Дневник. Август и сентябрь 1984

26 августа мы пили на Поляне за моё возвращение, а 1 сентября за Надеждин
отпуск (7 сентября она улетела в Ташкент). Этот денёк  - 1 сентября — пожалуй,
тоже надо немного осветить. Погода была преотличная. Играли и купались.
Я после отпуска полна энергии, собой на площадке довольна.

Надюлька правильно отметила, что после отпуска Лёва  Паровоз прямо кидается
на меня. Может, я нравлюсь ему только загорелая, отдохнувшая, похудевшая и
помолодевшая... А может, просто проверяет, насколько я завязана после отпуска.
Ляжет в свой гамак и наблюдает - ну я же вижу, что наблюдает. Потом, конечно,
разложит свою скатерть-самобранку, и как бы между прочим пригласит меня.
И я, смеясь, скажу: "Ах, алкоголик, опять один пьёшь?" Потом заберу свой закусон
и подсяду к нему в гамак..

Так случилось и в этот раз. Только водку я пила как воду - сама удивилась, не
только он. Что-то мне захорошело,  развязался язык, и я начала ему рассказывать
о походе. Чесался язык - рассказать о Сашуле, еле сдержалась. И что я за дура
такая! Между тем разразился жуткий ливень. Народ собрался под Витиным
тентом, и там не было уже места. Мы остались сидеть в гамаке под двумя
зонтами. В гамак уже натекала вода, Лёва начинал подмокать. Я одеться ещё не
успела, осталась в купальнике. Мне этот ливень был нипочём по сравнению с
походным крещением...

В какой-то момент наши губы потянулись навстречу друг другу. Его - робко: он
помнил, как резко я оттолкнула его после прошлого отпуска. Собственно, с тех
самых пор не было больше попыток.  У меня был тогда Валерка... Мои - как к
спасительному источнику - жадно. Палаточное видение не покидало меня, и
мне необходимо было хоть на мгновение забыться в этом поцелуе. Он
почувствовал жадность моего поцелуя, потихоньку сунул руку мне в трусики.

У меня руки были заняты: одной я держала клеёнку, в другой был зонт. Несмотря
на эти средства мы уже плавали в воде (мне даже показалось, что всё это
происходит в лодке  - настолько ещё сильны впечатления о походе), ливень
разошёлся ещё сильнее, словно стремился закрыть нас от посторонних взглядов.
Мне так необходимы были его губы именно сейчас... О чём он думал в этот
момент - мне неведомо. Наверное, успокоился, что не всё ещё между нами
кончено. Даже что-то бормотал о навесе в лесу, под который можно пойти.
Мне почему-то вспомнилась ария оперетки:

"...Ах, вы - ёлочки,
Ах, вы сосенки,
Ты люби весной, а не осенью.
Не согреют жаркие слова,
Коли мокрая трава..."

После ливня Философ с Паровозом развели костёр. До чего же приятно было
погреться. Посушились. Имела счастье с Лёвой идти на электричку. В этот вечер
Гаврилин у костра спел нам несколько своих песен.

Потом две недели писались письма. Саше я отправила сразу же часть слайдов,
а "шедевры" не могла оторвать от сердца, то бишь два самых удачных слайда,
где он с Фаей и мы экипажем: Лена, он и я. С них я заказала цветные фотографии
и уже замучилась ждать. Послала ему диаскоп и конфет для детей, в общем
целую бандероль.

Отвлекали немного Лужники. Муся, с которой я обычно бегаю, спросила меня,
отчего я так похудела. Я сказала, что от напряжения душевных сил — влюбилась,
мол. "Ах, какая ты счастливая, Наташа, можешь ещё влюбиться!" Оказывается,
это счастье. Написала письмо Лене в Архангельск. Конечно, поведала о своей
безнадежной любви, - она поймёт. Правда, без подробностей.

Всё кончается. Сначала кончилось блаженство, думаю, что эта нестерпимая
боль тоже должна скоро закончиться. Оказывается, сила чувства с возрастом
не угасает,  наоборот, будоражит все клетки. Кажется, что не выдержишь этого
накала эмоций. Что там голос разума в сравнении с этим буйством оживших
чувств и проснувшегося вдруг тела! Голос разума - голос вопиющего в пустыне...
Такая вот поездка, отнявшая все душевные силы...
 
С 17 по 21 сентября командировка в Уфу.

Улетала, как всегда, с тяжёлым сердцем. Никак не привыкну к этим самолетам.
Конечно, перед командировкой не подготовили. Всё экспромтом. Ко всему ещё
разболелся мой миозит давний. Прихватило как раз перед полётом. Всю неделю
не отпускает. В гостинице было холодно, жаль, что не взяла шерстяной костюм.

Овчарук мне отпустил комплимент: "Что похудела так?"
- Ничего не похудела.
- Ну да, будто я не помню, какое круглое у тебя было лицо.
- Просто у меня была другая прическа.
Вспоминали, как жили в "гостинице". "Наташ, признайся, закрывалась от меня
на стул?" О моряке не было произнесено ни слова к чести Овчарука

Что запомнилось в г. Уфе. Погода не баловала, шёл моросящий дождь. Река
"Белая", словно атласная лента, окаймляла город. Красивая панорама открывается
от памятника национальному герою Салавату Юлаеву, сподвижнику Пугачёва.
Он руководил восстанием здесь, в Башкирии. После подавления восстания был
изувечен пытками и умер на каторге в возрасте 46 лет.

Ещё есть у них там историческая улица. Сюда к Крупской в ссылку приезжал
Ленин и жил здесь на углу бывшей "Жандармской" и "Тюремной" улиц. Сейчас
бывшая "Жандармская" улица полностью сохранена, подреставрирована, и когда
гуляя по центру города, вдруг попадаешь в этот тихий уголок, словно входишь
в историю...

Жили мы в гостинице "Турист" с нашими женщинами. Познакомилась я с Л.В.
Пчёлкиной. Ночами мы вели с ней долгие беседы, и я открыла в ней тонкого,
понимающего, эмоционального человека.