Если бы камни могли говорить

         Богородск, этот «полузабытый нарцисс
         С запахом выцветшей чайной розы»,
        Знает и горечь падения вниз,
      И радость подъёма сквозь горе и слёзы...

Если бы камни могли говорить, как много они поведали бы нам?..
На левом  берегу реки Клязьмы в подмосковном городе Богородске (я называю его так, как было завещано Екатериной Великой) в тени старых лип упокоились развалины усадьбы, построенной когда-то московским боярином Алексеем Волконским.
  О чём молчат испещрённые трещинами времени и пожара потемневшие кирпичи?
О лихом разбойнике Тарбее, именем которого и названы были когда-то эти места. О гостившем в усадьбе, считающейся неким культурным центром,  Михаиле Юрьевиче Лермонтове и одном из первых его юношеских увлечений дочерью хозяина Натальей; о Ваньке-ключнике, злом разлучнике, история о трагической судьбе которого ушла в народ и разлетелась по стране, обрастая в устах людей всё новыми деталями, так что теперь невозможно установить, о тех ли Волконских поётся в народной песне.
О домашних представлениях, популярных у дворянства; о невероятном труде, вложенном в создание «невиданного сада», малые, но такие важные крохи которого удалось восстановить в наши дни. О тайных маёвках рабочих местных фабрик и их разгоне 28 июня 1906 года.
И, конечно, о красном зареве 17-ого года.
Сад с «диковинными растениями» стал заповедником «Живая книга», потому что представлял реальный научный интерес, однако его не удалось сохранить: Великая Отечественная война вынудила прекратить исследовательскую и просветительскую работу, а попытки восстановить её в послевоенные годы, к сожалению, не увенчались успехом. Усадьба была уничтожена пожаром.
И теперь в тени старых княжеских лип лежат руины былого величия с осевшим на них прахом времени.
Это место окутано покоем, нарушаемым лишь тихим шелестом деревьев.

Об этом никогда не расскажут камни... Об этом должны рассказать люди.