Подлиза

    В первый класс Оксана Образцова пошла в 1950 году. Здание школы старое, кирпичное, двухэтажное. Классные комнаты большие, светлые, с тремя рядами парт, представляющих из себя свежепокрашенные коричневые скамейки и чёрные столешницы с откидывающимися крышками. Первый «Б» находился в самом углу, так что ученики должны были проходить через другой класс, четвёртый «Б». В самом начале учебного года дети стеснялись проситься в туалет, проходить через другой класс, и один мальчик в первый же день написал в штаны.

Первого сентября после линейки молодая учительница провела своих учеников через проходной класс, рассадила в три колонки за парты, девочку с мальчиком, назвала своё имя – Анна Дмитриевна Болтаевская – и поздравила с началом учебного года.

Анна Дмитриевна была очень миловидной, худенькой женщиной, лет тридцати или больше, с русыми, завитыми, длинными до плеч волосами. Крепдешиновое, тёмной расцветки платье, приталенное и с плечиками по тогдашней моде, хорошо облегало её стройную фигурку. Высокие каблучки чуть постукивали, когда учительница проходила между рядами парт. Детям она безумно понравилась: во-первых, потому что молоденькая, во-вторых, в те времена о такой одежде и мечтать не могли, в-третьих, нездешняя, неместная. Все поняли это по её речи. Голосок нежный, приятный, так и лился, как ручеёк.

В классе оказалось двадцать девочек и восемнадцать мальчиков. Все девочки – в коричневых платьях с белыми воротничками и в белых фартуках; волосы заплетены в косы и завязаны белыми лентами. Платья были пошиты, конечно же,
не из одинакового материала – шерсти, шёлка, подкладочного сатина и крашеного ситца. Но одинаковая цветовая гамма сглаживала нищету, придавала школе стиль аккуратности и снимала часть напряжения от многоголосия и многолюдности.

Первый урок – чистописание. Каллиграфическое написание – это талант и, как другие, дан не всем. Анна Дмитриевна терпеливо учила выводить буквы на доске и в тетрадях в косую линейку. Оксана Образцова научилась писать правильно с наклоном ещё дома у старшей сестры.

Первая учительница постоянно хвалила её: "Образцова! Твоя фамилия соответствует тебе. Ты во всём образец, пример для подражания. Пишешь чисто и красиво, как в прописях. Будешь помогать мне заполнять красными чернилами первые три буквы во всех тетрадях учеников. Я покажу, как это делается, для ежедневного задания на дом".

В следующих классах давались тетради «в две косые», далее – «в косую редкую» и только в конце третьего класса пустили в свободное плавание по горизонтали. И буквы, получив свободу, начали плясать. У кого был каллиграфический почерк, тот и рисовал хорошо, особенно геометрические фигуры или орнаменты.

Рядом с Оксаной сидел сын Анны Дмитриевны. Только фамилия у него была почему-то другая Войтенко Ваня. Но всем не нравилось, что он постоянно действовал на нервы их любимой учительницы.
Он ни в чём не поддерживал, а только подрывал её авторитет - сын называется.
Ваня был тощеньким, долговязым и смышлёным мальчиком. Когда учительница просила класс придумать предложение, Ваня тянул руку, но потом говорил такую гадость, что обидно было за мать. Например, со словом «пруд» Ваня придумал предложение: «Вчера наш папа ловил в пруду лягушек». Весь класс смеялся.

Стоя у доски, Ваня часто писал левой рукой, выводил учительницу из терпения, за что получал тычок, а трёхногая доска скрипела, разъезжалась в разные стороны и падала. Дети, заслышав возню у доски, отрывали взгляды от своих тетрадей. Конечно, Ваню надо бы перевести в другой параллельный класс. Мать истрепала с ним себе все нервы.

Анна Дмитриевна вела все предметы сама: рисование, пение и физкультуру – так заведено в школе. Видимо, не хватало преподавателей. Хотя она сама часто признавалась, что лучше бы отдала эти часы специалистам. Часто она поручала вести уроки тем девочкам, которые отлично владели этим предметом.

На втором этаже, прямо над этими классами находился актовый зал или спортзал. Все уроки вверху слышался топот и шум, но ученики привыкли и не обращали внимания.
Часто Анна Дмитриевна отлучалась куда-то, и физкультуру вела Геля Кудряшова. Эта крепкая коротышка, быстрая, ловкая, очень весёлая и подвижная, была твёрдой троечницей. Но она же являлась гордостью класса, так как выступала на разных конкурсах с акробатическими этюдами. Она могла извиваться змеёй – свернувшись так, что голова выглядывала между ног и спокойно смотрела на всех присутствующих.

Как правило, для концертов выставляли от каждого класса по три номера: акробатический этюд или пирамиду, стихотворение и песню.
Кудряшова великолепно справлялась на уроке физкультуры и без учителя. Урок начинался с построения и маршировки.

- Равняйсь! Смир-р-но! По порядку номеров рассчитайсь! Напра-аа-во! Шагом марш! Раз, два, три, четыре. Раз два, левой!
Шаг убыстрялся, переходил в бег трусцой. Затем разминка из простых упражнений, затем гимнастика и игры. Урок пролетал в непрерывно меняющемся темпе и без потери времени.


Пение всегда вела Оксана Образцова: она знала все песни по программе и солировала в школьном хоре. Один раз она даже заняла первое место и получила ценный подарок – валенки – за исполнение песни о Родине на одном из конкурсов песни.
Лучшими учениками с первого по четвёртый классы сразу же стали: Оксана Образцова, Лиля Пузикова и Валя Ефремова. Лиля Пузикова, девочка-беляночка, без бровей и ресниц, вернее сказать, таких неестественно белых, что казалось странным иметь таковые, была дочерью первого секретаря горкома партии. Лиля жила побогаче всех и часто угощала детей бутербродами с маслом и колбасой.

В четвёртом классе они учились уже в другом одноэтажном здании, которое располагалось далеко от их первой школы и от центра города и почему-то называлось базовой школой.

Снегу в январе 1954 года намело огромные сугробы. Они возвышались в человеческий рост и застыли неуклюжими великанами. От базовой школы идти нужно было через весь стадион наискосок. На стадионе снег никто не разгребал. Протоптанная людьми тропка - узенькая – чуть оступишься в сторону, враз зачерпнёшь полный валенок снегу.
Оксанка Образцова училась в четвёртом классе во вторую смену. Уроки заканчивались почти в пять вечера – идти темно.
 
- Пузикова Лиля, Ефремова Валя и Образцова Оксана! Девочки, останьтесь после уроков на пять минут, - сказала Анна Дмитриевна, учительница теперь уже четвёртого «Б» класса.
Валя Ефремова и Оксанка были из бедных многодетных семей. Плохо то, что Валя жила недалеко от вокзала, Лиля и учительница на центральной улице, а Оксана - на другом конце города.

Идти надо через весь стадион одной - боязно - если задержишься после уроков. Но к Анне Дмитриевне они ходили вместе днём до уроков. И на сей раз учительница сказала:
- Девочки придите завтра в одиннадцать часов ко мне домой проверить тетради. А ты, Оксана? Когда же начнёшь заниматься с Галей Бобыкиной по арифметике? Она не может двадцать разделить на пять. Вы же живёте очень близко.

Простившись со всеми, Оксанка побежала во весь дух домой через стадион. Холодный колючий ветер со снегом дул в лицо и мешал ходьбе. На выходе к почте снег разгребался, и проход между сугробами был узким, как в траншее.

Здесь на повороте её поджидали девочки из их класса. С дикими воплями и улюлюканьем они прижали Оксанку к одной из стенок сугроба и стали мутузить, то есть бить портфелями, приговаривая:
- Вот тебе! «Образцовая девочка», ты сейчас вся будешь в синяках…подлиза, ябеда, маменькина дочка! выскочка, всезнайка-зазнайка...,
 
Оксанка увёртывалась от ударов, но силы были не равны. Особенно усердствовала Галя Бобыкина, троечница и тупица, та самая, с которой Образцова должна была заниматься и будет потом выполнять волю учительницы. Исполнительные и ответственные люди никогда не могут выдавить из себя раба. Отказать учительнице как-то неловко. Галя Бобыкина, схватив Оксанку за косу, начала тыкать её лицом в сугроб и кричать:
- Бейте её, девочки! Ату, ату! Вишь, какая «примерная девочка, образцовая»! Оценки ставит, исправляет ошибки в классе, поучает. Ведёт уроки за Анну Дмитриевну.

Оксанка не плакала, а только отмахивалась, пиналась и кричала от злости, пальто расстегнулось, шарф и рукавицы
валялись на снегу. Сама она скользила по снегу, падала, вставала. Снег, сбитый девчонками с сугроба, накрывал её, набивался в волосы, в рот.

На шум-гам мужчина, вышедший из здания почты, закричал:
- Ну-ка, прекратите! Обрадовались семеро на одну. Мы – вятские, ребята хватские, семеро одного не боимся.

Домой Оксанка пришла с опухшим носом и губами, поцарапанным настом лицом и руками. Родители испугались, стали расспрашивать, что случилось:
- Как это так ни с того, ни с сего семеро на одну? Значит, Оксана, ты в чём-то не права, провинилась, - горячился отец.

- Ни в чём я не провинилась. Это Анна Дмитриевна всё время говорит «Делайте, замечания по ответам учеников! Какие ошибки заметили? Что неправильно в ответе? Поднимайте руки!» - нервничала Оксанка на непонимающих её родителей. Мать делала примочки на расцарапанном лице Оксаны и только, когда обняла, прижала к себе дочку, та расплакалась навзрыд.

Мама успокаивала дочурку:
- Не плачь, милая. Завтра я пойду к родителям Бобыкиных, а потом в школу, чтобы приняли меры.
- Мамочка! Милая! Не надо! Они снова меня поколотят, - давясь слезами, выдавливала слова Оксанка.

А отец начал разглагольствовать, разводить философию:
- Нет, тут виновата учительница. Разве можно, чтобы дети проверяли тетради, дневники друг у друга? Конечно, если Оксана поведёт урок, да скажет, что у Бобыкиной неправильно, а тем более давать оценку сказанного, написанного или прочитанного, то наживёт врагов… и подружек - товарищей в коллективе не будет. Никто не любит критику – кто ты такая, чтобы поучать. Рука руку моет и обе чистые. Везде круговая порука, как правило. Даже друзья льстят друг другу, не говоря правду в глаза. Кому нравится слушать о себе неприятное? Взять хотя бы предприятие – все молчат. Если будут критиковать, то настраивают всех против себя. Ворон ворону глаз не выклюет. Кому нравится, когда его критикуют – никому.

А я работал директором, молчал, когда кто-либо выступал. Я всегда ставил себя на место выступающего – смогу ли я лучше его рассказать? Если же нет, то зачем делать замечания. Вся жизнь получается, как в курятнике: клюнуть рядом сидящего и обгадить нижесидящего, лишь бы возвыситься над другими. Но кто же ты такой? Строишь тут умного из себя. Некрасиво получается! Ай-я-яй, какие мы хорошие, умные всезнайки. Поскромнее надо быть!

На следующий день родители не отпустили Оксану в школу. Мать пошла одна. Ждала, когда появится Галя Бобыкина. Та увидела мать Оксанки, испугалась, но не задрожала нахалка. В раздевалке мать зажала Галку в углу, взяла за грудки и строго сказала:
- Если ты ещё раз хоть пальцем тронешь мою Оксану, я выпущу из тебя кишки, так и знай.

А учительнице она рассказала, почему не пришла дочка в школу и добавила:
- Больше Оксана никогда не будет исправлять ошибки и делать замечания по поводу ответов товарищей – это плохо. Вы противопоставляете, настраиваите детей друг против друга. Слабые ученики завидуют тем, кто легко и хорошо учится. Если слабым не удаётся быть на высоте, остаётся только приклеить отличнику клеймо «подлиза» и побить.

С тех пор Оксана научилась многому, но твёрдо уяснила – пусть критикует начальник, а подчинённые, как пауки в банке, передерутся, если, пусть и дипломатично, будут делать замечания друг другу. Против шёрстки даже кошки не любят.

Все эти девочки-глупышки работали потом в детских садах, столовых и в годы талонов и нехватки продовольствия были сыты и обуты. А умницы занимались умственным трудом и ничего с этого не имели – только головную боль.
 

… Почему-то воспоминания детства, даже самые печальные, невольно греют сердце и перебираешь их обычно с теплом, и радостью, и грустью, как самое дорогое, безвозвратно ушедшее, но всё равно милое…


В зрелые годы Оксана спросила Галю Бобыкину: «Как ты могла бить меня, соседку? Вместе пасли коров… Я с тобой занималась математикой…?»
«Так я дурой была в детстве» – ответила Галя.

14.09.2025