М. И. Цветаева 1892-1941 гг

Гениальная поэтесса Марина Цветаева родилась 8 октября 1892 года в семье московских интеллигентов. Ее отец Иван Владимирович был искусствоведом, филологом, профессором Московского университета и основателем Музея изящных искусств (сейчас это всем известный Пушкинский музей). Мать Мария Мейн – пианисткой, поэтому в их доме всегда звучала классическая музыка.

Младшая сестра Цветаевой Анастасия так вспоминает об их детстве:
"Детство наше полно музыки. У себя на антресолях мы засыпали под мамину игру, доносившуюся снизу, игру блестящую и полную музыкальной страсти. Всю классику мы, выросши, узнавали как "мамино" –"это мама играла…" Бетховен, Моцарт, Гайдн, Шуман, Шопен, Григ... под их звуки мы уходили в сон".

Мария была второй женой Ивана Цветаева – его первая супруга, оперная певица Варвара Иловайская и мать двоих его старших детей, умерла в 1890 году через несколько дней после рождения сына. Марина Цветаева называла ее первой и вечной любовью, вечной тоской своего отца.

После смерти матери от туберкулеза – Марине на тот момент было 14 лет – занятия музыкой сошли на нет. Но мелодичность осталась в стихах, которые Цветаева начала писать еще в шестилетнем возрасте – сразу на русском, немецком и французском языках.

Когда Цветаевой было 16 лет, она уехала в Сорбонну, где прослушала (правда, не до конца) курс старофранцузской литературы. Уже через год на собственные средства она выпустила свой первый сборник "Вечерний альбом". "Вечерний альбом" Марина отправила на отзыв мэтру – Валерию Брюсову. Поэт-символист упомянул о молодом даровании в своей статье для журнала "Русская мысль": "Когда читаешь ее книгу, минутами становится неловко, словно заглянул нескромно через полузакрытое окно в чужую квартиру и подсмотрел сцену, видеть которую не должны бы посторонние".. :

Все лишь на миг, что людьми создается.
Блекнет восторг новизны,
Но неизменной, как грусть, остается
Связь через сны.
Успокоенье… Забыть бы… Уснуть бы…
Сладость опущенных век…
Сны открывают грядущего судьбы,
Вяжут навек.
Все мне, что бы ни думал украдкой,
Ясно, как чистый кристалл.
Нас неразрывной и вечной загадкой
Сон сочетал.
Я не молю: "О, Господь, уничтожи
Муку грядущего дня!"
Нет, я молю: "О пошли ему, Боже,
Сон про меня!"
Пусть я при встрече с тобою бледнею, —
Как эти встречи грустны!
Тайна одна. Мы бессильны пред нею:
Связь через сны.

На сборник также откликнулись Максимилиан Волошин и Николай Гумилев. Последний написал в рецензии, что Цветаева здесь "вся на грани последних дней детства и первой юности".

В Коктебеле, в гостях у Волошина, Марина познакомилась с Сергеем Эфроном, сыном революционеров-народовольцев Якова Эфрона и Елизаветы Дурново. В январе 1912-го они обвенчались, а вскоре вышли ее книга с "говорящим" названием: "Волшебный фонарь". Следующий цветаевский сборник "Из двух книг" был составлен из ранее опубликованных стихов. Он стал своего рода водоразделом между счастливой юностью и трагической зрелостью поэта.

Первую мировую войну молодая семья встретила в Москве. Сергей готовился к поступлению в университет, Марина писала стихи. С 1915 года Эфрон работал на санитарном поезде, в 1917-м был мобилизован. В том же году Цветаева пишет мужу письмо, в котором есть такая фраза: "Если Бог сделает это чудо – оставит Вас в живых, я буду ходить за Вами, как собака".

Позже Эфрон оказался в рядах Добровольческой армии, участвовал в легендарном "Ледяном" походе Деникина. Из Крыма с остатками белой армии перебрался в Турцию, а затем в Европу. Марина Цветаева оставалась в революционной России и не имела вестей от мужа долгие четыре года.

Старшая дочь Цветаевой, Ариадна (дома ее звали Аля), родилась в сентябре 1912 года. В глазах Марины, как это случается со многими матерями, ее дочка была ребенком, который отличается от остальных детей. Цветаева сама учила Ариадну писать и читать, с малых лет девочка начала вести дневник – так учила мама: не механически переписывать слова из азбуки, а самой размышлять о том, что происходит вокруг, и наблюдать.

Ариадна восхищалась матерью, знала и любила ее стихи. Мамой она ее звала редко – Цветаева и сама так хотела. Предпочитала, чтобы дети называли ее по имени. С Ариадной Цветаева была близка, но не как мать, а скорее как подруга.

Младшая дочь Цветаевой, Ирина Эфрон, родилась в апреле 1917 года. Ира совсем не походила на старшую сестру ни живостью ума, ни способностями. Она часто болела, росла слабой, плохо говорила.

Между тем материальное положение Цветаевой стремительно ухудшалось. Известий от Эфрона по-прежнему не было, она осталась в Москве одна. В 1919 году стало совсем тяжело: продуктов было не достать, небольшая квартирка в Борисоглебском переулке не отапливалась.

И тогда Марина приняла по совету врача нелегкое решение: она решила поместить дочерей в Кунцевский приют, надеясь, что там они получат пропитание. Во время вынужденной разлуки Марина писала пронзительные стихи, описываю свою тоску. 

Маленький домашний дух,
Мой домашний гений!
Вот она, разлука двух
Сродных вдохновений!

Жалко мне, когда в печи
Жар, – а ты не видишь!
В дверь – звезда в моей ночи!
Не взойдешь, не выйдешь!

Однажды она приехала в приют и пришла в ужас от увиденного: "Постепенно понимаю ужас приюта: воды нет, дети – за неимением теплых вещей – не гуляют, ни врача, ни лекарств – безумная грязь – полы, как сажа – лютый холод (отопление испорчено). Хлеба нет. И все. Дети, чтобы продлить удовольствие, едят чечевицу по зернышку. Холодея, понимаю: да ведь это же – голод!"

Вскоре оба ребенка заболели. Алю лихорадило, она кашляла кровью, постоянно жаловалась на головные боли. Ирина не ходила: в столовую ее носили на руках. В январе 1920 года Цветаева увезла старшую дочь в Москву. Младшая осталась в приюте. Некоторые литературоведы пишут, что поэтесса просто не смогла унести на руках обеих девочек сразу. А в феврале Ирина умерла от голода. На похороны Марина не смогла приехать. В письме Вере Звягинцевой от 7 февраля 1920 Цветаева объясняла:
"…у Али в этот день было 40,7 – и – сказать правду?! – я просто не могла. Аля была больна, и я вся ушла в ее болезнь – и вот Бог наказал... И – самый мой ужас! – что я ее не забыла, не забывала, все время терзалась… И все время собиралась за ней, и все думала: – "Ну, Аля выздоровеет, займусь Ириной!" – А теперь поздно".

Летом 1921 года Илья Эренбург, давний приятель Марины, передал ей письмо от Эфрона. Цветаева тут же начала собираться в эмиграцию. 11 мая 1922 года Цветаева с дочерью выехала из Москвы в Ригу, где сделала пересадку на берлинский поезд. Берлин начала 1920-х был издательской Меккой русской эмиграции. В 1922–23 годах у Цветаевой здесь вышло пять книг. Чуть раньше в Москве были опубликованы сборник "Версты", драматический этюд "Конец Казановы" и поэма-сказка "Царь-девица" – таким получилось прощание с Россией.

Сергей Эфрон учился в Карловом университете в Праге, который предлагал беженцам из России бесплатные места. Цветаева с дочерью отправились за ним. Снимать квартиру в Праге было не по карману, поэтому семья несколько лет ютилась в окрестных деревнях.
Здесь, в окрестностях Праги, в 1923 году Марина познакомилась с Константином Родзевичем, близким другом Сергея Эфрона. После Гражданской войны он тоже оказался в Праге и в 1923 году познакомился с Мариной. Очень быстро у них завязался роман. Новая влюбленность по-настоящему вдохновила Цветаеву, и за три месяца она написала 90 стихотворений. Уже после расставания Марина создала одно из самых великих своих произведений и отправила последнюю записку Родзевичу. "Я ухожу от Вас, любя Вас всей душой… Все это будет Поэмой Конца…" На исходе жизни она будет вспоминать, что эта любовь была самой главной в ее жизни.

Константин Родзевич, кроме "Поэмы Конца", стал героем "Поэмы Горы", полной ветхозаветной страсти и античного трагизма. В ее центре сюжет о том, как люди встречаются (поднимаются на Гору), влюбляются (находятся на Горе), но не женятся, а расстаются и прощаются навсегда (спускаются с Горы). В Чехословакии родились и "русские" поэмы-сказки Цветаевой "Мо;лодец", "Переулочки", драма "Ариадна", был начат "Крысолов" – переосмысление немецкой легенды о Крысолове из города Гамельн.

В 1925 году после рождения сына Георгия (дома его звали Мур) семья Эфронов перебралась в Париж. Столица русского зарубежья встретила их, на первый взгляд, приветливо. С успехом прошел поэтический вечер Цветаевой. Но разногласия между независимой Мариной Цветаевой и русской интеллигенцией старой закалки становились все более явными. Ее взгляды и позиция слишком отличались от привычек мэтров, которые здесь царствовали: Дмитрия Мережковского и Зинаиды Гиппиус, Владислава Ходасевича и Ивана Бунина.

Цветаева перебивалась случайными заработками: читала лекции, писала статьи, занималась переводами, но этим обеспечить семью ей не удавалось (Сергей не мог работать из-за проблем со здоровьем). Время от времени ее друзья устраивали творческие вечера. В середине 1930-х был даже организован "Комитет помощи Марине Цветаевой", куда вошли известные русские эмигранты, например, философ Николай Бердяев.

Ситуацию усугубляло то, что эмигранты, в большинстве своем не принявшие революцию, осуждали Сергея Эфрона. Он стал открытым сторонником большевизма, вступил в ряды "Союза возвращения на родину". Эфрон настаивал, что попал в стан белогвардейцев почти случайно. В 1932 году он подал прошение, чтобы получить советский паспорт, и был завербован НКВД.

Большинство из созданного Цветаевой в Париже осталось неопубликованным. В 1928 выходит последний прижизненный сборник поэтессы — «После России», включивший в себя стихотворения 1922—1925 годов. Позднее Цветаева пишет об этом так: «Моя неудача в эмиграции — в том, что я не эмигрант, что я по духу, то есть по воздуху и по размаху — там, туда, оттуда…». В 1930 году написан поэтический цикл «Маяковскому» (на смерть Владимира Маяковского), чьё самоубийство потрясло Цветаеву.

В отличие от стихов, не получивших в эмигрантской среде признания, успехом пользовалась её проза, занявшая основное место в её творчестве 1930-х годов («Эмиграция делает меня прозаиком…»). В это время изданы «Мой Пушкин» (1937), «Мать и музыка» (1935), «Дом у Старого Пимена» (1934), «Повесть о Сонечке» (1938), воспоминания о Максимилиане Волошине («Живое о живом», 1933), Михаиле Кузмине («Нездешний вечер», 1936), Андрее Белом («Пленный дух», 1934) и др.

С 1930-х годов Цветаева с семьёй жила практически в нищете:
"Никто не может вообразить бедности, в которой мы живём. Мой единственный доход — от того, что я пишу. Мой муж болен и не может работать. Моя дочь зарабатывает гроши, вышивая шляпки. У меня есть сын, ему восемь лет. Мы вчетвером живём на эти деньги. Другими словами, мы медленно умираем от голода".

Ее муж Сергей и дочь Ариадна стремились вернуться в СССР. Однако Марина прекрасно понимает, что той России, которую она оставила в начале 1920-х, уже не существует. "Все меня выталкивает в Россию, в которую я ехать не могу. Здесь я не нужна. Там я невозможна", – так Цветаева описывает свое состояние в 1930-е годы в одном из писем.

Первой в марте 1937 года в Москву уехала Ариадна. Выпускница престижной Школы Лувра, историк искусства и книжный график, она устроилась в советский журнал, который выходил на французском языке. Много писала, переводила. Осенью того же года в Москву вернулся Эфрон. Его поселили на государственной даче НКВД в Болшеве, и жизнь, казалось, наладилась.

Марина не разделяла восторгов своей семьи и ее надежд на счастливое будущее в Советском Союзе. Цветаева так описывает свое состояние:
С фонарем обшарьте
Весь подлунный свет!
Той страны – на карте
Нет, в пространстве – нет.

Выпита как с блюдца, –
Донышко блестит.
Можно ли вернуться
В дом, который – срыт?

В 1939 году Цветаева вместе с сыном Георгием (Муром) все-таки вернулась в СССР вслед за мужем и дочерью. Она поселилась на той же даче НКВД в Болшеве (ныне Мемориальный дом-музей М. И. Цветаевой в Болшеве). 27 августа по надуманному обвинению была арестована дочь Ариадна, 10 октября — Эфрон. 16 октября 1941 года Сергей Эфрон по ложному обвинению был расстрелян на Лубянке (по другим данным — в Орловском централе); Ариадна после пятнадцати лет заключения и ссылки реабилитирована в 1955 году.

О том, что отца расстреляли в октябре 1941 года, Ариадна узнает только несколько лет спустя. В общей сложности она провела в лагерях ГУЛАГа восемь лет и еще шесть лет – в ссылке. Именно благодаря стараниям Ариадны в 1961 году "Избранное" ее матери все же было издано в СССР.

В СССР Цветаева практически не писала стихов, занимаясь переводами.
Война застала Цветаеву за переводами Федерико Гарсиа Лорки. Работа была прервана. В начале августа Цветаева вместе с сыном уезжает в эвакуацию в Елабугу. Путь на пароходе занял десять дней, Мур писал, что спать приходилось сидя, в темноте и вони. Супруги Бродельщиковы выделили постояльцам даже не комнату, а угол – часть горницы за перегородкой. Хозяйка вспоминала, что Марина Ивановна каждый день уходила из дома на поиски работы.

Марина решила перебраться в Чистополь, где жили многие эвакуированные литераторы. 26 августа совет эвакуированных разрешил ей прописаться в этом городе, оставалось найти комнату. Она оставила в Чистополе заявление: «В совет Литфонда. Прошу принять меня на работу в качестве судомойки в открывающуюся столовую Литфонда. 26 августа 1941 года». 28 августа она вернулась в Елабугу с намерением вскоре перебраться в Чистополь.

Но, вернувшись в Елабугу, она вдруг передумала уезжать.
30 августа сын Георгий писал: "Мать – как вертушка: совершенно не знает, оставаться ей здесь или переезжать в Чистополь. Она пробует добиться от меня "решающего слова", но я отказываюсь это "решающее слово" произнести... Пусть разбирается сама".

Мур писал, что в последние дни мать была сама не своя. Хозяйка слышала, как они ссорятся, но причин понять не могла: разговаривали на французском. Цветаева, за которой все еще тянулся шлейф белоэмигрантки, жены и матери врагов народа, боялась навредить Муру. Она считала, что если ее не будет в биографии сына, то ему будет лучше, ведь "дети за родителей не отвечают".

31 августа Марина Цветаева осталась в доме Бродельщиковых одна, сказавшись нездоровой. Георгий с хозяйкой ушли на воскресник – расчищать место под аэродром. Хозяин с маленьким внуком отправились на рыбалку. Дождавшись их ухода, Марина Ивановна повесилась.

В предсмертной записке сыну она писала:
"Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але – если увидишь – что любила их до последней минуты, и объясни, что попала в тупик".

Марина очень беспокоилась о судьбе сына. Еще одну записку она оставила друзьям, Асеевым, умоляя их позаботиться о Муре:
"Дорогой Николай Николаевич! Дорогие сестры Синяковы! Умоляю вас взять Мура к себе в Чистополь — просто взять его в сыновья — и чтобы он учился. Я для него больше ничего не могу и только его гублю. У меня в сумке 450 р. и если постараться распродать все мои вещи. В сундучке несколько рукописных книжек стихов и пачка с оттисками прозы. Поручаю их Вам. Берегите моего дорогого Мура, он очень хрупкого здоровья. Любите как сына — заслуживает. А меня — простите. Не вынесла. МЦ. Не оставляйте его никогда. Была бы безумно счастлива, если бы жил у вас. Уедете — увезите с собой. Не бросайте!"

Ее похоронили 2 сентября. Могила в военные годы затерялась. Подлинное место неизвестно, но есть символическое захоронение. В 1990 году Марину Цветаеву заочно отпели в Покровском соборе Елабуги по благословению патриарха Московского и всея Руси Алексия II. При отпевании ее самоубийство назвали "убийством от режима".
Ее сын, Георгий Сергеевич Эфрон («Мур»)в июле 1944 года погиб на фронте и похоронен в братской могиле в г. Браслав Витебской области, Белоруссия.