которую передавали все местные телеканалы, стало сообщение о подходе к берегам Северной Америки кораблей ВМФ России, Китая и Великобритании.

— Не для эвакуации, — мрачно комментировал Мэтт, смотря на экран старого телевизора в общей комнате приюта. — Для сдерживания. Чтобы никто не сбежал с этого проклятого континента и не притащил заразу к ним.

— Да понятное дело, — отвечал я. — Это было известно с самого начало. Они и не скрывали.

— Главное, чтобы не решили «зачистить» территорию, — добавлял отец Моррисон. — Радиация от Нью-Йорка и так висит…

А потом кто-то из беженцев, бывший военный, обмолвился о том, что где-то в Атлантике на дежурстве стоит российская подлодка «Белгород» с «Посейдоном» на борту. После этого даже у меня, русского, похолодело внутри. Сразу не поймёшь, чего ожидать от такой новости, спасения или полного уничтожения. Впрочем, случись такое, цунами с радиацией уничтожит восточное побережье. До нас сюда не дойдёт.

— Вот дерьмо, — протянул Мэтт, залипнув в экран. — Русские с китайцами и бритами на горизонте… Как в грёбаном фильме-катастрофе. Только обычно в кино пришельцы нападают, а тут всё наоборот.

— Думаешь, они нас будут бомбить? — спросил кто-то из беженцев.

— Не-а, — ухмыльнулся Томпсон. — Бомбить слишком дорого. Скорее, просто загородят океан своими корытами, и всё. Американский континент, большой карантинник. Типа: «Пусть эти идиоты дохнут у себя».

Он театрально развёл руками, и несколько человек нервно засмеялись.

— Весело шутишь, — пробормотал я.

— А что, плакать, что ли? — оживился Мэтт. — Ну вот представь: сидим мы тут, жрём этот монастырский супчик из трёх бобов, а где-то там за океаном, жизнь, бары, девчонки в коротких юбках. А нас закрыли, как в дурке. Может, хоть телок завезут к нам по обмену?

Он подмигнул, и кто-то из мужчин прыснул от смеха.

— Мэтт… — строго сказал отец Моррисон, но Томпсон его перебил:

— О, святой отец, расслабься. Я же не предлагаю прелюбодеяние, я просто мечтаю. Хочешь, я скажу духовно? «Господи, дай нам баб и пива, ибо без них царствие Твоё, скукотища».

Несколько голосов прыснули, кто-то закашлялся, но смех всё равно прокатился по чердаку. Даже Тиффани, казалось, едва заметно усмехнулась, спрятав лицо в коленях.

— Лучше думай, как мы выбираться будем, — буркнул я.

— Я думаю, — серьёзно кивнул Мэтт, а потом снова загоготал: — Я думаю, что нужно спереть у кого-нибудь внедорожник и посадить в него пару стриптизёрш. Тогда у нас будет мотивация ехать хоть в самую жопу Миннесоты!

— Ты невыносим, — отрезал отец Моррисон.

— Ага, зато честный, — парировал Мэтт. — Вот скажи, святой отец, когда жрать станет совсем нечего, твой Бог спустится с неба с гамбургерами и пивком? Или нам самим надо будет ходить и выбивать двери супермаркетов?

Отец Моррисон хотел что-то сказать, но Мэтт, не дожидаясь, добавил:

— Вот именно. Поэтому я, за честность. Мы выживем не потому что молимся, а потому что жрём всё, что найдём, и потому что я умею метко бить по башке любому зомбарю.

Он щёлкнул пальцами и изобразил пистолет.

— Пиу! Пиу! Голова в клочья!

Сосед справа, пожилой мужчина, раздражённо махнул рукой:

— Потише, клоун! Тут дети спят!

— Ага, — отмахнулся Мэтт, — пусть слушают. Пусть знают, что дядя Мэтт защитит их лучше, чем вся армия США. Я же герой, мать его! Только без мантии и без трусов поверх штанов.

— Да тебе бы дали мантию, — вставил я, — ты бы первым делом устроил из неё простыню для пикника.

— Чёрт возьми, Дэн, ты меня слишком хорошо знаешь, — засмеялся Мэтт. — Но пикник был бы знатный. С консервами и похищенным вином из католической кладовки.

Смех прокатился снова, даже мрачные лица в темноте чердака чуть оживились.

— Знаете что? — плюхнулся Мэтт на матрас и подпер голову рукой. — Я всё равно скажу. Если мы выберемся из этого ада и окажемся в Миннесоте или хоть в грёбаном Дулуте, я первым делом открою бар. Назову его «Последний герой». Пиво, по талонам, для выживших. Девушки в бикини, бесплатно.

— Тебя за такое в первый же день прибьют, — хмыкнул я.

— Зато весело умру, — ухмыльнулся он. — Вон, святой отец с Библией умрёт скучно, а я, с кружкой пива и держа на коленях красотку, уткнувшись лицом ей в сиськи.

Отец Моррисон закатил глаза и ушёл в угол, что вызвало новую волну смеха.

В тот вечер, несмотря на тревожные новости, впервые за несколько дней стало хоть чуть-чуть легче. Смех Мэтта, пусть пошлый и дурацкий, сбил градус отчаяния, а на миг даже заставил поверить, что мы действительно сможем прорваться на север.

Вечером десятого сентября, ровно через неделю после нашего прибытия в Даллас, мы собрались в углу на первом этаже приюта. Я, Мэтт, отец Моррисон и молчаливая Тиффани, сидевшая рядом, свернувшись калачиком в продавленном кресле.

— Итак, север, — начал я, расстелив на коленях потрёпанную дорожную карту США. — Сидеть здесь, значит ждать, пока одна из вспышек не докатится и до нас. Нужен план.

— Первый этап, выбираемся из Техаса, — ткнул пальцем в карту Мэтт. — Держимся шоссе I-35 North. До Оклахома-Сити рукой подать. Двести миль, три-четыре часа пути. Главное, не сворачивать в малые городки. Там сейчас ад, я уверен.

Отец Моррисон кивнул, водя пальцем по маршруту.

— Согласен. От Оклахома-Сити, дальше на север, по той же I-35, до Уичито в Канзасе. Это ещё сто шестьдесят миль. Канзас, штат сельский, населения меньше, значит, и заражённых должно быть меньше. В Уичито нужно будет запастись топливом и едой впрок. Это последний крупный хаб перед пустынными районами.

— Дальше, сложнее, — провёл я линию от Уичито. — Нам нужно будет перебраться на I-80 West и двигаться до Омахи в Небраске. Это уже серьёзный крюк, почти двести восемьдесят миль. Но это магистраль, и она должна быть под контролем военных. Главное, избегать Канзас-Сити. Крупный город, значит, ловушка.

— Омаха, логистический узел, — подхватил Мэтт. — Там можно будет найти не только припасы, но и, возможно, транспорт получше. Если мы, конечно, не пойдём пешком, как дураки.

— Из Омахи, прямой путь на север по I-29, — продолжил я снова. — Через Айову, до Су-Фолс в Южной Дакоте. Триста миль. I-29, идеальная дорога, проходит через сельские районы. Минимум населения, минимум риска.

— А от Су-Фолс, финальный рывок, — посмотрел на нас отец Фрэнк. — По I-29 North, потом на I-90 West и снова на I-35 North. До Миннеаполиса или Сент-Пола в Миннесоте. Ещё двести пятьдесят миль. Это наша цель.

— Но Миннеаполис, крупный город, — мрачно заметил Мэтт. — Там наверняка полно беженцев и, возможно, свои вспышки. Мне кажется, нужно целиться ещё севернее. В тот же Дулут, на берегу озера Верхнее. Или вообще в Интернешнл-Фолс. Говорят, это самое холодное место в Штатах.

— Именно в этом и смысл, — поглядел я на него. — Морозы в Миннесоте начинаются уже в ноябре. Ночью до минус десяти. А в декабре—феврале, стабильно минус пятнадцать-двадцать, а на севере и до тридцати. При минус пятнадцати, по данным учёных, зомби практически замирают. При минус двадцати пяти, становятся просто ледяными статуями. Нам нужно добраться туда к началу декабря.

— Три тысячи миль, — подсчитал Томпсон, задумчиво потирая подбородок. — Без остановок, это дня три езды. Но реально, с ночёвками, объездами и поисками припасов, неделя, а то и больше.

— Значит, выезжать нужно, — заключил отец Моррисон. — Пока дороги ещё более-менее проходимы и военные патрулируют магистрали. Потом может быть поздно.

— С транспортом и оружием тоже нужно решать, — напомнил я. — На своих двоих мы такое расстояние не осилим. Нужна машина. В идеале, внедорожник, с полным баком и прицепом с припасами. И оружие. Моего «Глока» на всех не хватит.

— Оружие можно попробовать найти по дороге, — сказал Мэтт. — В полицейских участках в маленьких городках, в оружейных магазинах… если они, конечно, ещё не разграблены. С транспортом сложнее. Нужно искать на заправках, на стоянках… Рискованно.

— Это рискованно сидеть здесь и ждать, пока тебя сожрут, — тихо, но чётко сказала Тиффани.

Мы все обернулись на неё. Это было первое её осмысленное предложение за весь вечер.

— Хм. Действительно.

Она была права. Мы сидели и составляли планы, пока мир вокруг рушился. Пришло время действовать.

— Значит, решено, — сложил я карту. — Завтра с утра начинаем готовиться. Ищем транспорт, запасаемся всем, что можно. И пытаемся выбраться из Далласа. На север. К холоду и к надежде.

Все молча кивнули. В их глазах читалась та же решимость, что и у меня. Животный страх по-прежнему оставался, но его теснила воля к жизни. Мы знали, куда идти. Оставалось самое сложное, дойти.