Глава 15. Сталкер

— Ты нарочно меня дразнишь?
— Прости! Сам не знаю, зачем начал.
— Ты нарочно издеваешься, да?
— Извини, глупо вышло.
— Какая новость?
— Это не моя тайна.
— Тайны! Тайны! Вечно у тебя какие-то тайны!
— Поэтому ты все время читаешь мой дневник? Скоро писать туда начнёшь.
— Миленький! Ну как же я еще узнаю, любишь ты меня или нет?
— Ну, хорошо, успокойся. Не реви белугой. Хочешь скажу новость?
— Хочу!
— Я, конечно, подонок.
— Какая новость?
— У Далёкова в субботу свадьба.
— Господи!
— Ничего.
— Что с тобой?
— Сволочи!
— Это уже что-то из «Антония и Клеопатры»!
— Сволочи! Сволочи!
— Я только исполнял свой долг гонца.
— Какие же вы все сволочи!
— Я весть принёс, но я их не венчал.
— Ладно. И кто она?
— Похоже, одноклассница какая-то.
— Ну, все я, все. Я нормально. Так кто она?
— Какая-то первая любовь… Он три дня вопил. От счастья, как я понял из его несвязной речи.
— Сволочи! Сволочи вы! Какие же вы все сволочи!
— Нет, точно, правда любит тишину.
— Лучше бы он помер.
— Не надо.
— Сволочи! Как я вас всех ненавижу!
— А всех-то за что? Не опускайся, как Гамлет, до человеконенавистничества.
— Гамлет… Ром, помнишь, летом в твоем дневнике была одна фраза?..
— Какая фраза? Вообще-то я стараюсь вести дневник так, чтобы не смущать цензора.
— Приехал Митяй и сказал, что все разбились на пары, кроме Поликсены.
— Да, что-то было такое…
— Тебя обрадовало это?
— Наверное… Да, обрадовало.
— Правда, обрадовало?
— Страшно обрадовала.
— Так вот, Митяй сказал неправду!
— Митяй сказал неправду?
— То есть, Митяй не виноват. Он не знал. Никто ничего не знал. Никто ничего не знал, а Он был… Прости, я сделала тебе больно.
— Я его знаю?
— Нет, не знаешь. Его нет на фотографиях.
— Он вампир?
— Нет, он хороший.
— Хороший вампир?
— Просто у нас был общий привал. Только ты не думай. Ничего не было. Даже он ничего не знал. Я просто не смела ему, признаться. Никто ничего не знал, а Он был. Я просто смотрела на него, и на это озеро колдовское, и у меня было такое спокойствие на душе. Просто быть рядом, видеть его — это было такое счастье. Ох! Прости меня! Ты удивлён?
— Не очень.
— Не очень?
— Ты же смотрела «Сталкера»?
— Мой любимый фильм.
— Да что ты? А знаешь, кого я видел у Книжного мира на Калининском?
— Нет.
— Твоего любимого Сталкера.
— Моего любимого Сталкера?
— Стоял у входа в васильковом костюме. Таком ярко васильковом.
— А, Сталкера! Кайдановского?
— Я сначала подумал, джинсы. Нет. Костюм! Но васильковый. Ярко васильковый.
— И что? Я не понимаю. Ты к чему это?
— Так. К слову. У него непростая судьба. Говорят, считает себя актером одной роли. С женщинами не уживается. Одним, словом, сталкер.
— Актер одной роли — Сталкер?
— Какой же еще? Так, вот, я слышал о таких вещах. Это почти болезнь. Но я Кайдановского, наоборот, еще больше полюбил. А ты знаешь, что он, как Абрам, в своем кругу. Знает абсолютно все.
— Ты к чему ты это все?
— Просто так. Я вышел через полчаса, а он все стоял.
— Прости, это, правда, удар ниже пояса.
— Только не говори красиво! Так вот я приехал в Книжный мир, чтобы продать барыгам свои книги. Они всегда там стоят, спрашивают, чего мол несете?
— Книги? Зачем?
— Как говорит один мой новый коллега, деньги были очень нужны. Вечером накануне я шел по парку и вдруг услышал, как Леонтьев поет «Дельтаплан». Это музыка Артемьева, знаешь?
— Который для Тарковского все пишет?
— Именно! И я вдруг решил все-таки поехать с вами на Алтай. Черт с ней с кафедрой! Но нужны были деньги. Сорок рублей. Барыга мне говорит: Старик, ты пришел из вчерашнего дня. «Мастер», то да сё… Это уже никому не нужно! Тогда я занял у тети Иры…
— Ты покупал путевку?
— Да, какой-то морок… Купил, посмотрел, как рядом с вашими фамилиями напишут мою, потом приехал на другой день, еще один, третий день, отстоял в очереди. Сдал путевку, отдал деньги тете Ире. Она говорит: «Помогло?» Я говорю: «Да».
— Ничего не понимаю.
— Я тоже.
— Открой, пожалуйста, окно. Да, нет. Не бойся.
— Мне точно не надо бояться?
— Нет. Просто мне сейчас будет дурно.
— Хорошо, но только вместе.
— Вместе. Не бойся, ничего я собой не сделаю. Мне просто нужен воздух. Пойдем, пожалуйста, на балкон.
— Тогда одевайся, и пойдем вместе.
— Нет, мне не на долго. Я наброшу одеяло.
— Хорошо, только вместе.
— И все-таки.
— Что и все-таки?
— Я Тебя даже с Ним не ставила на одну ступень.
— Я польщен.
— Ты для меня был всем. У меня не было другой жизни, кроме твоей.
— У меня такое чувство, что я потерял нить. Так чья ступень все-таки выше? Прости, я отупел.
— Точно отупел! Твоя, конечно!
— Моя? Ну, конечно!
— Да, я никого не замечала вокруг. Я не могла ни на кого смотреть, кроме тебя. Я не могла даже на секунду представить, что кто-нибудь будет на твоем месте. Я сказала тебе об этом, а тебя это смешило: Посмотри. И я один раз посмотрела, и сразу стала видеть.
— Правда, что ваши сибиряки держат мороженных коров на балконе?
— Почитай мне, пожалуйста, стихи!
— Нет настроении.
— Ты воспользовался моим состоянием. Я была сама не своя.
— Пойду я лучше выпью.
— Только обещай мне.
— Что я должен тебе обещать?
— Что не будешь курить.
— А есть, что покурить?
— Не остри!
— Извини.
— Это ты прости! Это уже удар ниже пояса.
— Да. После такого надо подышать.
— Ты мне веришь?
— Мне надо подумать.
— Так что? Это – все? Между нами – все?
— Говорю, с этим надо переспать.
— С кем переспать?
— С Этим.
— Со старой скрипкой больно расставаться, а с человеком..,
— То есть ты играешь на мне? Спасибо что не флейте, как Розенкрац и Гильдернстерн.
— Но ты веришь мне?
— Я верю только дельтаплан поможет мне.