Баба Яга и касатик

Степан Степанович знал, что Инна находится на даче. Его неудержимо потянуло к дому Анфисы. У соседнего подъезда в доме Анфисы разгружали из машины новую мебель, а на скамейке с ручкой детской коляски в руках сидела Инесса Евгеньевна. Он сел рядом с ней.
   — Привет, Инесса Евгеньевна, кто это у вас мебель новую привез?
   — Думаю, что вы. Вы отвезли антиквариат на дачу, а сами купили новую мебель.
   — Думаете, что антикварная мебель со зверями на даче Виктора Сидоровича?
   — А что в этом удивительного?
   — Ничего удивительного, мебель я сам делал, она без мистики, но в нее вделали пластины с вырезанными зверями. Эти деревянные пластины из тайги привез твой Платон, сделаны они мастерски, но в них есть нечто нетривиальное, присущее старой антикварной мебели, в них есть мистический дух, я сам на себе испытал, когда смотрел этот законченный комплект. Мужик я крепкий, но мне сильно повело голову! Я теперь боюсь за своих женщин, мне тревожно стало. Инесса, смотри на мебель, а я поехал на дачу. Тьфу, пока дождусь рейсового автобуса! Машина в ремонте. Слушай, отвези меня на своей машине на дачу Виктора Сидоровича!
   — Степан Степанович, ты в лице изменился! Конечно, я отвезу тебя, держи коляску, сознание сам не потеряй, сейчас схожу за ключами и подъеду на автомобиле.
   Виктор Сидорович услышал гудки машины у ворот дачи, но никто ворота не открывал. Он сам встал, посмотрел на спящую девочку и пошел к пульту управления у входа в здание. Он увидел лицо Инессы Евгеньевны и Степана Степановича на сером экране, открыл ворота. Они проехали на территорию дачи.
   Он вышел к ним навстречу:
   — Чем я обязан вашему приезду?
   — Виктор Сидорович, Степан Степанович о своих женщинах беспокоится! — ответила Инесса Евгеньевна.
   — И правильно, Инна потеряла сознание в музее и спит, а Полина где-то затихла, даже вам ворота не открыла.
   — Где они? — хрипло спросил Степан Степанович.
   — Идемте со мной, — ответил Виктор Сидорович и повел гостя за собой.
   Инна спала на диване в холле. Собачка открыла глаза, приглушенно гавкнула и вновь легла рядом с девочкой.
   — А Полина где?
   — Она взяла у дочери ключи от музея, и больше я ее не видел.
   — Пошли в музей.
   В дверях музея лежала Полина. Степан Степанович поднял ее на руки, как пушинку, и резко закрыл дверь в музей.
   — Степан, не ходи туда, не знаю почему, но дверь эту не открывайте!
   — А вдруг там кто есть?
   — Думаю, нет. Вас много было на даче людей? Трое? Я всех видел. Инесса Евгеньевна стоит внизу у фонтана с ребенком, больше здесь быть никого не должно. Ладно, куда Полину нести?
   — Неси в холл к Инне, там два дивана стоят, там флюиды хорошие.
   — Флюиды — это важно.
   Степан Степанович положил Полину на второй диван, посмотрел на ее лицо. Лицо Полины выражало остановившийся ужас, но она дышала, а вот лицо замерло в маске страха.
   — Степан Степанович, что ж ты такую страшную мебель делаешь? — спросил в сердцах Виктор Сидорович.
   — Я делаю нормальную мебель, без фокусов, но моей мебели делают прививки антиквариатом, и результат выходит за рамки моего понимания.
   — Может, нам закрыть дачу да по домам разъехаться? Сентябрь скоро.
   — Это хороший вариант, — ответил Степан Степанович. — Но Полине и Инне надо проснуться и рассказать нам, что с ними в музее произошло.
   — А если им вспоминать не захочется? Давай Инессу Евгеньевну с ними оставим, а сами в музей пойдем, посмотрим, что там, — предложил Виктор Сидорович.
   — Ты лучше ответь: у тебя на даче привидения есть? — спросил Степан Степанович.
   — Мы об этом недавно говорили с тобой и пришли к выводу, что душа Самсона вполне может быть привидением музея.
   — Так зачем мы туда пойдем? Пусть там Самсон и обитает, он сам себе музей строил.
   — Степан Степанович, мы продали янтарный комплект, а в музее стоит комплект со зверями.
   — Вон оно что! Я об этом что-то знаю, но целиком мысль в голове не держал, этот ваш музейный обмен мог душе Самсона не понравиться! Самсона убил Платон, этих зверей привез Платон!
   — Ты говоришь, что Платон убил Самсона? А ты говорил, что Самсон — самоубийца, что он сам спрыгнул с крыши. Я помню, что ты говорил, что он был лунатиком.
   — Сорвалось с языка, я не знал, что ты этого не знал!
   — Степан Степанович, а ты откуда это узнал?
   — Честно? Да я сам скинул Самсона с крыши, но он уже был мертвый. — сказал Степан Степанович и протянул: — Кто меня за язык тянет это говорить?
   — С кем я рядом сижу?! — завопил Виктор Сидорович.
   — С кем? С мужем своей любовницы! Чем ты не доволен? У меня выхода не было. Пришлось выручить Анфису, к ней ворвался в квартиру Самсон, а ее муж Платон запустил нож от ревности в его спину. Все мы тут одни миром мазаны.
   — Да, лучше не копать, — протянул Виктор Сидорович другим тоном.
   — Так и я о том же! В этом музее дух Самсона бродит. Перебродит — станет тише, зайдем в музей, но не сегодня.
   — Нет, дамы проснутся — поедем домой!
   — Я схожу за нашатырным спиртом, должен он быть в аптечке в машине, да все и уедем отсюда.
   Вскоре все покинули дачу. Инна свою собачку себе забрала, домой.
   Солнце светило в окна. Небо без облаков казалось бескрайним, как затянувшееся одиночество. Анфиса иногда вспоминала Самсона и жалела его и себя, а заодно и Платона, и сына. Ребенок подрос, она хотела уже выходить на работу, а перед этим лучше всего привести себя в боевую готовность. Анфиса решила пойти и позагорать на пляже, благо он рядом. Надела она купальник, легкий халат, сланцы; посадила сына в летнюю коляску и пошла с ним на пляж по своей обычной прогулочной дороге.
   Навстречу Анфисе шел сам Платон! Она решила, что он ей померещился, и попыталась пройти мимо него, но он остановился, перекрывая ей дорогу.
   — Здравствуй, Анфиса!
   — Привет, пропавший! Откуда и куда?
   — Дай на сына посмотреть.
   — Смотри. Тебя ищут или выпустили?
   — Зачем вопросы? Я здесь. Вот, деньги возьми, честные, можно сказать. Я помог сделать новый гарнитур с антикварным уклоном, теперь могу тебе отдать деньги на жизнь.
   — А я возьму деньги.
   — И бери, а я ушел, — и Платон, резко развернувшись, исчез в боковой аллее.
   Идти на пляж с большой суммой денег Анфисе расхотелось, и она повернула домой, чтобы положить деньги куда подальше. На скамейке у подъезда сидел детектив Мухин.
   — Анфиса, слухи ходят, что твой муж вернулся. Как его найти? Сюда он не приходил.
   — Я его с прошлого года не видела.
   — А у нас другие сведения. Есть сообщения, что его видели в городе. Еще объявился родной дядя Самсона — некий дядя Сидор Сидорович, он пытается найти убийцу. А похожи они!
   — Я ничем Вам не могу помочь.
   — Зря. Я надеялся на тебя. Про дядю Сидора не хочешь узнать? Сидор Болт жил за рубежом много лет, а тут приехал, вернулся и копает. Нам дали месяц срока на поиск убийцы, а я и так знаю, что убил Самсона Платон, а Степан Степанович его сбросил с крыши для инсценировки убийства. А мне нужна новая машина и доказательства.
   — В огороде бузина, а деньгами возьмете за свободу Платона? А заезжему дяде Сидору скажите, что было самоубийство чистой воды, ведь кроме Вас да меня никто всю картину убийства не знает. Вы сами догадались, а я видела. Если честно, то Платона я впервые за последний год увидела десять минут назад, он мне деньги дал на ребенка. Могу деньги Вам отдать.
   — Раскололась. Где Платон сейчас живет?
   — Он мне ни слова не сказал о себе, дал деньги и исчез в зарослях.
   — Деньги у ребенка отбирать не буду, тебе тяжело пришлось, я это знаю. Красивая ты баба, я вот о чем подумал, если дядя Сидор тебя увидит, то твой Платон его из ревности пришьет!
   — Если честно, то Инесса Евгеньевна мне говорила, что Платон жил год в тайге у знахарки и теперь он не умеет метать нож, она у него нож забрала.
   — Значит, знахарка лесная с него порчу сняла? Коряво. А если по-хорошему, то Платона и Степана Степановича надо сдать, но улик нет и нож у знахарки — так и сказать дяде Сидору? Так тогда еще что-нибудь произойдет, а мне кого-нибудь надо выдать ему, а выдам я тебя, Анфиса.
   — Это еще как?
   — Скажу дяде Сидору, что Самсон из-за любви к тебе упал с крыши, что у него крыша поехала. А ты хочешь, чтобы на мне это дело вечность висело? — закурил сигарету Мухин, глядя пристально на Анфису.
   — А про нож Вы как узнали?
   — Это все ерунда, человека нет — проблема есть, и надо подвести черту под этим делом. Так я тебя познакомлю с дядей-иностранцем?
   — От Платона отстанете? Знакомьте, если это Вам поможет.
   — Да, но ты должна выглядеть так, чтобы иностранный дядя смог бы поверить, что из-за тебя у мужиков крыша едет.
   — Кто бы с ребенком посидел, а я бы занялась своей внешностью.
   — Найми няню, не мне тебя учить. Значит так, через неделю к тебе придет дядя Сидор, произведи на него впечатление.
     Анфиса рьяно взялась за свою внешность. Няня сидела с ребенком, а она усиленно приводила себя в порядок.
   Через неделю детектив Илья Мухин привел заморского дядю Сидора.
   — Господин Сидор, вот это и есть Анфиса, в которую был влюблен Ваш Самсон, больше мне добавить нечего. — сказал Лис, пропуская в квартиру Анфисы некоего господина, а сам быстро закрыл за собой дверь.
   — Здравствуйте, Анфиса! Да, мы уже давно знакомы! Получается из-за Вас Самсон покончил с жизнью? Да, Вы действительно красивы! Но жизнь дороже. Что ж Вы его довели до такой степени?
   — Знаете, трудно мне все это вспоминать, но Самсон меня по-своему любил.
   — Да я и сам готов в Вас влюбиться, от Вас идут флюиды любви и совершенства!
   — А что Вам мешает влюбиться?
   — Не хочется с крыши падать.
   — Не лазайте на крышу и не сорветесь!
   — Анфиса, Вы сказали хорошую мысль! Самсон просто сорвался с крыши! Наверное, сидел на Вашей крыше и смотрел на луну, да и сорвался! Он еще в детстве был лунатиком, на луну реагировал! Тьфу. Гора с плеч! — воскликнул дядя Сидор, вставая с кресла и медленно проходя к выходу.
   Анфиса закрыла за ним дверь и плюхнулась в кресло.
   Вскоре появился детектив Мухин.
   — Анфиса, спасибо! Дядя Сидор закрыл дело о гибели Самсона, сказав, что он был лунатиком с детства. Я не ожидал от Вас такого ума! Самому в Вас влюбиться? Нет, лучше не буду. Все, прощайте!
   Степан Степанович после разговора о русском модерне с Инессой Евгеньевной сделал столовую мебель, а с резчиками по дереву у него ничего не получилось. Комплект мебели был, а антикварного вида у него не было. И пошел он к Инессе Евгеньевне в жилетку поплакать. А она засмеялась! Он только рот открыл от удивления.
   — Милый ты Степан Степанович, есть мистическая отделка для твоего комплекта! Да еще какая! Но нужно найти столяра Селедкина, чтобы он все это вместе состыковал по старым рецептам.
   — Так умер столяр, и нет теперь мастера, который мог бы под старину мебель реставрировать.
   — Я не знала. Что предлагаешь?
   — Не знаю, а Родион знает? Он видел, вероятно, как его отец работал. Столяр реставрировал без зрителей, никого не впускал в мастерскую.
   — Это я хорошо знаю. Младший Селедкин уволился, но его можно найти. Вези свой комплект в магазин, в реставрационную мастерскую, а я привезу для него украшения и Родиона.
   Родион откликнулся на звонок мобильного телефона и сам приехал в магазин. Он сказал, что знает, как отец делал мебель под старину, но сам никогда этого не делал, хотя помнит все материалы, которые отец при этом использовал.
   Степан Степанович привез столовый мебельный гарнитур, а увидев дощечки с качественно вырезанными животными, как ребенок, захлопал в ладоши.
   — Отлично, то, что надо! Какое мастерство, и все выдержанно в одном стиле, в одном размере!
   Родион при виде дощечек выдохнул:
   — Откуда такая прелесть? Все животные выпуклые, как живые, да так ровно сделаны!
   — Родион, твое дело — объединить дощечки с гарнитуром, надо создать новую антикварную коллекцию русского модерна конца девятнадцатого века.
   — Без проблем! Это настоящая натура!
   Откуда люди узнают о новинках? Неизвестно, но покупатель вскоре объявился на весь столовый гарнитур, хотя для начала ему показали стул с отделкой из двух дощечек с изображением животных на спинке стула. Стул смотрелся единым целым, трудно было догадаться о том, как он был сделан. Единственное, о чем просил покупатель — оставить в секрете свое имя.
   Виктор Сидорович, дядя погибшего любовника Анфисы, на правах хозяина с удовольствием обходил дачу. Ему нравилось жить без посторонних людей. Он с удовольствием открывал комнату с янтарной мебелью, долго смотрел на нее, представляя себя графом. В качестве помощницы по дому он вернул Полину и уволил повара с охранником.
   Инна, дочь Полины, переехала жить к отцу Степану Степановичу. С ним она не ссорилась, ощущая себя хозяйкой. Отец сильно ее не доставал воспитанием. Девочка научилась готовить, и все шло своим чередом.
Одеваться Инна любит по моде, у нее такое же платье, как у примадонны. То есть само платье короткое, на протяжении десяти сантиметров обтягивающее ноги в верхней их части, переходящее вверху в некий сложный балахон. На ногах сапоги с отворотами выше колен. Верхняя одежда из натуральных кож и мехов. Да, такая она Инна.
Как госпожа Инна относится к любви? Вопрос, не имеющий ответа. Если верить ее словам, то любовь – это работа, а всякая работа должна оплачиваться. Любовь она возвела в такой ранг, что просто нет на свете мужчины, который бы мог оплатить ее труд в области любви. Любить со святой наивностью она не может, меркантильность не позволяет. Вот и возникает ответ, что оплатить любовь Инны может тот, кто оплатил господу Богу хорошую зиму. Получается, что полюбить Инна может только олигарха. А, где его взять?
   В антикварном магазине наступило затишье. Реализация залежалых товаров шла плохо, и без суеты рекламы дела не шли. Степан Степанович покинул свое место работы. Анфиса жила в полусне. У нее возникло ощущение вязкого болота. Иногда ей хотелось поехать в тайгу. Посмотрев на парк, она поймала себя на мысли, что это ей не под силу.
  Так прошел год...
   Уныло смотрела в окно Инесса Евгеньевна, мать Платона. Она думала о нем. Люди после его исчезновения ее обходили стороной. Такое наказание для нее было естественным. Она смотрела на кучевые облака в небе, на зеленую беспробудную листву и ощущала тревожную пустоту в душе. Состояние беспокойства постепенно нарастало. Она потянулась к коробке с шоколадными конфетами. И в этот момент прозвенел звонок в дверь. Она ее открыла и отпрянула.
   В квартиру стремительной, но знакомой походкой вошел незнакомый человек. Женщина всмотрелась в его лицо, узнавая и боясь ошибиться: перед ней стоял ее Платон! Но какой?! Его лицо покрывала кучерявая ровная бородка. Его волосы были подстрижены немногим длиннее бороды. Он выглядел красавцем!
   — Платон, это ты? — спросила дрогнувшим голосом Инесса Евгеньевна.
   — Я, мать! Я! — басовито ответил сын.
   — Что с твоим голосом? Ты стал басить?
   — От ветра, от морозов мой голос немного треснул. Много пришлось покричать...
   — А борода? — тихо проговорила мать, начинающая верить в счастье.
   — Что борода! Посмотри, что я принес! — и он нагнулся над сумкой, потом махнул рукой и поставил ее на стол перед матерью, медленно открывая молнию.
   Инесса Евгеньевна поднялась с кресла, заглянув в сумку, потянулась рукой за дощечкой.
   — Сын, что это? — ее голос дрожал, рука подергивалась от волнения, вынимая из сумки бесценный деревянный предмет.
   — Садись, мать, в свое кресло. Я жил в тайге. Один жил. Нашел я избушку без курьих ножек: крыша, окно, дверь, железная печурка. Три месяца я не видел ни одного человека. Я так исхудал, что стал молиться о спасении. Я съел все дары леса, что росли поблизости. Животных и птиц я не убивал. Я стал обросшим, страшным, немытым. Однажды мне стало невмоготу. Я готов был наложить на себя руки. Зрение стало исчезать. Я впал в полудрему. Очнулся я оттого, что на меня смотрела Баба Яга, чью избушку я занял.
   И говорит Баба Яга скрипучим голосом:
   — Здравствуй, касатик! Совсем издыхаешь, родимый? Порченый ты человек, а вылечить тебя можно. Зло прошло через твою жизнь. Сильно виноват ты, да не совсем. Вылечу я тебя. Знахарка я. А ты что подумал? Травы у меня в этом домике хранятся. Ты их и не трогал, и то молодец. Да я новых трав еще насобирала. А сейчас я сделаю для тебя отвар. Ты отвар выпьешь и человеком станешь. Тебя мои травы одурманили, ты и стал спать, и славно. Тебе надо было выспаться.
   Поставила бабуля меня на ноги, да и повела с собой по деревне. А в той деревне все дома стоят с заколоченными окнами, одна бабка эта там живет. Откормила она меня картошкой, луком и огурцами. Еда у нее еще та: что сама выращивала, то и ела. Я встал на ноги, стал по деревне ходить, дома смотреть. Жильцов давно в них нет.
   В одном доме я нашел эти дощечки и бабуле показал. Она всплакнула, вытерла слезы краем платка, который с головы никогда не снимала. Сказала, что жил у них один человек с золотыми руками, ходить много не мог, а все сидел да мастерил. А любил он на небольших дощечках животных вырезать, да так ловко, что все животные как живые! Дощечек этих я обнаружил штук пятьдесят, просто письмена какие-то!
   Прожил я у бабули еще девять месяцев. Она меня не отпускала, лечила и поила травами. А однажды подходит и говорит, что я здоров и могу уехать домой. Я ей ответил, что меня ищут, я зло большое совершил. А она сказала, что все будет нормально, если я ей свой нож оставлю и никогда в руки его больше не возьму. Дает она мне мой складной нож и просит, чтобы я его метнул. А нож выпал из моей руки! Понимаешь, мать, я не могу больше ножи метать! Не могу! Проводила Баба Яга меня до станции. Поезд там две минуты стоит. А перед этим на той станции она меня к парикмахеру сводила, потом травки свои сушеные сдала скупщику. Мне она билет купила, одежду и сумку. Я ей только нож и оставил. Да дров целую стену наколол. Да отремонтировал ее жилье.
   — Платон, что с тобой будет?
   — А ничего. Я буду жить в твоей новой квартире, а ты уйдешь в старую квартиру. Она ближе к Анфисе. К ней я пока не пойду, не могу. У меня есть идея: я нарисую комплект мебели, такой, чтобы дощечками этими его обклеить. Степан Степанович все сделает. Вот и модерн! Настоящий модерн!
   — Вот за это спасибо, а то я от скуки не знаю, что и делать. А как мне ту старушку отблагодарить за твое спасение?
   — Лучше о ней забыть, мы с ней в расчете. Я у нее отработал свое спасение. Теперь я хочу у Анфисы поработать! У нее, смотрю, все люди новые, а Степан Степанович меня не продаст. У меня иного выхода нет. Баба Яга сказала, что я должен с деревом работать, а она с травой работает. Так вот.
   — Платон, да тебя сейчас никто и не узнает. К Степан Степановичу пойдешь?
   — Нет, нам лучше не встречаться.
   — А Анфисе о тебе сказать?
   — Не надо, мне очень хочется увидеть сына, но не сейчас. Я буду работать в твоей новой квартире, нарисую эскизы новой древней мебели, отдашь их потом Анфисе или Степану Степановичу. Но обо мне не говори на всякий случай.
   — Так и будешь в квартире сидеть?
   — Сидел я в избушке, посижу в квартире. Мне еще надо немного времени, чтобы в себя прийти.
   — А бороду, когда сбреешь?
   —  Только не сейчас.
   Платон отдыхал, отмывался. Он сбрил бороду, много смотрел телевизор и совсем забыл о прорисовках. Матери он до машины донес сумку с бесценными дощечками, спрятав лицо под кепкой, натянутой чуть не до носа.
     Сидор Сидорович поехал к своему брату Виктору Сидоровичу посмотреть на дачу, оставшуюся от Самсона, предположительно убитого Платоном. Дело в том, что он стал третьим его наследником после двух братьев. Дольше всего Сидор рассматривал мебель, словно никогда ее не видел, а от часов он просто не мог оторвать глаз. Часы его притягивали, и их воздействие на него с каждой минутой усиливалось. Вдруг ему показалось, что если он задержится в этой комнате хоть на секунду, то исчезнет во времени, уйдет в эти часы, как в неизбежность. Он резко вскочил со стула, на котором сидел, и бросился к выходу.
   Ему показалось, что ножки стула разъехались. Но посмотреть на стул у него не хватило храбрости. Сильным движением он закрыл дверь в мистическую комнату.
Медленно побрел Сидор Сидорович к Виктору Сидоровичу.
   — Брат, что за часы находятся в янтарной комнате?
   — Что, брат, они тебе сильно понравились? Да, еще те.
   — А это не они довели до самоубийства Самсона?
   — Чем черт не шутит, я сам редко захожу в эти янтарные комнаты.
   — А зачем они тебе нужны, давай продадим?
   — А кто купит? Стоит мебель дорого, так точно с восемнадцатого века сохранились, цены им нет, за границу увезти не дадут, в кармане не провезешь.
   — В кармане нельзя, но в контейнере можно.
   — Ты их еще в порошок преврати и провези в цилиндре размером в пятьдесят грамм.
   — Не шути, я серьезно говорю. Часы мистические, мне так страшно рядом с ними стало, что поджилки затряслись, еле ноги из комнаты унес.
   — Верю. Сам боюсь до чертиков этих часов.
   — Что делать будем с наследством Самсона? Надо ему было коллекционировать такую чертовщину мистическую!
   — Пусть стоит там, где стоит. Не мешает.
   — А ты в гостиницу поставь, три комнаты можешь украсить этой мебелью и цены заломить за страх!
   — Этого еще не хватало! Потом в гостиницу никто не пойдет жить.
   — Вот попали! Должен же быть выход из этой ситуации!
   К ним подошла Полина:
   — Обед готов, прошу к столу.
   — Полина, принеси нам еду в холл, лень в столовую идти, — отозвался Виктор Сидорович. — У нас с братом серьезный разговор.
   Полина посмотрела на Сидора, уловив его сходство с Виктором, пошла за едой.
   — Красивая у тебя кухарка! — воскликнул ей вслед дядя Сидор.
   — Да она мне чуть ребенка не родила, да не получилось. Сорвалось. Нет у меня наследников.
   — А я чем не наследник?
   — Ты, Сидор, — косвенный наследник.
   — Это еще посмотреть надо, чья эта дача теперь: моя или твоя?
   — Эх, прав ты, тысячу раз прав, но я к этой даче привязался, а тебе она чужая, у тебя своя есть дача.
   — Верно, я не изверг, чтобы прогонять родного брата, но я хочу всех нас избавить от янтарных часов.
   Полина привезла сервировочный столик и стала выставлять тарелки с едой на стол.
   — Простите меня, если что не так скажу. Я поняла, что вы говорите о мебели, — решила вставить свои слова Полина, — я убираю в этих комнатах, мне страшно среди этой мебели, особенно давит славянский шкаф.
   — Вот, и я о том же! Я заметил этот шкаф, он еще страшнее этих часов, — подхватил дядя Сидор. — Ладно, уговорили, тем более что Самсон, собиратель этой чудовищной коллекции, погиб. Я подумал, и у меня есть предложение: продать всю янтарную мебель на юг. Там, конечно, надо проезжать через границу, но эту границу еще можно проехать, есть у меня там старые знакомые, смогут купить эти дары истории.
   — А может, мебель в настоящий музей отдать? — робко спросила Полина.
   — Молчи, женщина, — промолвил дядя Сидор. — Здесь большие деньги пропадают, а я на них себе квартиру куплю, надоело жить на даче, а брату тогда эту дачу оставлю.
   — Понял, на юге у меня есть относительные друзья и их относительные враги, хочу продать мебель Тоне, это она меня чуть без гостиницы не оставила, а я, кроме гостиниц, ни в чем не разбираюсь. Тоня, забыл ее отчество, владеет гостиницами, купит она эту мебель!
   — Брат, а ты еще и женщинам можешь нравиться? Тогда продай гарнитур этой самой Тоне.
   — Вспомнил, ее мужа Сережа зовут.
   — Вот и память возвращается к тебе, а ты сам поедешь к ним или к себе вызовешь покупателей?
   — Надо вызвать их сюда. Вспомнил! Как я мог забыть!
   Виктор Сидорович позвонил Эмме — с ней он сохранял служебные отношения — и предложил ей сообщить Тоне о коллекции мебели. Эмма затребовала часть денег от продажи. Степан согласился.