Байки про баньку. Нечистое тело

(рисунок автора)

Банный веник душу тешит да тело нежит. Баня без пара, что щи без навара. Продай исподнее, но после бани выпей! В бане все равны! Баня все грехи смоет! Народная молва сохранила и передала нам особое отношение русского человека к традиционному важному событию в субботний день.

Нечистое тело.

Невысокое, несколько неказистое строение с маленьким окошком и дощатой дверью – с толстым крючком. Трубы не ищите – её нет!  И никогда не было – с первого дня и последующие лет пятнадцать использования баньки. Вот такой вариант построили – то ли от привычки, привезенной с запада, из глубинки, то ли от дефицита материалов. Черные от копоти двери, стены и лавки казалось, черными были всегда. Баня топилась по-черному – дым выходил через приоткрытую дверь.

 Вся левая часть улицы Советской много лет арендовала баньку у деда Давыда и бабы Дашки. Сложилась почти коммуна, в которую постоянно вливались новые любители жара и пара. В эпоху колхозной жизни желание построить для себя не всегда было осуществимым. Так на смену дедам в эту баньку пришли внуки. Голые тела, крещенные общими вениками, почти сроднились за долгие годы, узнавались в полумраке по особым приметам. Уже никто не представлял себе жизнь без черных лавок и земляного пола. В банный день с утра пацаны расчищали дорожку от снега, таскали воду и дрова. Дед Давыд с самокруткой в зубах следил за процессом, сидя на лавочке и вытряхивая из сизой бороды крошки махорки. Сначала мыться шли бабы с девками, а уж вечером – главы семейств с сынами. После каждой группы в 5-6 человек подкладывались дубовые дрова, подносились ведра ледяной воды. Густой белый пар валил и из баньки, и от разгоряченных чистых тел. Набросив тулупы и наскоро обув валенки, любители попариться разбегались по домам к горячему чаю или еще к чему погорячее, разнося по улице запах дымка и мокрых дубовых листьев. 

 Яков Феоктистович в этот раз мылся один – поздно вернулся из командировки. Разделся наскоро в ветхом предбаннике, лязгая зубами от холода, и шагнул внутрь. Красота! Никто не помешает получить телу свою порцию жара. Поставив на полку керосиновую лампу, мужик подбросил пару поленьев, поддал парку и полез на полку. Да! Черна банька! Хотя две его пятилетние дочки ранней осенью проявили инициативу – решили отмыть многолетнюю копоть. Скребли стены и полку ножами, старыми вениками. Полдня мыли баню. А вторую половину дня уже их пытались отмыть мать с бабушкой. До темноты «трудяжки» простояли, наказанные, в соседних углах.
Подставляя жару то бока, то спину, Феоктистович крутился на полке. А когда потянулся за веником, раздался треск, скользкие доски зашатались и Яков всем телом рухнул вниз вместе с лампой. Надо отметить, что пола в бане почти не было. А под полкой зияла глубокая яма, куда стекала грязная после мытья вода. И в эту жижу бухнулся почтенный отец трёх дочерей. Свет погас. Чертыхаясь и матерясь, оступаясь и опять падая, Феоктистович принимал грязевую ванну.  Все, что скопилось за долгие годы, все отходы грязной купели – с ног до головы покрыли тело. Выбравшись с трудом, утерев чем-то лицо, шаря руками в темноте, боясь оступиться еще раз, он опрокинул ведро с холодной водой. Потирая ушибленный бок и руку, Яков понимал, что одеваться ему даже и не стоит – весь в грязи, он испортит окончательно и так скудный свой гардероб. А в темноте еще и не определить сразу где и что бросил впопыхах. Прикинул, что по февральскому морозу он все же резво минуты за три успеет добежать до дома. Ну за четыре точно – с учетом темноты позднего вечера.
   Крякнув, вдохнув теплого воздуха, мужик ринулся наружу. По тропинке, скользя босыми ногами по снегу, Яков мчался по улице. Черная фигура, окутанная белым паром, рекордно быстро достигла дома. Но не осталась незамеченной. От калитки напротив шарахнулась чья-то тень.
- А –а – а! – закричали испуганные дочки, прячась за спину бабушки. Мать – старушка часто закрестилась, когда в резко распахнутую дверь ввалилось грязное, облепленное дубовыми листьями, тело и кинулось к печке. Не стоит пояснять, что домываться пришлось дома. Но сначала – согреться изнутри! Стопка первача – и Яков почти ожил!   
   Пока жена хлопотала возле грязного после бани мужа, матушка Евдокия Захаровна мужественно вышла на мороз! Надо же забрать одежду сына? Как он утром будет? Взяв свечку, бабушка направилась в баню. Двенадцатый час. Скользко. Неторопливо и осторожно дошла до ветхого строения. Зажгла свечку и начала собирать брошенные вещи. Загрузившись, Захаровна также тихо направилась в обратный путь с узлом на спине. Звёзд почти не видно. Где – то лают собаки. Тёмная фигура, огромная, бесформенная, окутанная паром, в слабом свете свечи, отделилась от старой баньки. Она и не подозревала, что в ту самую минуту другая женщина забежала в дом, кинулась под икону и стала истово молиться, призывая Бога к защите от страшной ведьмы. Нечистая сила принесла! Зачем?   
     Утром у колодца бабы, постарше и помладше, обсуждали последнее событие: ведьма по ночам посещает Давыдову баню! Верующие крестились, а атеистки отмахивались. Но когда сама баба Маня, крестясь и клянясь в честности сказанного в красках описала, как по улице в темноте, в клубах смрадного дыма сам черт бежал от бани, атеистки тоже притихли. В селе многие верили еще в существование нечистой силы. Если бы они только знали, что эта сила действительно после бани была не просто нечистой, а грязной с головы до пяток.
 Евдокия Захаровна передала содержание разговора сыну своему. Безбожник, он сначала смеялся над фантазиями сельчан. А потом рассердился! Да так, что уже в апреле за старой кухней наметился свежий сруб из бревен. Хватит по чужим баням ходить! Своя будет! С печкой и трубой! Мужики помогут!