Сын Ганимеда

Зачавшийся вечером туман за ночь стал еще гуще. Уже никому не было видно света фонарей, и одинокие утренние прохожие, спешащие на работу или со смены домой тыкались как слепые с вытянутыми вперед руками то в стены домов, то во влажные и скользкие стволы деревьев. Иногда, среди неугомонного надрывного карканья ворон, слышались вскрики очередного упавшего. Осень давила собой наступая с каждым днем все уверенней и уверенней. Неожиданно часов в шесть все замерло, теперь в этом сумрачном холодце не было слышно звуков и не стало движений. Казалось, туман усиленно тужиться. И действительно он сильно сгущался на детской площадке в области песочницы. Это продолжалось всего несколько минут, потом прозвучала на весь город громкая отрыжка и что-то темное появилось на песке. Через минуту оно зашевелилось и жалобно пискнуло. После этого все вновь пришло в движение. И в этот же момент прозвенел будильник в квартире номер тридцать семь за два дома от случившегося. Селиванов Аркадий Петрович сильно зажмурился прежде, чем открыть глаза. На щеку выкатилась одинокая слеза, постояв она скатилась вниз и капнула на мятую наволочку. Будильник продолжал безжалостно выводить свои рулады. Супруга Селиванова, Евгения Викторовна перекинула руку через мужа и одним точным движением удачно нажала на кнопку, выключив источник беспокойства и вновь приняла прежнее положение.
- Аркаша, вставай, опять проспишь – прошипела она сквозь зубы и погрузилась в приятную дрему. Через несколько дней она должна была получить отпуск и отправиться к маме в Истомомово, где планировала пробыть все тридцать дней.
Селиванов вяло отпустил на пол левую ногу. Она ощутила неприятный холод и тут же юркнула назад под одеяло. Но тут в его голове что-то щелкнуло, и он смог волевым усилием усадить себя в кровати и открыть глаза. Сон полностью выдавил его в реальность. Сумерки давили на глаза и бешено заколотилось сердце. Он встал поправил забившиеся в задницу трусы, потом подумав заправил в них черную как прошедшая ночь майку и двинулся в туалет. Из крана капли выбивали сбивчивый ритм. Аркадий открыл воду и подставил под струю дрожащие ладони. Как и все вокруг, горячая вода была холодной. До включения отопления оставалась наверно еще целая неделя. В его в жизни все события, которые должны били произойти имели приставку в виде слова «наверное». Сейчас, наверное, он умоется, а потом, наверное, пойдет на работу. Аркаша стоял и смотрел как вода, касаясь испещренной линиями кожи, разбивалась брызгами в разные стороны. Наконец он решился и набрав полные ладони воды нехотя с утренним омерзением плесканул ее себе в лицо. Стало легче. Жидкость обожгла не бритую кожу и настало резкое отрезвление. Взгляд обрел ясность и тут же захотелось есть. Быстро справив нужду и почистив зубы, Селиванов отправился в кухню. В углу тарахтел холодильник. Когда Аркадий открыл его дверь тот отключился и дал ему в благословенной тишине поискать пищу. Отыскалось вареное яйцо, несколько заветренных кусочков колбасы и непочатая пачка сыра. Все это он выложил на стол, потом добавил к натюрморту булку хлеба. Посмотрев на все, Селиванов положил назад колбасу, зная что Женя обязательно хватится ее и потом будет пилить его пока не возникнет новая причина, по которой его можно будет хаять. Руки дрожать перестали. Он набрал воды в чайник и поставил на конфорку. Огонь вспыхнул прекрасным синим венком и от этого на душе Селиванова стало легче. Он протянул к нему ладони и счастливо прикрыл веки. Тепло дальше кожи ладоней не продвигалось, оно приятно подсушивало их и казалось, что это что-то живое, что сейчас зашевелиться и уйдет. Настенные часы показывали без пятнадцати семь, нужно было скорее собираться.
   Когда Селиванов вышел на улицу, туман все еще властвовал повсюду. Два раза спотыкнувшись и смачно выругавшись в никуда, он вышел на тротуар и шаря руками вокруг двинулся вперед. Сначала под ногами что-то хрустело, потом стало чавкать и в ботинках появилась вода. Аркадий остановился и прислушался. Где-то слева от него кто-то еле слышно скулил. Он двинулся на встречу и вскоре наткнулся на темный пищащий комочек. Нагнувшись, Селиванов поднял его на уровень глаз и обнаружил, что это мокрый щенок. Тот смотрел на него через мутный воздух и беспомощно моргал. Аркадий сунул его под куртку и поторопился назад домой. Но прежде, чем он смог найти его, ему пришлось изрядно поплутать около часа.
   Дверь он открыл своим ключом, не став будить жену, но в коридоре уже горел свет и Женя стояла, скрестив руки на груди и чему-то недовольно улыбалась.
- Аркаша, ты чего вернулся то?
- Жень, там дорогу не найти! Посмотри в окно. Ты тоже никуда не собиралась бы. Я сейчас.
Он сунул ей щенка и направился к телефону. Набрав номер, Селиванов ожидательно прижал трубку к мокром уху.
- Селиванов! Что это? – вскинулась она.
- Подожди! Я на работу звоню!
Женя замолчала и погладила по взъерошенной шерстке собаку. В трубке раздавались долгие гудки, никто не подходил.
- Видимо все не пошли на работу, Женя надо его наверно помыть. Займешься?
Жена удалилась в ванную и спустя минуту там раздались звуки воды и громкий скулеж.
- Селиванов! Он не любит мыться, прям как ты!  - прокричала Евгения Викторовна и засмеялась.
Спустя десять минут они вышли. Щен был тщательно укутан в махровое зеленое полотенце, из которого была видна только его тоскливая мокрая морда. Евгения растерла его и отпустила на пол. Он, потыкавшись в разные стороны носом, подошел к стене и задрав лапу звонко напрудил.
- Ты Селиванов что-то с ним делай, не стоит его оставлять у нас – сделала вывод Женя и пошла за тряпкой.
К вечеру туман рассеялся. Аркадий дозвонился до начальника и объяснил ему свое отсутствие на работе. В ответ тот долго охал, потом сказал, чтобы завтра тот был как штык на месте и повесил трубку.
   Через три дня жена уехала. Аркадий, покопавшись в энциклопедии в поисках имени, назвал собаку Ганимедом и каждый вечер забавлялся с ней выгуливая и устраивая ей различные дрессировочные сессии.
   В пятницу после работы Селиванов расположился в кресле у телевизора. На коленях он расстелил полотенце и поставил на него сковороду с яичницей. Сначала он долго пялился в экран, наблюдая какую-то очередную дурацкую передачу, а потом заметил в углу Ганимеда. Тот неподвижно стоял и пристально на него смотрел.
- Малыш ты чего? Иди сюда.
Ганимед медленно с урчанием подошел. Отчего-то Селиванову стало страшно. Во взгляде собаки было что-то устрашающее и по-человечески осознанное. Ганимед лизнул его ногу и отступил назад. Это место резко заболело и зачесалось. Собака приблизилась снова и опять его лизнула несколько раз, но уже по другой ноге. Опять возникла боль, но она вскоре унялась. Аркадий отогнал Ганимеда рукой и почесавшись вновь принялся за еду. Закончив трапезу, он посмотрел еще раз на собаку и с удивлением заметил, что она увеличилась почти в два раза. Ганимед тяжелой тенью улегся в углу и уткнулся носом себе в живот.
   На утро Селиванов встал поздно. Выспавшись, он сладко потянулся и откинув одеяло встал на пол. Но тут же упал и завыл от боли, подвернув ногу. Усевшись, он с ужасом обнаружил что обе его ноги сильно деформированы и покрыты густой шерстью. Теперь они походили на собачьи, только были раза в два больше. Они еле шевелились и ему никак не удавалось встать. Опершись на кровать, он сделал еще одну попытку, но вновь потерпел неудачу. После второго падения к нему подбежал Ганимед весело махая хвостом. Вместо вчерашнего щенка перед ним стояла большая лохматая собака с бешеным взглядом. Передними лапами Ганимед опрокинул Аркадия Петровича навзничь и принялся лизать, оставляя на нем густые желтые слюни. Селиванов начал сначала отбиваться, но боль скоро сковала его руки. Когда Ганимед стал лизать его лицо, и желеобразная жижа плотно закрыла его, он стал задыхаться. В голове что-то схлопнулось, и он быстро понесся по темному коридору куда-то вниз. Потом было долгое забытье.
   Очнулся он под кроватью. Конечности нервно подергивались и сильно болела голова, которую он никак не мог оторвать от пола. Она как камень теперь была не подъемной и безвольно покоилась у ножки. Кто-то схватил его за шиворот и выволок на свет. Насколько было возможно он скосил глаза и посмотрел на верх. Перед ним стоял красивый юноша в халате жены и нагло улыбался.
- Ну что дед, здесь будешь жить или тебя выволочь на помойку? Что молчишь? Подожди, я сейчас.
Он удалился и пришел через несколько минут с ведром воды, которую тут же вылил на Аркадия Петровича. После ледяного душа тот встал на четыре лапы и стал себя оглядывать. Теперь он был полностью в собачьем обличии. Осознав это лапы его подкосились, и он вновь упал в обморок.
   Второй раз он очнулся уже на кухне. За столом сидел Ганимед и Евгения Викторовна и о чем-то оживленно беседовали.
- Теперь Евгения Викторовна вся Земля преобразиться, теперь кругом будут только такие как я.
- И как это произойдет? И что это за новые люди такие? Откуда вы вообще взялись?
- Нам не нужна еда, мы можем подолгу не спать, мы не испытываем боли и не болеем вашими болезнями. У нас совершено другая физиология, мы подобны богам, мы бессмертны!
- А куда же денемся мы?
- Вы все потихоньку вымрете, мы не будем устраивать концлагерей, все произойдет само собой. Нам не нужны деньги, все ваше мироустройство скоро рассыплется в прах. Вместо него настанет общество свободы и истины.
- Вы так и не ответили откуда вы беретесь?
- Мы будем приходить из разных источников, порой они будут необычными, как например в вашем случаи, а в основном нас будут рожать ваши женщины. Когда мы все сможем полностью перейти в этот мир, то необходимость в вас отпадет вовсе, и мы вас соберем на каком-нибудь большом острове и оставим доживать.
- Звучит страшно… но наверно мы это заслужили.
Он встала и подошла к окну. Капли гулко капали по карнизу и тут и Евгении Викторовне и Селиванову показалось, что где-то наверху зазвучала какая-то знакомая ария. Музыка вызывала дрожь, захотелось тут же закрыть глаза и броситься вниз.