Я бывал в Раю

В детстве я частенько бывал в Раю. Да и в юности тоже. Я попадал туда всякий раз, когда ехал к бабушке в деревню или возвращался от неё в город.

(С точки зрения филолога, надо было бы сказать: «на Раю». Но, как сказал, так сказал).

Рай - это маленькая железнодорожная станция в Белгородской области между Волоконовкой и Валуйками. Во время господства атеистического материализма в нашем Отечестве она своим названием проповедовала о небе. Во всяком случае, не давала забыть это слово «рай», пробуждая интерес к библейскому измерению жизни.

Молчаливая проповедь не ограничивалась перроном, с которого прочитывалась табличка над входом в довольно просторный для крошечного селения вокзал. Проповедь звучала за много километров от этих мест. Скажем, в Старом Осколе, когда кто-нибудь у окошка железнодорожной кассы, дождавшись своей очереди, просил: «Мне один билетик до Рая, пожалуйста».

Тот, кто слышал подобную фразу впервые, неизменно улыбался. Вероятно, представляя в райских кущах обилеченного пассажира – типичного советского человека, зачастую без крестика на шее, а то и с партбилетом в кармане.

Кущи на станции Рай были. Кажется, сирени. Росли рябины. В сезон цветения благоухала клумба, устроенная чьими-то заботами. Помню одну яблоню в укромном уголке. Под нею было обустроено место для отдыха, облюбованное и пассажирами, и путевыми работниками. Вкопанные в землю дощатый стол и две лавочки стали неотъемлемой частью пейзажа. Правда, натюрморты, которыми сервировали крышку стола, не всегда радовали глаз. Некоторые отдыхающие резались в карты, а то и выпивали, оставляя под столом пустую стеклотару. Закусывали теми же яблоками. Райскими (не по сорту, а по месту произрастания).

Если же место под яблоней было свободно, и погода благоволила, я устраивался за столом с книжкой, которую в этот раз взял в дорогу. Добрую половину из прочитанного в детстве я прочёл в пути. Читал в поездах, в автобусах. Умудрялся читать на ходу. Иногда часть книги успевал прочитать по дороге из библиотеки домой, краем глаза следя за рельефом местности. Зрение, вопреки пророчеству взрослых, не испортил. Оно стало подсаживаться, когда в руках моих появился смартфон.

От Рая до деревни Коноваловки, в которой жила баба Поля, километров восемнадцать пути. Напрямки – пятнадцать. Случалось преодолевать их пешим строем. Да ещё и с тяжёлыми сумками. Тяжести возили и из города в деревню (гостинцы), и из деревни в город (дары природы и огорода). Дачного участка у нас долго не было, а «всего в магазине не укупишь». Тем более, там всегда были очереди.

Стояние в очередях в школьные годы было моим послушанием. (В очередях я тоже читал книги). Отдельная очередь за хлебом, отдельная – за кисло-молочкой. Но чтобы оставленных родителями денежек хватило на половинку хлеба (8 коп.), бутылку молока (26 коп.), бутылку кефира (27 коп.), нужно было сначала побывать на тыльной стороне магазина и сдать пустые молочные бутылки (по 15 коп.) – кэшбэк с прошлой покупки. Ради больного желудка папы и усмирения его язвы изредка покупались батон (22 коп.) и сметана на разлив в свою баночку с плотной капроновой крышкой (не помню, сколько стоил тогда этот продукт). Колбасу мне покупать не доверяли. Да её не было в свободном доступе. Разве ливерная или дорогущая в кооператоре. В очередях за колбасой стояла мама. Колбасу брали на гостинцы в деревню. Майонез в стеклянных баночках «выбрасывали» (было в советском лексиконе такое словечко) на избирательные участки в день выборов для привлечения избирателей. Баночки с майонезом мы запасали впрок (до следующих выборов) и делили на город и деревню. Из деревни в город везли сало, курятину, яйца.
Для безопасной транспортировки каждое яичко перед отъездом оборачивали клочком газеты. (Газеты тогда выписывали все). Но всё равно редко удавалось хрупкий груз доставить без потерь. То поезд резко дернется и сумка упадёт, то в автобусе тебя вместе с ношей прижмут так, что сам из скорлупы вылезешь. И часто добравшись вечером в город, ужинали яичницей из битых в дороге яиц.

Райские жители, коих было два двора, тоже держали курей. Куры расклёвывали остатки пиршеств, которые пассажиры часто выбрасывали в посадку.
На Раю мы ожидали рабочего поезда «Валуйки – Старый Оскол», если возвращались в город. Или рассвета, если приезжали сюда ночным. На рассвете выдвигались в дорогу.

Первое препятствие – поле. Грунтовая дорога с парой редко просыхающих луж правильным перпендикуляром связывала Рай с шоссе «Волоконовка – Валуйки». Одна беда: в шоссе грунтовка упиралась там, где надо, а выходила с южной окраины станции, до которой ещё надо дотопать. Поэтому все пешеходы сокращали прочерченный автомобилистами маршрут на треть, прокладывая неровную диагональную тропку прямо по посевам пшеницы, кукурузы, свеклы или подсолнечника. Аграрии упорно запахивали её, но калики перехожие были упорнее.

На шоссе был шанс дождаться рейсового автобуса. Впрочем, призрачный. Рейсы «Волоконовка – Коновалово» часто отменялись. То поломка транспорта, то дефицит топлива, то каприз водителя: дорога ему, видишь ли, не понравилась после дождя/снега или вчерашнего застолья.

До середины 1980-х годов только часть маршрута была покрыта асфальтом. От Ульяновки до Погромца. Далее путь лежал по жирному чернозёму, который в непогоду превращался в непроходимые топи. Но мы их проходили. Очень уж хотелось попасть к бабушке.

Ульяновка – село с одной единственной улицей, напоминающей бумеранг и после резкого поворота налево приводящей к сосновому лесу. За лесом – мост через реку Оскол. Я застал ещё деревянный, который часто по весне затапливало или смывало. Но привык уже к высокому, бетонному. За ним до самого Погромца – тополиная аллея, общежитие грачей. Все кроны тополей в гнёздах.

Как-то дедушка Ваня, брат бабы Поли, вышел из этой тёмной аллеи в камуфляжной бурке. А ведь вошёл он в неё в бурке из простого однотонного брезента. Камуфляжной её сделали грачи.

Сейчас грачи улетели. Селиться им здесь негде - аллея вырублена. Зато теперь лучше виден храм апостолов Петра и Павла на пригорке в центре Погромца. В нём меня крестили. Самого крещения не помню. Возили на него меня из Коноваловки бабушка Поля и мама моей крёстной мамы, баба Таня.

Храм в Погромце – самое красивое архитектурное сооружение, которое я видел в детстве. Он был гораздо интереснее других зданий: клуба, магазина или того же вокзала. Даже в своей обшарпанности он не терял величия.

Храм хранил какую-то тайну и влёк к себе. Мне так хотелось побывать внутри. Однако церковь, когда мы со взрослыми ожидали под её стенами автобуса или попутки, всегда бывала запертой.

Погромская церковь прилепилась к меловой горе. И не на вершине, и не у подножия, а посередине. Я после прочтения сказки Волкова «Семь подземных королей» был уверен, что из храма в толщу горы уходит подземный ход. Вот бы погулять по нему! Интересно, куда он ведёт: до Валуек или до Нового Оскола?

Моей детской мечте суждено было сбыться в юности, когда я сам стал распоряжаться своим временем и прокладывать новые маршруты. Возвращаясь в воскресный день из Коноваловки в Старый Оскол, я старался и на церковной службе в Погромце побывать, и на старооскольский поезд успеть. А если ещё и удавалось причаститься, то на станцию Рай я летел, как на крыльях, невзирая на вес ручной клади.
 
И что примечательно, частенько в такие моменты откуда ни возьмись на трассе появлялись попутные машины, которые подбрасывали меня на/в Рай. Но даже, если я не успевал на обеденный поезд, был ещё поезд вечерний, интересная книжка и вся жизнь впереди.

14 сентября 2025г.