С котами нельзя

   Я достал из сумки заработанную сверх пайка булку с непонятной начинкой под странным названием «Фумако» и сунул её в печку — подогреть. Налил в чайник так называемой «родниковой воды» из бутыли — все знают, что на самом деле это вода из скважины, но продолжают называть её родниковой. Освободил место на столе, сдвинув книги в сторону, и включил музыкальный канал.
   Приятный дикторский голос сообщил, что местное время — восемь часов тридцать минут, и что сейчас мы услышим подборку самых знаменитых шлягеров начала века. В клуб я всё равно опоздал, так что буду ужинать под шлягеры начала века. Золотое время было, хотя многие возражают, говоря: «Вы что, забыли, как боялись завтрашнего дня?» Да, боялись. Мне отец в детстве часто напоминал поговорку: «Глаза боятся, а руки делают». И тут же объяснял смысл: работа представляется сложной, пока не возьмёшься за неё. А возьмёшься, втянешься — и пошло. Так те люди вместо того, чтобы дело делать, только сидели и тряслись: страшно начинать, вдруг завтра! Они этой боязнью себе только нервы портили. Всё равно это не помогло, когда в самом деле грянул гром. Потому что этот самый гром, который переворачивает нашу жизнь, всегда приходит не с той стороны, с которой его ждут.
   Чая у меня не было. Только кофе. Всезнайки не советуют пить кофе по вечерам. Ерунда. Всё зависит от того, сколько порошка насыпать в стакан. В вечерний кофе я кладу половину ложечки кофейного порошка и половину ложечки сгущённого молока.
Загадочное «фумако» оказалось вполне съедобным — смесью из тушёных овощей. По вкусу узнал баклажаны, бобы и томаты. Неважно, главное, что сытно. Будем рады любой добавке к пайку.
   В дверь тихонечко, я бы даже сказал, деликатно, постучали. Опасались, что я уже лёг спать?
— Заходите, дверь не заперта! — крикнул я, не вставая.
   Дверь приоткрылась, и в образовавшийся зазор протиснулась — иного слова не подберёшь — лохматая голова: Сеня.
— Не помешаю?
— Проходи, садись! — я указал ему на кровать. Второго стула у меня в комнате нет.     Я бы мог взять у коменданта, но размеры моей комнатушки таковы, что даже простой стул способен создать впечатление загромождённости.
— Будешь кофе? У меня бисквиты есть. Плюс «фумако» сверх пайка надыбал, так что можно гулять.
— Прямо фуршет. С чаем не дружишь? В пайке можно брать или чай, или кофе, на твой выбор, в равном количестве. В чае, кстати, кофеина не меньше. Или так фыркаешь?
   Сеня болтлив. Уважаю болтливых людей. Они сразу высказывают всё, что у них на душе. Немного утомляет, но с такими проще. Недолюбливаю тех, кто каждое слово взвешивает, продумывая, какую реакцию оно вызовет.
— Слышал про Чена из сто шестой? Ну, того самого, который с котом? Ему из-за этого кота баллы добавили. Он из-за этой зверюги от мяса отказался. Брал рыбу и коту скармливал.
   В недельную пайку для заводских входит четыреста граммов мяса — в чистом виде — или восемьсот рыбы — в так называемом живом весе, то есть с головами и хвостами. Не знаю, сколько остаётся после чистки, но, судя по всему, коту хватало. А Чен довольствовался остатками. Я временами заходил к Чену — он живёт через комнату от меня — и нередко встречал у него гостей, наших, заводских, приходивших просто поиграть с котом. Понятно, кот — символ дома и уюта. Пушистая весточка из прошлого, когда почти в каждом доме была кошка или собака. Часто приносили коту лакомства. Порой и я заносил Барсику угощение.
— Вот увидишь, Чен до конца года отсвистит отсюда!
— Тогда все бросятся заводить кошек…
   Сеня на секунду задумался. Наверное, представил кота в своей комнате.
— Я больше собак люблю… Но собаку нужно выгуливать несколько раз в день. А как выведешь, если в семь уходишь и в семь приходишь…
— Не свисти, ты в шесть возвращаешься.
— Когда как. Но всё равно нереально.
— Так что в этом году нам Нарния не светит.
   «Нарнией» мы называем страну, куда мечтаем попасть. Почти сказка. Там нормальная жизнь: сорокачасовая рабочая неделя, магазины, набитые продуктами. Никаких талонов и пайков. Люди вежливы и предупредительны. Даже полицейские улыбаются. В городах Нарнии множество парков, музеев, театров и концертных залов. Девиз жителей Нарнии — трудолюбие, дисциплинированность, чистота. Эти простые качества они довели до абсолюта, исполняя их с восторгом. Своевременный уход с работы воспринимается как отсутствие усердия. А брошенная бумажка — не как нарушение, а как оскорбление общества.
— Ты за европейскими новостями следишь?
   Сеня следит. А я не слежу. Только расстраиваться. Уехал, значит уехал.
— Зачем? Только расстраиваться.
— У меня там родня осталась. Сестра регулярно пишет. Хвастает, что у них уже начали сотовую связь восстанавливать. На рынках опять полно всего. И цены уже не кусаются, как в прошлом году, когда мы уезжали. Уверена, что в следующем десятилетии возобновятся полёты в космос — это же была её работа.
   Он пересказывает то, что пишет ему сестра, с явным энтузиазмом. Чтобы меньше сокрушаться, если получит отказ? Или он здесь лишь физически, а мыслями всё в тех местах, откуда родом, где прошли его детство и юность?
   Слушаю с интересом. Всё-таки мы все оттуда. Я очень хочу, чтобы они выкарабкались. Жду, пока до них дойдёт, что в нынешней ситуации искать консенсус поздно. Действовать надо. А они с этим консенсусом — как человек, пытающийся идти с гирями, привязанными к ногам. Простое дело — календарь поменять — у них два года заняло!
   Всё началось из-за Эймармены — блуждающей планеты, пролетевшей мимо Земли. Она увеличила афелий земной орбиты на какие-то доли процента. Но продолжительность года из-за этого возросла на полтора дня. Казалось бы — что проще: прибавить эти полтора дня к февралю: он, как сирота, был обделён в древние времена. У других по 30 или 31 дню, а у него — всего двадцать восемь. Но такое решение понравилось не всем — наверное, из-за простоты. Как распределить добавленные дни, когда перейти на новый календарь, как связать платежи с новой продолжительностью года и так далее. Обсуждение растянулось на два года, и европейские страны перешли на новый календарь чуть ли не последними. Но самое страшное было не в этом — пролёт Эймармены расшевелил магму под земной корой, и вулканы всего мира ожили. В воздух были выброшены сотни кубических километров пепла, которые преградили дорогу солнечным лучам. Наступила вулканическая зима, а они всё обсуждали требуемые реформы. Из-за того, что выбросы достигли стратосферы, атмосфера возвращалась к нормальному состоянию очень медленно, и вулканическая зима продлилась два года. Самая длинная зима.
— Сестра глубоко уверена, что тянули специально, — Сеня плавно меняет тему разговора. — Хотели избавиться от мигрантов. Думали, что выходцы из жарких стран побегут домой! А какой смысл был бежать, если Африка и Азия хлебнули не меньше Европы?
   Сеня падок на всякие конспирологические теории.
— Ты забыл, что прогнозов на завтра не было. Была русская рулетка. Атмосферу крутило так лихо, что никто не мог даже примерно сказать, кого завтра наизнанку вывернет.
— Люди гибли не от морозов, а от голода!
— В Европе — от холода. Ветровые и солнечные электростанции загнулись, и люди в городах натурально замерзали!
   Я пару раз видел, как отрывались и со страшным грохотом падали на землю обледеневшие лопасти.
— Как ты думаешь, мир когда-нибудь станет таким, каким он был?
   Я однажды рассказал ему о Гераклите, который сравнивал жизнь с течением полноводной реки и предупреждал, что нельзя дважды войти в ту же воду. Ещё в школьные годы я прочитал книжку о Гераклите, и с тех пор смотрел на мир его глазами. Не всегда, конечно, но иногда. Сеня разделял мои и гераклитовы убеждения.
— Ты хочешь, чтобы вернулось то, что было? Войны, эпидемии, голод, нищета, продажность и враньё политиков?
— Полагаешь, Нарния справится?
— Там хоть с чем-то не справлялись? Вспомни, когда Эймармена прилетела — они в считанные дни перестроились. Их девиз — «Лучше действовать с ошибками, чем бездействовать без ошибок» — сработал. Подготовились лучше всех.
— Им просто повезло, — философски заметил Сеня. — Но везение — дело довольно-таки скользкое. Может закончиться точно так же, как и началось.
— Раз везение, два — везение, три… Не катит. Это не везение, а умение. Самая сильная за последние сто лет магнитная буря коснулась всех стран, но быстрее всех восстановилась Нарния…
— А вдруг, о чём говорят: умелое руководство, быстрая реакция, изобретательность — выдумка? — неожиданно прервал меня Сеня. — В Нарнии людям хорошо потому, что им внушили, что там хорошо. Для чего нас держат здесь год или даже два? Чтобы убедить нас в прелести будущей жизни ещё до того, как мы с ней столкнёмся. Нас приучают верить, что там всё чудесно, и мы будем видеть только то, что должны видеть. Знаешь, о чём я часто думаю? О том, что в Нарнии хорошо только тем, кому прежде было плохо. И тем, у кого нет чрезмерных запросов. И нас даже не будет смущать тот факт, что мы будем там людьми второго сорта, потому что перед нами всегда будет пряник продвижения. Сначала у тебя маленькая комнатка — как здесь, через пару лет — большая и просторная, ещё через сколько-то лет — отдельная квартира, и так далее. Это и есть пряник: будешь хорошим жителем — у тебя будет всё. И ещё Нарния привлекательна тем, что за тобой оставляют право выбора. Хочешь продвижения, которое недоступно для мигранта — забирай накопления и возвращайся откуда приехал.
   В дверь постучали.
— Не заперто!
   Дверь распахнулась, и мы увидели Чена. Он вопросительно посмотрел на Сеню, а затем на меня. В его глазах был вежливый вопрос: не помешал ли он нашему серьёзному разговору?
— Проходи, садись около Сени — сам видишь, со стульями у нас напряжёнка.
— Я на минутку…
— Хоть на час! Кофе будешь?
— В хорошей компании и горчица сладка.
   Чен хотел ещё что-то добавить, дёрнулся, но решил подождать, пока будет готов кофе. Я решил заполнить возникшую паузу.
— Говорят, тебе баллов добавили?
— Это мелочи. Я сегодня у нашего куратора был.
— Ну, и… — воскликнули мы с Сеней в один голос.
   Чен заулыбался. Я тут же сообразил, каких трудов ему стоило сдерживать улыбку целую минуту.
— Принимаю поздравления…
   Мы бросились обнимать Чена. Тут же засыпали вопросами: как проходила встреча, что спрашивали, чем интересовались, когда отправка?
   Как и что происходит, мы в общих чертах знали. Но это были те слова, те выражения, которые мы готовы были слушать ещё и ещё. Чен приехал в «серую зону» всего за пару месяцев до нас с Сеней, так что отъезд каждого из тех, кто прибыл сюда раньше, приближает наш день.
— Но я пришёл к вам с вопросом, — неожиданно прервал наши восторги Чен. — Есть проблема.
— Какая? — озадачились мы.
— Мяукающая.
   Мы с Сеней переглянулись.
— Что-то с котом?
   Чен вздохнул, зачем-то посмотрел на потолок и выдал:
— Говорят, что с котом нельзя. Никаких исключений.
— Подожди, — начал Сеня, — говорят, что тебе за этого кота дополнительные баллы начислили.
— В этом-то и весь парадокс. О том, что домашних животных не пропускают, я знал. Я этого котика подобрал случайно, на заводе — не знаю, как он там оказался. Около склада ошивался — тощий, грязный — жалкий, одним словом. Подумал: помою, откормлю и подарю кому-нибудь. А дальше… Сами понимаете. Коты есть коты. Раз появился — то уже всё, прирастает. В начале я даже к куратору обращался — может, он поможет кота пристроить? Куратор сказал, что попытается, но не обещал. А потом я и сам уже не хотел. Надеялся, что разрешат взять с собой. Котик умный, воспитанный. В худшем случае, думал, если не возьмут в Нарнию — вернусь с котиком. А вышло по-чудному. Знаете, как говорят: мухи отдельно, котлеты отдельно. За заботу о бездомном животном баллы добавили. Но брать с собой всё равно нельзя. Спросил — как же так? А он говорит: поговори с народом, может, кто согласится взять? И вообще — пусть этот кот будет не моим, а котом при общежитии.
— Соберём собрание, назначим ответственного… — фыркнул Сеня.
   Но Чен сарказма в его словах не заметил и потому лишь кивнул.
— Новая должность: дежурный по коту, — сарказм в голосе Сени стал едким, как дым от тлеющей резины.
— Если считать, что кот не твой, а всего общежития, то будет легче потом расставаться.
— Они объяснили — почему с котом нельзя?
— Да. Назвали целую кучу причин. У нас нет ветеринарной службы, до ближайшей станции, которая может дать разрешение, озвереешь добираться, а кошки плохо переносят переезд и так далее — целый трактат зачитали.
— Вот тебе и Нарния. Их отношение к коту не поколебало твоих намерений?
— Нет. У меня нет иллюзий, при необходимости они могут действовать жёстко. Очень жёстко. Зато у них практически не было погибших во время вулканической зимы. А по миру в целом погибли сотни миллионов. Нельзя судить общество по отдельно взятым фактам.
   Сеня поставил чашку на стол.
— Заведёшь себе там нового кота и назовёшь его Барсик-два. И боль утраты пройдёт.
   Чен задумчиво теребил рукав вязаной кофты. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь мягкими звуками старых мелодий из музыкального канала. Мы с Сеней переглянулись.
— Кота оставь нам, — твёрдо сказал Сеня. — У нас он будет как у Христа за пазухой.
   Я поднял брови, удивлённый. Такое говорил тот самый Сеня, который любил собак, а не котов. Видимо, он понял, что Барсик может превратить наше общежитие из места, где мы ждём своей участи, в уютный дом, где у каждого есть своё место. И у Барсика тоже.
— Этот случай… с котом… не изменил твоего отношения к Нарнии?
Чен посмотрел на меня с удивлением.
— Идеальных стран не бывает. Чем больше я читал и смотрел фильмов о Нарнии, тем более врастал в неё. Бывает же так, что чем больше знакомишься, тем сильнее ощущаешь, что это место для тебя. А идеально оно или нет — какая разница?
   Я кивнул. И вдруг, неожиданно для себя самого, добавил:
— Если в Нарнию с котом нельзя, то не поискать ли нам место, куда можно?